Текст книги "Змея"
Автор книги: Бекс Хоган
Жанр: Героическая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Значит, это правда? Ты и есть та принцесса-изменница?
Я пожимаю плечами:
– Что-то вроде того.
– Ищешь способ удрать с острова?
– Если честно, то, не будь Лайлы, меня бы уже и след простыл.
Рауль стискивает зубы:
– Так ты из-за нее рискуешь?
– Послушайте, я знаю, что мне никто не верит, но Гадюкой я стала не просто так. Я хотела помогать людям. И хотя этот план у меня чудесным образом не задался, я не могла бросить Лайлу и ребенка умирать.
Гвардейцы приближаются, осматривая каждый стол, и мое желание дать деру усиливается.
– Ничего не говори.
Рауль уже принял решение относительно меня, потому что поворачивает свой стул так, чтобы более или менее заслонить меня. Я наклоняю голову, прячась от рыскающих по сторонам взглядов.
– Добрый вечер, – как старых друзей, приветствует Рауль гвардейцев. – Чем обязаны?
– Да ищем кое-кого, – отвечает самый высокий и подсовывает Раулю лист бумаги с похожей на мою физиономией. – Видел ее в этих местах?
Рауль делает выдох и изображает раздумья.
– Не скажу, что видел. – Он поворачивается к своим людям. – Кто-нибудь видел такую?
Команда следует его примеру и качает головами.
– Уверены? – Гвардеец настойчив. – За ее голову полагается вознаграждение.
Рауль вздергивает подбородок:
– Сколько?
Я, затаив дыхание, прикидываю, за какую сумму он меня продаст, и украдкой оглядываюсь в поисках путей к бегству, если до этого дойдет.
– Достаточно хрусталя, чтобы такой, как ты, был счастлив, – отвечает гвардеец.
Глаза Рауля сужаются, он больше не разыгрывает дружелюбия. Вероятно, ему не нравится, когда какой-то гвардеец ставит его на место.
– Боюсь, ничем не могу вам помочь.
– Мы будем тут несколько дней, – говорит гвардеец, понимая, что дело проигрышное. – Отыщи нас, если что-нибудь заметишь.
Рауль кивает, но, когда они отходят, сплевывает на пол и поворачивается к своим людям.
– Думаю, нам пора отсюда, как считаете?
Когда все встают, Лайла пугается.
– Я не понимаю.
– Я отвезу тебя домой, – говорит Рауль, и она оглядывается на меня. – Она может поехать с нами, – добавляет он, затем поворачивается ко мне: – Если хочешь.
Я обдумываю предложение.
– Куда вы направляетесь?
– Это важно? Отсюда.
Он прав, однако я не собираюсь слепо следовать за этими людьми.
– Это важно.
– Ладно, – озорно ухмыляется он. – На Третьем острове была когда-нибудь?
6
«Черная ночь» – потрясающий корабль. Сколоченный полностью из того же дерева сердценочи, что и фигура на носу «Девы», он – истинный сын Черного острова.
Хотя это относительно небольшое торговое судно, двухмачтовый бриг, наше плавание проходит быстро и гладко, и я не могу понять, почему до сих пор его не встречала.
Когда я спрашиваю Рауля, какие воды он предпочитает, тот лишь лукаво ухмыляется. Будто понимает, что в действительности стоит за моим вопросом.
– Она особенная, правда? – Он явно горд своим кораблем. – Сам ее строил. С помощью своих братьев.
Я под впечатлением, но не удивлена. Быстро прихожу к выводу, что Рауль – человек-тайна.
Мы незамеченными пробрались из таверны в порт, и, едва успели взойти на борт «Ночи», так здорово замаскированной, что ее было почти не видно на фоне черной воды, как уже отчалили. Нас с Лайлой отвели в трюм, который служил временным жильем, но при этом недоверчивый Рауль расположил своих людей по другую сторону запасного паруса, отгораживающего нашу половину.
– Они проводят вас на корабле, куда потребуется, – сказал он, однако мы оба понимали, что это средство предосторожности. Ведь вообще-то я была беглянкой, обвинявшейся в попытке убийства и измене.
Несмотря на то, что расстояние между мной и королем увеличивается, тревога, сдавившая мне грудь, не отпускает.
