Текст книги "Смерть Цезаря: Хроника самого громкого убийства в древней истории"

Гай Кассий Лонгин был яркой личностью. Он родился 3 октября, приблизительно в 86 г., и был, таким образом, чуть старше Брута. В роду Кассия было несколько консулов, а его отец был побежден в сражении против восставшего гладиатора Спартака. Имя матери Кассия неизвестно, но один из политиков как-то раз сослался в своей речи на ее совет: вероятно, с ее мнением считались.

В подростковом возрасте Кассий подрался в школе с сыном недавно умершего диктатора Суллы, который хвалился властью своего отца. Поздние историки объясняли эту драку врожденной ненавистью Кассия к тиранам. Но что с исчерпывающей точностью иллюстрирует этот эпизод – так это его темперамент. Цицерон описывал гневного Кассия как бога войны Марса с бесстрашным взором. Цезарь называл Кассия бледным и худым – так же как и Брута. Шекспир развил этот образ, его Цезарь говорит:

 
А Кассий тощ, в глазах холодный блеск.
Он много думает, такой опасен.[247]247
  А Кассий тощ, в глазах холодный блеск… – Шекспир У. Юлий Цезарь / перевод М. Зенкевича // Шекспир У. Полное собрание сочинений: в 8 т. Т. 5. М.: Искусство, 1959. С. 230–231.


[Закрыть]
 

Римский бюст, который, вероятно, изображает Кассия, показывает его не тощим, а скорее подтянутым, энергичным и решительным.[248]248
  Римский бюст, который, вероятно, изображает Кассия… – Этот бюст относится к типу «псевдо-Корбулона» [Тип «псевдо-Корбулона» – ряд схожих между собой римских портретов, которые ранее считались портретом известного римского полководца I в. Гнея Домиция Корбулона. Сейчас от этой идентификации отказались, и портреты считаются портретами неизвестного римлянина I в. до н. э. Утверждение, что это портрет Кассия, произвольно: у нас нет портрета Кассия на монетах, нет и никаких данных о его внешности.]. Один из таких бюстов, датированный второй половиной I века н. э., можно найти в Монреальском музее изобразительных искусств. См. также: Nodelman Sh. The Portrait of Brutus the Tyrannicide // Occasional Papers on Antiquities. 1987. Vol. 4: Ancient Portraits in the J. Paul Getty Museum. № 1. P. 57–59, 59. No. 59.


[Закрыть] Это портрет властного человека в расцвете лет. У него коротко стриженные волосы, выступающий нос, угловатые скулы, узкий лоб и округлый подбородок. Взгляд прямой и серьезный, губы плотно сжаты.

Что касается школьной драки, то Помпей успешно прекратил ссору, что указывает на то, что они с Кассием заключили политический союз[249]249
  Ссора с Фавстом Суллой, бывшим, вероятно, на несколько лет моложе Кассия, скорее всего могла произойти ок. 70 г. – Помпей отсутствовал в Риме с 77 г., а не до его отъезда: Кассию было около девяти лет, а его противнику – четыре или пять. Таким образом, на момент ссоры Кассию было около шестнадцати лет.


[Закрыть]. Не менее важное влияние на юношу оказал Цицерон, с которым Кассий часто искал встречи. Оратор называл его талантливым, трудолюбивым и отважным мужем. Кассий учился на Родосе, свободно говорил по-гречески и, так же как и Цицерон, изучал философию.

Но в настоящий восторг Кассий приходил от звука труб, ибо его специальностью была война. В этом смысле он больше походил на Цезаря, нежели на Брута. Как и Цезарь, он со всей серьезностью заботился о своей dignitas. В переписке Цицерон называл Кассия «самым храбрым мужем, который, после того как ступил на форум, не совершил ничего, что бы не было преисполнено славнейшего достоинства».[250]250
  «…самым храбрым мужем…» – Cic. Fam. XV.16.3 98 …прозвище Кариот («финик»)… – [Aur. Vict.] De Vir.s Ill. 83.3.


[Закрыть]

Его час настал в 53 г., на римском Востоке. Кассий тогда был помощником Марка Лициния Красса, наместника Сирии, и фактически его заместителем как командующего. Красс надеялся на славную победу над парфянами, но потерпел поражение в битве при Каррах (совр. Харран в Турции). Потери его армии (40 тысяч человек) были чудовищными, и в дополнение к ним парфяне нанесли римлянам еще одно оскорбление, захватив несколько орлов легионов Красса[251]251
  Красс потерял около 20 тысяч убитыми и около 10 тысяч пленными, т. е. три четверти своей армии. Неясно, сколько именно орлов было захвачено. Потеря легионного орла была равносильна утрате полкового знамени в наши дни.


[Закрыть]. Сам Красс был убит во время переговоров после сражения.

Только Кассий сумел спасти в этой ситуации запятнанную честь Рима. Он тщетно призывал к осторожности перед битвой, а после нее играл ключевую роль в отступлении уцелевшей части армии в Сирию. Порядка 10 тысяч воинов были обязаны ему жизнью[252]252
  Все рассказы о выдающейся роли Кассия, который постоянно пытался от говорить командующего от его гибельных планов, основываются на его собственных словах – он был единственным офицером из штаба Красса, который остался в живых. Во время отступления Кассий фактически дезертировал – взяв с собой 500 всадников, ушел в Сирию, оставив командующего и армию на произвол судьбы.


