Текст книги "Львиная стража"

Глава 7

Они не будут ходить в школу две недели, включая выходные, а у него всегда было мало дел в конце недели, начиная с вечера четверга. Понедельник Джессика провела у Эммы, а вторник – с Гарриет. В среду выяснилось, что ему нужно отвезти миссис Апсоланд в питомник редких растений в Эссексе, она собиралась купить рассаду для альпийского сада; и так как они планировали отсутствовать максимум два часа, Пол оставил Джессику одну, правда, попросив Марию приглядеть за ней. Четверг был днем Кембриджа, и ему снова пришлось обращаться за помощью к матери Эммы, чего ему очень не хотелось делать.

Кроме обустройства альпийского сада, работы над которым еще не начались, Апсоланд еще и восстанавливал старую оранжерею. Он называл ее зимним садом. Они собирались посадить там апельсиновые и лимонные деревья. Пол и не поверил бы, что наем рабочих может вызвать такой переполох, если бы кто-нибудь рассказал ему. Выяснилось, что иметь дело с этими людьми и контролировать их – тоже его работа. Прежде чем им разрешили приступать к работе, глава фирмы составил список всех рабочих с адресами, с типами транспортных средств, на которых они будут передвигаться, с номерами их машин и с точным временем их приезда и отъезда.

Всем этим занимался сам Апсоланд. В понедельник он взял полдня отгула, и когда рабочие (двое на машинах, один на мотоцикле) прибыли через ворота, открытые за десять минут до этого самим Апсоландом, он лично всех сфотографировал. Пол, вместе с Джессикой наблюдая на всем этим из окна, не верил своим глазам. Снимки делались «Полароидом», поэтому Апсоланд успел до своего отъезда на станцию принести ему фотографии и собранное им маленькое досье на каждого. Если бы появился человек, не состоящий в списке и не зафиксированный на фотографии, Пол должен был бы позвонить по номеру, указанному в верхней строчке.

– В этом случае, – мрачно сказал Апсоланд, – прибудет помощь и окажет вам содействие в выдворении чужака.

– А не может получиться так, что мы выдворим дополнительного рабочего, вызванного для какой-то специфической задачи? Нас могут засудить за оскорбление личности.

– Будьте хорошим парнем, делайте, как я прошу, договорились? – сказал хозяин.

Апсоланд с чопорным видом передал ему пульт для управления воротами. У Пола это, естественно, вызвало немалое удивление. Против всех посетителей Джаредз принимались повышенные меры безопасности, инфракрасные датчики и противовзломные системы отличались сложной структурой и дороговизной; вероятно, существовали и другие системы охраны, о которых он пока не знал, однако его самого даже не попросили представить какие-либо документы, не говоря уже о рекомендациях. Загадка. И почему, как сказал Апсоланд, прибудет какая-то «помощь»? Если он допускает возможность кражи со взломом или чего-то в этом роде, почему не вызвать полицию? А «помощь» вызывает ассоциации с бандой наемных убийц.

Однако он вскоре перестал переживать на этот счет. Каждый день трое рабочих прибывали на своих машинах и мотоцикле, приходил их начальник; они приезжали в то время, о котором и предупреждали, и уезжали точно в срок, и все они соответствовали своим полароидным фотографиям. Гораздо большей проблемой стала Джессика. Гарнету ужасно не хотелось оставлять ее одну. Он уже гадал, что будет делать в следующий понедельник.

В четверг утром, в Чистый четверг, Пол, как обычно, проверил рабочих, а затем на «Вольво» отвез Джессику к Эмме. Девочки подружились очень быстро. Они познакомились только в середине весеннего семестра, когда Джессика пришла в школу, и быстро стали закадычными подружками – делились секретами, вместе хихикали в своем замкнутом мирке, куда доступ взрослым был закрыт. Что касается Шейлы, мамы Эммы, то в ее дружелюбии Пол уверен не был. Она держалась с ним сухо и холодно, как будто собиралась с духом, чтобы в следующий раз, когда он обратится к ней с просьбой, сказать «нет».

