Текст книги "Я люблю Капри"

Я осторожно расправляю плечи и откидываю голову.

– Умеете ходить на высоких каблуках? – спрашивает Люка, заметив, что мои штанины волочатся по полу.

– Никаких проблем. У меня есть сандалии на толстой подошве. Они тоже подойдут. А теперь отпустите. – Люка разжимает мои пальцы, которыми я крепко держу ворот пиджака.

– Он расходится, – протестую я.

– Это сексапильно. – Он отступает на шаг и окидывает меня взглядом. – Если хотите, я могу подколоть пиджак, чтобы он не так сильно распахивался. Еще у меня есть красивое ожерелье, оно закроет большую часть вот этой области. – Люка легко дотрагивается до ложбинки под моими ключицами.

У меня такое чувство, будто фея Динь-Динь[45]45
  Фея из книги о приключениях Питера Пена.


[Закрыть] посыпала меня своим волшебным порошком там, где его пальцы коснулись моей кожи.

– Хорошо? – спрашивает Люка.

Я поднимаю глаза: он задумчиво поглаживает бородку, и я замечаю, как контрастирует гладкая темная кожа его рук и светлая – под ногтями. Мне становится любопытно, проявляет ли он столько же обходительности, когда не одевает, а раздевает женщину?

– Ким, так мне заколоть?

– А! Да, конечно…

Люка берет в одну руку булавку, а другую запускает мне за пазуху. Я внимательно рассматриваю потолок и стараюсь дышать спокойно. Постепенно я опускаю взгляд и смотрю теперь на растрепанные пряди его блестящих черных волос, на изогнутую линию скулы и идеально прямые густые ресницы.

– Вот так! – говорит он, проверяя, не видно ли булавки. – Теперь ожерелье.

Люка застегивает его на моей шее, а потом расправляет каскады бусин у меня на груди. Его пальцы будто первые теплые капли дождя на коже в жаркий летний день.

– Туфли! – Он выбирает из рассыпавшейся по полу груды одну коробку. – Тридцать восьмой?

Я киваю, и Люка подает мне пару туфель на высоком клиновидном каблуке с длинными серебряными ремешками.

– Теперь волосы – по-моему, лучше убрать их назад, чтобы открыть лицо.

Я никогда не убираю волосы назад, но сопротивляться уже нет сил. Если он решит побрить мне голову под ноль, я не стану возражать.

Стоя лицом ко мне, он запускает свои сильные руки в мои волосы. Последний раз мужчина прикасался ко мне довольно давно, и то это был почтальон – я взяла у него ручку, чтобы расписаться за заказанную по каталогу одежду, – так что можете себе представить, какие у меня мурашки по спине побежали. Люка осторожно собирает непослушные локоны, но тут я по неосторожности издаю от удовольствия слабый стон и немедленно притворяюсь, будто закашлялась.

– С вами все хорошо?

– Нормально! – Глоток лимончелло – и все пройдет.

– У вас строптивые волосы, – говорит Люка, стараясь заставить их лежать спокойно.

– Я знаю, – виновато вздыхаю я.

– Нет, это потрясающе! Все, кто приезжает на Капри, всегда так безупречно одеты и причесаны, будто жизнь их безоблачна, а сами они – воплощенный идеал.

– Вам не нравятся идеальные люди? – Хорошее предзнаменование.

– Идеальными могут быть модели, фотографии, но в жизни должно быть иначе.

Может быть, у него не так и много общего с моей мамой.

– Вам не кажется, что в этом случае вам стоит сменить работу? – улыбаюсь я.

– Я не пытаюсь заставить людей выглядеть идеально, – протестует Люка. – Да, я хочу, чтобы мои клиенты хорошо выглядели и были уверены в себе, но я лишь помогаю им найти свой образ – тот, на который не надо будет тратить много сил. По-моему, об одежде надо забывать, как только ты ее надел.

Я расслабляю плечи и обещаю ногам, что очень скоро они вернутся в свои мешковатые штаны.