[Закрыть].

С 53 до 51 г. Кассий фактически являлся наместником римской Сирии. В 51 г. он устроил засаду на парфянскую армию, когда та совершала вторжение в провинцию, и дал бой, в котором старший военачальник вражеской армии получил смертельное ранение. Парфяне покинули Сирию, Кассий мог заявить о победе. Он написал в Рим, что парфянская война окончена, и его доклад был зачитан в сенате.

Это было очень кстати, ибо прежде сенаторы высмеивали его. Когда он написал в Рим о парфянском вторжении в Сирию, поначалу все даже сочли это выдумкой – прикрытием для учиненного Кассием грабежа. Сенаторы заявляли: то была «странная война». Кассий якобы пропустил через границу каких-то соседей-арабов, а затем объявил, что это было парфянское вторжение. В общем, в Риме посчитали известие какой-то интригой. Но затем последовало независимое сообщение от одного из римских союзников, подтверждающее информацию о нападении парфян, и Кассия начали воспринимать всерьез.

Впрочем, у сенаторов были основания считать Кассия алчным. Как и большинство римских наместников, он грабил провинциалов. Римские аристократы смотрели на торговлю с презрением, а Кассий азартно скупал и перепродавал сирийские товары. Если верить позднему (и не вполне надежному) источнику, он получил прозвище Кариот («финик») – явно не слишком лестное. В то же самое время Кассий вторгся в Иудею и обратил в рабство около 30 тысяч евреев. А торговля рабами была в те времена масштабным и прибыльным бизнесом.

Во времена гражданской войны Кассий поддерживал Помпея. В 48 г. ему было вверено командование флотом, с которым он действовал против войск Цезаря в Сицилии и на юге Италии. В «Записках о гражданской войне» Цезарь отмечал,[253]253
  В «Записках о гражданской войне» Цезарь отмечал… – Caes. BC. III.5.3; III.101.


[Закрыть] какой скоростью, нахрапистостью, изобретательностью, гибкостью и энергией отличались кампании Кассия, насколько они оказывались эффективными. Возможно, столь теплым отзывом Цезарь пытался привлечь Кассия на свою сторону, а может быть, Кассий уже находился в его лагере. Во всяком случае, примерно через год после победы Цезаря при Фарсале Кассий был на его стороне.

Примирение произошло в Южной Анатолии, и тому способствовала поддержка со стороны Брута, шурина Кассия. Позднее Кассий утверждал, что тогда чуть не убил Цезаря, но это слишком смахивает на небылицу.

Его измена была пощечиной бойцам, преданным Помпею, и смертельным оскорблением для его сыновей. Но всё же Кассий мог утверждать, что продолжает служить Республике и борется прежде всего за установление мира. Цезарь радушно принял его и назначил одним из своих военачальников. Мы не знаем, где именно командовал Кассий, но маловероятно, чтобы Цезарь доверил совсем недавнему врагу что-либо важное. Установление мира застало Кассия не у дел. Цезарь назначил наместником Брута, хотя Кассий с его опытом, полученным в Сирии, был более компетентен. Но Цезарь никогда не доверил бы Италийскую Галлию человеку с военными талантами Кассия.

А потом Кассий не помог сыновьям Помпея во время восстания в Испании в 46 г. Он опасался, что они захватят Рим и отомстят ему за измену их отцу. В 45 г. он так писал Цицерону:

Пусть погибну я, если я не встревожен[254]254
  «Пусть погибну я, если я не встревожен…» – Cic. Fam. XV.19.4.


[Закрыть] и не предпочитаю иметь старого и снисходительного господина, вместо того чтобы испытать господство нового и жестокого. Ты знаешь, как Гней глуп; ты знаешь, в какой мере считает он жестокость доблестью; ты знаешь, как он убежден, что мы всегда высмеивали его. Опасаюсь, как бы он не захотел над нами в отместку попросту посмеяться мечом.

Затем Цезарь победил, и условия изменились. После того как миновала опасность мести со стороны сыновей Помпея, противников диктатора больше ничего не удерживало от его убийства.

Монархические замашки Цезаря повергали Кассия в недоумение не меньше, чем многих других римлян. Он происходил из семьи, в которой, согласно Цицерону, боролись не только с деспотизмом, но и с любой другой концентрацией власти.[255]255
  …с любой другой концентрацией власти. – Cic. Phil. II.26.


[Закрыть] Действительно, Кассий был одним из немногих сенаторов, которые проголосовали в феврале 44 г. против присуждения Цезарю целого ряда особых почестей.[256]256
  …против присуждения Цезарю… – Cass. Dio. XLIV.8.1.


[Закрыть] Это был жест, полный мужества и уважения к идеалам Республики. Если кто-то из римлян и относился серьезно к основополагающей обязанности гражданина защищать Республику и устранить любого, кто претендует на статус царя, то это был именно Кассий.

Но были у него и личные мотивы. Он стремился получить высокую должность – сначала претора, а затем консула. В частности, он желал стать городским претором, то есть судьей, рассматривающим судебные дела граждан. Главным его конкурентом на оную должность был Брут, который и получил это место в декабре 45 г. Кассий был назначен другим претором – вероятно, тем, который разрешал дела с чужестранцами.

