Текст книги "Я люблю Капри"

– Или одни бары моднее других? – подначиваю я, оглядываясь, не затевается ли поблизости кровавая драка между бандами «Гуччи» и полицейскими от «Дольче и Габбана» – ремни намотаны на руку и все такое…

– Я просто ищу… Вот он! – обрадованно говорит мама.

Я смотрю туда, куда устремлен ее сияющий взгляд. Передо мной море чашечек с капучино и – конечно! – Платиновый Блондин!

Он церемонно кланяется моей матери и жестом приглашает нас подойти. Подумать только, рядом с ним – два свободных стула!

Мое пьяное добродушие испаряется в один момент. Остается только одна мысль: «Моего общества ей всегда недостаточно. Всегда».

Глава 10

– Ким, помнишь мистера Гамильтона с катера?

– Лучше Тони. – Платиновый Блондин пожимает мою руку, настаивая, чтобы я называла его по имени. Какая дерзость.

Я стараюсь быть любезной, но губы сами собой вытягиваются в прямую линию.

– Тони, это моя дочь Ким.

Он кивает и говорит воркующим голосом:

– Девочки, да вы просто сияете!

Американский акцент я услышать не ожидала. Как бы там ни было, понять, что он говорит, будет несложно.

Платиновый Блондин делает официанту знак ухоженной бровью. Мама хочет еще лимончелло, а я прошу стакан молока, чтобы показать, что уже устала, клюю носом и вот-вот усну за столом…

Платиновый Блондин поднимает за наше здоровье бокал «Сапфирового мартини», спрашивает маму, как ей понравился Капри, ведь она не была здесь столько лет, и предлагает сопровождать ее, когда она отправится навещать могилу отца. Меня переполняет негодование, мне хочется кричать: «Но ведь для этого есть я!», но тут я понимаю, что ничего подобного маме я не предлагала. Мне кажется, у Платинового Блондина манеры предупредительного и заботливого защитника, который всегда принимает все тяготы и решения на себя и который легко превращается в тирана, как только ты к нему достаточно привяжешься. Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю, как мама оживленно делится впечатлениями о ярких красках острова, рассказывает о том, как у нее защемило сердце, когда она снова увидела скалы Фаральони. Она и вправду сияет. Не понятно только, по какой причине – оттого ли, что вернулась на Капри, или оттого, что подцепила нового обожателя.

Заметив, что большая часть ее помады перекочевала на бокал с лимончелло, мама извинилась и поспешила в туалет.

– Ваша мама всегда знакомится на катерах с иностранцами? – подшучивает Платиновый Блондин.

– Ну, не обязательно с иностранцами, – отвечаю я с бесстрастным видом.

У него вытягивается лицо.

– Нет, вы – первый, – заверяю я. И неслышно добавляю: «За эту поездку».

– Ваша мать говорит, что вы – переводчица…

– Да? Значит, теперь – переводчица?

– Так вы не…

– Проститутка, – шепчу я, с таинственным видом прижимая палец к губам. – Она не решается говорит об этом новым знакомым так сразу.

Платиновый Блондин замирает на мгновение.

– Так это не отдых, а деловая поездка?

Я замечаю, как блестят его глаза, и мы покатываемся со смеху.

– Неплохое начало! – улыбается мама, возвращаясь к нам.

– Начало чего? – спрашиваю я осторожно.

– Ким, – говорит она, крепко сжимая мою руку. – Очень может быть, что перед тобой сейчас будущий свекор!

Только секунду спустя я понимаю, что она сказала «свекор», а не «отчим». Отчимов у меня было уже много.

– Мой будущий свекор? – Я недоуменно смотрю на Тони.

– Ну, тогда я еще не знал, что вы – проститутка, – невозмутимо отвечает он.

– Проститутка? – кричит мама.

Все головы одновременно поворачиваются в нашу сторону, не потревожив при этом пышных причесок.

Мама бледнеет.

– Что это…

– Я пошутил, Джина.

Мама совсем расстроена, и мне теперь ее почти жаль. Почти.

ПБ поворачивается ко мне.

– Мой сын, Тайлер, приезжает сюда на пару дней на следующей неделе. Ему тридцать четыре, холост, успешно торгует произведениями искусства, недвижимость в Лондоне и Нью-Йорке.