Он ехал обратно по пустой дороге, умиротворенный первыми признаками весны. Живые изгороди из боярышника уже одевались в листву. Листочки проклюнулись всего два дня назад, а сегодня уже превратились в плотный зеленый покров, за которым не видно веток. На ферме этот сорт боярышника называли однопестичным, и было очень приятно срывать молодые побеги и жевать их. Нужно было поймать их в правильный момент, вспоминал Пол, когда они еще зеленые и мягкие, потому что потом они становились горькими. Поддавшись порыву, он остановил машину, вылез и нарвал молодых побегов с кустов. Их острый зеленый привкус вернул детство, продуваемые ветром поля, овец, пасущихся на давно не паханном поле, море, которое подгрызало сушу и каждый год откусывало несколько футов от отцовской земли.

«Я подавал такие надежды», – подумал он. Первый из семьи, кто поступил в университет, практически первый, кто не работал на ферме после окончания школы. Хороший дипломный проект, хорошая первая работа, учителем на севере, потом Кэтрин, встреча с Кэтрин, которая тоже работала в школе, и переезд в Лондон. Когда и почему все это рухнуло? Возможно, это его вина, или дело в том, что никто с его знаниями и, гм, идеалами – претенциозное слово, но какое еще подобрать? – не смог бы сменить преподавание на должность воспитателя в исправительном доме и пожертвовать всем лишь ради того, чтобы не позволять воспитанникам шуметь и препятствовать их попыткам разнести заведение в щепки. В ту неделю, когда Кэтрин ушла от него, одна пятнадцатилетняя девочка подошла к нему и без предупреждения и, насколько он знал, без какой-либо провокации с его стороны ударила его по лицу. То было в начале прошлого года. С тех пор он часто повторял себе: «У меня хотя бы есть Джессика, хотя бы она со мной».

Пол оказался в том же положении, что и другие члены семьи, те, которые не поступили в университет: они работали на земле или в строительном бизнесе или шли, как это называлось во времена его родителей, «в услужение», а сейчас обзавелось более горделивыми эвфемизмами. Пол стал просматривать объявления. Он ходил в бюро по трудоустройству. Дом был выставлен на продажу, чтобы Кэтрин могла получить свою долю, он – свою, а строительное общество – вернуть себе львиную долю. «Я испортил себе жизнь», – часто думал Пол, а потом бросал взгляд на Джессику и пересматривал свое отношение к прошлому. Суд наградил его опекой и попечением над ней. Кэтрин она была не нужна, она любила свою дочь до того, как та родилась, а потом стала равнодушна к ней; он не мог этого понять, но это было так. Она собиралась вернуться в университет, чтобы получить магистерскую степень.

Саффолк – тот факт, что Апсоланды жили в Саффолке, был решающим. А потом, когда Пол познакомился с ними, эта семья его заинтересовала. Он был слегка озадачен, заинтригован. Сперва, как и у других на его месте, у него в голове сложился образ миссис Апсоланд, расфуфыренной, сильно накрашенной, с той нелепой прической, к которой, кажется, тяготеют все богатые, или модные, или отдаленно связанные с шоу-бизнесом женщины, – такой, когда волосы, обязательно золотистые, уложены беспорядочной, спутанной, взбитой массой. Апсоланд привел его в малую гостиную, где в тот момент сидела она и читала. Вся сцена показалась Полу немного постановочной, но он решил, что это просто игра воображения. Она выглядела очень юной, очень обычной. Она была тоненькой, как девочка-подросток. У нее была бледная кожа и очень голубые глаза. Она улыбнулась, и Пол забыл, что всего секунду назад назвал ее обычной. Он увидел, что она очень красива, изящна, совершенна в мелких деталях и остается такой же красивой, когда ее улыбка гаснет. У нее была привычка держать голову чуть-чуть набок, как будто она тщательно что-то обдумывала, прежде чем высказать вслух.

– Мой муж сказал вам? – сказала она Гарнету. – Нам нужен тот, кто возил бы меня, а еще тот, кто приглядывал бы за мной. – Голос – глубокий и сильный и при этом нежный – стал для него неожиданностью. Ему показалось, что он увидел призрак улыбки на ее еле уловимо изогнутых губах. Вероятно, она поняла, что необходимы дополнительные разъяснения. Апсоланд просто стоял рядом, его лицо напоминало тупую маску. – Я довольно нервная. Мы оба нервные. Ведь случаются всякие ужасы, правда? – Она хотя бы не сказала, что у нее агорафобия.