Передают, будто Цезарь говорил своим друзьям: да, Кассий больше соответствует должности, но я всё равно отдаю предпочтение Бруту.[257]257
  …Кассий больше соответствует должности… – Plut. Bru. 7.1–5, Caes. 62.4–5; App. BC. II.112; Vell. II.56.3; Cic. Phil. VIII.27. Я опирался на комментарий в издании: Pelling Ch. Plutarch Caesar: Translated with an Introduction and Commentary. Oxford: Oxford University Press, 2011. Р. 460–461.


[Закрыть] В этом деле нет никакой ясности. Кассий действительно отличился после битвы при Каррах и при обороне Сирии, но Брут был блестящим губернатором Италийской Галлии. Так почему же Кассий больше соответствовал должности? А если он и в самом деле был лучшим кандидатом, то почему всё же не получил должность городского претора? Возможно, как поговаривали в ту пору, Цезарь хотел посеять раздор между Брутом и Кассием. Правдоподобная версия, ведь диктатор также пообещал Бруту консульство на 41 г. Поначалу Цезарь обошел Кассия при этом назначении, но позже, вероятно, дал согласие на предоставление ему консульства на тот же самый год.

Внутренняя политика уязвляла dignitas Кассия, но сфера иностранных дел, судя по всему, нравилась ему не больше. Кассий был самым опытным и успешным римским военачальником, сражавшимся против парфян. Едва ли можно описать его разочарование, когда Цезарь не дал ему никакого командования в новой войне. Кассию пришлось удовольствоваться ролью наместника Сирии, обещанной ему на 43 г. Но это его не утешило: он уже побывал губернатором в Сирии, хоть и не занимал официальной должности.

Поговаривали, что Цезарь состоял в связи с женой Кассия. Юния Терция была дочерью Сервилии и сводной сестрой Брута. Предполагали даже, что именно Сервилия организовала ее знакомство с Цезарем, – над этой сплетней очень смеялся Цицерон.[258]258
  …над этой сплетней очень смеялся Цицерон. – Suet. Caes. 50.2.


[Закрыть] Если связь и могла иметь место, то прежде брака Терции; впрочем, нам ничего не известно ни о правдивости этой истории, ни о том, как относился к ней Кассий.

Наконец, вспомним историю со львами из Мегары.[259]259
  …историю со львами из Мегары. – Plut. Bru. 8.6–7; Caes. 43.1–2, 62.8.


[Закрыть] В небольшом греческом городе содержалось несколько львов в клетках; Кассий перевозил их в Рим, чтобы показать на играх и снискать хоть немного популярности. Но когда военачальник Цезаря захватил Мегару, он конфисковал львов. Плутарх утверждает, что это стало для Кассия еще одним поводом для конфликта с Цезарем, однако ряд исследователей считают, что он просто перепутал Гая Кассия с его братом Луцием Кассием, сторонником Цезаря. В общем, здесь нельзя сказать чего-то определенного, но ситуация иллюстрирует тот факт, что римскими политиками могли руководить самые разные мотивы. Через некоторое время горожане решили использовать львов для защиты от войск Цезаря, но звери растерзали многих участников этой затеи.

Кассий был настоящим римлянином: в меру принципиальным, в меру прагматичным. Так, греческая философия была для него предметом изучения, а не путеводной звездой. Одно время считалось, что его враждебность к Цезарю объясняется склонностью к эпикурейской философии, вернее, римской версии эпикурейства: превыше всего здесь ставилось понятие свободы. Однако сложно сказать, а был ли Кассий эпикурейцем на деле. Он следовал проверенным маршрутом: сделать карьеру на общественной службе; стать консулом, как его предки. При этом Кассий был первоклассным военным тактиком. Один античный автор сравнивает его с гладиатором[260]260
  …сравнивает его с гладиатором… – App. BC. IV.133.


[Закрыть] – вот каким целеустремленным человеком был Кассий!

Получив прекрасное образование, Кассий обильно украшал свои письма греческими словами. Был сведущ в философии и умел ввернуть изящную фразу, выражался остроумно и язвительно. Он был очень напористым. Философ Сенека говорил, что «Кассий всю жизнь пил только воду»,[261]261
  «…Кассий всю жизнь пил только воду…» – Sen. Epist. ad Luc. 83.12.


[Закрыть] подразумевая его сдержанность. Но Кассий любил и хорошо посмеяться, и даже питал чрезмерную склонность к шуткам и насмешкам.

Кассий мог организовать заговор, но ему не хватало авторитета, чтобы его возглавить. Он призывал сенаторов убить Цезаря, которого они клялись защищать ценой собственной жизни. Он мог рассуждать о политических мотивах, но, в сущности, ему был важен только результат. Кассий призывал их нарушить клятвы. Не имело значения, насколько его речи были убедительны: сенаторы отказывались примкнуть к заговору до тех пор, пока к мероприятию не присоединится важнейший персонаж.