Мне по-прежнему тошно от страха за Торина. И от сознания вины, что я оставляю его на милость жадного до власти родителя. Может быть, не следовало покидать замок, не попытавшись помочь ему? Не было ли мое бегство проявлением эгоизма?
Однако возвращаться уже поздно, а потому я лишь надеюсь, что королевский целитель достаточно опытен, чтобы не дать Торину умереть, а король достаточно умен, чтобы ему не мешать.
Другая моя проблема остается неизменной. Восточные острова нисколько не ближе к миру, чем раньше, причем король представляет собой гораздо большую угрозу, чем мы с Торином предполагали. Во время суда я поняла одну очень важную вещь: на всех шести Островах у него есть сильные союзники. Без Торина флот снова подчиняется королю, а я вообще не командую ничем. Война никогда еще не казалась мне такой огромной, а моя армия – такой крохотной.
Мне понадобится помощь.
Если я тешила себя надеждой, что помощь может прийти со стороны Рауля и его людей, мысль эта испаряется, когда он приглашает меня отужинать в его каюте. Я ожидаю увидеть там и Лайлу, но, если не считать его охранника, расположившегося у двери, мы одни.
Когда я интересуюсь, зачем подобное уединение, он протягивает мне кружку рома.
– Мне кажется, нам нужно поболтать, и я не хочу, чтобы кто-то этому помешал.
Я делаю большой глоток золотистой жидкости и киваю.
– Понятно. Так что же я могу для вас сделать?
– Вылечить мою Лайлу.
Внезапно меня охватывает усталость. Растирая лицо, будто таким образом можно снять с себя ответственность, я спрашиваю:
– А с чего вы взяли, будто я это могу?
Рауль поднимается на ноги и начинает расхаживать по комнате.
– Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, не в курсе слухов о том, что ты уже однажды сделала?
Я не до конца понимаю, что он имеет в виду, поэтому не отвечаю.
– Это правда, что ты призвала морских хищников? Что в твоих венах течет волшебство?
Какой негодяй ему донес? На моем корабле никто бы меня не предал. К сожалению, этого нельзя сказать о моем лице, которое отвечает на вопрос Рауля лучше любых слов.
– Значит, это правда.
– Это было гораздо труднее, чем кажется.
– Но в тебе же есть волшебство? Как у Волшебников?
Я слышу в его голосе отчаяние. Ему так хочется, чтобы это оказалось правдой, ради женщины, которую он любит! И поэтому я даю ему самый честный ответ, насколько это возможно:
– Да, но я им почти не управляю, и у меня нет навыков, чтобы сделать то, о чем вы меня просите.
– А может, все дело в стимуле?
Он делает шаг ко мне, вскидывает пистолет и направляет дуло мне в лоб. Одновременно с этим его помощник подходит ко мне сзади, и я чувствую его пистолет спиной.
– Ты вылечишь ее, – заявляет Рауль, и его тон не оставляет сомнений в том, что, если я откажусь, он грохнет меня, не задумываясь.
– Я сказала, что не могу. – Мой голос звучит так же убедительно. – Угрозами этого не изменить.
Он нажимает на курок сильнее.
– Я все слухи о тебе знаю. Ты говоришь, что хочешь помочь, но ты такая же, как твой отец, которого ты убила. Или сделала вид, что убила, в зависимости от того, кому верить. Гадюки все одинаковые – жестокие, злые и себялюбивые. Я даю тебе возможность оправдаться.
Неужели так никто обо мне и слова доброго не скажет?
С меня достаточно. Молниеносным движением я бью Рауля по руке и выхватываю пистолет. Развернувшись, я прижимаю его к горлу второго противника, одновременно хватая его за кисть и притягивая ее к своему бедру так, что теперь его пистолет нацелен на Рауля. Не успели они моргнуть, как я их разоружила.
– Не стоит верить всему, что слышишь, – говорю я Раулю, наслаждаясь написанным на его лице потрясением, и одновременно жестами велю второму пленнику передвинуться так, чтобы оба стояли передо мной.
– А кое-чему стоит уделять больше внимания, – отвечает он, поднимая руки и сдаваясь.
Я осторожно опускаю пистолеты.
