Текст книги "«Оскар» за имя"

Она взглянула на свое отражение в зеркале, на светлые локоны, обрамляющие ее лицо, на синие глаза, подчеркнутые черным гримом, на яркие губы. Пол был прав. Ее не узнал бы и собственный отец.

– Давайте-ка немного порепетируем, – сказал Дарби своим командирским тоном. Они прошли в заднюю часть площадки, откуда должны были выйти.

Сюжет был достаточно прост. Бет должна была выплыть на сцену, протянув вперед руки и стараясь казаться воздушной, а Майра просто следовала за ней. Они должны исполнить что-то вроде танца в своих прозрачных одеяниях, затем Бет опускалась на траву, а Майра с томлением в глазах опускалась перед нею на колени. Она начинала медленно раздевать ее, ласкать и все такое, а Бет делала вид, что томится от желания и тоже начинала раздевать Майру. Потом появляется тот парень, и они занимаются любовью втроем, вот и весь фильм. Он должен длиться всего восемь минут и быть немым. Возможно, они потом запишут звук. Постанывания, классическая музыка, так чтобы те мужчины, которые будут его смотреть, почувствовали подъем, чтобы от фильма у них улучшилось настроение, чтобы они поняли, что это не просто порнуха с групповухой.

Бет почти не замечала наблюдавших за ней мужчин – прожектора ослепили ее, но она знала, что вся группа внимательно наблюдает за тем, как она опускается на искусственную траву, срывает искусственный цветок, как Майра медленно стягивает с себя легкую ткань, прикрывающую ее грудь. В комнате раздались смущенные смешки. Похоже, что эта сцена действительно на них действует возбуждающе.

Майра изображала страсть, набрасываясь на нее, и в конце появился этот парень. На нем были спортивные шорты, футболка и короткие коричневые носки, прикрывающие лишь щиколотки. Это был самый обычный парень лет двадцати, и вид у него был весьма смущенный. Шли часы, ей казалось, что этому не будет конца. Все время было что-то не так. То свет. То позы. Она чувствовала себя коровой, когда выходила на площадку.

– Выплывай! – орал ей Дарби. – Подними руки вверх, черт возьми!

Когда он подошел к ней, чтобы придать ей нужную позу, чтобы показать ей, что он хочет, она почувствовала в его прикосновении, заметила в его плотно сжатых губах нетерпение. Он низко наклонился над ней, и она ощутила запах его лосьона. Бет сама не знала, хочет ли она, чтобы он видел, как она это делает. Хочет ли она спровоцировать его, чтобы он еще раз приблизился к ней.

Но Дарби вел себя лишь как профессионал, она это поняла и испытала некоторое разочарование. Можно было подумать, что он имеет дело с неодушевленным предметом.

Через некоторое время это уже всем надоело. Члены съемочной группы тоже потеряли интерес. Все было очень по-деловому, особенно действия Дарби. Интересно, думала Бет, сдержал ли Пол свое слово и ушел ли из комнаты на время съемок. Он может наговорить ей все, что угодно, и она никогда не узнает правды. Это из-за прожекторов. Они такие яркие. К ней подошел гример, промокнул ее полотенцем, поправил грим. Кто-то принес бутерброды из ближайшей закусочной, и они сделали перерыв на обед.

День уже клонился к вечеру, когда они начали снимать последнюю сцену. Это было ужасно, потому что парень никак не мог заставить свой член встать, как он с ним ни возился. Он все продолжал свои попытки, пока Бет и Майра отдыхали. Дарби проявлял терпение, пытаясь всячески его подбодрить, а остальные члены группы курили в ожидании, когда наступит чудесное мгновение и он заработает. Но она могла понять, почему у парня не получалось. Когда они начали съемки несколько часов назад, наверное, каждый мужчина в группе хотел бы быть на его месте, хотел бы этим заниматься с этими двумя девушками. Но потом началась работа. Прожектора. Владело им не желание, а необходимость, не мудрено, что ничего не получалось, да еще при всех. У Дарби был такой вид, как будто он не знал, что ему делать дальше. В конце концов, им необходимо было снять эту сцену, а то не будет фильма.