ИЗМЕНА БРУТА

В заговоре против Цезаря Брут был необходимым действующим лицом. Нет Брута – нет покушения: на том настаивали заговорщики. Они считали, что царя может убить только царь или, по крайней мере, кто-то с похожим статусом, а Брут являлся, возможно, самой знаковой фигурой Республики. Римляне восхищались его авторитетом и связями. Сын популяра, племянник одного из ведущих оптиматов, сторонник и затем враг Помпея, враг и затем сторонник Цезаря, сын любовницы диктатора и, согласно сплетням, даже его сын, – Брут имел в народе немалый вес. Он происходил из древнейшего, вероятно, рода в Республике, а именно того самого, который изгнал из Рима царей: в его семейном древе значился знаменитый тираноубийца. Репутация Брута зиждилась на событиях прошедшего десятилетия – десятилетия становления свободы и борьбы против диктатуры. В 50-е гг. Брут выпустил монеты[262]262
  …Брут выпустил монеты… – См.: Libertas: The Coins of Brutus. URL: http://www.humanities.mq.edu.au/acans/caesar/CivilWars_Libertas.htm (accessed July 27, 2014); Crawford M. H. Roman Republican Coinage. L.; N. Y.: Cambridge University Press, 2001. Vol. 1. P. 455–456. № 433.


[Закрыть] в честь Либертас, богини свободы, и своих предков, противостоявших царям и тиранам[263]263
  На аверсе этой монеты был изображен Л. Юний Брут, первый консул, изгнавший из Рима царя Тарквиния Суперба, а на реверсе – предок по материнской линии, Сервилий Агала, в 439 г. собственноручно убивший Спурия Мелия, которого подозревали в стремлении к тирании.


[Закрыть]. В 54 г. он высказывался против назначения Помпея диктатором.[264]264
  …высказывался против назначения Помпея диктатором. – Quint. Inst. IX.3.95.


[Закрыть] Двумя годами позднее он заявлял, что с любого, кто совершит убийство на благо Республики, должны быть сняты все обвинения.[265]265
  …с любого, кто совершил убийство на благо Республики, должны быть сняты все обвинения. – Quint. Inst. III.6.93.


[Закрыть]

Он вызывал восхищение как мыслитель и оратор. Николай Дамасский упоминал об этом лаконично и, кажется, не без скепсиса: «Марк Брут, весьма почитаемый за скромность своей жизни, за славу своих предков, а также за свою всем известную честность».[266]266
  «…Марк Брут, весьма почитаемый за скромность своей жизни…» – Nic. Dam. Vita Caes. 100.


[Закрыть]

Исследовать отношения Брута с греческой философией нужно очень осторожно. В те времена занятия этим предметом помогали заслужить уважение в обществе: философия добавляла размышлениям глубины, учила ориентироваться на проверенные идеалы и позволяла вырабатывать собственную позицию по всем вопросам. Брут научился распознавать тиранию, презирать ее и восставать против нее.[267]267
  Брут научился распознавать тиранию… – Он был приверженцем Академии, то есть школы Платона. [Приверженцем Академии называет Брута Плутарх (Brut. 2), однако Сенека называет его стоиком (Benef. II.20), и это мнение разделяет большинство исследователей. Впрочем, два мнения могут и не противоречить друг другу: Сенека писал, что Брут понимал стоицизм неправильно, поэтому, возможно, на стоицизм Брута большое влияние оказала школа академиков.]


[Закрыть] Но едва ли греческая культура имела основополагающее значение для заговорщиков. Убийцы Цезаря были практичными людьми и требовали участия Брута совсем не для того, чтобы тот цитировал Платона.

Заговорщики заявляли, что борются за Республику; за этим понятием стояла не только идея, но и сопутствующая ей власть. Как и для большинства людей, для римлян принцип и выгода были неразделимы. Римская политика была путем к почестям, деньгам и власти. Цезарь претендовал на слишком большую долю. Брут предлагал способ вернуть всё, что забрал Цезарь, и одновременно возродить республиканские идеалы.

Помимо всего прочего, заговорщики желали видеть рядом лидера, который смог бы сохранить им жизнь. Брут придал бы им уверенности в той политической буре, которая неминуемо должна была разразиться после убийства диктатора. Если человек с такой родословной и такими принципами называет Цезаря тираном, любой поверит в это. И наоборот, если Брут останется верным ему, заговор теряет всякий смысл.

Имело значение и благосклонное отношение Цезаря к Бруту. Цезарь сделал его наместником, городским претором и консулом. Брут поставил на кон очень многое, проявив мужество и принципиальность. В конечном счете он продемонстрировал, впрочем, и страшную неблагодарность, но что такое неблагодарность по сравнению с благополучием Республики? В общем, Брут был самым важным участником покушения и лучшей защитой для остальных заговорщиков.

В воздухе повисает вопрос: а что всё это значило для самого Брута? Еще совсем недавно, в августе 45 г., он не допустил бы и мысли о том, что может принять участие в подобном заговоре. Он писал известному скептику Цицерону, что, по его мнению, Цезарь готов перейти к оптиматам. Семь месяцев спустя Брут вошел в сенат с кинжалом наготове. Что же изменилось?

Немногие персонажи античной истории привлекали к себе столько же внимания, сколько выпало Марку Бруту. Мы можем восстановить чуть ли не весь ход его мыслей в это переломное время. Его личность, идеалы, слабости, важные для него отношения (с женой, матерью, Кассием), – всё это отражено в исторических свидетельствах. Но материалов всё равно недостаточно, и так или иначе нам приходится строить предположения.

