Текст книги "Карта утрат"

Глава 12

Когда притворно застенчивая официантка провела Ханьвэнь в отдельный кабинет, той с первого же взгляда стало ясно, что Гуйфань уже пьян, хотя и выглядел он как обычно. У мужа была заурядная внешность, вызывавшая доверие у всех, в том числе и у Ханьвэнь, она полагала, что именно своей заурядной наружности Гуйфань обязан быстрым партийным повышением. Резковатые черты лица, широкий лоб с уже обозначившимися морщинами – свидетельством бережливости и рассудительности – сообщали, что перед вами человек практичный, достойный доверия, не из тех, что болтают языком направо и налево. Так все оно и было. Даже тринадцать лет назад, когда Ханьвэнь только познакомилась с ним, он производил впечатление человека умудренного, намного старше, чем в действительности. Но сегодня вечером, когда Ханьвэнь вошла в кабинет ресторана, Гуйфань сидел, приоткрыв рот, с мутноватыми глазами. Время от времени он пытался сфокусировать взгляд на чем-то еще, кроме явно завладевшего его вниманием спиртного. То и дело взгляд останавливался на громоздкой люстре под потолком.

Ханьвэнь захотелось, чтобы хоть раз в жизни он сбросил с себя невозмутимость. Она смотрела сейчас на мужа словно чужими глазами и видела человека, который тщится доказать, что он умеет пить. Притворись он пьяным – и они перестали бы подливать ему. Но подобные хитрости были не свойственны Гуйфаню.

– Добро пожаловать! – пробасил сидящий по другую сторону стола Ли Туань. – Мы вас уже заждались!

Президента “Ли Корпорейшн” она знала по фотографиям. Истории о нем часто попадались Ханьвэнь в таблоидах, которые мусолили его связь с молоденькой европейской кинозвездой.

Единственный незанятый стул справа от Ли Туаня явно предназначался для нее. Гуйфань сидел ближе к двери, как и полагается тому, чей статус ниже. Обстановка поражала роскошью. Стену за спиной Ли Туаня занимал пейзаж акварелью – горы, теряющиеся в тумане. Стол и изящные резные шкафчики вокруг были выточены из розового дерева.

Ли Туань представил ей присутствующих, пропустив только господина Цяня.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, – сказала Ханьвэнь, хотя и так знала, кто перед ней.

За прошедший месяц она прочла о корпорации все, что смогла найти в газетах, надеясь наткнуться на упоминание о том, что компанию ждет скорый крах. Однако газеты писали лишь о том, как бурно развивается компания, как приходит в крупные города по всему Китаю, а будущее “Ли Корпорейшн”, украшению китайской экономики, пророчили еще более блестящее.

– Я бывал в Хэфэе только один раз, – снова заговорил Ли Туань, – в раннем детстве. В те времена это была настоящая провинциальная глухомань. Сперва я не понимал, почему решили развивать именно этот город, но, приехав сюда сейчас, я увидел, что это верный ход. Тут столько свободного пространства. Огромный потенциал для развития.

– Да, здесь все уже не так, как когда-то… – начала было Ханьвэнь.

– Если у тебя есть мозги, то так и надо действовать. Ищи места, которые обладают потенциалом, не цепляйся за те, что уже освоены и процветают… – И он пустился разглагольствовать о стратегии “Ли Корпорейшн”.

Ханьвэнь откинулась на спинку стула. Ли Туань перебил ее, не удостоив даже взглядом, и она разозлилась. Она примерно такого отношения и ожидала, и все же прошли годы с тех времен, когда ее сажали рядом с хозяином вечера, после рождения Юньюаня такого не случалось ни разу. Считается, что подле хозяина сидят те, кто занимает третью ступеньку в иерархии среди присутствующих, однако это обман. Если на это место сажают молодых женщин, предполагается, что они весь вечер должны развлекать хозяина и восхищаться его речами. Говорить им дозволено, только когда хозяин задает вопрос напрямую им. Человек, сидящий по другую сторону стола от хозяина, занимает самое низкое положение в иерархии, но, по крайней мере, ему разрешено вставать и подливать воду. Хоть какая-то свобода.