– Ступай, – обращается Рауль к своему охраннику, и тот только рад улизнуть из комнаты.
Я не спешу возвращать Раулю его оружие.
– Я вам уже сказала. Я не могу помочь Лайле. К большому моему сожалению. Я поговорю с ней, но, как только мы доберемся до Третьего острова, я вас покину.
– О, ты не попадешь на Третий остров.
Я хмурюсь.
– Не попаду?
Рауль пристально меня разглядывает.
– Что ты о моем острове знаешь?
– Очень мало, – признаюсь я. – На нем прекрасные леса, а люди склонны к отшельничеству… за исключением присутствующих.
– Ты там когда-нибудь бывала? – задает он вопрос, явно с подтекстом.
– Однажды.
– И как он тебе показался?
Я представляю себе Адлера, стоящего над человеком в капюшоне и требующего, чтобы я убила его и таким образом завершила Посвящение. Помню свой страх. Помню свое решение. Я не стану убийцей ни для него, ни для кого бы то ни было. Тот день изменил мою жизнь навсегда.
Я встречаюсь с выжидательным взглядом Рауля.
– Он выглядел покинутым. Я не заметила никаких обитателей. Вы первый человек с Третьего острова, кого я встречаю.
Не знаю, какого ответа ожидал Рауль, но сейчас он выглядит удовлетворенным, потому что глаза его светлеют.
– Хорошо, принцесса Гадюка.
– Можно просто Марианна.
Он поднимает бровь, но кивает:
– Марианна. Похоже, я на твой счет ошибался. А потому поведаю тебе кое-что о моих соплеменниках, чего они не стали бы тебе открывать. Что ты знаешь о Провидцах?
Я видела редкие упоминания о них в старых книгах в библиотеке Торина на Шестом, но вообще-то меня гораздо больше интересовала волшебная сторона вещей.
– Немного.
Рауль садится за стол и указывает на стул напротив. После короткого раздумья я соглашаюсь – как бы то ни было, у меня в руках по-прежнему два пистолета, а у него ни одного.
– Роль, которую играли Провидцы в нашей истории, забыта всюду, кроме Третьего острова. – Прежде чем продолжить, Рауль тянется за кружкой и делает глоток рома. Возможно, ему труднее делиться секретом своего народа, чем он думал. – Потому что Провидцы не хотят, чтобы кто-нибудь ее помнил. Видишь ли, все Провидцы родом с Третьего острова. Раньше, давным-давно, они делились знанием, которое провидели, с волшебниками. Те в своей великой мудрости советовали королям, как избежать катастрофы, но редко упоминали о роли, которую играли в этом Провидцы. Поэтому, узнав о грядущей войне, которая либо объединит Острова навсегда, либо приведет ко всеобщему разрушению, Провидцы решили, что с них довольно. Они хотели защитить лишь свой народ и сохранить деревья, потому покинули общество, предоставив другие пять островов собственной участи.
– Так вот почему никто больше не видит третьих островитян? – Мне все равно, что мой гнев выплескивается наружу. – Из-за войны, которую они предвидели? Той, которую я сейчас проигрываю? – А он еще смеет называть Гадюк эгоистами. – Кто вы, Рауль? Если ваши соплеменники прячутся, почему не прячетесь вы?
Некоторое время он молчит, но потом как будто решается. Сунув руку в карман, вынимает мешочек, открывает его и высыпает на стол между нами камушки. Они маленькие и совершенно круглые, поверхность их покрыта гравировкой, линиями и узорами, которые для меня ничего не значат, но, тем не менее, очаровывают.
Рауль берет камушки в руки.
– Это руны. Отец учил меня их вырезать, а мать – читать. Вот уже много лет они указывают мне мое собственное будущее.
Я выжидательно смотрю на него.
– Жить, – просто говорит он. – Я не согласен с решением моего народа прятаться в уединении. Вот почему ты оказалась на моем корабле. Я не хотел нанимать курьеров для перевозок своего ценного груза. Я никому не доверял. И потому ослушался отца и построил «Ночь».
История интересная, однако я научилась слышать ложь, завернутую в правду.
– Так вы курьер? – Я не скрываю насмешки. – Обычный торговец, поставляющий товары? – Я фыркаю. – Вы контрабандист, не так ли? Давайте догадаюсь. На Третьем острове не только красивые деревья растут.