Сначала сосала Майра, а парень стоял с таким видом, как будто вот-вот умрет от стыда. Затем ее сменила Бет, и это отчасти сделало свое дело. Камеры стали снимать крупный план, а она закрыла глаза, чтобы изобразить экстаз. Но парня хватило ненадолго. Его пенис опять стал мягким. Иногда мужиков действительно жалко. Они никогда не знают, как он себя поведет, никогда не знают – будет ли он действовать. Неудивительно, что им все время приходится что-то доказывать. В финале предполагалось, что он должен кончить ей на живот, на грудь, на лицо. Все же ему удалось чуть-чуть напрячься и выдавить ей на грудь несколько капель, и Дарби сказал, что на этом они закончат.

С клиентами все было по-другому. Ею восхищались, говорили, какая она красивая, а здесь она чувствовала себя ужасно, как кусок второсортного мяса в лавке. И в группе сначала царило такое возбуждение, а спустя некоторое время можно было подумать, что снимается документальный фильм о добыче железной руды или еще что-нибудь в этом роде. Обычно после того, как она была с кем-нибудь, Пол не мог дождаться момента, когда отвезет ее домой и сам с ней этим займется. Но на сей раз все было по-другому. По дороге домой он был так погружен в свои мысли, что с тем же успехом мог находиться и в Аризоне.

– Когда мы все смонтируем, будет отлично, – произнес наконец Пол. – Парень, конечно, сплошное разочарование, – но все, что нужно, там есть. Немного отредактируем, наложим звук, все будет отлично. – Она поняла, что он собирается сказать что-то о ней. Она ни на секунду не верила, что он выполнит свое обещание и уйдет из комнаты, когда начнутся съемки. Конечно, он был там все это время.

– Это было отвратительно, – сказал он.

Она знала, что так и получится, если Пол увидит ее с кем-нибудь, она знала, что он именно это будет чувствовать. Что она дрянь. Он всегда говорил, что она продает только тело, но верил в это не больше, чем она сама. Она делала то, что он хотел от нее, и он ненавидел ее за это. В этом и состояла правда. Буду ли я этим заниматься или не буду, все равно он будет недоволен, думала она с горечью. Если бы я только не любила его. Но это невозможно было представить. Потому что она его любила. Очень любила.

ГЛАВА 14

Бет Кэрол почувствовала изменение атмосферы в «Секретах» сразу же, как переступила порог салона. Обычно там царило возбужденное оживление, вызванное появлением очередной звезды. Как, например, Барбары Пейтон, этой хорошенькой блондинки, которая ходила с Франчотом Тоуном, а также и Сонни Тафтсон, и они как-то здорово подрались из-за нее в каком-то ночном клубе. Это была еще та штучка, она ходила по салону в расстегнутом халатике-накидке, надетом на голое тело, демонстрируя все свои прелести, хотя Бет не могла понять зачем. Мужчины, работающие там, не обращали на нее внимание или же приходили в ужас, а женщины считали, что это вульгарно. Она видела здесь также Шелли Уинтерс и Клер Тревор, а как-то раз даже Хеди Ламарр, когда та вставала из кресла Бобби. Это было потрясающе и странно, поскольку обычно Бобби сам приходил к ней на дом.

– Еще здесь бывали девушки, которые общались с гангстерами, вроде Микки Коэн, у которой были потрясающие драгоценности и туалеты, все они были похожи на моделей. Еще вызывающие зависть девицы на содержании у богачей, которые вертели этими богачами, как хотели. Были еще и проститутки, вроде Дру, выдающие себя за актрис или моделей. А также проститутки, которые ни за кого себя не выдавали.

У каждой из здешних женщин была своя история, особенно у тех, кто не был подружками гангстеров, кинозвездами, содержанками или проститутками. Обычно они говорили о своих детях, туалетах, диетах, каникулах, прислуге, психиатрах и декораторах. Но чаще всего о мужчинах. Если речь шла о бывшем муже, то они рассказывали о том, каких трудов им стоило добиться приличных алиментов, о том, что их не хватает на детей, и о том, что их бывшие мужья не навещают детей, а если и навещают, то покупают им множество подарков, чтобы досадить бывшим женам и представить их в дурном свете.