– Супруга заместителя мэра Вана хорошо знакома с окрестностями. Она когда-то работала по распределению в деревне неподалеку, – сказал господин Цянь.

– Правда? – отозвался Ли Туань, по-прежнему не глядя на нее.

– Да, правда. Я жила в небольшой деревушке…

– Ох уж эти распределения! – снова перебил Ли Туань. – Ну и времечко было. И как мы только умудрились тогда выжить? Меня лично отправили на государственную ферму в Хэйлунцзян. Такая там была холодрыга – до сих пор в кошмарах снится…

– На самом деле у нас распределение проходило совсем иначе, – заговорила она, выслушав рассказ Ли Туаня о ферме, где он работал. Как у нее раньше вообще терпения хватало по многу часов подряд сидеть вот так, смотреть, как мужчины пьют, и молча слушать их болтовню? – Нас в деревню приехало всего несколько человек, не то что на севере, куда молодых людей сотнями отправляли. Нам пришлось налаживать отношения с местными, и с некоторыми я даже подружилась. Мы не могли общаться только друг с дружкой. Совсем не так, как вы.

Все за столом закивали, будто снисходя к малому дитяти, решившему вмешаться в разговор взрослых. Лишь Гуйфань взирал на нее неодобрительно. Ханьвэнь знала, что нарушает все приличия, но заставить себя повиноваться не могла. После встречи с Итянем в ней пробудилось давно уснувшее бунтарство.

– Как же иначе мы прежде жили! – провозгласил Ли Туань.

Гуйфань поспешно вскочил и протянул в сторону Ли Туаня рюмку:

– Для нас большая честь принимать вас в этом городе.

Ли Туань осушил рюмку.

– Сейчас, как вы все знаете, для нас настал очень важный момент. Спустя пару десятилетий, а может, даже раньше, наша страна станет величайшей в мире и больше не уступит первенство никому, даже американцам. Городские чиновники, подобные вам, обладают властью, чтобы определять развитие нации. Вам подвластно придать Хэфэю совершенно иной облик, причем за считаные годы.

– А разве это не от вас зависит, господин Ли? – спросила Ханьвэнь.

Ли Туань уставился на нее, и Ханьвэнь поняла, что зашла чересчур далеко. Его лицо находилось совсем близко, проницательный взгляд хозяина буквально впивался в нее. Ее обманула его велеречивость. Ли Туань вовсе не случайно поднялся столь высоко. В его глазах Ханьвэнь видела непреклонную отстраненность, свойственную тем, кто умеет безошибочно оценивать ситуацию и при необходимости играть ту или иную роль.

Его брови слегка, почти незаметно, приподнялись. Приговор вынесен.

– У вас очень красивая жена. – Ли Туань повернулся к Гуйфаню.

До конца вечера хозяин больше ни разу не взглянул на нее. Не на шутку напившись, гости то и дело вскакивали, подходили к нему и произносили многословные пышные тосты в его честь. Ханьвэнь надеялась, что он опьянеет настолько, что забудет о ее словах. Примерно после четвертого тоста – Ханьвэнь посчитала – в кабинет вошел мэр. Сказав, что спешит на другое мероприятие, он поднял рюмку.

– Вице-мэр Гуйфань, – мэр показал на Гуйфаня, – о вас позаботится.

Гуйфань покорно взял рюмку и покачнулся.

С Итянем никогда не произошло бы ничего подобного, подумала она, его безупречную жизнь ученого подобная грязь точно не запятнала бы.

В былые времена они с Гуйфанем часто бывали на таких ужинах. Широко раскрытыми глазами смотрела она на экзотические блюда, которыми были заставлены инкрустированные позолотой и обтянутые бархатом столы. В определенный момент ее восхищение иссякло, все блюда уже казались на вкус одинаковыми, а ресторанные залы больше не поражали новизной. Как-то одного из гостей вырвало прямо ей на колени, и с тех пор она просила Гуйфаня найти оправдание ее отсутствию. В ее детстве идеалом считалось служение родине и Партии, любые разговоры о деньгах, подобно яду, разъедали репутацию. А сейчас повсюду напоказ выставлено богатство. В голове не укладывается.