Его глаза снова улыбаются.
– Ты видела черные цветы, которые покрывают леса. Скажем так: они обладают приятным эффектом, когда их подсушишь и подожжешь.
Я поднимаю бровь:
– Полагаю, налог на такие вещи высок – или я неправа?
Рауль пожимает плечами:
– Подобная роскошь должна принадлежать не только богатым.
– А вы герой.
Он не реагирует на мой сарказм.
– Не думаю, что Гадюка уполномочена судить мои моральные принципы. – Он вздыхает, убирая камушки обратно в мешочек. – Недавно они мне сказали кое-что новое. Не просто жить, но и сражаться.
– Хотите ко мне присоединиться?
Он смеется.
– Нисколечко. Нет, я готов сражаться – насмерть – только за одну вещь. За мою семью. Чтобы ее защитить и сохранить.
Теперь все постепенно начинает обретать смысл.
– И единственная проблема в том, что Лайла вас не помнит.
– Именно. Вот почему я попросил тебя ей помочь.
Теперь моя очередь смеяться.
– Если так выглядит ваша просьба, не хотела бы я увидеть ваше требование.
Рауль только плечами пожимает:
– Не знаю, что тебя не устраивает. Пистолеты ведь у тебя.
– Я говорила вам правду. Я не знаю, как помочь Лайле. Пока.
Рауль резко поднимает на меня глаза.
– Но ты хочешь научиться. Ты об этом?
Я киваю. У меня в голове после отплытия с Первого острова начал вырисовываться план. Способ победить в этой войне. Способ спасти Торина. Он непродуман, опасен и едва ли сработает, но это мой единственный план. Я предполагаю, что на Восточных островах остался один человек, который может мне помочь. Если она еще жива. А я чувствую, что жива.
– Не могу вам ничего обещать. Но если смогу, когда смогу, я вернусь домой и сделаю для Лайлы все, что будет в моих силах.
Он наклоняет голову и прижимает ладонь к сердцу.
– Ты совсем не такая, какой представлялась мне по слухам. Кроме одного.
Сомневаюсь, что мне хочется знать подробности.
– И что бы это значило?
– Ты умеешь драться.
Я с улыбкой пускаю пистолеты по столу в его сторону.
– Об этом вам лучше не забывать.
После этого Рауль позволяет мне оказывать помощь на корабле. Всякий раз, когда мы с Лайлой оказываемся наедине, я пытаюсь докопаться до ее воспоминаний, где бы она их ни зарыла, однако безуспешно.
Какими бы тщетными ни были мои попытки, я не могу не заметить, что, пока Лайла проводит время с Раулем, между ними начинает возникать определенная близость. Хотя она его не помнит, хотя она напугана и находится вдали от дома, Лайла снова тянется к Раулю. Что бы ни соединило их в первый раз, это повторяется. Любовь – волшебство гораздо более сильное, чем то, которым я мечтаю овладеть.
Я наблюдаю за ними и тоскую по Бронну. Каждый день я жду малейших признаков появления «Девы», однако здешние воды совершенно пустынны. В лучшем случае нам попадается какое-нибудь рыбацкое суденышко, какой уж там торговый корабль. Уходить далеко от дома всем мешает страх.
На пятый день, когда на горизонте появляется черный силуэт Третьего острова, Рауль подходит ко мне, когда я смолю палубу.
– Пора нам прощаться, – говорит он, обнимая меня за плечо.
Оперевшись на швабру, поднимаю на него глаза.
– Вы что, собираетесь бросить меня за борт?
– Посмотрим. Ты умеешь плавать?
Я смеюсь и отрицательно мотаю головой:
– Я буду по вам скучать, Рауль.
– Почему-то я в этом сомневаюсь. – Он делает паузу. – Могу я кое-что прочитать тебе перед твоим отъездом?
Я не сразу понимаю, что он имеет в виду руны. Перспектива услышать о своем будущем слегка тревожит меня, и Рауль это замечает.
– Судьба не предначертана, – говорит он. – Камни не управляют тобой. Однако некоторая ориентация не помешает.