Люка легко проводит ладонью по моей щеке и вздыхает:

– Вы чудесно выглядите…

Мама входит в магазин с пакетом низкокалорийных сластей. Я поворачиваюсь к ней.

– О Ким, ты выглядишь великолепно! Как здорово, что ты наконец надела что-то цветное, пусть и бледное.

Я подхожу к зеркалу и ахаю. Я была уверена, что в этом костюме буду выглядеть необъятной, но на самом деле кажется, будто я сбросила в примерочной килограммов десять. У меня есть ноги! Я шевелю рукой, чтобы убедиться, что это я. Девушка в зеркале повторяет мое движение.

– Я выгляжу взрослой, – трогаю я свою новую прическу.

– Искушенной, – поправляет мама.

– О боже! – смеюсь я. – Вот она – дочь, о которой ты мечтала и которой у тебя никогда не было.

– Да, восхитительно, – говорит мама, и на глаза у нее едва не наворачиваются слезы.

– Смотри хорошенько, – предупреждаю я ее. – Такое не скоро повторится.

– Вам не нравится? – Люка искренне огорчен.

Вообще-то нравится, но я не хочу, чтобы мама думала, будто теперь все так и останется.

– Сумочка! – вспоминает мама и хватает с витрины серебристую штуку, похожую на колбасу.

– Perfecto! – одобряет Люка. – Готова?

– Si, агент Аморато! – Я щелкаю каблуками. – Пожелайте мне удачи.

– Buona fortuna[46]46
  Удачи (ит.).


[Закрыть], – говорит Люка, целуя меня в щеку.

Похоже, в прошлой жизни я все-таки уже носила туфли на каблуках – я иду по улице, будто ступаю по облакам.

И только на подходе к «Аллегра» я начинаю нервничать. У меня этот трюк ни за что не пройдет. И пусть все этикетки на моей одежде – настоящие, но личность, которая прячется за ними, – подделка. Меня в секунду раскусят.

Я поворачиваю назад. Нет. Я должна это сделать. Я должна заслужить этот поцелуй в щеку.

Я набираю в легкие воздух и толкаю стеклянную дверь, повторяя про себя заклинание: «Я богатая. Я стильная. Я разбираюсь в моде». Чтобы не встречаться взглядом с девушкой за прилавком, которая ужасно похожа на куклу Синди, я снимаю со стойки первый попавшийся пиджак и тут же натыкаюсь взглядом на ценник. Я пытаюсь придать моему вытянувшемуся лицу выражение «Как дешево! Может, взять парочку?», потом прохожу дальше, но не успеваю даже дотронуться до воздушного шелкового топа цвета слоновой кости, как он соскальзывает с вешалки на пол. Черт. Меня бросает в жар, я нагибаюсь, чтобы поднять его, и тут вижу перед глазами пару гладких девичьих ножек, одетых в шелк.

– Prego![47]47
  Прошу вас! (ит.)


[Закрыть] – Продавщица легко наклоняется, подхватывает топ, встряхивает и вешает обратно на вешалку с таким почтением, будто он соткан из волос самой Донателлы.

– Grazie. – Я не знаю, как модная элита обычно обращается с продавщицами – дружелюбно болтает или старается поскорее от них избавиться.

– Вы ищете что-то конкретное? – спрашивает продавщица, становясь так, чтобы загородить собой самый деликатный товар, как будто утешая перепуганные платья: «Не бойтесь, мамочка рядом. Злая тетка-покупательница вас больше не обидит».

– Вообще-то я… у вас есть новая коллекция Сарто?

– Нам привезли ее только сегодня, а вывесим мы ее завтра, – сухо отвечает она.

– О, это будет уже слишком поздно. – Я всем свои видом выражаю разочарование.

Продавщица с сочувствием на меня смотрит и возвращается к кассе, цокая каблучками. Я уже готова признать поражение, как вдруг неожиданно для самой себя выдаю:

– Вы пользуетесь «Baby Doll» от Ив-Сен Лорана?