Когда пришло время расходиться, на столе оставались горы еды. К некоторым блюдам так никто и не притронулся. Сосредоточившись на выпивке, гости заказали намного больше еды, чем требовалось, – просто показать, что могут себе позволить.

* * *

Когда они въехали в этот дом, Ханьвэнь он казался слишком огромным – чтобы услышали из соседней комнаты, вечно приходилось кричать. Порой она звала мать или Юньюаня, но те не отвечали, и она представляла, как дом поглощает их имена и сам ее голос, слова улетают в никуда. Сейчас же она была рада, что стены в доме толстые, а расстояния большие, так ее мать точно не услышит их разговора.

– Почему ты не попросил их не наливать тебе?

Гуйфань, склонившийся над унитазом в ванной рядом с их спальней, не ответил.

– Мог бы притвориться пьяным, – продолжала она.

Таким Ханьвэнь мужа еще не видела, и ей было проще осыпать упреками его, чем вспоминать собственные оплошности. Облокотившись на стол, она смотрела на него: Гуйфань стоял на коленях возле унитаза, и его выворачивало. Ханьвэнь не верилось, что она пожертвовала ради него своей жизнью. Звуки он издавал чудовищные. Она, ее мать и сын – все они зависят от человека, который сейчас, словно раненое животное, скорчился на холодном полу.

Ханьвэнь прошла в ванную, обняла его и держала ему голову, пока Гуйфаня выворачивало. Когда они только начали встречаться и он обнимал ее, сердце Ханьвэнь переполняло чувство, которое она приняла за любовь. Рядом с ним ей было спокойно, а разве есть дар ценнее, чем спокойствие? Теперь же ей казалось, будто обнимает не мужа, а ребенка, – примерно то же она чувствовала, когда болел Юньюань и она обнимала его плачущего, баюкала, пока он не засыпал.

– Как ты теперь поступишь? – спросила она.

С ответом Гуйфань собирался долго, и она уже решила было, что муж заснул.

– Не знаю.

– Ты должен что-то сделать.

Если бы он, измученный, вспотевший, выглядел не так жалко, Ханьвэнь встряхнула бы его. Да, положение сложное, но необходимо действовать.

– Если я начну действовать, это повлечет последствия.

– А если ничего не делать, то у нас, считай, и будущего нет, – отрезала она.

Вероятность и возможные варианты развития событий Гуйфань высчитывал умело, однако решительные действия не по его части.

– Посмотри на мэра. Он в это ввязался, и теперь каждый раз, когда им нужна помощь, он пляшет под их дудку.

– А есть выбор?

– То, как живет мэр, – это не жизнь.

– И это тоже, – сказала она.

Они умолкли. Разговор зашел в тупик, или, по крайней мере, Гуйфань так считал. Он хватался за прежние идеалы, но теперь-то мир потерял однозначность. Ханьвэнь в свое время вынудили пойти на компромисс, и она приняла его.

– Я стараюсь что-нибудь придумать, – устало проговорил он.

Пустые слова. Гуйфань засыпал. Не открывая глаз, он уткнулся лбом в холодный кафель. Расстроенная, Ханьвэнь поднялась на ноги. Давить на него бессмысленно. Свет в ванной она гасить не стала, чтобы, проснувшись, муж понял, где он находится.

Вместо того чтобы лечь, Ханьвэнь прошла в спальню сына. Последний месяц, после знакомства с господином Цянем, она часто так делала. Искала спокойствия в ребенке, сознавая, что это странно. Юньюань никогда не просыпался, и ей нравилось лежать рядом с ним, он служил напоминанием о том, что в своей жизни она что-то все же создала.

Она подняла одеяло и вжалась в тесное пространство рядом с сыном. Малыш заворочался, но не проснулся. Во сне он казался таким сосредоточенным, между бровями залегла морщинка, и Ханьвэнь стало интересно, что ему снится. Убирая со лба сына волосы, она вдруг заметила у порога тень.

– Кто тут?!

Тень надвинулась. Ханьвэнь прищурилась. Мать.

– Ма, ты меня напугала.

У нее мелькнула нелепая мысль, что ее пришли наказать за строптивость за ужином.