– Он похож на вас внешне?

ПБ качает головой.

– К сожалению, нет, он пошел в мать.

– Коллагеновые губы, подтяжка под глазами?

– Я не думал, что вы с ней знакомы.

– Давно это было.

Мама явно в замешательстве, но она предпринимает бодрую попытку присоединиться к разговору:

– Было бы неплохо пообедать всем вместе…

Я вздыхаю, прикрываясь стаканом с молоком.

– Если его сын приезжает ненадолго, я уверена, что мистер Гамильтон захочет скорее…

– Нет, что вы! – Он угадывает, к чему я веду. – Мои сыновья считают меня глупым человеком. Я бы хотел, девочки, чтобы вы присоединились к нам и немного оживили мероприятие.

– Так у него есть брат? – говорю я, вспоминая Клео.

– Морган. Но он исключен из ассортимента. Женат уже десять лет. Я имел в виду Тайлера.

– Как получилось, что одного с руками оторвали, а другой так подзалежался на складе?

– Ким! – Мама пытается меня осадить.

– Все нормально, мама. Я – с того же склада, так что тут нет ничего уничижительного.

– Хотите знать, почему Морган женат, а Тайлер – нет? – переспрашивает ПБ.

Я киваю.

Наш собеседник глубоко вздыхает.

– Морган – очень напористый, даже грубый. Ему нравится, чтобы женщина вертелась поблизости и он мог бы ею постоянно помыкать, и потому неудивительно, что все его девушки быстро его бросали. А потом он встретил Энжи. Большую часть жизни она постоянно нуждалась в деньгах, и он сделал ей предложение, понимая, ей будет трудно бросить его и его деньги.

– Как романтично!

– Не правда ли? – кривится ПБ. – Не думаю, что это подало Тайлеру хороший пример. Он теперь не торопится заводить семью.

Мама подавлена этим известием.

– Но когда он встретит правильную, хорошую девушку…

– Непременно! Почему бы и нет? – оптимистично заявляет ПБ и похлопывает маму по коленке. – Ну, Ким – а с тобой что случилось? Я удивлен, что один из твоих клиентов еще не умчал тебя на край света.

Я улыбаюсь.

– Ну, был один очень милый сутенер…

– Ким, прекрати! – умоляет мама.

Я определенно порчу ей всю сделку.

– Но сейчас никого?

Я качаю головой.

– Она однажды была обручена, – встревает мама, вероятно желая сказать, что я однажды кому-то показалась привлекательной.

– Конечно, у меня даже где-то справка была… – Я притворяюсь, что шарю в сумочке.

ПБ хихикает.

– Оказался грубияном и невежей, да?

– Он был швед, – говорит мама, как будто это все объясняет.

За неделю до моего полета в Стокгольм его послания были все такими же пылкими: «Дождаться не могу, когда тебя увижу! Хочу показать тебя всем!» Было даже одно восхитительно нетерпеливое, где говорилось: «Ким! Все, хватит! Возвращайся в Швецию, сейчас же! Давай уже разберемся со свадьбой и заведем семью!»

Я позвонила ему. Томас сделал мне предложение. До сих пор все было как во сне, но теперь я могла быть уверена в его намерениях и уже дождаться не могла, когда наконец приеду. Поэтому меня ошарашило письмо, которое пришло за два дня до вылета: «Итак, где ты остановишься?»

Я-то была уверена, что остановлюсь у него, тем более что Томас планировал для нас восхитительные маршруты: «Я столько всего хочу тебе показать, я смогу узнать тебя по-настоящему. У меня есть на примете место, которое тебе определенно понравится. Впрочем, и Сахара стала бы для меня цветущим садом, если бы ты была со мной». Я представляла, как мы осматриваем страну, останавливаясь в уютных маленьких гостиницах. Но он, очевидно, видел ситуацию иначе. Почему тогда он раньше меня об этом не спросил? Ведь ему лучше знать, где можно остановиться в Стокгольме, – почему он не предложил мне какие-нибудь варианты? Это что – просто культурные несоответствия? Я не могла понять. До этого письма мне казалось, что мы очень близки. Теперь же я почувствовала себя чужим человеком, но смущалась выяснять отношения, поэтому забронировала себе номер в ультрамодном отеле «Биргер Ярл» на первые три ночи. (Не самый дешевый вариант, но этот отель должен был послужить приютом нашей любви, так что все должно быть в лучшем виде.)