А что они рассказывали о своих мужьях и любовника! Можно было подумать, что все они – ничтожества, которых необходимо без конца воспитывать, чтобы они работали и зарабатывали деньги для того, чтобы эти дамы сидели здесь, наводили красоту и хвастались друг перед другом.

Но было в их тоне и еще кое-что, что Бет не могла не почувствовать. Да, презрение – безусловно, и оно было неподдельным, как будто им было противно, что эти болваны позволяют так водить себя за нос. Но еще звучал и страх. Она слышала, как именно таким тоном говорили об ее отце люди, работавшие на него, – с презрением, даже с ненавистью. Однако все они боялись его, поскольку все от него зависели. Он мог уволить их в любую минуту, даже если у него и не было никакого повода. Да, возможно, с этими дамами было так же. Ведь их мужья и приятели вполне могли найти себе другую, и тогда они оказывались на обочине. Жены переходили в категорию разведенок, единственной надеждой которых было найти себе другого мужчину, который бы стал о них заботиться.

И вот, пока их красили, причесывали, делали массаж и накладывали косметику, они обсуждали свои женские уловки, позволяющие им действовать наверняка в охоте на мужчин. Бет потихоньку училась искусству обольщения: как придерживать руку мужчины, когда тот протягивает зажигалку, как кокетливо бросать взгляды из-под опущенных ресниц… Ну и все такое. Она попробовала так себя вести тоже, и мужчины начинали волноваться. Значит, действует.

Бет хотела вертеть мужчинами, но ей также хотелось выйти замуж, принадлежать человеку, который бы любил ее и заботился о ней всю жизнь. А потом она бы завела ребеночка, который бы принадлежал ей, и тоже любила его и заботилась о нем всю жизнь. Иногда ей даже снилось, как она идет по проходу в церкви под руку с отцом. И такая красивая. Одна девушка привела бы в порядок ее лицо, наложив косметику, другая бы сделала маникюр. Бобби бы тоже был там. Причесал бы ее, надел фату. У нее было бы длинное красивое платье в стиле ретро – с высоким воротом и старинными кружевами ручной работы вокруг шеи и на манжетах. И еще длинный шлейф. Очень длинный шлейф. Она слышала органную музыку, видела белые банты, украшающую все скамейки в церкви, нарядных гостей. Пол ждет ее у алтаря в серых в полоску брюках, черном фраке с веточкой белого подмаренника из ее букета в петлице и в сером шелковом галстуке. Рядом с ним стоит шафер и волнуется, что забудет в нужный момент подать кольца. Она не хотела сосредотачиваться на лице шафера, чтобы представить его себе позже. Однако как-то само по себе получалось, что там возникало лицо Дарби. Она решила, что это неизбежно. Обычно шафером становится лучший друг жениха.

А когда няня принесет ей в первый раз малыша, он будет в голубом одеяльце. Она посмотрит ему в личико, и он откроет свои голубые глазенки, а на щечках появятся ямочки. Она погладит его по светлым волосенкам, а он вцепится в ее палец своей очаровательной крохотной ручонкой. Она спустит лямку своей нарядной ночной рубашки и почувствует, как он своим нежно-розовым ротиком сосет ее грудь, а Пол стоит у кровати с гордостью и любовью на своем красивом смуглом лице.

Все тяжелые времена останутся позади. Приедут его родители. И они будут гордиться и им, и ей. И своим внуком-первенцем. И еще Диана. Она тоже будет здесь и со слезами умиления будет смотреть на своего племянника. Иногда она даже представляла себе, что ее подружкой на свадебной церемонии будет Диана. И от этого испытывала некоторые угрызения совести, потому что это должна бы быть Линда Мэри, с которой они вместе росли и были очень близки. Но кого бы она ни выбрала на роль подружки, все равно все будет прекрасно, и самое главное, что никто не будет злиться, и все будут счастливы.

Об этом мечтали многие здесь в «Секретах» – и посетительницы, и девушки, работающие в салоне. Все они хотели найти какой-то ключик, который бы открыл дверь к счастью, пытались найти формулу, которая сделала бы их любимыми навеки.