Она заинтригованно поднимает на меня глаза:

– Да.

– Обожаю этот запах, – говорю я. – Такой обворожительно сладкий – он вам подходит.

– Grazie! – Она невольно улыбается.

– Спасибо за помощь. – Я направляюсь к двери.

Продавщица колеблется мгновение, пытаясь понять, стоит ли из-за меня беспокоиться, потом спрашивает:

– А что именно вы ищете?

Я отпускаю дверную ручку.

– Платье.

– Я не уверена, что у нас есть ваш размер. – Она оценивает взглядом мои бедра.

– Я ищу не только для себя, – объясняю я. – У меня есть стройная сестра, которой тоже нравятся их вещи.

Продавщица глядит на меня прищурившись.

– Сейчас посмотрю… – Она исчезает в задней комнате.

Я перевожу дыхание и поздравляю себя с тем, что сумела продвинуться так далеко. Продавщица возвращается с тремя платьями в пластиковых пакетах.

– Больше двенадцатого размера у нас нет.

– Надо было все-таки сделать липосакцию! – полушутливо заявляю я. – М-м… Я все-таки примерю белое.

Продавщица неохотно отдает мне платье, молясь про себя о крепости его швов.

Примерочная у них малюсенькая. Через пару вывихов и несколько совершенно неженственных стонов платье оказывается на мне.

– Как оно вам? – спрашивает Baby Doll[48]48
  Куколка (англ.).


[Закрыть].

Мне очень хочется ответить: «Если бы у вас здесь было зеркало, я бы вам сказала», но я говорю только:

– М-м…

– Зеркало здесь.

Ну конечно. Там, где ты можешь увиваться вокруг меня, утверждая, что платье именно так и должно обтягивать живот и сползать с плеч, где ты сможешь убедить меня, что я выгляжу на миллион долларов, чтобы я рассталась с миллионом лир. Ладно, пришло время расплаты, решаю я. Попробуй только сказать, что мне это идет!

Я открываю дверь и медленно вхожу в торговый зал.

Она нервно сглатывает.

– Цвет вам идет…

Я внутренне улыбаюсь. Впервые в жизни я благодарна своему целлюлиту. Стоило завести его только для того, чтобы увидеть отвращение, с каким эта куколка рассматривает, как эластичная ткань подчеркивает каждую складку.

– Сколько оно стоит? – спрашиваю я.

– Девятьсот тысяч лир, – отвечает продавщица, все еще пораженная тем, как я могу столь бестрепетно демонстрировать женское несовершенство.

– А что у вас еще есть в том же стиле?

Порывшись, продавщица вытаскивает жакет, тщетно надеясь прикрыть меня хоть чем-то, пока в магазин не заглянул какой-нибудь другой покупатель.

– Шестьсот тысяч лир, – сообщает она, виновато поглядывая на только что вошедшую тощую и загорелую синьорину.

– А брюки?

– Они десятого размера! – Продавщица едва не стонет, будто моля о пощаде.

– Для сестры.

– Четыреста восемьдесят тысяч.

Миссия выполнена.

Я переодеваюсь в свой прежний наряд и сообщаю куколке, что мне надо позвонить сестре и выяснить, вдруг она уже купила такие брюки.

Глава 12

Я возвращаюсь в магазин. Люка вынимает из моего пиджака булавку так, будто проводит хирургическую операцию. Потом медленно, обольстительно расстегивает пуговицы одну за другой. Легким движением он спускает шелковистую ткань с моего плеча и жадно целует меня в шею. По крайней мере, именно такую картину рисует мое воображение, пока я переодеваюсь в примерочной в свою обычную одежду. На самом деле Люка орет по телефону на поставщика, ругает цены и договаривается о сделке на иных условиях. Ну, в общем, рада была помочь.

