Текст книги "Месть Ориона"

Она тихо рассмеялась:

– Орион, глупый, конечно же нет; боги не строят мирских сооружений.

– Если простые смертные этой земли способны воздвигнуть столь гигантские здания, значит, они могут построить и пирамиды. У пирамид нет никаких страшных тайн; просто они колоссальны, а значит, на их постройку пришлось затратить больше времени и труда.

Она отмахнулась от меня, сочтя мои слова богохульством:

– Для человека, который утверждает, что служит богине, ты, Орион, выказываешь слишком мало почтения к бессмертным.

Действительно, я не очень уважаю тех, кто сотворил этот мир и людей. Ведь они, когда того требуют их не совсем понятные цели, не считаются ни с кем и ни с чем.

Почувствовав мое уныние, Елена попыталась утешить меня любовью. На какое-то мгновение я забыл все воспоминания и желания. Но даже в пылу страсти, в объятиях своей царицы, закрыв глаза, я видел лицо моей возлюбленной Афины, прекрасной настолько, что человеческий язык не способен выразить это.

Остыла и дерзость Елены, она сказала умоляющим шепотом:

– Орион, не бросай вызов богам! Прошу тебя, не выступай против них. Это не приведет ни к чему хорошему.

Я не ответил. Слова могли только еще больше взволновать ее.

Мы уснули в объятиях друг друга. Когда я пробудился, судно наше слегка покачивалось, глухо пересмеивались мужчины: возвращались Лукка с воинами. Приближался рассвет.

Закрыв глаза, я сконцентрировал свои мысли на великой пирамиде Хуфу. Я настроился на эту массивную глыбу каждой частицей своего существа, пытаясь проникнуть в погребальную камеру, укрытую в ее глубине. Я отчетливо видел пирамиду, светлую на фоне темного звездного неба, испускающую свет, которого не увидеть смертному.

Я стоял перед великой пирамидой, она пульсировала светом, сияла и манила. И вдруг язык яркого синего пламени вырвался из ее вершины, трепетавший лучистый меч пронзил ночное небо.

Я стоял перед пирамидой. Точнее, мое физическое тело стояло перед ней. Но стражи не видели меня, как не воспринимали они и свет, излучаемый пирамидой.

Я не мог подойти к ней ближе. Путь мне словно бы преграждало непреодолимое препятствие. Я не мог сделать ни единого шага в сторону пирамиды. И я застыл в напряжении, пот стекал по моему лицу и груди, сливаясь в струйки на ногах.

Я не мог проникнуть в пирамиду. Золотой бог находился внутри, не позволяя мне войти. От кого защищался он – от меня или от своих сородичей, пытавшихся свести с ним счеты? Впрочем, какая разница? Я не могу попасть внутрь пирамиды, не могу заставить Золотого бога оживить Афину. И я закричал, разорвав тишину ночи своим воплем, и излил свой гнев и разочарование, но лишь равнодушные звезды внимали мне, а потом, обессилев, я рухнул на каменную мостовую перед гробницей Хуфу.

36

Лицо Елены побелело от страха:

– Что с тобой, Орион, что случилось?

Я лежал в нашей каюте, мокрый от пота, под тонкой простыней, едва прикрывавшей наши тела.

Голос я обрел не сразу.

– Сон… – выдавил я. – Который ничего…

– Ты снова видел богов? – тревожно спросила она.

Я услышал, как по палубе простучали босые ноги, в дверь забарабанили.

– Мой господин Орион? – послышался голос Лукки.

– Все в порядке! – крикнул я так, чтобы он услышал через закрытую дверь. – Дурной сон.

Все еще пепельно-серая, Елена вымолвила:

– Они уничтожат тебя, Орион! Если ты не откажешься от своего безумного предприятия, боги раздавят тебя, как букашку!

– Пусть, – согласился я, – но сначала я отомщу. А потом пусть делают со мной все, что угодно!

Елена отвернулась, выражая своей позой гнев и горечь.

Наутро я чувствовал себя дураком. Если причина моего вопля и занимала Неферту, из вежливости он не упоминал об этом. Экипаж поднялся на борт, и мы отчалили, продолжив путь к столице.

Все утро, пока мы медленно скользили вверх по реке, я разглядывал огромную пирамиду и следил за тем, как открывался глаз Амона, торжественно взиравший на меня.

„Золотой обратил пирамиду в свою крепость, – сказал я себе. – Я должен попасть в нее любым способом. Или же умереть“.

Шли недели, мы по-прежнему плыли по Нилу, долгие дни мы видели лишь солнце и реку, а долгими ночами я бесплодно пытался добраться до Золотого бога или кого-нибудь из творцов. Неужели они оставили Землю и куда-то исчезли? Или спрятались? Но кого же им опасаться?

Елена внимательно следила за мной. Она редко говорила о богах, лишь иногда перед сном.

Я гадал, каким моим словам она действительно верит? И подумал, что, скорее всего, она и сама не знает этого. Дни текли бесконечной чередой, лишь постепенно менялись берега. Несколько дней мы неторопливо проплывали мимо руин города. Он разрушался, каменные монументы валялись на земле.