И в то же время Брут – один из тех персонажей истории, чей реальный образ сильнее всего искажен. Благодарить за это нам следует Шекспира. Античные авторы изображали Брута храбрым, проникнутым духом гражданственности и в то же время – расчетливым и неблагодарным. Шекспир превратил его в этический эталон. В трагедии «Юлий Цезарь» Брут изображен страдающим из-за того, что убил друга, которого любил… Античные авторы не говорят ничего подобного; в текстах Плутарха Брут взвешивает риски, а не беспокоится о морали.

Брут был многогранной и знаковой личностью, и это делало его достойным противником Цезаря. Он вдохновлял окружающих своим философским складом мышления, его происхождение, смелость, принципиальность и любовь к свободе вызывали уважение; и вместе с тем он был оппортунистом и вымогателем. Что до владыки Рима, его самомнение, амбиции, одаренность, безжалостность, дальновидность, склонность к популизму и революционным идеям дали такую смесь, что достаточно произнести «Цезарь» – и мы почувствуем, о чем идет речь. Цезарь прошел через реки крови в Галлии, а Брут держал в руке кинжал, который нарекли самым кровавым в античной истории; в общем, эти двое стоили друг друга.

С августа 45 г. по середину февраля 44 г. произошли четыре важные перемены: в Цезаре, в общественном мнении, в Кассии и в жене Брута. В эти решающие семь месяцев Цезарь напугал бо́льшую часть римского общества тем, что якобы хочет заменить республиканский строй вечной диктатурой и, возможно, царской властью, подчинив себе сенат и народ. Даже обещанное консульство не могло заставить Брута и дальше верить, что Цезарь хочет присоединиться к оптиматам.

Но какие последствия вечная диктатура имела персонально для Брута? «Неужели, по-вашему, Брут не повременит, пока это станет мертвою плотью?»[268]268
  «Неужели, по-вашему, Брут не повременит…» – Plut. Brut. 8.3; Caes. 62.6.


[Закрыть] – Плутарх истолковал вопрос Цезаря как замечание о том, что Брут более всех годится ему в преемники. Диктатор произнес приведенную фразу, коснувшись своего тела. То был его ответ людям, обвиняющим Брута в организации заговора. Но эпизод не раскрывает всех ожиданий Цезаря, ведь он не усыновил Брута посмертно, как Октавиана, а также не упомянул его, в отличие от других, в завещании. Он выдвигал Брута на высшие должности в Республике, но при Цезаре властью обладали скорее сам диктатор и его друзья, нежели прочие политики на высоких постах. Плутарх считал, что Брут мог рассчитывать на статус первого человека в Риме после Цезаря, но подобные ожидания были безосновательны даже без учета политической конкуренции того времени.[269]269
  Плутарх считал, что Брут мог рассчитывать… – Plut. Brut. 8.4.


[Закрыть]

То ли случайно, то ли усилиями группы лиц началась общественная кампания, призванная побудить Брута совершить выбор. На трибуне, где он восседал в качестве городского претора, а также на знаменитой статуе его предка-тираноборца Луция Юния Брута на Капитолийском холме появились надписи: «О, если бы ты был сегодня с нами!»,[270]270
  «О, если бы ты был сегодня с нами!», … «Ты не настоящий Брут!» – Plut. Brut. 9.5–9; App. BC. II.112; Cass. Dio. XLIV.12.3.


[Закрыть] «Если бы жил Брут!», «Ты спишь, Брут?», «Ты не настоящий Брут!». Некоторые полагали, что эти сообщения и повлияли на Брута сильнее всего. Его репутация основывалась на фамильной любви к свободе, и этому мужчине теперь приходилось отстаивать свое имя.

Цицерон, вероятно, и подразумевал этих его знаменитых предков, когда писал в «Бруте» в 46 г.: «…мы желаем тебе такой Республики, в которой ты смог бы обновить и умножить славу двух знатнейших римских родов».[271]271
  «…мы желаем тебе такой Республики, в которой ты смог бы обновить…» – Cic. Brut. 331.


[Закрыть] То были волнующие слова, но, конечно, они не содержали напрямую призыва поднять кинжал. В 46 г. Цицерон всё еще надеялся, что Цезарь восстановит Республику.

Что касается Кассия, он употребил все свои немалые ораторские способности на убеждение Брута присоединиться к заговору. Во время визита в дом Брута, о котором было сказано в начале этой главы, Кассий не только положил конец размолвке из-за поста городского претора, но и многозначительно спросил Брута, что он будет делать на предстоящем заседании сената. Кассий сослался на слухи: якобы друзья Цезаря предложат наделить его царской властью. Брут ответил, что он останется дома, но Кассий настаивал: а что если их вызовут как официальных лиц? Брут будто бы сказал, что в таком случае он выполнит свой долг, защитит страну и даже умрет во имя свободы, если будет необходимо. Кассий, согласно свидетельствам, процитировал упомянутые прежде надписи и заверил Брута, что их авторы – представители римской элиты, а не какие-то там ремесленники или торговцы; снобизм был весьма характерным свойством римлян! Авторы надписей, говорил Кассий, не хотели бы смерти Брута: они желали бы видеть в нем своего вождя![272]272
  …не хотели бы смерти Брута… – Plut. Brut. 10.1–7.