Мама тем временем проверяет, как ведется бухгалтерия. Несмотря на минимальные познания в итальянском, с цифрами она разбирается быстро. Я сижу рядом и перевожу то или иное слово, кидая взгляд со страницы на Люка и обратно. Он с победным видом кладет трубку и говорит, что хотел бы пригласить нас на обед, чтобы отпраздновать наше знакомство, а заодно и удачную сделку.

– Чудесно! – отзывается мама, кладя на колени еще одну бухгалтерскую книгу.

– Все в порядке? – спрашивает Люка, заглядывая в листок с ее пометками.

– Да, нормально. Только я не могу найти книги за этот год.

– Да… Они у меня дома.

– Вы далеко отсюда живете?

– Хотите, чтобы я их принес? Никаких проблем. Через двадцать минут встретимся около Арко Натурале[49]49
  Достопримечательность Капри – прибрежная скала, выветрившаяся в форме арки.


[Закрыть].

– Ах, в детстве я так любила это место! Эти ступени как будто уводят тебя в другой мир!

– Так сходите туда вместе! После мастер-класса, который я сегодня прошла, я могу давать советы от Альберта Феретти[50]50
  Итальянский модельер.


[Закрыть], – хвастаюсь я.

– Видите, – смеется Люка. – Она уже выучила имена.

– Почему бы вам не пойти вдвоем? Я бы очень хотела, чтобы Ким увидела арку, а я лучше смогу освоиться в магазине, если побуду тут одна.

– Но если меня не будет, кто станет тебе переводить? – не слишком настойчиво протестую я. (На сей раз я не собираюсь жаловаться на мамину привычку сводничать.)

– Вряд ли в это время дня будет много покупателей. Я справлюсь, – настаивает мама.

Люка с радостью вверяет ей магазин и, показав, как работает касса, обещает вернуться через час.

– Не торопитесь! – мурлычет мама.

Дорога, по которой мы с Люка идем, так круто забирает вверх, что мне приходится то и дело изображать, будто я очарована открывающимся видом, чтобы остановиться и отдышаться. К счастью, вид действительно прекрасен, так что мне это сходит с рук.

Мы идем дальше. Сварливые пожилые женщины с покупками в пластиковых пакетах проходят мимо и вполголоса проклинают бездельников-туристов. В стороне от городского центра действительно появляется ощущение, будто ты без спросу вторгся на их территорию, – успокаивает лишь то, что я шагаю рядом с местным жителем, а значит, имею право здесь находиться.

Подъем становится все круче, так что впору задуматься об альпинистском снаряжении и кислородной маске. Это невыносимо. Я останавливаюсь и смотрю наверх – там, на вершине холма, супермаркет. Или это мираж?

– Хочешь воды? – невзначай переходя на «ты», спрашивает Люка.

– Да.

Я чувствую, как по ногам под брюками стекает пот. Очень странное ощущение.

Люка добегает до supercato[51]51
  Супермаркет (ит.).


[Закрыть] и возвращается с бутылкой «Сан Бенедетто».

– Ты предпочитаешь fizzante, да? Газированную?

Я киваю.

– Твой дед тоже предпочитал fizzante, – замечает он.

– Странный вопрос, наверное, – говорю я, перемежая слова глотками тепловатой газированной минералки. – Но что он был за человек?

– Я понесу. – Люка забирает бутылку и жестом приглашает меня идти дальше. – Во-первых, твой дед был тихим человеком. Но все видел. И все чувствовал.

– Что ты имеешь в виду? – Меня заинтриговали его слова.

– Он наблюдал за людьми и поэтому понимал их. Он знал, что лежит у них на сердце. Он разглядел, что внутри я не так уж и плох.

– Ты был плохим снаружи?

Люка останавливается и изучающее на меня смотрит. Потом ловко снимает рубашку – его торс испещрен татуировками: кинжалы, единороги и сердца переплетены с языками пламени и причудливо закрученными океанскими волнами. Как будто на его кожу нанесена карта удивительных, фантастических приключений.

Я делаю знак рукой, и Люка поворачивается. Красота! Между лопаток у него примостился прекрасный дракон. Мне всегда нравились драконы! Я рисовала их на чем попало. Всего пару лет назад я перестала носить майку с драконом, которую мне подарили в четырнадцать лет.