Сегодня в салоне было так тихо, что ей даже стало не по себе. Женщина, стоящая у кассы, рыдала, вытирая слезы кружевным платочком.

– Что случилось? – спросила она девушку в регистратуре – глаза у той тоже были красными и опухшими от слез. Бет почувствовала, как по спине пробежали мурашки от страха услышать что-нибудь ужасное.

– Это Норман. С ним произошел несчастный случай. Он умер.

Норман был симпатичный паренек, постоянно крутившийся по залу. Он всегда отпускал довольно двусмысленные шуточки, но над ними невозможно было не смеяться. У него причесывалась Ширли Бут. Не может быть, чтобы он умер.

– О Господи, – произнесла Бет. – Автокатастрофа?

– Его убили, – сказала девушка едва слышно, смаргивая слезы с век.

Убили? Но ведь людей убивают только в кино. Этого не может быть.

Потом темнокожая девушка вымыла ей голову, и Бет села в кресло Бобби, который и рассказал ей о том, что произошло, своим приятным голосом, в котором, однако, чувствовалось какое-то возбуждение, как будто ему доставляло удовольствие пересказывать эту историю. Он ей сказал, что Норману нравился грубый секс и он часто фланировал по голливудскому бульвару или Айвару до большого газетного киоска, иногда крутился возле мужских туалетов в открытом кино для автомобилистов. Но на этот раз он подцепил не тех, кого следовало. Скорее всею, это были солдаты, решившие поразвлечься. Вообще-то полиции ничего неизвестно. Они знают только, что их было четверо. Потому что осталось пять грязных стаканов. Может быть, они просто переусердствовали, потому что Норману нравилось, когда его связывали и избивали. Во всяком случае, они избили его до смерти вот этой самой штукой, которой ворочают дрова в камине, – кочергой.

Они, кроме того, еще ограбили дом. Они всегда так делают. Забрали прекрасное столовое серебро, оставленное Норману его матерью, шесть наручных часов и все его золотые запонки. И еще угнали машину, что уж совсем глупо.

– Ну подумай сама, у кого хватит мозгов угонять автомобиль МДЖ-ТК 1948 года, у которого колеса со спицами? – спросил Бобби. – Фараоны найдут его за пять минут.

– Не понимаю, почему ты решил, что это солдаты, – сказала Бет. – Разве в армию берут таких?

И тогда Бобби объяснил ей, что вообще-то солдаты мальчиков не любят, они предпочитают девушек. Возможно, у них не было денег, чтобы заплатить девушке, или не было денег, чтобы купить и девушку, и выпивку, и травку. А педик сам платит, да еще и угостит и даст травки, если она у него есть. А секс он и есть секс. Плохо только, когда ситуация выходит из-под контроля. Как у Нормана.

– Ну, их поймают, – сказала Бет. – Их отправят в газовую камеру.

– Фараоны ничего не станут делать, – сказал Бобби. – Обычное убийство очередного педика. Это происходит на каждом шагу.

– Ну что ты, Бобби, – усомнилась Бет. – Такого не может быть.

– Ты знаешь хоть одного фараона, которому было бы дело до педиков? – спросил Бобби. – Вот, например, фараоны из полиции по борьбе с проституцией. Знаешь, что они делают? Они идут в мужской туалет и стоят над писсуарами, держа его руками. И ждут, когда кто-нибудь станет с ними заигрывать. Тогда они его избивают. То же самое они проделывают в барах для голубых. И в мужских туалетах открытых кинотеатров для автомобилистов.

– Какое им дело? – спросила Бет, чувствуя себя неловко, даже немного виноватой за то, что она тоже когда-то говорила или делала. – Почему люди не могут делать то, что им хочется? Кому они мешают?

– Это считается незаконным, – с озадаченным видом произнес Бобби. – «Приставание к прохожим».

– Но все же? – смущенно пробормотала она. Тогда Бобби стал рассказывать ей о всяких других случаях. О том, как между кабинками в мужских туалетах проделывают дырки и мужики просовывают туда свою штучку, а с другой стороны другой мужик сосет, и они даже не видят друг друга. Или о том, как по выходным они все собираются на бульваре Санта-Моника позади «Сейфуэй» и занимаются этим прямо на газонах, а окрестные жители просто бесятся от возмущения и звонят в полицию.