Вечером накануне отлета в меня вновь вселило уверенность вот такое письмо: «Подумать только, завтра я буду держать тебя в своих объятиях. А потом я сообщу британским властям, что ты шпионишь для небольшой шведской революционной группировки, и тебе не разрешат возвращаться минимум полгода, а за это время ты так ко мне привыкнешь, что согласишься расставаться лишь ненадолго. Ну, например, чтобы сходить в магазин».

На следующий день Томас ждал меня в аэропорту и был в десять раз лучше, чем я его в последний раз запомнила. Он размахивал букетом розовых роз, к ленте которого было привязано обручальное кольцо. Он подхватил меня на руки и закружил – на мгновение я оказалась одной из тех женщин, которым обычно завидуют в аэропортах. Мне казалось, я переселяюсь в страну романтических фантазий, в существование которой раньше не решалась даже поверить. Было что-то нереальное в том, что люди заглядывались на меня так же, как я когда-то заглядывалась на пары, которые, не стесняясь публики, демонстрировали свои чувства. Я даже не знала, как на это реагировать, – меня не покидало ощущение, что я смотрю на все это со стороны.

А сейчас мы полетим в отель. Будем безумствовать в постели. Потеряем головы от любви. Только сначала ему нужно купить костюм. Для свадьбы. А на свадьбу идти в субботу.

– Суббота завтра?

Томас кивнул. Не помню, чтобы меня приглашали.

– И чья же это свадьба? – спросила я, когда мы отправились на поиски какого-нибудь блестящего темно-синего костюма.

– Я их не видел никогда. Честно говоря, я обещал прийти, чтобы сделать приятное другу. Вот почему я не могу тебя пригласить – извини!

– Ладно, ничего, – выдохнула я.

Но это было «чего», очень даже «чего».

– Бледно-голубой или темно-синий галстук?

– Бледный, – сказала я, вернее – это мама говорила моими устами. – Но если ты не знаешь людей, которые женятся, то зачем туда идешь?

– Ей нужно пойти с кем-нибудь.

– Ты идешь на свидание? – ахнула я.

– Нет. Я ее раньше не видел. Я же говорю, я иду туда ради друга.

– Какого друга?

– Моего лучшего друга, Хенрика.

Я его тут же возненавидела.

– А почему он сам с ней не пойдет?

– Он ее намного младше.

– Так это все-таки свидание! – взорвалась я.

– Нет, – ответил Томас совершенно невозмутимо. – Просто они будут вместе глупо смотреться. И вообще, он помолвлен.

– Это ты помолвлен! – разбушевалась я. Его логика меня совершенно ошеломила.

– Я дал ему слово. Дело не в ней. Дело в нас и нашей с ним дружбе.

Я стояла, хлопая глазами и пытаясь вместить в себя эту концепцию. В каком-то смысле меня восхищала его непреклонность. Может, я делаю из мухи слона?

– Ладно, – сказала я, не желая устраивать скандал через три часа после прибытия. – Это же всего пару часов после обеда…

– Свадьба будет вечером.

Я сглотнула.

– То есть получается, что первый же наш общий субботний вечер я проведу одна?

– Я приду сразу, как только все закончится.

– Хорошо. Я загляну в аптеку через дорогу. Мне нужен кондиционер для волос. Я мигом.

Телефон. Телефон. Надо позвонить Клео.

Она считала, что с ним что-то не так, но благосклонно оставила место сомнениям:

– Не допусти, чтобы из-за этого все рухнуло. Пусть сегодня все идет как идет.

Так я и сделала. Я постаралась не думать об этой свадьбе и изобразила улыбку.

Мы отправились в отель. Заказали обед в номер. Томас уснул в гостиничном халате перед телевизором после того, как мы очень недурно позанимались любовью.