Я протягиваю руку и провожу пальцем вдоль хвоста мифического зверя, который разлегся на гладкой смуглой спине Люка.

– Твой дед увидел меня, когда я выходил из воды у Марина Пиккола[52]52
  Малая пристань (ит.).


[Закрыть], и сказал: «Я вижу, тебе нравится украшать свое тело». Я ответил, что сам делал эскизы к этим татуировкам, а он сказал, что у него есть для меня работа!

– Ты его до этого знал?

– Конечно. Все знали Винченцо Дезидерио.

– Из-за истории с моей бабушкой? Потому что он разбил ей сердце, и она покинула остров, забрав его единственную дочь? – И откуда только я набралась такой дерзости?

Люка невозмутим.

– Это маленький остров. Здесь все про всё знают. – Он надевает рубашку. – Конечно, некоторые его осуждали. Но он никогда никого не судил.

– И себя тоже?

– Считаешь, он должен был себя осуждать?

– Еще скажи, что в Италии у женатых людей принято заводить на стороне романы! – Я чрезмерно распалена.

– Нет, – серьезно говорит Люка. – Не скажу. Он всю жизнь переживал потерю дочери. И то, что так и не увидел тебя.

– Сам виноват. – Я отзываюсь ему сочувствовать.

– Он не знал, что все так закончится. Я его не оправдываю, но и не обвиняю. – Люка замолкает и смотрит на меня. – Ты так рассердилась…

– Рассердилась?! – вспыхиваю я. – Я злюсь, что моя мать унаследовала его ветреность! Она изменила отцу, и он ушел от нас, когда мне было девять! И я никогда его больше не видела!

Люка дает мне перекипеть.

– Ты винишь в этом деда?

– Не только его. И маму тоже.

Люка начинает что-то говорить, но тут легкое тарахтение, появившееся некоторое время назад, перерастает в оглушительный грохот, сотрясающий землю. Мы поднимаем головы – над нами парит вертолет.

– Что там такое? – Я стараюсь разглядеть большой куб, перевязанный веревками, который на тросе раскачивается под вертолетом.

– Стиральная машина, – объясняет Люка как нечто само собой разумеющееся.

– Что? – не верю я.

– Это лучший способ доставить что-нибудь с материка на здешние виллы.

– Люка! – раздается из сбегающей вниз улочки.

– Ciao, Ricardo! – Люка пытается перекричать грохот вертолета.

– Ci potrebbe aiutare, per favore?[53]53
  Ты не мог бы нам помочь? (ит.)


[Закрыть] – Просит его Рикардо.

Люка поворачивается ко мне.

– Я знаю, ему нужна твоя помощь, – улыбаюсь я.

– Это займет минут двадцать.

– Ничего, я пойду вперед. – Я указываю на виднеющуюся впереди Арко Натурале. – Кстати, мне нужно позвонить.

Если я как можно скорее не выпущу на волю слова «Люка прекрасен, как бог любви!», я в конце концов просто скажу это ему в лицо.

– Хорошо, grazie, я догоню. Там зеленая скамья с видом на Арко…

– Я подожду на этой скамье.

Я смотрю, как он бежит вниз по улочке, и у меня сжимается сердце. Я набираю полную грудь воздуха и громко выдыхаю. Каково это – вырасти в культуре, где страсть ожидают, принимают и одобряют? Где чувства принято выпускать на волю, а не сажать на цепь. Может, итальянцы считают душевное страдание неотъемлемой частью жизни, а не чем-то, чего следует любыми способами избегать. Я провела здесь меньше суток, а сердце уже подталкивает меня рискнуть. Более того, я вовсе не уверена, что у меня есть возможность для отказа. Мне кажется, я сказала «да» в тот миг, как увидела Люка.

Глава 13

– Здравствуйте, это «Фотофиниш» – улыбнитесь!