Чем больше Бобби рассказывал ей об этом, тем противнее ей становилось. Глядя на него в зеркале, она не могла себе представить, что он способен на подобное. Но ведь он же наверняка рассказывает о себе, решила она. А иначе откуда ему знать обо всем этом?

Их глаза встретились.

– Ты неправильно обо мне думаешь, – сказал он, покраснев.

– Я ни о чем не думаю, – быстро ответила она, тоже залившись краской. – Я просто не понимаю, зачем они это делают, чего хотят.

– Настоящей любви, – ответил он.

– Таким способом? – спросила она.

– Да, – ответил он.

Вечером, Бет, стучась в двери дома на Голливудских холмах, все еще думала о том, что произошло с Норманом. Бедняга – весь в крови, с головой, раскроенной кочергой. Еще она думала и о других мужчинах, которые, как сказал ей Бобби, были голубыми. Среди них немало кинозвезд, которых студиям приходится защищать. Рок Хадсон, например. Этому невозможно было поверить. Такой высокий, красивый, мужественный. Бет где-то читала, что он когда-то водил грузовик. Ребята в салоне действительно были женственными, особенно некоторые из них, такими же женственными, как и многие девушки, посещающие его. Но Рок Хадсон? И еще ходили слухи о некоторых других. Рандольфе Скотте и Кэри Гранте. Тайроне Пауэре. Джеймсе Дине, который, как уверял Бобби, любит, когда о его кожу гасят сигареты. Уолли Коксе и Марлоне Брандо. Он рассказал ей о всех тех гадостях, которые они делали друг с другом, о том, что они только не запихивают друг в друга. Откуда только становится все известно! Одна мысль о том, как два мужика целуются, вызывала у нее тошноту.

Она, конечно, целовала девушек, и они ее целовали, но это просто потому, что этого желали видеть мужчины, и потом, девушки никогда не относились к этому серьезно. Настоящая любовь. Именно этого они и ищут, как сказал Бобби. Это вызывало у нее самое сильное удивление. Господи, до чего же все сложно, запутанно, до чего же все отличается от того мира, в котором она росла и воспитывалась, когда мужчина и женщина женились, заводили семью, детей.

Когда дверь открылась, чтобы ее впустить, она услышала громкую музыку, доносившуюся из проигрывателя. В комнате было полно дыма, так что у нее защипало глаза. Восемь или десять человек, находившихся в комнате, пребывали в различной стадии одетости, а также опьянения. Раздавались взрывы хохота. Кто-то сунул ей в руку стакан с какой-то жидкостью.

Один парень целовал девушку, запустив руку в вырез ее платья. На диване сидел еще один с расстегнутыми брюками, а девушка, стоящая перед ним на коленях, энергично работала ртом. Через дверь, ведущую в спальню, слышались стоны и вскрики. На низеньком столике, раскинув руки и ноги, лежала девушка, другая просунула голову между ее ног, обтянутых черными сетчатыми чулками, пристегнутыми к черному поясу и обутыми в замшевые туфли на высоких каблуках. Девушка на столе приподнялась на локтях, демонстрируя свои огромные груди с коричневыми сосками. Несколько мужчин с увлечением наблюдали за ними. Бет заметила презрительный изгиб ее тонких губ, когда она обвела комнату своими прищуренными глазами. На голове возвышалась башня из обесцвеченных волос. Это была Ферн Дарлинг, девушка из автобуса.

Бет Кэрол почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, когда их глаза встретились. Она увидела, как на лице Ферн появилось озадаченное выражение, та явно пыталась вспомнить, где она ее видела, затем мысленно отмела новую прическу Бет Кэрол, ее неяркую косметику, элегантное платье. Бет вся сжалась от неловкости, когда увидела, что Ферн наконец узнала ее. Затем с издевательской усмешкой она оттолкнула от себя другую девушку и переменила позу, предлагая себя Бет. Волосы на ее лобке были выбриты в форме сердечка и покрашены в розовый цвет.