– Прости, я не нарочно. Просто голоса услышала.

– Все в порядке. Иди спать.

В темноте материнское лицо расплывалось. Мать замялась.

– Зря ты здесь. Тебе следует лежать рядом с мужем.

– Он сегодня перепил. Спать с ним противно.

– Что-то случилось? Гуйфань обычно не пьет.

Мать приблизилась. Ханьвэнь ничего не оставалось, кроме как отодвинуться и освободить место, чтобы мать могла сесть рядом.

– Это никак не связано с твоим другом, который к тебе сегодня в гости приходил?

– Нет, Ма, просто все так совпало…

– Если у вас с мужем не все гладко, это не значит, что можно заглядываться на других.

– Угу. – Ханьвэнь уткнулась в шею Юньюаня. – Я устала.

Ей не хотелось выслушивать наставления, однако в голосе матери уже зазвучали суровые нотки.

– Знаешь, когда я в молодости только вышла замуж за твоего отца, то стоило нам с ним слегка поспорить, как я сразу же из себя выходила. И тут же представляла самый простой выход – жизнь без него. Когда ты молод, такие мысли в порядке вещей.

– Ма, не в этом дело. – Ханьвэнь села, возмущенная тем, что с ней обращаются, словно с ребенком, которому, чтобы не сбиться с пути, нужны материнские наставления. Разве она еще не сделала ровно то, чего от нее ожидалось?

– Ну тогда расскажи, что случилось, – мать вдруг взяла ее за руку, – и я помогу. Ма поможет.

Ханьвэнь хотелось верить, что ее мать – или еще кто-нибудь, кто угодно – способен помочь.

– Гуйфань… – начала она, но посмотрела на мать, лицо которой терялось в темноте, и замолчала. Она только сильнее расстроится. – Ладно, забудь. Ма, мне правда так спать хочется. Да и ты уже засиделась, поджидая нас.

– Ладно, ладно, – уныло пробормотала мать. Она медленно встала. – Но о моих словах подумай. – И, словно эта мысль только что посетила ее, добавила: – Но если твой муж в беде, ты должна постараться…

Ханьвэнь вздрогнула и посмотрела на силуэт матери. Произнесенные в темноте, слова прозвучали особенно веско.

– Ты о чем, Ма?

Она вдруг подумала, что вечерами мать нередко топчется недалеко от их спальни.

– Я все сказала, – ответила мать.

Когда она ушла, Ханьвэнь не сдвинулась на освободившееся место, по-прежнему прижималась к сыну. Она положила ладонь ему на грудь, уловила сердцебиение. После замужества она лишь несколько раз испытывала сильный страх, и всегда – за Юньюаня. Впервые это случилось, когда они с сыном как-то вместе пошли на рынок. Ханьвэнь буквально на секунду отвлеклась у лотка с фасолью, а когда повернула голову, Юньюань исчез. Она металась по тесным проходам, расспрашивая, словно обезумевшая, каждого продавца, и наконец обнаружила сына возле торговца блинами. Сидя на корточках, мальчик завороженно наблюдал, как тот лопаточкой размазывает по поджаристым кругам масло. Ханьвэнь до сих пор снился кошмар: она стоит возле лотка с фасолью, оборачивается, говорит что-то Юньюаню и видит, что его нет, и желудок у нее сжимается. То же ощущение – пронзительный ужас утраты – пробудили в ней господин Цянь и ее мать сейчас.

* * *

На следующее утро Ханьвэнь проснулась поздно, солнечные лучи просочились через жалюзи в комнату и согревали ее. Юньюаня рядом не было, но она так и лежала, вжавшись в стену. Видимо, горничная осторожно разбудила мальчика и собрала в школу, а мать, по своему обыкновению, отправилась на утреннюю прогулку. Ханьвэнь заглянула в ванную, но Гуйфаня там не было.

Она позвонила ему на работу, и, к ее удивлению, голос его звучал бодро и деловито, словно прошлой ночью ничего не произошло. Она представила, как он проснулся еще до рассвета, стряхнул с себя похмелье, подобно собаке, отряхивающейся от воды, натянул свежую одежду и превратился в прекрасно знакомого ей безупречного чиновника.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да-да, разумеется.