– Люка прекрасен, как бог любви!

– Простите?

– Клео! Здесь так красиво! – неистовствую я, растягивая серебристый телефонный шнур так, чтобы не отрывать глаз от панорамы.

– Кто говорит?

– Это же я, дурочка! – Как она может не узнать свою соседку по квартире?

– Ким? Что происходит?

– Я не могла не позвонить, я должна была тебе сказать: «Вы не женщины, вы – рай земной!» – Я изображаю сильный итальянский акцент.

Я быстро ввожу Клео в курс событий, рассказываю про обед в «Фаральони», про нескончаемые десерты и про невозможно внимательных официантов.

– «Вы не женщины, вы – рай земной», – повторяет Клео с удовольствием, но вместе с тем и с недоверием. – В жизни ничего подобного не слышала!

– Замечательно, правда?

– Я извещу об этой фразе брата, но не думаю, что в Шеффилде такое может сработать.

– Может и не сработать, – соглашаюсь я.

– Эти итальянцы, они совсем из другого мира, – вздыхает Клео. – Они действительно ценят женщин.

Я как раз размышляю над тем, что это чувство взаимно, как у меня с языка опять слетает:

– Люка прекрасен, как бог любви!

– Кто такой этот Люка? – Клео озадачена.

– Управляющий магазина – Люка Аморато…

– У тебя странный голос… счастливый…

– Это так редко бывает?

– Редко, если речь идет о мужчине! – объявляет Клео. – Он же, кажется, должен был оказаться скользким пронырой?

– Нет! – возмущаюсь я. – Он настоящий!

– Настоящий?

– У него такой маленький шрам на верхней губе, – мечтательно рассказываю я, – и невероятно голубые глаза…

– И вы знакомы уже…

– Почти полтора часа!

– Должно быть, дело в его итальянском акценте – зов предков, знаешь ли, – предполагает Клео.

Если бы дело было в этом, Марио заполучил бы меня по первому требованию. Как мне убедить ее, что Люка – избранный?

– Ну, это как живой тирамису, – говорю я.

– М-м-м-м! – Она приходит в восторг и наконец сдается.

– Когда его рука оказалась у меня за пазухой… – Я погружаюсь в воспоминания.

– Что?

– Он меня одевал, – поспешно объясняю я.

– Погоди! Назад! А когда он успел тебя раздеть?

Я смеюсь.

– Он меня не раздевал. Я сама.

– Ты по собственной воле сняла одежду в присутствии мужчины? Не верю!

Я быстро излагаю ей все по порядку.

– А теперь ты встречаешься с ним у этой местной достопримечательности?

– Да. – Я вздыхаю. – Мне кажется, будто это наше первое свидание.

Молчание.

– Клео? Ты здесь? – Я смотрю на экранчик телефона, чтобы проверить, не разъединили ли нас.

– Да, да. Просто…

– Я чепуху мелю? Правда?

– О боже!

– Что?

– Это пришла та скандалистка, которая вечно требует, чтобы ей кого-нибудь удалили с фотографии, – шипит Клео.

– Ладно, иди тогда. Удачи!

Я кладу трубку с чувством небольшого стыда. На данный момент все прелести жизни приходятся на мою долю. Хорошо еще, что Клео из тех редких людей, которые искренно радуются, если с тобой случается что-то хорошее. Не то чтобы за последние два года я утомила ее приливами неуемной радости, но кто знает, что мне придется ей рассказать ближе к вечеру…

Окаймленные высокими стенами улочки заканчиваются пыльными лимонными рощами, а потом, свернув за угол, я оказываюсь перед островком амазонских джунглей, которые кто-то перенес в эту небольшую долину. Я вглядываюсь в яркую, плотную зелень. Указатель утверждает, что ступени справа от меня ведут к морю и к Гротто Матерманиа. Я иду дальше, прохожу между столиками ресторана под открытым небом с неаппетитным названием «Ла Гроттелле»[54]54
  «Пещерка» (ит.).