Кто-то сменил пластинку. Какой-то мужчина налетел на стенку и разбил свой стакан, рассыпавшийся по полу мелкими осколками. Бет повернулась и выскочила через открытую дверь прямо в теплую калифорнийскую ночь, с ее ухоженными клумбами, тощими пальмами, широкими чистыми улицами и воздухом, напоенным ароматом апельсиновых деревьев.

ГЛАВА 15

И тем не менее Бет знала, что с каждым днем выглядит все лучше и лучше, как будто такая жизнь идет на пользу ее внешности. Однако по мере того, как шло время, она чувствовала себя все более и более растерянной. Мир вокруг казался ей каким-то нереальным. Здесь не было настоящего, не было понятия «сейчас». Не было и прошлого. Но ведь когда-то все были обычными детьми, у которых имелись мамы и папы, братья и сестры, которые росли в небольших домиках в Платте, штат Небраска, или Де-Мойне, штат Айова, или хотя бы в Кур Д'Ален, штат Айдахо, учились в школах, переживали из-за отметок, из-за отношения к себе своих товарищей. Старались сделать кому-то приятное, старались, чтобы их любили.

Со всеми этими мыслями ей помогали справиться транквилизаторы. Иногда она принимала по четыре штуки в день, а иногда, забывая, принимала ли таблетку или нет, на всякий случай глотала еще одну, если ей было не по себе. Это и еще коктейли из рома или водки с лимонным соком. Она полюбила их. Они были приятны на вкус, придавали смелости.

Она оступилась, выходя из машины, и ухватилась за дверцу, чтобы не упасть.

– С тобой все в порядке? – недовольно спросил Пол.

– Разумеется, – с достоинством ответила Бет, расправляя плечи.

– Я вернусь после занятий, – сказал он, глядя на часы. Не на те дорогие золотые часы, которые были на нем в день их первой встречи. Те исчезли одновременно с «ягуаром». Эти были подешевле, сортом похуже. Все упиралось в деньги. Бедняга Пол. Он из-за этого постоянно пребывал в мрачном расположении духа. – Если я немного задержусь, спустись в холл и сделай вид, что ты приезжая, – добавил он.

– Знаю, знаю, – небрежно бросила она, отворачиваясь, чтобы не испытывать боли, видя, как он уезжает, бросая ее на произвол неизвестного мужчины, ожидающего ее за дверью. Конечно, без его поддержки ей тяжелее, подумала она, направляясь в сторону одного из домиков позади гостиницы «Беверли Хиллз». Но она не могла сказать об этом Полу, чтобы не злить его.

Ночь была сказочная, светила огромная луна, и черное небо было усеянно множеством ярких звезд. Она легко различила Большую Медведицу – созвездие было похоже на рисунок из ее школьного учебника. Она слышала, как трещат в ночи цикады. Наконец собралась с духом и позвонила.

Ей сразу стало легче, когда она увидела лицо открывшего ей дверь мужчины. Можно было подумать, что он и сам не знал, чего ожидает, а тут вдруг ему принесли чудесный, роскошный подарок, завязанный серебряными ленточками. И этим подарком была она. Он к тому же заказал шампанское. Она увидела в другом углу бутылку, охлаждающуюся в ведерке.

– Меня зовут Джейн, – робко произнесла она.

– А меня Уилбир, – ответил он, беря ее за руку. – Просто не могу поверить своим глазам. Ты самая красивая девушка на свете.

– Спасибо, – сказала она, испытывая настоящую радость. Как ей нравилось, когда ей говорили такие слова, как ей нравилось, когда ею восхищались. Она начинала чувствовать свою власть, чувствовала себя более уверенной, ей казалось, что она может заставить любого сделать ради нее все на свете. Покорить мир и бросить его к ее ногам.

Он начал суетиться, упрашивая ее присесть и открывая шампанское. Она заметила, что он по-настоящему волнуется, и подумала, приходилось ли ему раньше платить за любовь, решив, что если нет, то это даже очень мило. Наконец он смог извлечь пробку из бутылки, зализ пеной все вокруг, и он протянул ей бокал с гордым видом победителя.