– Гуйфань, про наш вчерашний разговор. Ты что-то решил?

– Нет, пока думаю.

До нее донесся шорох бумаг. Ханьвэнь казалось, она отдаляется от мужа, ей хотелось дотянуться до него, пускай даже по телефону, хотелось, чтобы он оказался рядом. Накануне вечером, когда Гуйфань сидел на полу ванной, их, по крайней мере, объединяло общее отчаянье. Теперь же закоулки его разума закрылись от нее. Ханьвэнь не знала, сумеет ли он сделать выбор, но в одном она не сомневалась: какое бы решение муж ни принял, с последствиями ей придется смириться.

– Ханьвэнь? У меня все в порядке. Ты что-то еще хотела? Мне надо работать.

Она и сама не заметила, как долго молчит.

– Я хотела тебя об одной услуге попросить.

Интересно, удивился ли он, услышав от нее такие слова? Она редко обращалась к мужу за помощью, даже когда тот напоминал ей, что у чиновника его уровня есть кое-какие привилегии: можно выбрать лучшую школу или вложить деньги в заведомо успешный проект. Для нее все это было чужеродное. У них и так есть все, что им нужно. Просить еще что-то – это уж чересчур.

– Что случилось? – спросил Гуйфань.

– В Хэфэй приехал один мой старый друг. Его отец пропал, семья живет неподалеку, в деревне. И он попросил полицию помочь.

– Конечно. Объясни секретарю, что нужно сделать.

В его голосе явно слышалось облегчение. Эта услуга простая и понятная, ее совсем несложно оказать.

Не попрощавшись, он перевел звонок обратно на секретаря.

* * *

Спустя полчаса ей позвонил сам начальник полиции. Сообщил, что уже отдал распоряжение всем полицейским отделениям, а в участок, где Итяню отказались помочь, сейчас отправит сотрудника, чтобы тот устроил им выволочку.

Начальник полиции пообещал связаться с ней, как только у него появятся новости, а они, заверил он, появятся очень скоро, и Ханьвэнь поразилась, насколько просто оказалось помочь. Итянь пришел к ней потерянный и беспомощный, она была его единственным выходом. Несмотря на весь его ум и на все его достижения, Итянь уперся в тупик. А ей достаточно одного звонка – и дело сдвинулось с места. Возможно, рядом с Гуньфанем она и чувствует себя никчемной, зато Итяню помогла. Все же она распорядилась своей жизнью так, что она не бесполезна, пускай даже и польза от нее совсем не та, что ожидала Ханьвэнь.

Глава 13

1975

В поисках тишины Итянь поднялся на холм к западу от деревни. Дома заниматься всегда было сложно, но в этот день особенно. Он дважды садился за учебник, но мать оба раза отвлекала его: сперва велела выкопать картошку, а потом – смолоть соевые бобы. Итянь пожаловался Ишоу, однако тот лишь посмеялся. Когда мать и Ишоу отвлеклись на что-то, Итянь схватил книги и убежал на холм. Потом ему, безусловно, влетит, но несколько часов тишины того стоят.

Холм был его излюбленным местом. С этого наблюдательного пункта он видел проложенные через деревню артерии грунтовых дорог и рассыпанные по ним движущиеся точки – людей. Некоторые перемещались быстро, а некоторые, как он сам, еле переставляли ноги. Сверху деревня казалась более понятной. Итянь видел дорогу, которая убегала в большой мир за пределами деревни, и представлял, как идет по ней, оставляя позади этот маленький мир. Он привалился к заброшенному колодцу на вершине холма и пристроил раскрытую книгу на коленях. Неудобство доставляли лишь выступающие кирпичи, из которых был сложен колодец, они больно упирались в спину. Итянь подумал, что будь тут стол – и лучше места не найти. Он прикидывал, как бы ему тайком утащить из дома доску, когда его отвлек какой-то звук. Итянь прислушался и решил, что это проделки ветра. Но потом звук раздался снова. На этот раз Итянь не сомневался: в порывах ветра явственно слышался окликающий его незнакомый женский голос. Итянь поднял голову и увидел, как сквозь траву к нему пробирается девушка. Итянь поспешно захлопнул книгу и спрятал ее за спину. Ему не хотелось, чтобы кто-то из деревенских дразнил его за то, что он тут прячется с книжкой.