[Закрыть] Затем последовали объятия и поцелуй, и заговор зародился. Вот как излагали эту историю.

В Древнем Риме не было опросов и научного исследования общественного мнения. Брут не мог знать достоверно, являлись надписи выражением народной воли или же мнения людей высокородных и влиятельных. И всё же он надеялся на поддержку народа, необходимую для успеха грядущего предприятия.

А ведь не последнюю роль в этой истории играла Порция, нынешняя жена Брута. То была женщина с сильным характером, и велик соблазн полагать, что именно она задала нужное направление его действиям. Одно дело пренебрегать наследием Катона, и совсем другое – каждую ночь приходить к его дочери. Считается, что Порция – единственная женщина, знавшая о предстоявшем покушении.[273]273
  …Порция – единственная женщина, знавшая о предстоящем покушении. – Cass. Dio. XLIV.13.1.


[Закрыть] Наконец, была еще Сервилия, но о ее участии в заговоре нет никаких данных. Ее враждебность к Порции позволяет предположить, что она состояла в противоположном лагере. Кроме того, странно считать Сервилию причастной к смерти бывшего любовника: в последующие годы с большим почтением к этой женщине относился Антоний, чего не наблюдалось бы, считай он ее причастной к заговору. И, разумеется, в источниках мы предсказуемо встречаем вопрос: что если одним из мотивов Брута был роман его матери с Цезарем?[274]274
  …в источниках мы предсказуемо встречаем вопрос… – App. BC. II.112.


[Закрыть] Вряд ли он верил слухам о том, что Цезарь – его отец: ни один римлянин не был способен на отцеубийство. Слышать и верить – две разные вещи, и, возможно, Брут лишь нашел выход долго копившемуся негодованию.

Личные интересы отдалили его от Цезаря. Философские убеждения Брута не давали ему примириться с тираном. Настоящий римлянин не мог игнорировать родовую честь и репутацию, тем более Брут, когда-то написавший «множество наставлений и родителям, и детям, и братьям» о семейном долге.[275]275
  …когда-то написавший… о семейном долге… – Sen. Epist. ad Luc. 95.45.


[Закрыть] Ему нужно было соответствовать репутации Юния Брута и Сервилия Агалы. Он получил идейное наследие покойного дяди – Катона, который был не только его наставником в молодости, но теперь еще и тестем. Женой Брута была Порция, деверем – Кассий. Возможно, он стыдился матери и того, что из-за давней ее связи с Цезарем его оскорбительно считали незаконнорожденным[276]276
  Ничего оскорбительного в этих слухах не было, ибо в античном Риме отсутствовало само понятие «незаконнорожденный» в новоевропейском смысле. Когда речь шла о гражданах, важным было не фактическое отцовство, а то, признавал ли ребенка отец семейства (pater familias).


[Закрыть]. Брут верил в идеалы, которые для него значили больше, чем собственная судьба, – верил в философию, в res publica, в семью. Поэтому он снова предал пожилого человека, который доверял ему, – так же как предал Помпея, так же как предал Катона.

ДЕЦИМ

Плутарх считает, что Брут и Кассий вовлекли в заговор Децима.[277]277
  …Брут и Кассий вовлекли в заговор Децима. – Plut. Brut. 12.5–6.


[Закрыть] Но точно так же можно утверждать и обратное – Децим вовлек Кассия и Брута. С уверенностью можно утверждать лишь то, что Децим играл центральную роль. Если Брут был сердцем заговора, а Кассий – головой, то Децим оказался его глазами и ушами. Среди всех заговорщиков к «самым близким друзьям» Цезаря[278]278
  …к «самым близким друзьям» Цезаря… – Nic. Dam. Vita Caes. 23.84; Vell. II.64.2; Plut. Brut. 13; App. BC. II.111; Cass. Dio. XLIV.18.1.


[Закрыть] относился только Децим, и только он теоретически мог бы мучиться из-за своего предательства. Но ни в одном из одиннадцати сохранившихся писем Децима, написанных после убийства, нет и тени раскаяния.

Те, кто получил представление о заговоре по трагедии Шекспира, могут удивиться, почему же они никогда не слышали о Дециме. В «Юлии Цезаре» он неправильно назван «Децием». Если не считать сцены в доме Цезаря утром в мартовские иды, «Децию» отведено в трагедии мало места. Это неудивительно, ибо Шекспир основывался на английских переводах Плутарха и Аппиана. У Аппиана Децим иногда играет важную роль, но Плутарх не считает его значительным персонажем. Николай Дамасский, Кассий Дион, Цицерон – вот античные авторы, которые подчеркивали значение Децима, но Шекспир не читал ни одного из них.

Именно в компании Децима Цезарь решил отобедать 14 марта. Децим являлся ключевой фигурой всего заговора. Ему были ведомы заветные мысли и планы диктатора, и он мог направить их в нужное русло. Николай Дамасский и Светоний считают Децима одним из вождей заговора наравне с Брутом и Кассием. Николай Дамасский называет Децима первым,[279]279
  Николай Дамасский называет Децима первым… – Nic. Dam. Vita Caes. 59.