– Спасибо, – сказала она, осушая его и отодвигая бокал подальше, чтобы он не смог его снова наполнить. Еще до приезда сюда она выпила три ромовых коктейля. Или, может быть, четыре? Во всяком случае, алкоголь ей помог, немного ее успокоил.

Потом он рассказал ей, что недавно овдовел, что он приехал из Сан-Диего, где является владельцем военного завода, выполняющего государственные заказы, и, может быть, она как-нибудь смогла бы приехать туда и он показал бы ей свой завод. Он сказал, что у него работают тысяча рабочих.

– А теперь расскажи о себе, – сказал он, придвигаясь к ней поближе и жарко дыша.

– А я учусь в Лос-Анджелесском университете, – серьезно сказала она, кладя ладонь на его руку, поглаживая ее. Шампанское, выпитое после этих трех или четырех коктейлей, подействовала на нее возбуждающе. Да еще эти таблетки…

– Ужасно, что малышке приходится этим заниматься, – сказал он, понижая голос, и, обхватив ее за талию, прижался к ней, и его губы скользили по ее щеке, по ее волосам. – Это несправедливо, что мерзкие старики запихивают в нее свои штучки, чтобы малышка могла учиться в университете.

– Ну вы такой славный, – сказала Бет Кэрол, откидываясь на спинку дивана, чувствуя, как его рука гладит ее бедра, задирает юбку. Голова ее кружилась. Теперь он, тяжело дыша, поднес ее руки к своим брюкам, чтобы она расстегнула их и вытащила его член.

Он стал стягивать штаны, и она увидела, что клиент уже готов.

– Иди сядь мне на коленки, – произнес он охрипшим голосом, спуская брюки. – Иди сядь на большую папочкину штучку.

Он потянул ее на себя и, разведя ей ноги, направил рукой свой член в нее. Бет почувствовала его внутри себя и стала двигаться вперед-назад, глядя на его лицо, пока он снимал ее блузку, расстегивая бюстгальтер и, наклонив голову, начал сосать ее соски.

– Малышке это нравится? – залепетал он.

– Да, да, – произнесла она, задыхаясь, но он вытащил член из нее и отнес ее в спальню, где осторожно положил на широкую кровать.

Она лежала и смотрела, как он раздевается. Возится с запонками, расстегивает рубашку. Забавно, все мужики все-таки становятся в определенном возрасте очень похожими друг на друга – у всех намечается лысина, брюшко, все носят очки. Затем он склонился над ней и начал сосать ее губы, лизать веки, а она, постанывая, гладила его член.

– Я хочу, чтобы ты меня попросила об этом, – прошептал он.

– Да, да, – пробормотала она.

– Только мамочка не должна нас видеть, а то она ужасно рассердится. Мы не скажем мамочке, что папочка делает с малышкой, правда? А то она очень-очень рассердится. А теперь скажи, малышка. Скажи мне: «Папочка, пожалуйста, потрахай меня. Я не скажу мамочке, что ты со мной делаешь. Я обещаю».

Она изо всех сил пыталась произнести слова, которые он подсказывал ей, пока он гладил ее, ласкал, целовал, лизал ее пальцы ног и соски.

– Ну скажи, малышка, – шептал он, обжигая ей ухо горячим дыханием. – Скажи, пожалуйста.

В полутьме его лицо было невозможно разглядеть, а его слова, эти ужасные вещи, которые он требовал, чтобы она произнесла, так и звучали в ее ушах.

– Папочка, – прошептала она, обнимая его за плечи и глядя ему в лицо. – Ох, папочка, – проговорила она, и в это мгновение лицо, маячившее перед ней, обрело знакомые и любимые черты – маленькие серые глаза, пухлый чувственный рот, даже большие мочки ушей. Лицо ее отца. Все же он наконец снизошел до того, чтобы заметить ее, оценить любовь к нему, принять и полюбить. Он собирался с ней сделать то, о чем она в душе давно мечтала, и это было так просто. Ей нужно было только попросить об этом. Сказать ему это. Позволить ему это. «Папочка, я хочу, чтобы ты меня потрахал». – Вот и все.