Я не в том положении, чтобы артачиться, и потому соглашаюсь. Мы усаживаемся на палубе, и Рауль снова достает свои камешки. Рассыпав их передо мной, он хмурится.
– Что? – Я падаю духом. – Все так плохо?
Он не отвечает, собирает их, бросает снова. И хмурится еще сильнее.
– Что там? Я умру? – Я шучу лишь отчасти.
Однако ему не до смеха. Я вижу в его глазах сомнение. И испуг.
– Существует одно древнее пророчество, которое мы на Третьем острове знаем с детства. «Надвигается буря. Дикая ярость, которая поглотит ночь и день, землю и море, пока не останется одна скорбь. Бойтесь ее, сражайтесь с ней, уничтожьте ее». Но никто не знает, о ком или о чем здесь идет речь.
Меня охватывает дрожь.
– Что говорят руны, Рауль?
– Бойся ее, сражайся с ней, уничтожь ее.
Наши взгляды встречаются, и мною завладевает ощущение роковой неизбежности.
– Что это значит?
Рауль качает головой.
– Не знаю. – Молчит, потом продолжает: – Это ты та буря, Марианна?
Впервые за время нашего знакомства он по-настоящему напуган.
– Рауль!
Крик опережает мой ответ, и мы оба оглядываемся на его первого помощника, указывающего на что-то в море.
– Что там?
Рауль бежит посмотреть и оборачивается ко мне:
– Королевский флот. Тебе пора.
Он хватает меня за руку и ведет на корму «Ночи».
– Я положил в твою лодку провиант, но боюсь, что недостаточно.
Я примеряюсь к крошечной рыбацкой плоскодонке.
– Да мне ни за что в такой посудине не обогнать флот!
Рауль снимает с шеи шнурок с круглой черной подвеской, сделанной из дерева. Она украшена замысловатой резьбой, изображающей лес, – я успеваю заметить это краем глаза, пока Рауль надевает мне шнурок через голову.
– Это талисман, который я сам изготовил. Он укроет тебя от взглядов врагов.
Должно быть, я выгляжу потрясенной, потому что он посмеивается.
– А как, ты думаешь, я столько времени оставался незамеченным?
– Я не могу его принять. Это слишком.
– Бери. Живи. И возвращайся к нам, когда найдешь способ помочь Лайле.
Лайла.
– Я не попрощалась!
Рауль подталкивает меня.
– Нет времени. Если, конечно, ты не рвешься воссоединиться со свекром.
Перспектива не из приятных, так что я забираюсь в лодку, отвязываю трос и перекидываю ему обратно.
Уже сев в лодку и взявшись за весла, я кричу:
– Почему вы помогаете мне?
Рауль посылает мне ослепительную улыбку:
– Потому что ты та девушка, которая не выстрелила.
Я разеваю от изумления рот, и Рауль принимается хохотать.
Я слышу его еще долго после того, как корабль исчезает из вида.
7
Последний раз, когда я гребла с Третьего острова на Четвертый, мне пришлось реквизировать парусник, чтобы добраться туда живой.
Но сейчас я уже не та, какой была тогда. И у меня нет выбора – плыть больше не на чем. Мне придется несладко.
Плоскодонка не предназначена для открытого моря, да и компаса у меня нет, так что я готовлюсь к утомительному путешествию. Благодаря скудной провизии, которой сумел снабдить меня Рауль, я хоть не умру с голоду, а солнце не такое жаркое, как в прошлый раз, когда я следовала этим маршрутом, так что шансов выжить у меня больше.
Дни заполняются бесконечным ритмом движений – тяни, отпускай, взад, вперед. Сон – роскошь, которой я не могу себе позволить, иначе меня снесет волной, поэтому разрешаю себе разве что ненадолго закрывать глаза днем, максимально используя ночные звезды для определения маршрута. Ладони, стертые о грубые весла, кровоточат, мышцы рук и спины молят об отдыхе, но я заставляю себя об этом не думать. Пренебрежение болью – вот единственный способ добраться до Четвертого острова, и потому я сосредотачиваюсь на том, что ждет меня впереди, и стараюсь не вспоминать о том, что осталось позади.