[Закрыть] Аппиан – третьим после Брута и Кассия.[280]280
  …Аппиан – третьим после Брута и Кассия. – App. BC. II.111.


[Закрыть] Гай Веллей Патеркул, римский военный и государственный деятель,[281]281
  Гай Веллей Патеркул, римский военный и государственный деятель… – Vell. II.58.1–2.


[Закрыть] автор написанной около 30 г. н. э. «Римской истории», считал Децима главой заговорщиков наряду с Брутом и Кассием. Другие источники именуют[282]282
  Другие источники именуют… – Cass. Dio. XLIV.13.3–4; Eutrop. VI.25; Plut. Caes. 80.4.


[Закрыть] его одним из четырех наиболее важных участников грядущего предприятия. Децим не впечатлял только Плутарха: тот «не блистал», по его мнению (не вполне справедливому), «ни особою отвагой, ни предприимчивостью».[283]283
  «…ни особою отвагой, ни предприимчивостью». – Plut. Brut. 12.5.


[Закрыть] Но и он признавал определенную важность этого заговорщика.

В свои тридцать семь лет Децим обладал прекрасными данными. Он был одним из конфидентов Цезаря[284]284
  Он был одним из конфидентов Цезаря… – App. BC. II.111; Vell. II 64.2.


[Закрыть] и аристократом с безупречной родословной, пребывавшим почти на вершине власти. Децим добился успеха в бытность командиром в Галлии (как в Галльской, так и в гражданской войне), управлял этой провинцией в 48–45 гг. и присовокупил к своим достижениям еще одну победу – над свирепыми белловаками. Вероятно, он был претором в Риме в 45 г., и его же должны были назначить наместником Италийской Галлии на 44 г., а также консулом – на 42 г. Знал он или нет, но в завещании Цезаря Децим значился наследником второй степени[285]285
  …в завещании Цезаря Децим значился наследником второй степени… – Plut. Caes. 64.1; Suet. Caes. 83.2.


[Закрыть] на случай (впрочем, невероятный) отсутствия одного из трех наследников первой степени, которыми являлись Октавиан и его двоюродные братья Луций Пинарий и Квинт Педий. Децим также был назначен одним из опекунов приемного сына Цезаря, Октавиана. Цезарь назначил опекунами юноши и других заговорщиков, но их имена нам неизвестны.[286]286
  Цезарь назначил опекунами юноши и других заговорщиков… – Suet. Caes. 83.2; Cass. Dio. XLIV.35.2; Plut. Caes. 64.1; App. BC. II.143.


[Закрыть]

Децим привнес в заговор два важных момента. Он располагал доверием Цезаря и группой гладиаторов. Если бы Цезарь не доверял Дециму, тот никогда не вошел бы в здание, где заседал сенат на мартовские иды. Без гладиаторов заговорщики могли не пережить тот день. Забегая вперед, можно назвать еще одно обстоятельство: Децим собирался стать наместником Цезаря в Италийской Галлии – то была стратегическая позиция с двумя легионами и неподалеку от Рима. В общем, Децим оставался чрезвычайно полезным человеком и после мероприятия.

Децим был обязан диктатору намного большим, нежели Брут. Цезарь помог ему сделать карьеру, а Децим платил верной службой – вплоть до мартовских ид. В последующие годы сторонники Цезаря презирали его за неблагодарность сильнее, чем кого-либо другого. Источники не сообщают о мотивах Децима, поэтому мы можем лишь строить более или менее обоснованные предположения.

Подобно Бруту и Кассию, Децим, должно быть, чувствовал преданность прежде всего Республике. В 43 г. Цицерон писал Дециму письма как участнику общего дела.[287]287
  …как участнику общего дела. – Cic. Fam. XI.7.3.


[Закрыть] Он поддерживал Цезаря, хотя его мать увлекалась революционными идеями. Децим был потомком оптиматов и претендовал на родство с основателем Республики.[288]288
  …претендовал на родство с основателем Республики. – Cic. Phil. II.26.


[Закрыть] Его отец и дед когда-то убивали популяров в Риме и считали это защитой Республики. Теперь настала очередь Децима.[289]289
  Его отец и дед… – Oros. V.12; Cic. Att. XII.22.2.


[Закрыть]

В отличие от Брута и Кассия Децим не был философом, а его республиканские чувства были не слишком глубоки. В одиннадцати сохранившихся письмах[290]290
  В одиннадцати сохранившихся письмах… – А именно: Cic. Fam. X.13; XI.1; XI.4; XI.7; XI.9; XI.10; XI.13; XI.13b; XI.20; XI.23; XI.26.


[Закрыть] 44–43 гг., десять из которых адресованы Цицерону, Децим только один раз ссылается на «освобождение государства».[291]291
  …«освобождение государства». – Cic. Fam. XI.10.5.


[Закрыть] Военные и политические дела интересовали его намного больше. Хотя его письмам свойственна восхитительная краткость,[292]292
  …восхитительная краткость… – Cic. Fam. XI.25.1–2.