Они пробыли в гостиной всего пять минут, а потом Апсоланд представил его собакам, что оказалось менее приятной процедурой. Пол тогда долго размышлял над ее словами, что нужен тот, кто будет присматривать за ней, и впоследствии не раз задумывался о них. О них же он думал и тогда, когда вошел в большой дом через заднюю дверь и, не обнаружив никого поблизости, пошел по коридору к малой гостиной. Тихо подкрасться к ней – это худшее, что он может сделать, решил Пол, поэтому шагал тяжело и дважды прокашлялся. Но она все равно подскочила, когда он вошел в комнату, а когда женщина повернулась, он увидел, что она прижимает руку к горлу.

– Простите, что напугал вас, – сказал Пол.

Миссис Апсоланд улыбнулась, слегка дернув плечиком.

– Ничего подобного. Просто я легко пугаюсь. – Она была готова к выходу, даже сумку из телячьей кожи повесила на плечо. Она снова надела джинсы и белую кожаную куртку. В это утро было холодно. – Я трусиха, правда? Вы, должно быть, так подумали. – Она не ждала ответа, который, естественно, был бы отрицательным. Ее голова слегка склонилась набок. – Я не всегда была такой. Когда-то я была храброй. Поехали?

Он открыл ей дверцу, и она села на заднее сиденье «Бентли». Пока Пол вел машину по подъездной дороге, у него появилось ощущение, что сегодня его ждут великие откровения, что ему откроется нечто новое. Ему даже показалось, что он чувствует, как в пространстве между ними трепещет еще не выраженная, но очень сильная потребность выговориться и исповедаться. Однако она всего лишь сказала:

– Я была наверху, смотрела в окно… – Леди Шалот, подумал он. – И увидела, как вы везете свою маленькую девочку в школу. А мне казалось, что их отпустили на пасхальные каникулы.

Ему пришлось объяснять. Она перебила Пола, когда тот заговорил о матери Эммы:

– О, но вы могли бы брать ее с нами. Я бы с радостью познакомилась с ней. Я вообще не знакома ни с одним ребенком. Смешно, правда?

– Вы серьезно?

– Серьезно насчет того, чтобы брать ее с нами, или насчет моего желания познакомиться с ней? Наверное, насчет того и другого. Почему бы вам не захватить ее в понедельник, а?.. Ой, понедельник же у нас пасхальная неделя, по идее, я не должна заставлять вас работать.

– Я не прочь поработать в пасхальный понедельник, миссис Апсоланд.

– Ральф едет на выставку. То есть на местную сельхозвыставку. Он, знаете ли, всерьез относится к роли провинциального джентльмена. – Женщина засмеялась. – Я уже говорила, что обедаю с друзьями в Олдборо. – Пол понял, хотя и не видел ее, что ей очень нравится ее план. – Вы могли бы взять с собой Джессику, и она провела бы целый день на море. Я еду туда надолго, наверняка задержусь на чай, так что у вас с Джессикой будет куча времени. Так и сделаем?

В первое мгновение им владела безграничная благодарность за то, что она не забыла имя Джессики. Насколько Гарнет помнил, он упомянул его только однажды, и это было во второй или третий раз, когда он вез ее куда-то. Потом Пол представил, как привезет Джессику в Олдборо и, пока миссис Апсоланд будет общаться с друзьями, отвезет ее на север, к своему брату, который теперь владел фермой.

– Меня это здорово выручило бы, – сказал он. – Вы очень добры. Спасибо.

Роль благодарного слуги все еще давалась Гарнету тяжело. И ему было очень трудно обращаться к ней «миссис», когда она обращалась к нему по имени. Хорошо еще, что он него не ждут всяких «сэр» и «мадам». Некоторое время миссис Апсоланд молчала. Пол ехал по второстепенным дорогам, направляясь в Лавенхэм и оттуда в Бери. На скоростной трассе он начал думать о сером «Фиате», хотя не видел его несколько недель.

Похоже, сегодня серого «Фиата» не будет. Он не появлялся с позапрошлого четверга. А в тот раз… Возможно ли, чтобы он заразился от них паранойей? Уж больно заразная это штука. У Апсоланда она в заразной форме. Его жена тоже заражена, но у нее проявления не такие явные; возможно, болезнь дает о себе знать, когда она остается без свидетелей. Похоже, она боится, так как испытала страх на собственном опыте, однако Гарнет опасался слишком серьезно воспринимать газетных и телевизионных паникеров. Все эти опасности, конечно, полная чушь, это ложная тревога. В том числе и его собственная нервозность, подхваченная у Апсоланда, как грипп.