Девушка выбралась из травы и встала перед ним. Нескладная, она стояла, не зная, куда девать руки, явно не в ладах с собственным телом. С удивлением Итянь понял, что впервые ее видит, хотя полагал, будто знает в деревне каждого, хотя бы в лицо. Не исключено, конечно, что она из соседней деревни, но оттуда путь неблизкий. Что-то в ее облике намекало, что она не местная. Может, нос – узкий, изящный, странно не сочетающийся с круглыми щеками и стеганой фуфайкой, какие тут все носили. Но через траву она пробиралась так уверенно, словно бывала на холме прежде.

– Привет, – сказала она, – не ожидала, что встречу тут кого-нибудь.

Итянь отметил ее говор, четкий, каждый слог отделен от другого, в деревне говорили совсем иначе – тут звуки наезжали друг на дружку.

– Ты что, читаешь? – Она показала на колодец.

Итянь обернулся. Он слишком торопился спрятать книгу, и получилось не очень – обложка выглядывала у него из-за спины. Итянь несколько раз открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. “Прямо вылитый безмозглый осел”, – подумал он.

– Я тебя ни разу не видела. – Девушка вглядывалась в его лицо, словно пыталась разглядеть знакомые черты. – Ты откуда-то из тех деревень? – Она махнула куда-то за холм.

– Я с этой стороны. Из деревни Тан.

– Моя бригада тут рядом постоянно работает. Ты точно из деревни? – И снова повторила: – Я тебя ни разу не видела.

– Я в поселке учусь, поэтому много времени там провожу. Но я тебя тоже раньше не видел.

– Ясно. Меня сюда по распределению прислали.

Тогда понятно, почему она сразу спросила про книгу. Приглядевшись, Итянь теперь видел, что на деревенских женщин она совсем не похожа. Ни с кем из приехавших по распределению он не пересекался, но знал, что все они из Шанхая, из образованных семей, и его любовь к чтению, конечно, такая ерунда по сравнению с их начитанностью. Итянь подумал, что начни они его расспрашивать про учебу – и тут же вскроется, насколько он невежественный.

– Так ты в старших классах учишься? – спросила она.

– Да. В этом году заканчиваю.

– Для выпускника выглядишь совсем молодым. – Она разглядывала его цепко, но без неприязни. – Тебе сколько лет?

Он ответил, и она удивилась:

– Надо же, и мне столько же.

– Я поздно в школу пошел, – объяснил Итянь.

Повисло молчание. Они долго смотрели друг на друга. Девушка ждала, когда он скажет еще что-нибудь, а Итянь был уверен, что все интересные темы уже исчерпал.

– Мне пора. Мать просила по дому помочь.

Итяню не терпелось побыстрее завершить эту неожиданную встречу. С каждой секундой девушка казалась ему все симпатичнее, и он все сильнее смущался.

Он встал и отряхнул штаны от земли.

– Приятно познакомиться.

– Погоди, – остановила она Итяня, когда тот уже собрался сбежать вниз по склону. – Ты забыл. – В руках она держала его книгу.

Когда он протянул руку, чтобы забрать книгу, девушка чуть сжала пальцы и отдала ее не сразу. Она посмотрела на обложку.

– Я этот роман читала – правда, давно уже. Неплохой. Только, по-моему, образ отца там какой-то ненатуральный.

Итянь кивнул. Он-то считал, что ничего лучше в жизни своей не читал.

– Если хочешь, могу тебе дать что-нибудь почитать, я с собой привезла кое-какие книги.

– Ой, не хочу тебя утруждать, – пробормотал Итянь, с трудом подавив восторг.

Книг в деревне днем с огнем не сыщешь, а уж о тех, что могут оказаться у образованной девушки из Шанхая, он и мечтать не смел.

– Ерунда, мне не жалко. Все равно без дела лежат.

– Нет, правда, не стоит. – Итянь тревожился, что теперь ему даже здесь, в его убежище, не видать уединения. – У меня тут припрятано несколько книг. Только, прошу, не говори никому.