[Закрыть] и выхожу на дорожку, ведущую к Арко Натурале. Каждая из этих ступеней, поросших горчичного цвета лишайником, приближает меня к зеленой скамье. Я вся в предвкушении, я делаю глубокий вдох: воздух пахнет высохшими на солнце сосновыми иглами и затхлой пылью пополам со жвачкой и духами проходящих мимо туристов. Их несмолкающие крики перекрывают только голоса птиц, которые пищат, как резиновые игрушки-пищалки, и тут и там скачут с ветки на ветку. У моих ног по горячему цементу прошмыгнула ящерка – скользнула, остановилась, снова метнулась и скрылась за кромкой смотровой площадки, а я поражена тем, какая красота открывается моим глазам: изъеденная водой и ветрами арка в форме буквы «А» гордо противостоит бесконечной синеве. Я снимаю солнечные очки, чтобы убедиться, что я действительно здесь.

– Не могли бы вы?.. – Три девочки просят меня их сфотографировать. Они англичанки, сестры, все зачарованы красотой панорамы.

– Нужно обязательно привести сюда Джеймса, – объявляет первая сестра. – Если я сумею притащить его сюда, то выйду за него замуж – такая примета. Это необыкновенное место.

Она права. Необыкновенное.

– Я так хочу, чтобы он был здесь со мной, – мечтательно говорит вторая сестра.

– Кто – он? – растерянно спрашивает третья сестра.

– Он – тот, что в моих мечтах, – вздыхает вторая.

Я улыбаюсь. Я знаю, что это значит. Я перехожу к другой смотровой площадке, с благоговением приближаясь к зеленой скамейке. Но меня ждет разочарование – здесь уже, закрыв глаза, греются на солнце трое увешанных фотоаппаратами туристов, так что мне места на скамейке не осталось. Я облокачиваюсь на ограду и смотрю вниз, туда, где скалы встречаются с морем, любуюсь на пустую белую лодку, которая покачивается на бирюзовых волнах. Я наклоняю руку, чтобы циферблат часов не отсвечивал на солнце. С минуты на минуту…

Оборачиваясь к ступеням, я стараюсь высмотреть в гуще листьев Люка или хотя бы его одежду. Но вижу только калифорнийские сандалии, дополненные (непостижимо!) темно-синими носками, пару лакированных туфель цвета бронзы, плетеную соломенную сумку и чьи-то ноги с чрезвычайно варикозными венами. Потом я вижу завязанные вокруг пояса джемпера, рюкзаки, бейсболки и карты путеводителей. Потом я вижу след самолета в голубом-голубом небе. Потом…

– Ты влюбилась? – спрашивает меня Люка.

Какое-то мгновение я не знаю, где верх, где низ.

– Мне кажется, все должны влюбляться в это удивительное место, – тихо говорит он.

– Пожалуй… – соглашаюсь я.

Интересно, он тоже слышит, как оглушительно колотится мое сердце?

– Ты хотела бы жить в Италии? – Люка радостно улыбается.

– Я просто хочу жить! – неожиданно говорю я.

Что же все-таки происходит? Как будто от Люка исходит аромат эликсира правды, и та часть меня, которая столько лет была вынуждена молчать, получила наконец возможность говорить.

– Сейчас ты не живешь?

– Я потратила много времени впустую, – грустно признаюсь я.

– Может, ты просто хранила энергию до сегодняшнего дня? – оптимистично предполагает Люка. – Может быть, новая жизнь начинается сегодня?

А что, если он прав? Что, если мне дарована вторая попытка? По спине у меня бегут мурашки.

– Я так долго чувствовала себя уставшей, – говорю я.

– От чувства усталости устаешь, – улыбается Люка. – Иногда спишь часов двенадцать и все равно не чувствуешь себя, ну, бойким.

Я смеюсь над тем, какое слово он подобрал.

– К чему ты это говоришь?

– Я думаю, у тебя должно быть что-то, ради чего стоит просыпаться.

– А у тебя это есть? – спрашиваю я.