Жаль, что я так мало времени провела с Раулем, так мало узнала о его соплеменниках, но я рада, что пришлось прервать чтение рун. Не хочу думать о том, почему слова древнего и мрачного пророчества должны относиться ко мне. Гораздо интереснее понять, каким образом Рауль узнал, что я не убила того человека на Посвящении. Возможно, новости об испытании разошлись достаточно быстро, чтобы достичь его ушей, но мне почему-то кажется, что он узнал об этом иным способом. Когда-нибудь я его спрошу, если доживу. В каком-то смысле мне даже на руку то, что наши пути разошлись. Хотя я всегда была не прочь снова наведаться на Третий остров, Четвертый оставался желанным пунктом назначения.
Однажды я встретила женщину, которая увидела истинную меня, которая знала то, что ей не положено было знать. Вполне вероятно, что ярость Адлера убила ее, однако, подозреваю, что Старая Грязька переживет и конец света. Вопрос, скорее, в том, как ее отыскать.
На пятый день после расставания с «Ночью» припускает дождь. Поначалу я радуюсь воде, пополняющей мои оскудевшие запасы, но скоро оказываюсь мокрой насквозь, а под вечер промерзаю до мозга костей. Мое и без того медленное продвижение вперед делается еще более затруднительным. Я вот-вот готова сдаться, но вспоминаю Торина и Шарпа, думаю о том, что, отдаляясь от них с каждой минутой, я на самом деле приближаюсь с подмогой, и продолжаю грести.
Однако худшее впереди. Когда путешествие подходит к концу и манящие очертания суши на горизонте притупляют бдительность, у меня появляется спутник. На сей раз не солдаты и даже не человек. Опасность подстерегает под водой. Молодая гигантская змееакула заинтересовывается мною и начинает агрессивно наматывать круги вокруг лодки. Она еще не выросла окончательно, но ее обтекаемое туловище уже в два раза длиннее моего суденышка. Змееакула начинает биться в корпус своей змеевидной головой, и я могу лишь надеяться на то, что ей когда-нибудь это надоест и она уплывет восвояси. Даже если она не собирается причинять мне вред, одного взмаха ее сильного хвоста достаточно, чтобы меня опрокинуть, и, хотя я старательно училась подавлять страх перед водой, у меня нет ни малейшего желания оказаться в объятиях океана. Вероятно, она чувствует кровь на моих руках или пот на коже, потому что явно видит во мне добычу.
Змееакуленок устремляется к лодке, скользя в воде, как гигантский угорь. Мое суденышко в его челюстях сложится, как бумажное, поэтому надо действовать быстро. Я атакую первой: размахнувшись веслом, загоняю его в открытую пасть приближающегося звереныша, которая, к счастью, еще недостаточно развита, не то он разом проглотил бы меня вместе с лодкой. Зубы яростно вгрызаются в дерево, пожирая щепки, но за счет этого я умудряюсь приманить его поближе, достаточно, чтобы другой рукой ударить ножом точно между твердой, как доспехи, чешуей.
Змееакуленок изворачивается и уплывает, окрашивая океан кровью.
Несмотря на то, что вода мгновенно становится красной, я понимаю, что мой удар не был смертельным, и жду нового нападения. Но то ли он не ожидал подобного сопротивления, то ли не слишком голоден. В любом случае он считает, что я того не стою, и, к моему величайшему облегчению, плывет прочь.
Не желая проверять, не изменит ли он свое решение, я хватаю оставшееся весло и гребу им, при необходимости меняя борта. Теперь мне еще труднее, чем раньше. Но я все равно радуюсь, что у меня по-прежнему две руки, несмотря на то, что я была в столь опасной близости от острых, как бритва, клыков змееакулы.
Акуленок не возвращается, и через некоторое время я добираюсь-таки до Четвертого острова. Помятая плоскодонка вытащена на берег, и быстрый осмотр показывает, как близка она к пробоине в борту после атаки хищника. Оставив ее на пляже и даже не пытаясь спрятать, я, стиснув зубы, плетусь дальше, хотя мне отчаянно хочется передохнуть. Потрепанная лодчонка на песке никого не заинтересует, а вот я – дело другое. Впереди на дюнах кричит стая чаек, другая кружит над головой. Не обращаю на них внимания до тех пор, пока ветер не приносит запах гнили, от которого приходится зажать нос, чтобы не задохнуться. Захожу подальше на берег и обнаруживаю причину: прилив пригнал и бросил разлагаться на солнце дохлую рыбу. Я хмурюсь. Нет ничего странного в том, что на берегу валяется рыбий скелет, который обронила пролетающая птица или не пожелал есть падальщик. Но тут, должно быть, целый косяк, и я не могу представить причину, по которой всем этим рыбам вздумалось погибнуть одновременно.