Когда я проснулась, ужасный день уже наступил. Ну, по крайней мере, свадьба только в шесть вечера. А потом я его увижу. Я сказала себе, что все будет хорошо. Мы позавтракали, посидели в номере, а потом он сказал, что хочет поехать в гипермаркет за городом, потому что так еще и не купил себе костюм на свадьбу. Я не очень люблю ходить по магазинам, но согласилась. Ехать пришлось довольно далеко, а когда мы добрались, оказалось, что он забыл кредитку в доме родителей и ему придется вернуться. Нет проблем.

Тогда он сказал:

– Родители будут дома, можем с ними и пообедать.

– Э… Знаешь что, может, ты вернешься один, а я подожду тебя здесь? – предложила я.

Он спросил меня заботливо:

– Разве ты не хочешь быть со мной?

– Хочу. Хочу! Просто меня немного укачало в машине. Позвони мне на мобильный, когда вернешься. Скорее всего, я буду в книжном.

Ну, по крайней мере, полистаю журналы. Его родители были мне симпатичны, но я не могла встречаться с ними в тот момент, потому что нервы мои были уже на пределе.

– Я буду через час…

– Хорошо, – сказала я. – Встретимся у этого выхода в два.

Потом были поцелуи. С виду все было хорошо. Я выпила молочный коктейль и съела какое-то корявое печенье. Пролистала всю стойку иностранных журналов. Потом я рассматривала всякие местные продукты для ухода за волосами и думала, знают ли шведы о волосах что-то, чего не знают укротители локонов у нас. Потом я просто ждала.

Пробило два часа.

Потом три.

«Я не буду звонить. Его просто что-то задержало».

Полчетвертого.

«Почему он не позвонил и не сказал, что так сильно опоздает. Я тут с ума сойду!»

Четыре. Я сдалась и набрала его номер.

– Слава богу, это ты! – выпалил он. – У меня карточка кончилась. Мне отключили исходящие звонки!

– Ты где?

– Еду на свадьбу.

– Что?! – Гладкий каменный пол магазина ушел у меня из-под ног, и я рухнула в бездну отчаяния.

– Я перепутал время и уже опаздываю. Я сейчас еду за ней!..

Я ушам своим не верила. Он ехал за ней. Не за мной. Он бросил меня в торговом центре, неизвестно где.

– Извини! – Первый намек на раскаяние. – Тебе придется вернуться на такси. Я позвоню позже.

Я дала отбой. Как в тумане набрала номер Клео. Только начала рассказывать ей обо всем, как тут до меня дошло, что случилось, и я заплакала. Мне плевать было, что на меня все смотрят. Я не могла сдержать слез.

– Я не понимаю – это совсем не похоже на Томаса, – сказала Клео, она сама чуть не плакала.

Она была права. Это был совсем другой человек. Я думала, мы будем вместе, но в действительности все это походило на обычные игры, в которые играют мужчины и женщины. Что происходит? Почему так? Извлеки из этого урок, сказала бы мама. Но я смогла сделать только один вывод: никогда не пользуйтесь такси в Швеции, поездка в нем стоит целое состояние.

Вернувшись в отель, я, как ненормальная, стала ходить кругами. Из сложившейся ситуации надо было выбираться. Нужно было защитить свое сердце от новых сокрушительных ударов. Я набрала номер аэрокассы, но потом представила, как посмотрит на меня мама, если я объявлю ей, что все отменяется. Я знала, она будет уверена, что во всем виновата только я. Может быть, так и есть. Я сделала что-то не так? Но что? Наверное, я слишком разволновалась из-за этой свадьбы. Но это же свадьба! Свадьба – это важно. И что это вообще за женщина, которая предпочла пойти на свадьбу с чужим женихом, потому что не хотела идти одна?

После свадьбы он вернулся, преисполненный раскаяния. Он сказал, что был не прав, что это было временное помешательство, что он переживал, потому что его чувства ко мне слишком сильны. Он попросил меня переехать к нему. Это означало, что пока не стоит ставить крест на надежде, что он, возможно, и есть все же тот самый, Единственный. Казалось, он предлагает мне уверенность, предлагает определенность, и я согласилась.

Почти месяц я была на седьмом небе. Мне даже удалось найти пару недурных работ, так что дела у нас шли неплохо. Я совсем забыла о Бритте. И вспомнила о ней только тогда, когда однажды он по ошибке прислал мне письмо, которое написал ей. Снова случился скандал – мне показалось, что письмо слишком фривольное. Но он убедил меня, что, хотя она в него и влюблена, он не считает ее даже привлекательной. Это просто старая привычка, они привыкли общаться в таком тоне. Это ничего не значило.