Миссис Апсоланд заговорила о своей матери, которая жила в отдельном доме на окраине Кембриджа. К ней они и направлялись. Она хотела, чтобы мама переехала поближе к Джаредз, купить ей домик в деревне. Выяснилось, что она единственный ребенок. Ее матери было за сорок, когда она родилась, и сейчас та уже старушка. А у Пола есть родители? Он сказал, что они уже умерли, причем относительно молодыми. Его родственники никогда не славились долголетием. Из следующего поколения была только Джессика, так как у его брата детей нет и они вряд ли появятся.

– Как и у меня, – сказала она.

Никакой серый «Фиат» с агрессивным бородатым юнцом их не обгонял и не парковался в переулке. Вокруг были пустые улицы, цветущие деревья и сады, полные дрожащих нарциссов. Пол открыл ей дверцу, выждал, наблюдая, пока она шла по дорожке. Дверь открылась. Как обычно, он лишь мельком увидел кого-то тощего, с прямой спиной и седыми волосами. Затем сел в машину и поехал в паб, где можно пообедать чем-то более существенным, чем сэндвичи, и где продавали безалкогольный лагер. Завтра Пасха. На барной стойке в обрамлении цветов лежали завернутые в разноцветную фольгу пасхальный яйца – приз в какой-то благотворительной лотерее. Надо бы успеть до того, как на праздники закроются магазины, купить пасхальных яиц для Джессики. Интересно, Кэтрин пришлет ей что-нибудь? Хотя бы открытку? Это, конечно, не Рождество и не день рождения… Наверное, нет. Разве она не убеждала себя, когда уходила от Джессики, что ребенку лучше забыть о ней и считать, будто мама умерла? Иногда в нем поднималась жгучая ненависть к своей бывшей жене.

Пол должен был забрать миссис Апсоланд в три. Он нашел магазин с шоколадными яйцами, купил одно большое и дорогое яйцо, оплетенное позолоченной виноградной лозой с марципаном в качестве ягод, и без пяти минут три подъехал к домику. Миссис Апсоланд всегда отличалась пунктуальностью. Она вышла на крыльцо одна, закрыла за собой дверь. Гарнет обошел машину и распахнул для нее заднюю дверцу.

– Вы не против, – сказала она, – если я сяду вперед, с вами?

Робость, звучавшая в ее голосе, вызвала у него острый приступ раздражения. В какие игры она играет, общаясь с ним вот так, как будто это у него есть власть казнить или миловать, привечать или прогонять? Интересно, спросил он себя, какая последовала бы реакция, если бы он ответил, что да, он против.

– Конечно. Прошу вас.

Едва женщина села, как все тут же разъяснилось. Полу стало неловко, она словно прочитала его мысли.

– Какая же я глупая! Мне следовало бы сообразить, что я не должна спрашивать у вас, где мне сидеть. Наверное, таким, как вы, страшно досаждает общение со мной.

– Таким, как я?

– Сильным, умным, хорошо образованным – значительно лучше, чем их безграмотные работодатели, – тем, кто идет на такую работу только потому, что, по некоторым причинам, она им удобна. То есть, я догадываюсь, что причина – это Джессика, не так ли? Вам нет надобности отвечать.

Пол и не ответил. Он сказал:

– Вы позволите кое о чем у вас спросить?

– Смотря о чем. Простите, но нет, если вопрос обо мне или о моей прошлой жизни.

Она покраснела. Гарнет не видел ее лица, но знал, что она покраснела.

– Не о вас, – сказал он. – Не непосредственно о вас. Я вот о чем. Мистер Апсоланд очень тщательно проверял рабочих, однако он – вы и он – приняли меня без рекомендаций, даже не выяснив, чем я занимался раньше. А вдруг у меня судимость?.. Вы приняли меня, практически ничего не зная обо мне. Почему?

Она спокойно сказала:

– О, мы все знаем о вас. Мы проверяли.

Его пальцы стиснули руль. Они ехали по скоростному шоссе, причем с большой скоростью.

– Проверяли?