Убегая от смрада и шума, я спешу вглубь острова.
Когда я впервые – так давно – прибыла на эти берега, меня поразила здешняя красота, бесконечные луга, полные цвета и жизни. Теперь все обратилось в пепел. Пустая и мертвая земля. Удаляясь от океана, я пытаюсь унять боль, а за мной по пятам следуют призраки. Я хочу встретиться с ними лицом к лицу, мне нужно встретиться с ними лицом к лицу, и потому, не обращая внимания на усталость, я направляюсь к тому месту, которое когда-то называла своим домом.
Теперь тут все слишком похоже на Третий остров, однако, если там леса и растения на черной почве процветают, здесь она отторгает жизнь. В воздухе висит запах дыма, у меня постоянно першит в горле.
Однако по-настоящему запустение потрясает меня лишь тогда, когда я приближаюсь к дому. Говорливый ручей иссяк, вместо здания – сгоревший остов. Я зажимаю ладонью рот, чтобы подавить всхлип, рвущийся наружу, иду к могиле, огибая пепелище.
Земляной холмик, насыпанный мною, – вот единственное, что не разрушено огнем. Обессиленная и одинокая, падаю на колени, затем ложусь на холмик ничком. Я никогда не прощу себе того, что стряслось с Йореном, Кларой и Томасом, но, возможно, даже хорошо, что они не стали свидетелями подобного кошмара. Вид пепелища разбил бы Йорену сердце так же, как разбивает мне.
Не знаю, как долго я так лежу, но скоро земля промокает от моих слез, которые я даже не замечала. Прижавшись к ней, я прислушиваюсь к любому шороху волшебства, ко всему, что можно было бы извлечь из глубины, однако не слышу ничего. Гул горы на Первом острове вселил в меня надежду, но здесь, похоже, его уже не дождаться.
Сжимаю кулаки, растираю между пальцами золу и нашептываю земле.
– Я найду способ это поправить, – говорю я, зная, что моя семья не услышит меня, как бы мне того ни хотелось. – Обещаю вам. Так или иначе, но я верну ваш остров.
Переворачиваюсь на спину и, опустошенная, смотрю в небо. Скорбь застала меня врасплох. Я думала, что давно распрощалась с этими людьми, не сознавала, насколько соскучилась по ним, не понимала, что ощущение горя никогда не проходит, а лишь затихает. Я была так полна решимости смотреть вперед, так стремилась искупить грехи Адлера, что все это время не позволяла себе переживать боль утраты. Но если ты забываешь своих родных, тогда какой вообще во всем этом смысл?
Готовая сказать последнее «прости», я встаю и, как могу, отряхиваю с себя золу. Больше здесь совершенно незачем оставаться, и потому я бреду к поселению.
На пути мне не попадается ни одной живой души. Люди на острове либо умерли, либо спаслись бегством. Но, несмотря на это, я чувствую, что не одна. Кто-то знал о моем прибытии и теперь меня поджидает. Даже во время моего первого посещения острова поселение не процветало, ну а сейчас оно больше похоже на груду угольев. Трудно сказать, где раньше была главная улица, и я пробираюсь через развалины с одинаковой тяжестью на сердце и в ногах, в поисках мест, где кто-нибудь мог бы найти укрытие.
Напрасно.
Старая Грязька сидит на земле, закутанная в лохмотья, – костяной остов, обтянутый похожей на бумажную кожей, – и, когда я замечаю ее, начинает смеяться.
– Моя волшебная девочка, – говорит старуха, широко раскидывая руки. – Наконец-то ты пришла.
– Снова здравствуйте, – отвечаю я, опускаясь на землю напротив нее. – Вы все-таки выжили?
Она только отмахивается:
– А ты сомневалась?