Клео сказала:

– Зачем бы он стал просить тебя переехать к нему, если бы у него с ней что-то было?

Это меня немного успокоило, но все-таки мне было не по себе каждый раз, когда я слышала, как он тарабанит по клавиатуре своего обожаемого компьютера.

А потом случилось вот что. Однажды в субботу я должна была уйти на весь день по работе. У него в этот день был выходной, он позвонил и сказал, что пойдет в супермаркет, – хочу ли я чего-нибудь особенного к ужину? Я сказала, чтобы он устроил мне сюрприз. Двадцать минут спустя мне сообщили, что работа отменяется. Я попробовала перезвонить и сказать, что зайду за ним в супермаркет, но телефон Томаса был выключен, так что я решила дождаться его дома. Я открыла дверь и позвала его на случай, если он все-таки успел первым. Ответа не было. Я пошла на кухню и налила воды в чайник. Краем глаза я заметила мелькающие отблески из нашей гостиной, она же кабинет. Я решила, что Томас оставил телевизор включенным, и пошла его выключить. Экран телевизора не светился. Я обернулась и увидела, что мерцает экран компьютера. Я подошла ближе. Сначала я подумала, что это какая-то порнуха, – мелькали кадры, где два обнаженных тела представали в разных непристойных позах. Я с отвращением отвернулась, и тут внутри у меня похолодело. Я медленно обернулась. Мужчина был Томас. Меня подташнивало. Я ждала, как зачарованная, пока не появилось лицо женщины… Бритта. Она беззвучно кричала в экстазе. Меня трясло, я с трудом оторвала глаза от экрана и взмолилась, чтобы все это было только плодом моей фантазии. Может, мой измученный подозрениями мозг заставляет меня видеть их черты в совершенно чужих лицах? Но тут я заметила, что от компьютера к цифровому фотоаппарату Томаса тянется шнур. Компьютер перекачивал снимки в память, пока сам Томас ходил по магазинам.

Я вцепилась себе в волосы, стараясь придумать всему этому хоть одно разумное объяснение. А потом вспомнила бабушку Кармелу. Она не стала дожидаться дальнейшего унижения: как только она узнала, что Винченцо был ей неверен, Кармела ушла. Мне тоже нужно уйти, пока он не вернулся. Я стащила со шкафа свой чемодан, вызвала такси и упаковала то, что успела, пока не позвонили в дверь. По дороге в аэропорт я осознала, что Томас даже не будет без меня скучать. У бабушки Кармелы была хотя бы моя мать, и она знала, что, забрав ее, причинит Винченцо боль. У меня не было ничего. Я позволила ему легко отделаться, но со мной так всегда. Убегаю, чтобы избежать конфликтов. Я даже не разбила ему компьютер. Если бы у меня хватило хладнокровия, я осталась бы и скачала ему вирус или разослала эти картинки всем его клиентам. У меня ведь было столько возможностей отомстить, но я их упустила.

Я постаралась стереть из памяти все воспоминания о нем. В аэропорту бросила обручальное кольцо в коробку, куда собирают на благотворительные цели остатки от разменной валюты, но и два года спустя у меня перед глазами все еще мелькают фотографии Томаса и Бритты. И когда кто-нибудь пытается завязать со мной знакомство, я невольно вижу его лицо на такой фотографии. Поэтому разворачиваюсь и ухожу.

Когда я поведала об этом маме, она сказала, мол, хорошо еще, что все выяснилось до того, как мы поженились. Хорошо? Раз в жизни мне хотелось, чтобы она сказала «Бедняжка, это, наверное, было так мучительно» вместо «Не обращай внимания. Значит, не суждено».