– Ральф проверял. Вы должны понять Ральфа, Пол. Сам он не стал бы вас расспрашивать. Видите ли, он не поверил бы вам. Люди сами пишут рекомендательные письма или просят друзей написать их, не так ли? Но дело не только в этом. Ральф – как бы точнее выразиться – это квинтэссенция осторожности, боеготовности, настороженности… ну, вы бы назвали это паранойей. Он живет во всем этом, вот он какой. Именно поэтому…

Женщина хмыкнула и замолчала. Возможно, он ошибался, но у него в голове появилась любопытная и довольно дикая мысль, что сейчас она скажет: «Именно поэтому я и вышла за него».

– Он видит грабителей под каждой кроватью, воришек – в любой толпе. У него эта подозрительность от природы. Если бы ему позвонила мать, он бы потребовал, чтобы она назвала ему номер паспорта. – Ее голос зазвучал тише, она почти бормотала. – Он сделал мне только хуже. – Пол не был уверен, что расслышал правильно. Женщина продолжила более громким, более обыкновенным тоном: – Коломбо и Мария, например, они работают у нас уже полгода. Ральф проверил все их прошлое, практически до окончания школы. Что касается вас, вы были одним из двадцати пяти кандидатов, с которыми Ральф провел собеседования. Потом он задействовал частных детективов. Он всегда так поступает. Это частная сыскная фирма существует практически благодаря ему. Если бы не он, они бы давно обанкротились… Ой, господи, мне не следовало бы рассказывать вам все это. Но раз уж начала, можно продолжать. Они прошерстили ваше прошлое – примерно так же изучают кандидатов для MI5[38]38
  Служба безопасности в Великобритании, государственное ведомство британской контрразведки, не входящее в структуру Министерства внутренних дел.


[Закрыть], прежде чем взять их в штат. Вот я не знала, что ваши родители умерли, а Ральф точно знает. И все остальное. Ральф знает.

Это не разозлило, а изумило его. Он задумался над новостью, переваривая ее. Интересно, а «помощь», которую он должен вызвать, если объявится какой-нибудь незнакомый рабочий, – это те самые частные детективы? Или у Апсоланда есть еще и собственная рота убийц?

– Вы сердитесь, – сказала она. – Зря я вам рассказала.

– Нет, все в порядке.

– Вам должно это льстить, если взглянуть на это с другой стороны. Не забывайте о конкурсе. Он выбрал вас из двадцати пяти кандидатов. Он полностью доверяет вам.

Это не успокоило Гарнета. Он чувствовал себя задетым.

– Я всего лишь водитель, – сказал он.

Вероятно, его слова прозвучали мрачно, потому что миссис Апсоланд расхохоталась. Это изумило его, ее веселье, ее явно безудержный смех; а потом он и сам рассмеялся. Он ждал от нее комментариев, каких-то заверений, но ничего не последовало, и они поехали дальше в молчании. Возле сахарного завода шоссе изгибалось большой дугой, и Пол повернул направо, на съезд, который вел под мост. Стал накрапывать мелкий дождик.

Когда Гарнет проехал мимо ворот старой тюрьмы и повернул на А134, он увидел, что за ним следует красный «Фиат»; он обратил на него внимание только потому, что это был «Фиат». Не заражайся их паранойей, сказал он себе. Миссис Апсоланд поерзала на сиденье и поудобнее пристроила ремень безопасности. Когда она двигалась, Пол мог ощущать ее запах – он учуял его, когда она села рядом с ним, а потом принюхался к нему. Аромат был очень легким, но строгим и пряным, не сладким.

– Что бы вы сделали, – сказала женщина, – если бы вам предложили деньги за то, чтобы предать меня?

– Что? – спросил он.

– Вы же слышали. Вы же слышали, что я сказала.

Гарнет сообразил, что ему не хочется ставить ей диагноз психически больной. Ему хочется, чтобы ее страх был обоснован.

– Я не вполне понимаю, что вы подразумеваете под словом «предать», – сказал он.

– Поймете, когда это произойдет.

– Миссис Апсоланд, – сказал Пол, – надеюсь, вы воспримете мои слова правильно. Это старомодный способ выражать свои мысли, но я знаю, что это не мое дело – говорить вам подобные вещи. Видите ли…

– Продолжайте.

– Вы сами утверждали, что ваш муж излишне осторожен и что это влияет на вас. Вам не кажется, что, возможно, это влияет на вас слишком сильно? Верно, мы живем в жестоком обществе, и количество преступлений растет. Но здесь… Я в том смысле, что когда в этой деревне в последний раз появлялся взломщик?