[Закрыть] причем всё это время он вел военную кампанию, всё же поразительно его молчание о причинах войны. Напротив, из тринадцати писем Цицерона[293]293
  …из тринадцати писем Цицерона Дециму… – Cic. Fam. XI.5; XI.6; XI.6a; XI.7; XI.8; XI.12; XI.14; XI.15; XI.16; XI.21; XI.22; XI.24; XI.25.


[Закрыть] к Дециму (за тот же период) в пяти затронуты темы свободы, тирании, Республики и убийства Цезаря.[294]294
  …в пяти затронуты темы свободы, тирании, Республики и убийства Цезаря. – Cic. Fam. XI.5.2–3; XI.7.2; XI.6a.1; XI.8.1–2; XI.12.1–2.


[Закрыть]

В деле об убийстве Цезаря личный интерес кажется главным мотивом Децима – честолюбивого, азартного, гордого и жестокого человека.[295]295
  …Децима – честолюбивого, азартного, гордого и жестокого человека. – Nic. Dam. Vita Caes. 98.


[Закрыть] Он очень заботился о своей dignitas, что часто всплывало в переписке с Цицероном.[296]296
  …заботился о своей dignitas, что часто всплывало в переписке… – Cic. Fam. XI.4.2; XI.6a.1–2; XI.8.1.


[Закрыть] Если верить оратору – а он хорошо разбирался в людях, – то Децим хотел славы и величия.[297]297
  …Децим хотел славы и величия. – Cic. Fam. XI.4.3.


[Закрыть] Легко представить, как Цезарь говорит Дециму о том, что честолюбие этого последнего не имеет границ. Однако сам Цезарь был слишком проницателен, чтобы в это верить, – он видел пределы возможностей своего друга.

Децим годился для завоевания Галлии, он даже мог управлять этой областью – но Римом не смог бы. Это был тактик, а не стратег. Он принимал некоторые вещи слишком близко к сердцу, что мешало ему повременить с возмездием – а хороший лидер должен уметь терпеть. Децим был проницателен и способен на обман, но вспыльчив подобно галлам, с которыми проводил много времени. В общем, несмотря на молодость, Октавиан больше годился в преемники Цезарю: он был проницательным и здравомыслящим человеком. Децим являлся военным, а Октавиан – настоящим политиком.

Но Децим был не из тех людей, кому безразлично возвышение соперника. Он шел к вершине через службу Цезарю, через бои в Галлии и в гражданской войне. Теперь другие люди шли тем же путем – в Парфии, а Децим оставался в тылу. В частности, в Парфии теперь должен был отслужить Октавиан. В 45 г., во время долгой совместной поездки из Галлии в Италию, Децим мог, по крайней мере, составить первое впечатление об этом безжалостном и решительном молодом человеке. Если Децим когда-либо и хотел быть наследником Цезаря, ему следовало бы побеспокоиться об Октавиане. Чем выше ценил Децим знаки внимания, которые оказывал ему Цезарь (место в следующей за ним колеснице, дружеская беседа на обеденном ложе у Лепида), тем сильнее негодовал из-за возвышения Октавиана.

Место наместника в Италийской Галлии, а затем консула – это, конечно, было прекрасно, но Децим знал, что в мире, построенном Цезарем, единственная подлинная власть принадлежала армии. Децим любил армию. Владея армией, он мог бы достичь своих заветных целей: стать императором, отпраздновать триумф и сделаться одним из первых людей в Риме. В конце 45 г. Октавиан присоединился к войскам, которым предстояло двинуться на Парфию, а Децим всё еще находился в Риме. Возможно, он подозревал, что, как только Цезарь, Октавиан и группа новых героев вернутся домой с триумфом, его окончательно отодвинут в сторону. Лучше было избавиться от Цезаря сейчас и захватить власть, пока это еще возможно.

Свою роль мог сыграть и социальный аспект – Децим был очень смелым[298]298
  …Децим был очень смелым… – Cic. Att. XI.22.1. Отметим также, что Децим гордился своим бесстрашием: Cic. Fam. XI.20.1.


[Закрыть] и жестоким человеком, и его могла раздражать наигранная утонченность, свойственная Цезарю в последнее время. Подобно Антонию, Децим мог насмехаться над Октавианом[299]299
  Децим мог насмехаться над Октавианом… – Suet. Aug. 2.3.


[Закрыть] как потомком вольноотпущенника и менялы. Дециму, представителю старой римской элиты, могло не нравиться соседство с новыми сенаторами Цезаря, которые, как он считал, не были ему ро́вней. За некоторыми исключениями они являлись не варварами или бывшими легионерами, а скорее состоятельными гражданами Северной Италии и Южной Галлии, потомками семей римских иммигрантов в Испании и центурионами городской элиты со всей Италии, а не из одного лишь Рима. Однако этого хватило, чтобы ими начали гнушаться сенаторы, возводящие свои родословные к раннему Риму. Мы знаем только одного центуриона, которого Цезарь провел в сенат, – Гая Фуфиция Фангона.[300]300
  …Гая Фуфиция Фангона. – Cass. Dio. XLVIII.22.3; Cic. Att. XIV.10.2.


[Закрыть] Это имя, несомненно, он с гордостью носил в своих родных Ацеррах, небольшом городке неподалеку от Неаполя, но для римских снобов оно звучало так, будто его обладатель был родом из трущоб.