– Ах ты, маленькая сучка, – говорил мужчина, – скажи папочке, чтобы он потрахал тебя. Говори. Говори.

– Папочка, – заныла она, но его терпение кончилось, и он вставил в нее свой член, пока она старалась сфокусироваться на его лице, на лице своего отца.

И где-то в глубине сознания она понимала, что это неправильно, что не так должен папочка демонстрировать свою любовь к ребенку, что она не этого хотела, не об этом просила. Но она почувствовала, что его член пронзил ее, что его руки прижимают ее к себе, крепко держат ее, несмотря на все ее попытки вырваться.

Откуда-то до ее слуха донесся жуткий вопль, в котором слышались такая боль, такая тоска, что Бет просто не могла вынести его, не могла поверить, что этот крик издала она сама.

Мелькали красные огни, слышался вопль сирены. На тротуарах стояли люди и смотрели, как мимо них проносится «скорая помощь» с Бет Кэрол. Лежа на носилках, Бет то приходила в себя, то снова погружалась во тьму, она просто-таки физически ощущала радость прохожих из-за того, что в машине не они. Все было зыбко и нечетко, как на телеэкране, затем перед глазами возникла белая пелена.

Открыв глаза, она увидела белый потолок, белые стены, белые простыни, покрывающие ее. Она поморщилась, увидев, что в руку ей воткнута игла, прикрепленная к капельнице. На стуле у окна сидел Пол, закрыв лицо руками. Ой, как же он разозлился, подумала она, как бы в полусне. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, что же произошло. Вспомнила лицо отца совсем рядом со своим лицом, его руки, крепко обнимающие ее. Он просил что-то ему сказать. Но что же? – думала она. Ведь он ее совсем не любит, и, кроме того, он так рассвирепел тогда из-за Бадди. Но все же он обнимал ее и о чем-то просил. О какой-то услуги. Но о чем? О чем? Она снова открыла глаза. Пол смотрел на нее, его лицо такое бледное, несмотря на загар. На нем была та самая куртка, что и в день их знакомства на автовокзале.

– Как ты могла так со мной поступить? – спросил он.

О чем это он? Бет нахмурилась, пытаясь понять. Она лежит в больнице с капельницей в руке, а он рядом с ней на стуле. А она до этого сделала ему что-то плохое. Она посмотрела на него и испытала прилив нежности, заметив страх в его глазах.

– Где я? – спросила она.

– Ты в больнице – Военном синайском госпитале, в психиатрическом отделении, – сказал он, как будто не веря своим словам. – На третьем этаже, единственном, который они запирают.

– Но почему? – спросила она.

– Потому что ты чокнулась, вот почему, – ответил он. – И еще у тебя обезвоживание и недоедание. – Он провел руками по волосам и добавил чуть не плачущим голосом, глядя на нее с беспомощностью: – Мне ведь только двадцать два.

Бет совершенно не понимала, что он имеет в виду. Зачем он сказал это. Она знала, сколько ему лет.

– Они хотят продержать тебя здесь несколько дней, – сказал он. – Они хотят, чтобы ты немного окрепла, сделать кое-какие анализы. Они хотят, чтобы ты побеседовала с кем-нибудь из них, с психиатром. Ты же знаешь, как это бывает с врачами. Уж коли попадешь им в руки, они так просто от тебя не отстанут.

Бет даже почувствовала некоторое облегчение. Она будет просто лежать, сестры станут приносить ей еду. С ней будут возиться, измерять температуру, ей ничем не придется заниматься. Значит, они хотят, чтобы она поговорила с психиатром. Ну что ж, она слышала, как все эти женщины в «Секретах» рассказывают о своих психиатрах, и ей было интересно, что чувствуешь, когда разговариваешь с ними и тебя внимательно выслушивают и отнесутся серьезно к твоим проблемам. Да, конечно, они тебя выслушают, но это лишь прелюдия для того, чтобы им самим рассказать о себе и услышать в ответ, какие они замечательные. Она смотрела на Пола, который теперь ходил взад-вперед по палате, время от времени выглядывая в окно. Ему необходимо успокоиться. Он просто заболеет, если не возьмет себя в руки.