Она ничего не сказала. Пол решил, что миссис Апсоланд, должно быть, обиделась, но продолжил. Было бы неправильно оставить свою мысль недосказанной.

– Я иногда размышлял над теорией о том, что страх нападения ведет к нападению, и мне кажется, что в этом что-то есть. Вероятность, что случится нечто плохое, значительно меньше, если женщина уверенно идет по темной улице и не удирает прочь при виде стайки мальчишек. Если более приземленно, то весть о том, что дом напичкан охранными системами, распространяется мгновенно, и вероятные взломщики понимают: у хозяев есть что украсть. – Произнося все это, Гарнет думал, что уж больно нравоучительно звучит его речь.

Они подъехали к участку, где шли дорожные работы. Одна половина дороги была отгорожена конусами, движение регулировалось временным светофором. Когда Пол включил ручной тормоз, женщина указала на кнопку на приборной панели и как ни в чем не бывало сказала:

– Эта кнопка – не знаю, предупредили ли вас, – если ее нажать, автоматически блокируются все двери и люк. – Пол повернул голову и посмотрел на нее. Он так и не понял, серьезно она говорит или нет, но заподозрил, что она сдерживает внутренний смех. – Когда вы стоите на светофоре или паркуетесь где-то ненадолго, – так, для большей безопасности.

Высокие живые изгороди, ряд пирамидальных тополей, пустые луга и лес, наползающий с вершины холма на склон. На человеке, который управлял светофором, была неоновая оранжевая куртка. Пол заметил, что миссис Апсоланд смотрит на этого человека, на его широкое красное лицо и спутанные желтые волосы. Потом она перевела взгляд на водителя катка, а затем – на рабочего, орудовавшего совковой лопатой. Включился зеленый. Он услышал, как женщина рядом с ним вздохнула.

Прошла минута или две, прежде чем она сказала:

– Я знала, что рано или поздно мне придется вам об этом рассказать. Просто мне не очень приятно об этом говорить.

– Тогда не говорите, если вам не хочется, миссис Апсоланд.

– Пожалуйста, называйте меня Ниной.

Он удивился и даже слегка смутился.

– Вы уверены, что хотите этого?

– Я терпеть не могу, когда ко мне обращаются «миссис». Это было бы нормально, если бы я была значительно старше вас, или вы – значительно младше меня, или в другой ситуации. Вы же понимаете, что я имею в виду. – Пол кивнул. Он не видел ее лица, но знал, что она смотрит на него. – Однажды меня похитили. – Ее тон сказал ему, что внутри у нее идет борьба. Гарнет не смог понять, что стало ее причиной. Это могла быть и попытка солгать и выдать ложь за правду, или это мог быть запрет говорить о каком-то страшном событии. Она повторила: – Меня похитили. – Он обнаружил, что не в состоянии как-то отреагировать на это. – Дело было в Италии, когда я была замужем в первый раз. Тогда меня звали Нина Пиранезо. Это произошло в мае пять лет назад – ну, почти пять лет.

Что на это было сказать? Пол радовался, что они почти приехали. Он уже открыл ворота Джаредз и въехал на аллею. Из парка вверх поднялась стая чибисов, черных с белым. Впереди он видел машины рабочих, две легковушки, мотоцикл и маленький грузовичок; все они были припаркованы перед парадной дверью.

– Вот поэтому я такая нервная, – сказала она. – Это внесло свою лепту.

Он сказал: «Ясно», что ничего не означало.

– Вы так и не ответили на мой вопрос.

– Простите, я забыл, что был за вопрос.

– О предательстве. Теперь вы понимаете, почему я задала его.

На какое-то мгновение Пол ощутил, что между ними установилась близость. Пока они разговаривали, он чувствовал, как между ними развивается нечто вроде дружбы. Это, конечно, было нелепостью, они не могли сблизиться, подружиться, однако Нина все в одну секунду разрушила своей чепухой про похищение, своей паранойей. Он повторил то, что сказал раньше:

– Я всего лишь ваш водитель. – И добавил: – Так что никаких вопросов по этому поводу не будет.