Единственное, в чем я с ней согласна, это в том, что во всей этой шведской истории все-таки была одна хорошая сторона – я нашла Клео. Как только я вернулась, Клео приехала в Кардифф, чтобы утешить меня, а все остальное – в прошлом. Боже, благослови ее, у нее было твердое намерение не дать мне превратиться из-за этой истории в разочарованную и обозленную каргу. Она изо всех сил старалась уравновесить то, что со мной произошло, рассказами о мужчинах, хранивших верность до гробовой доски. Она не раз звонила мне с работы и зачитывала статьи из каких-нибудь журналов о том, что, мол, «наш век по-новому смотрит на верность», и всякую подобную чепуху. Постепенно мне удалось ее убедить, что я оправилась, что я отношусь к этому вопросу нейтрально – просто не хочу снова сдаваться на милость любовного бреда. Очень скоро я и надеяться перестала. Потом я перестала в это верить. Со мной кончено.

Глава 11

– А тебе не приходило в голову, что Люка может оказаться геем? – спрашиваю я маму, когда на следующее утро мы подходим к магазину «Дезидерио».

Я еще не до конца простила ей то, как она напустила на меня вчера вечером на Пьяццетте Платинового Блондина, и не могу упустить возможность ее подразнить.

– Нет. – Она качает головой и останавливается, чтобы оглядеть себя в витрине соседнего обувного магазина. – Конечно нет.

– Хорошо, – отзываюсь я, задумчиво прикусив губу. – Тогда ты, наверное, будешь шокирована, обнаружив, что он – трансвестит.

– Что? – ахает мама и резко ко мне оборачивается.

Я указываю глазами на витрину «Дезидерио», где высокий мужчина разглаживает клиновидные вставки на своем платье, украшенном похожими на кусочки льда камушками.

– О боже! – Мама в ужасе отводит взгляд. – Он ждет нас только через полчаса! Думаешь, он каждое утро приходит пораньше и примеряет…

– Мама!

– Боже, я…

– Мама! – Я беру ее за плечи. – Я же шучу!

Я подталкиваю ее поближе, и теперь ей видно, что мужчина на самом деле стоит, наклонившись вперед, за безголовым манекеном, и, таким образом, создается иллюзия, что его голова приставлена к телу Жизель Банхен[41]41
  Известная фотомодель.


[Закрыть].

Мама испускает громкий вздох облегчения и хихикает:

– Твой дед всегда говорил, что Люка знает толк в женской одежде…

Мы подходим к двери, мужчина поднимает голову от манекена, и мы впервые видим его бородку – ни один трансвестит не завел бы себе такую. Мама задорно машет ему рукой, мужчина вежливо кивает в ответ, но выражения лица не разобрать. Я-то ожидала, что ему будет под пятьдесят, но на деле я бы не дала ему больше тридцати пяти – ну, разве что все, что рассказывают об омолаживающем действии оливкового масла, правда. Кроме того, он нетипично высок для этой местности – метр восемьдесят, не меньше – и с ног до головы одет в черное. Не знаю, в моде ли тут дело, в трауре или в удобном сочетании того и другого, но выглядит он потрясающе.

– Синьора Риз, – говорит мужчина, обращаясь к маме, – мне очень жаль, что ваш отец покинул нас.

Его слова на мгновение ошеломили маму, но она быстро собралась с мыслями, поблагодарила его и объявила:

– Я знаю, для вас это тоже большая потеря.

– Ах… – Мужчина вздрагивает, как от боли. – Этот человек дал мне шанс, когда все от меня отвернулись. Он дал мне новую жизнь…

Я на секунду забываю, что все это происходит на самом деле, – мне кажется, будто я смотрю шоу Опры Уинфри и сейчас кто-то раскроет перед зрителями душу. Ну, знаете, как это бывает: оператор дает крупный план, и лицо исповедующегося занимает весь экран. Не в первый раз я волнуюсь за незнакомого человека, но сейчас к этому чувству примешивается что-то еще, какое-то странное влечение… Связано ли это с тем фактом, что Люка отчаянно красив? У него гладкая кожа цвета сепии и глаза, которые хочется рассматривать в лупу ювелира – льдисто-голубые с темно-синими прожилками. Когда он смотрит на меня, меня охватывает непонятная тревога и пол слегка уходит из-под ног.

– Вы – Ким, – просто говорит Люка и широко улыбается.

Меня хватает только на еле слышное «привет» и слабое рукопожатие.

– К сожалению, Ким никогда не видела моего отца, своего деда, – замечает мама и обнимает меня за талию, чтобы я тверже стояла на ногах.

– Мне кажется, в ее характере есть что-то от него, – предполагает Люка, позволяя мне еще раз полюбоваться его глазами.