– Хорошо, не скажу. Ты точно уходишь? Мне показалось, ты только устроился почитать. Надеюсь, я тебя не отвлекла.

Она улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась. Итянь сунул книгу в прогал между двумя половинками треснувшего кирпича и помчался вниз с холма, больше не страшась возможной взбучки. Домашние труды казались теперь приятными и необременительными – они, в отличие от этой девушки, вполне понятные.

* * *

После того случая Итянь на холм не поднимался, хотя частенько и мечтал об уединении. Воспоминания о той встрече так волновали его, что стоило ему подумать о девушке, как кожу начинало покалывать.

И хотя на холм Итянь больше не ходил, вскоре он снова встретил ту девушку – через неделю, на тыквенном поле. Вместе с другими женщинами она обрывала с колючих плетей тыквы-горлянки. Итянь быстро отвернулся, надеясь, что она его не заметила. А два дня спустя он опять ее увидел – она бродила по рисовому полю. В отличие от своей матери, Итянь не был суеверным, однако подумал, что это точно рука Божья.

В школе парни и девушки сидели отдельно друг от друга, и Итянь понятия не имел, как следует разговаривать с этой девушкой – даже если бы захотел того. Иногда по ночам, когда он не мог уснуть, перед глазами возникало ее лицо, и его вдруг охватывал жар. Итянь думал о книгах, которые она дала бы ему почитать, согласись он. Итянь и раньше находил некоторых девушек симпатичными – в поселковой школе таких было немало.

– Даже и не мечтай, братишка, – качал головой Ишоу, – такие красотки считают нас деревенскими пентюхами.

И был прав – как раз в то время Итянь начал осознавать, что у него есть тело. Он был уверен, что его потрепанная одежда, прыщи, неуклюжесть бросаются в глаза каждому, кто остановит на нем взгляд, и потому Итянь пытался съежиться, сделаться незаметным. Но там, на холме, рядом с этой девушкой, он чувствовал себя совсем иначе. Ее искреннее любопытство пробудило любопытство и в нем. И теперь ему хотелось пересилить свою робость и выяснить, как он выглядит в ее глазах.

* * *

Приближались выпускные экзамены. Пускай даже оценки значения не имеют – после окончания школы ему все равно податься некуда, – Итянь решил постараться. Заниматься дома в такую жару было невозможно. Однажды после обеда Итянь, отчаявшись, сделал нехитрое вычисление: сейчас вторая неделя июня, а потому ее бригада наверняка трудится на рисовом поле, чтобы успеть собрать урожай риса и посеять еще раз. Итянь решил рискнуть.

Совершив несколько вылазок и не увидев ее, он успокоился. Хуже всего ему давалась математика, поэтому ему во что бы то ни стало требовалась тишина, чтобы сосредоточиться. С задачками он разбирался, если как следует подумать, но Итянь искренне не понимал, зачем надо зубрить формулы, если всегда можно заглянуть в учебник. Заучивание формул сильно отличалось от запоминания исторических фактов и историй, которые рассказывал дед, стройных и логичных в своей последовательности.

Однажды, когда Итянь снова сидел на холме с книгой, послышались шаги. Хотя на этот раз он догадывался, кто это, все равно разволновался. И действительно, спустя несколько секунд высокая трава раздвинулась и вышла она.

– О, а вот и ты. Я все думала, когда опять тебя увижу.

Удивленной девушка не выглядела. Итянь отметил, что запомнил ее немного другой: глаза у нее более миндалевидные, чем на лице, что являлось ему по ночам.

– Чем занимаешься? Опять читаешь? – Она уселась рядом с ним и заглянула через плечо. – О, тригонометрия?

– У меня на следующей неделе выпускной экзамен, – пробормотал он.

– Ты формулы учишь? – Он не успел захлопнуть учебник, и она ткнула пальцем в строчку: – Синус альфа плюс синус бета, хм, дай-ка подумать. – Девушка посмотрела в небо и отчеканила: – Синус угла альфа плюс синус угла бета равняется удвоенному синусу от половины суммы этих углов, помноженному на косинус от половины суммы этих углов… – Она заглянула в учебник. – Ох, нет, помноженному на косинус от половины разности этих углов. Как же я так перепутала?