– Да. У меня есть две такие вещи. Первая – это магазин…

«Который мама хочет у тебя забрать», – виновато думаю я, замечая у него в руках бухгалтерские книги.

– А вторая…

– Вторую увидишь в обед… – ухмыляется Люка.

Секунду я молча его рассматриваю.

– Это равиоли, да? – любопытствую я. – Говорят, на Капри – самые лучшие в мире равиоли.

– Самые лучшие, это правда, – подтверждает он. – А там, куда мы идем, они лучшие из лучших!

Мы легко шагаем обратно в магазин за мамой (нет добра без худа), а оттуда – прямиком в ресторан.

Пусть улочки, отходящие от Виа Ло Палаццо, серы и непримечательны, зато они ведут вниз. Здесь почти нет туристов – ну разве что пара-тройка из них, сосредоточенно рассматривающая название улицы, написанное на керамической плитке, и размышляющая над тем, как их сюда занесло и как им теперь вернуться обратно, к магазинам, торгующим подарочными бутылочками лимончелло самых причудливых форм.

– Вот и пришли! – Люка останавливается у кованых ворот под вывеской «Ла Перргола» и жестом приглашает нас с мамой в потаенный сад с восхитительной солнечной террасой, оплетенной виноградной лозой, – перегнись через край, и скатишься вниз, вниз до самой Марина Гранде, плюхнешься в воду, а вынырнешь уже вблизи Неаполя.

Герани в горшках, стоящие вдоль ограды, по цвету точь-в-точь сливочно-оранжевая помада от «Макс Фактор», которую любят сухонькие старушки. Мама сейчас пользуется чем-то похожим, но с блеском. Мне всегда казалось, что нужно иметь немалый апломб, чтобы краситься яркой помадой. Я предпочитаю нейтральный розоватый блеск, он, кроме того, еще и на вкус приятнее. Поверить трудно, что когда-то меня привлекали мертвенные оттенки: тускло-коричневый и бежевый. Мама тогда была в ужасе:

– Какой мужчина захочет целовать губы, будто покрытые засохшей глиной.

Моим любимым оттенком был цвет жженого сахара. Эта помада так сушила губы, что иногда во время разговора с них отшелушивались лепестки сухой кожи.

Мы не успеваем толком рассесться, как Люка уже отзывает к бару мужчина с пышными усами.

– Прошу прощения! – говорит Люка, и его место занимает официантка – она ставит на стол корзинку с пышным белым хлебом и бутылку густого зеленоватого масла.

– Aqua minerale? – спрашивает она.

– Si, – отвечаю я и добавляю: – Naturale, – вспоминая, как мама относится к пузырькам где-либо, кроме шампанского.

Я почти закончила переводить ей перечень закусок, как вдруг слышу радостный возглас:

– Синьорина Ким!

Рядом со мной появляется мужественный малыш из кафе-мороженого.

– Нино! – смеюсь я. – Пожалуй, не стоит нам больше встречаться – люди начнут судачить!

Он целует мою руку так, будто брал уроки у Лесли Филипса.

– Нино, я хочу познакомить тебя с моей мамой.

– Здравствуйте, молодой человек. – Мама несколько обескуражена.

– Здравствуйте, синьора, – отвечает он с куртуазным поклоном. Потом поворачивается ко мне: – Хотите, я помогу вам с меню?

Я улыбаюсь.

– Я думаю, сегодня я справлюсь. Мне говорили, что здесь очень вкусные равиоли.

– Si, самые лучшие, – отвечает маленький знаток.

– Ты обедаешь один? – спрашиваю я, представляя, как он в смокинге и при галстуке отсылает вино назад, потому что оно отдает пробкой.

– Нет, мой дядя здесь хозяин. И еще… – добавляет он, оглядываясь. – Я жду отца.

– Который пьет двойной эспрессо?

– А! Вот и он!

Я поднимаю глаза и вижу, как Нино самозабвенно прижимается к обнимающему его Люка.