Я хмурюсь. Какая странная фраза… Если, конечно, Винченцо не был глухонемым тупицей. Я пока что ровным счетом не проявила никакого характера.

– Может быть, – соглашается мама, заправляя мне за ухо непослушный локон.

– Джина, как вы себя чувствуете на Капри? Ведь вы не были здесь столько лет…

– Чудесно. Грустно. Столько воспоминаний… – Мама вздыхает, сокрушаясь: – Жаль, что мы не приехали раньше.

– Мне тоже жаль, – сочувствует Люка и ловит мой взгляд.

У меня возникает ощущение, что он, как и мама, инстинктивно меняет в своем воображении имидж каждого, на кого смотрит. Он слишком внимательно меня изучает. Может, он просто никогда не видел вблизи свитеров ручной вязки?

– Магазин совсем не изменился, – улыбается мама, проходя мимо деревянного стола посреди торгового зала к золотистому бархатному креслу.

– Винченцо говорил, стиль никогда не выходит из моды, – пожимает плечами Люка.

– Вы планировали что-то изменить?

– Тут дело не только в моем решении. – Люка тянет время.

– А если бы?

– Вообще-то нет! По-моему, если вам угоден модный дизайн, идите на Виа Камерелле. Но по мне, те магазины слишком холодные. У магазина «Дезидерио» есть характер. Я верю в перемены, только когда они улучшают ситуацию.

– Согласна! – радостно заявляет мама. – В «Вудвордс» вечно что-нибудь переделывали безо всякой цели. Там все было слишком гладко. Мне кажется, важно, чтобы клиенту было уютно.

– А вы что думаете, Ким? – Люка поворачивается ко мне.

– Моя дочь не слишком увлекается модой. – Мама пытается меня отмазать.

– Пожалуйста, – настаивает Люка. – Если бы это был ваш магазин?

– Я бы, наверное, немного приглушила свет, – рискую я. – Но запах кедра мне нравится. Он успокаивает.

– Это от меня! – Он наклоняется ближе, чтобы я могла почувствовать, откуда исходит запах.

– Ой! – Я краснею. – Ну, тогда вы можете остаться.

– Спасибо, – говорит Люка с легким поклоном. – Еще что-нибудь?

– Нет, ничего больше. Обстановка и так меняется каждый раз, как вы получаете новую партию одежды, правда? Так листья меняют цвет с течением времени, но дерево, на котором они растут, остается неизменным. – Ого. Кажется, моя аналогия завела меня довольно далеко.

Мама потрясена:

– Никогда не смотрела на вещи с этой точки зрения…

– А Капри, что вы думаете об острове? – Люка как будто заворожен бессмыслицей, которую я несу.

Я не успеваю придумать изящный ответ – звонит телефон.

– Прошу меня простить, – говорит Люка и уходит за прилавок.

– Очень красивый, правда? – шепчет мне мама, пока Люка говорит по телефону. – Могу поспорить, покупательницы им довольны.

Я чувствую внезапный укол ревности. Ну конечно, каждая женщина, входящая в этот магазин, будет также очарована, как и я. Его работа состоит в том, чтобы каждая покупательница почувствовала себя особенной. На мгновение мне показалось, что я просыпаюсь и меня ждет удивительное новое утро, но теперь я понимаю, что я просто встала в длинную очередь к окну.

– Bastardo![42]42
  Ублюдок! (ит.)


[Закрыть] – взрывается Люка и припечатывает собеседника серией отборной итальянской ругани.

Люка все еще бушует. Меня это, к моему удивлению, возбуждает, пусть предметом его возмущения и является всего лишь женская одежда, а не глобальные политические вопросы. Я говорю маме, что, судя по всему, собеседник Люка хочет, чтобы он сделал некий заказ до одиннадцати утра, и таким образом лишает Люка возможности поискать другого поставщика или разобраться, насколько его собеседник завышает цену.

– В целом он считает, что его обирают, – заключаю я.

Люка вешает трубку так, будто прибивает муху, а потом пинком опрокидывает стопку обувных коробок.

– Какая-то проблема? – участливо спрашивает мама.

– Да, моя вспыльчивость. – Люка падает на стул с видом генерала разбитой армии.