Она быстро вылезла из машины. Гарнет стоял возле дверцы, пока миссис Апсоланд, с ключом в руке, поднималась на крыльцо. «Все испорчено, – подумал он, – зря я ей не подыграл. Надо было сказать: «Неужели?» и «Какой ужас!», а не показывать, что я не поверил ни одному слову». На верхней ступеньке женщина повернулась и сказала:

– Помните, что в понедельник вы берете с собой Джессику. Договорились? – Она улыбнулась ему так, будто ее ничего не заботило. Возможно, действительно не заботило…

Пол поехал обратно в деревню и забрал Джессику. Они с Эммой сделали таблицы с именами своих спонсоров и суммами, которые те готовы заплатить за минуту молчания. Ему бросилось в глаза, что имени матери Эммы в списке Джессики нет, зато там были имена двух совершенно незнакомых ему женщин – вероятно, они в течение дня приходили в гости. Волосы Джессики были заплетены в две косички.

– Мама Эммы заплела, – сказала она в машине, стаскивая с кос резинки и распуская волосы. – Они упали в суп, и она сказала, что это неги-что-то.

– Негигиенично, наверное, – сказал Пол.

– Я не люблю суп.

– С волосами – конечно.

Это вызвало у нее смех. Она принялась развивать шутку – так всегда делают дети ее возраста, когда остроумие и умение выбирать нужный момент все еще остаются для них тайной, – о волосах в супе, о волосах в супе вместо вермишели, вместо лука, о светлых волосах, темных волосах, о картинках с волосами на банке из-под супа. Когда ему это надоело, Пол сказал:

– В понедельник мы поедем на море. Миссис Апсоланд туда нужно по делам, так что я отвезу ее, и ты поедешь со мной.

Дети редко реагируют так, как от них ожидаешь. Персонаж Ширли Темпл[39]39
  Американская актриса, известная в 1930-х гг. своими детскими ролями.


[Закрыть] захлопал бы в ладоши и воскликнул: «Ой, папочка!» Джессика же сказала:

– Как ты думаешь, она станет моим спонсором?

– Сама спроси у нее.

Пока Гарнет готовил ей чай, он размышлял над словами миссис Апсоланд, ну, насчет похищения. Если бы ее действительно похитили, об этом написали бы в газетах, а в газетах ничего не было. Он бы запомнил. Бывшая модель, англичанка, жена богатого итальянца по фамилии Пиранезо… Эту тему мусолили бы неделями, так всегда бывает, историю подхватили бы другие СМИ, и он наверняка запомнил бы.

Значит, либо у нее с головой не все в порядке, либо у ее мужа. Или у обоих. Этот вывод не упростил заданный ею вопрос, а даже усложнил. Ну, а в самом деле, сможет он предать ее или нет, в чем бы это предательство ни состояло? И вообще, сможет ли он предать кого-нибудь за деньги?

Это вопрос, подумал Пол, который люди часто задают самим себе. Какова твоя цена? На что ты готов за миллион? Есть ли такое, чего ты не сделаешь, если тебе предложат правильную цену и гарантируют безопасность и неподсудность? Доморощенная философия, гипотетические умозаключения, которые никуда не ведут.

Джессика сидела за столом и пила молоко. Она не могла снять обертку с шоколадной вафли, и он помог ей. Девочка обратила к нему свое личико, такое же, как у ангела, с восторгом глядящего на божественную красоту. Золотистые завитки на ее лбу были влажными. Над красной, как мак, верхней губой белели молочные «усы».

– Ты знаешь о щенке, а, пап? – сказала она.

– Это ни к чему не приведет, Джессика. На этот раз ты не можешь взять щенка. Прости, но именно так обстоят дела. Нам придется немного подождать, когда мы получше узнаем их и они нас узнают, верно? – «Если мы останемся, – мысленно сказал он, – если наша жизнь здесь наладится». – Я не говорю «нет», я говорю, что не в этот раз.

– Ой, поросенок, – сказала она, а потом: – Ладно. – Преувеличенный театральный вздох, как будто у нее на плечах лежит весь мир.

– Еще не время, Джесс.

Она не знала, что он имеет в виду. А откуда ей знать? Пол подумал: она вне этих умозаключений. Уж ее-то он никогда не предаст. Просто смехотворная идея, глупая шутка. Наверное, так считает большинство родителей, это трюизм, о котором нет смысла говорить вслух. Для него было бы удовольствием умереть ради того, чтобы спасти ее. Человек бежит к своей смерти, как в кровать к любимой. Кто-то это сказал, но Гарнет не мог вспомнить кто. Наверное, Шекспир. Все цитаты из Шекспира.