Возможно, старуха пока жива, но вряд ли это надолго, если судить по слабости ее тела, не говоря уж о рассудке. Я лезу в сумку и предлагаю ей хлеба. Она воспринимает это как личное оскорбление.
– Не разбазаривай. Тебе нужнее.
Я не совсем с ней согласна, однако не спорю, хотя и хлеб не убираю. Она еще может передумать.
– Вы знаете, почему я здесь?
Можно предположить, что да, поскольку она меня поджидала.
– Хочешь узнать про волшебство.
Я киваю с чувством странного облегчения.
– Я должна узнать, насколько оно важно. Стоит ли мне ответить на его зов или забыть раз и навсегда.
– Все зависит от того, почему ты спрашиваешь. Ради себя или ради других?
Я хмурюсь.
– Это разве важно?
Старая Грязька подбирает щепотку черной пыли и бросает в меня.
– Конечно важно. Неужели ты еще не поняла, во что вляпалась?
Я сдерживаюсь, не сплевываю пыль, но вытираю губы.
– Неужели волшебство – единственное средство восстановить настоящий мир на Островах? Вот почему я спрашиваю и вот почему я здесь.
Но даже произнося эти слова, я понимаю, что лгу. Я здесь не только поэтому. Я спрашиваю и ради себя. Ищу повод уступить соблазну и ответить на зов.
Старая Грязька разглядывает меня.
– Ты кто?
Я сбита с толку, но не успеваю ответить, она уже нетерпеливо продолжает:
– Ты Гадюка? Принцесса? Восточная? Западная? Сама ты знаешь, кто ты? – Старуха видит на моем лице неуверенность и ухватывается за это. – Тебе нужно знать. Ты обязана знать. Если не обретешь эту силу, никогда не овладеешь волшебством.
Она затронула во мне сразу несколько струн, и у меня вспыхивает желание защищаться. Даже не зная правду о своем рождении, я не понимала до конца, кто я, и просто боролась, не давая себе времени подумать о своем месте в этом мире.
– Не понимаю, почему это важно.
На сей раз я готова к грязевому дождю, который она мне устраивает, но не к ядовитым речам.
– Глупая девчонка. Ты разве не знаешь, почему вымерли волшебники? Король для этого даже не понадобился, они сами себя уничтожили. Что такое волшебство, как не власть? И ничто так не растлевает, как власть. Чтобы по-настоящему понять волшебство, ты должна быть готова рискнуть всем, пожертвовать всем, отдаться этой власти – и при этом не потерять в ней себя. – Она грустно качает головой. – Раньше или позже теряются все. Если у тебя не будет силы, потеряешься и ты.
Я смотрю на старуху – когда же потерялась она сама?
В ее словах есть правда. Меня всегда пугала собственная тяга к волшебству, непреодолимое желание отдаться ему без остатка. Я почувствовала его власть и вкусила его сладость и теперь тоскую по нему – всегда тосковала, – и это ужасает меня. Потому что я знаю: во мне живет тьма. Знаю, как легко потеряться в ней навсегда.
– А могут Острова вообще когда-нибудь вернуться к миру без помощи волшебства? – снова задаю я свой первоначальный вопрос.
Старая Грязька тянется к моей руке и пробегает костлявыми пальцами по ладони. Видимо, так она хочет меня успокоить, но у нее не получается.
– Нет. Без волшебства настоящего мира не видать.
Я вздыхаю, ощущая на себе груз неизбежности.
– Но как? Как кто-то может это волшебство вообще вернуть?
Она бросает на меня понимающий взгляд.
– Кто-то? Или ты? – Она насмехается надо мной. – Только волшебник способен вернуть волшебство, заново оживить Острова. А вот как? Этого я и сама не знаю. Никто не знает.
Я раздраженно спрашиваю:
– А как насчет Запада? Там волшебство есть, но все равно неспокойно.
Старая Грязька отодвигается от меня, сплевывает на землю и размазывает плевок, превращая в мерзкую кашицу.
– Без волшебства не может быть мира. Однако одно только существование волшебства его не гарантирует. Или ты не слышала, что я тебе сказала?
– То есть мне нужно научиться волшебству, но не заразиться им?
Теперь она улыбается, и ее улыбка становится все шире, пока старуха не начинает кудахтать:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?