Мама подходит, чтобы утешить его, но ярость охватывает Люка с новой силой, и он со злостью говорит:

– Я знаю, он предлагает мне плохую цену. Он продает товар и в «Аллегра» на том конце улицы, но они, мне кажется, покупают со скидкой. А раз так, то они и продают дешевле, а значит – переманивают моих клиентов.

Мне приходится собрать в кулак все свое мужество, чтобы спросить:

– А вы не можете просто спросить в другом магазине, сколько они платят?

– Это бизнес, – щелкает языком мама. – Они не выдадут секреты конкуренту.

– Ну, может, не Люка, а, например, клиент мог бы выяснить, сколько у них стоит та или иная вещь, – говорю я.

Люка задумывается на мгновение.

– Это должен быть новый человек. Чтобы они не знали, что я с ним знаком. Только я не уверен, что эта партия к ним уже прибыла.

– Ким может все узнать, – возбужденно предлагает мама. – Они ее не знают, и возраст у нее подходящий.

Лицо Люка выражает: «Да, но…»

– Что? – спрашивает мама.

– Просто… – начинает Люка. – Простите меня, Ким, но вы не похожи на женщину, которая покупает одежду от известных кутюрье.

С этим не поспоришь.

– Разве что… – Мама оглядывает развешанную вокруг одежду.

– Нет, – возражаю я.

Все происходящее начинает напоминать мне очередную мамину попытку изменить мой стиль.

– Мы могли бы… – подхватывает Люка, увлеченный маминой идеей.

– Нет! – Я непреклонна.

– Ну, всего на полчаса, – вкрадчиво уговаривает мама.

– Я думаю, ей очень подойдет Анна Молинари[43]43
  Итальянский модельер.


[Закрыть], – говорит Люка.

Великолепно. В кои-то веки я встречаю во плоти такого привлекательного мужчину, а он, оказывается, заодно с моей мамой.

Некоторое время они спорят, во что меня одеть, – мама, как обычно, склонна к броским цветам и пестреньким рисункам, а Люка, надо отдать ему должное, признает, что, раз я настолько боюсь «походить на женщину», мне больше подойдет нечто классическое, спокойное.

– И без узоров, – умоляю я. – Я не выношу бисер и аппликации.

– Хорошо, – говорит Люка, поднимая руки. – Дайте подумать.

Он обходит вокруг меня. Никогда не чувствовала так отчетливо все недостатки своей фигуры.

– У вас тонкая талия.

– Только по сравнению с бедрами.

– Не мешайте, пожалуйста. У вас красивые ключицы. Хорошая грудь…

Я заливаюсь краской. Он ничего не упускает.

– Попробуем строгий брючный костюм без рубашки. Да?

Я все еще не могу оправиться от слов «Хорошая грудь».

Мама подталкивает меня локтем.

– Ладно, – неохотно соглашаюсь я.

– Пожалуйста, наденьте это, – говорит Люка, снимая с вешалки костюм.

– Он зеленый.

– Не зеленый. Мятный, – настаивает он и добавляет: – Он подчеркнет цвет ваших глаз.

Я все еще колеблюсь.

– Тут есть еще лилово-розовый, – с готовностью подсказывает мама.

– И лимонный с оранжевыми отворотами, – поддразнивает Люка.

– Пусть мятный, – говорю я и заставляю себя улыбнуться.

Выйдя из примерочной, я обнаруживаю, что мамы нет.

– Она пошла в pasticceria[44]44
  Кондитерская (ит.).


[Закрыть], – говорит Люка. – Купить пирожных.

Я приподнимаю бровь. Пирожные? Это все равно как если бы я выскочила на минутку за живительной порцией пророщенной пшеницы.

Теперь мы с Люка один на один, и я больше не чувствую себя куклой, которой играют как хотят. Вместо этого я попадаю в фантастическую историю, где фея-крестная, в образе знойного итальянца, наряжает меня на бал.

– Ну, и как вы себя чувствуете?

Если честно, я робею, волнуюсь и чувствую странное покалывание в местах, о существовании которых уже забыла.

– Нормально, – выдавливаю я. – Но я не привыкла носить такие облегающие вещи.

– Выпрямитесь, пожалуйста, – командует Люка.