– Ты что, все это помнишь? – поразился Итянь.

– А я люблю математику. Но, похоже, она из головы уже выветривается. Прежде такое у меня от зубов отлетало.

– Но откуда ты все это знаешь? Ты что, на уроки математики ходишь? – Он и без ее ответа знал, что это исключено. Приехавшие сюда по распределению в школу не ходят.

– Я с собой учебники из Шанхая привезла. Иногда в них заглядываю, вдруг как-нибудь понадобится, но сейчас совсем нет времени, слишком много работы. Я уже столько всего забыла, что знала.

– Но ты почти не ошиблась.

– Давай я тебя проверю, если хочешь. Формулы я подзабыла, но если ты мне дашь учебник, буду в него подсматривать.

Она протянула руку, и Итянь отдал ей книгу. Если она будет его проверять, то ему нет нужды вести отвлеченную беседу.

Они прошлись по всем формулам. Каждый раз, когда она поправляла его, Итянь вздрагивал, радуясь тому, что девушка смотрит в учебник и не замечает этого.

– Ты часто тут бываешь? – спросил он, когда они закончили. – Я тебя раньше не видел.

– На самом деле не очень. Забираюсь сюда иногда, чтобы почитать в одиночестве, – смущенно призналась она.

А он вдруг подумал о немыслимом. А что, если пришла сегодня специально – чтобы увидеться с ним?

– Надеюсь, ты не в обиде? Ты просил никому не рассказывать о спрятанных книгах, но я подумала, что ты не будешь против, если я тут посижу и почитаю их…

– Читай, конечно. В деревне они все равно никому не нужны.

О чем еще разговаривать, Итянь не знал. Чтобы не спускаться в деревню вместе, он сказал, что его ждет мать, и заторопился вниз. Итянь не сомневался – заметь их кто-нибудь вместе, его до смерти задразнят.

Хотя он даже не бежал, сердце в груди учащенно колотилось. Вместо того чтобы повторять в голове формулы, он думал о девушке. Она читает его книги! И только тут он придумал, что мог бы ей сказать, – ведь это же очевидно, удивительно, как он раньше не сообразил! Почему он просто не спросил, понравилась ли какая-то из его книг?

* * *

Когда объявили результаты экзамена, Итянь потрясенно узнал, что он лучший в классе по всем предметам. Это оказалось сюрпризом не только для него – изумился даже учитель. В математике Итянь никогда особо не блистал.

– Упорный труд приносит свои плоды, – сказал дедушка, когда Итянь сообщил новость родным.

– Жалко, что за лучшие результаты никакой награды не дают, – сказал Ишоу.

– Учеба – сама по себе награда, – ответил дедушка.

Всю неделю Итянь высматривал в полях девушку, раздумывая, какая из фигурок вдали – она. Угадать было непросто – бригада работала на участке, расположенном в ста двадцати акрах, но в конце концов он разглядел работницу примерно ее роста и сложения, в широкополой шляпе.

Увидев его, она покачнулась от удивления и едва не упала.

– Осторожнее! – испугался Итянь и машинально ухватил ее за локоть.

Хотя он дотронулся лишь до ткани, но отдернул руку, точно обжегся, и тут же заозирался: не заметил ли кто. Пальцы так и пылали.

– Вот, я тебе принес. – Итянь вытащил из-за пояса свой учебник по математике, разгладил чуть покоробившуюся обложку и протянул девушке: – Спасибо. У меня лучшая оценка в классе. Мне учебник больше не нужен, я подумал, может, тебе пригодится.

Она смотрела на него во все глаза.

– Он не новый и потрепанный, – пробормотал Итянь, – но тут учебников не найдешь, вот я и подумал его тебе отдать. Если тебе не нужно, то и ладно…

– Нет, что ты, очень нужно! Спасибо тебе. – Девушка взяла учебник.

К ним приближалась группка других девушек из ее бригады. С таким количеством девушек, да еще и городских, Итянь никогда дела не имел. Его охватил ужас.

– Ладно, я пойду, – бросил он и, взметая клубы пыли, побежал прочь.