– Здесь была война? – спросил я у Неферту.

Впервые я увидел на его лице раздражение, почти гнев.

– Это бывший царский город, – сдержанно произнес он.

– Царский? Ты хочешь сказать, здесь – бывшая столица?

– Да, недолго этот город был столицей.

Мне пришлось вытягивать из него всю историю по слову. Он не хотел говорить, но рассказ получился столь занимательный, что я засыпал Неферту вопросами и узнал всю повесть. Город именовался Ахетатон, его построил царь Эхнатон более сотни лет назад. Неферту считал Эхнатона злодеем, еретиком, отвергшим всех богов Египта, кроме одного – Атона, бога Солнца.

– Он причинил стране много горя, вызвал гражданскую войну, – подвел итог рассказчик. – А когда он наконец умер, город покинули. Хоремхеб и наследовавшие ему фараоны обрушили монументы и уничтожили храмы. Позор даже вспоминать о нем!

Замечая, насколько нелегко давался рассказ Неферту, я все же мучился в догадках, не предусмотрена ли ересь Эхнатона на тот случай, если одна из схем Золотого бога не сработает? Возможно, и я уже бывал здесь в одной из прежних жизней, о которой давно забыл. Или же творцы еще пошлют меня сюда расхлебывать заваренную ими кашу.

„Нет, – сказал я себе. – Годы моего рабства закончатся, как только я верну жизнь Афине“.

Мы плыли и смотрели, как крокодилы выползают на заросшие берега реки, как огромные гиппопотамы плещутся и ревут друг на друга, разевая огромные розовые пасти, утыканные обрубками зубов, производя при этом впечатление одновременно и ужасающее и смешное.

– Тут не поплаваешь, – заключил Лукка.

– Конечно, если ты не хочешь окончить свою жизнь, попав кому-нибудь в пасть, – согласился я.

Наконец мы стали приближаться к Уасету, могучей столице царства Обеих Земель. Заросшие тростником болота уступили место возделанным полям, потом появились выбеленные здания из сырцовых кирпичей. За рекой вновь стали видны усыпальницы, врезанные в западные утесы.

Мы плыли вперед, и строения становились выше и величественнее. Сырец уступил место обтесанному камню. Сельские дома сменились поместьями с яркими фресками на фасадах. Горячий ветер колыхал ветви изящных финиковых пальм и цитрусовых деревьев. Вдали показались огромные храмы, высокие обелиски и гигантские статуи человека великолепного телосложения, с невозмутимой улыбкой и стиснутыми кулаками.

– Все изваяния похожи, как братья-близнецы, – заметила Елена, обращаясь к Неферту.

– Все статуи изображают одного и того же царя – Рамсеса Второго, отца нашего нынешнего фараона Мернепта.

Колоссальные статуи рядами возвышались вдоль восточного берега реки.

Похоже, царь извел на монументы не одну гранитную гору.

– Рамсес был славным царем, – пояснил нам Неферту, – могучим воином и великим строителем. Он поставил эти изваяния здесь и во многих местах вверх по течению, чтобы напоминать нам о его славе и потрясать варваров юга, – даже сегодня, после смерти царя, они страшатся его имени.

„Глядите на великие дела рук моих и скорбите“, – вспомнил я фразу, высеченную на статуях этого мегаломана.

Вдоль западных утесов тянулись гробницы. Одна из них настолько поражала своей красотой, что у меня замерло сердце, когда я впервые увидел ее. Низкое белое сооружение с колоннами, пропорции которого позднее возродятся в афинском Парфеноне.

– Гробница царицы Хатшепсут, – пояснил Неферту. – Она правила властной и сильной рукой, огорчая тем жрецов и собственного мужа.

Если Менефер потрясал, Уасет ошеломлял и подавлял.

Город был построен так, чтобы человек чувствовал собственное ничтожество. Огромные каменные здания возвышались у воды, и мы привязали свою лодку к каменному причалу, располагавшемуся в их прохладной тени. По вымощенным камнем широким улицам рядом могли проехать четыре колесницы. На берегу поднималось множество храмов с массивными гранитными колоннами и покрытыми металлом, блестевшими на солнце крышами. За ними, повыше, раскинулись широкие обработанные поля, где среди садов виднелись уютные усадьбы.

Возле пристани нас встречала почетная стража в хрустящих юбках и в кольчугах, отполированных до блеска. Мечи и копья их были бронзовыми. Я заметил, что Лукка быстрым взглядом профессионала окинул вооруженных египтян.

Неферту встречал чиновник, облаченный лишь в длинную белую юбку; золотой медальон – символ власти – блистал на его обнаженной груди, назвался он Медеруком. Новый чиновник повел всех нас во дворец, там нам предстояло дожидаться аудиенции у царя. Нас с Еленой усадили в паланкин, который несли черные рабы-нубийцы. Неферту и Медерук поместились во втором. Лукку же и его воинов с обеих сторон окружал почетный караул.

Елена сияла от счастья.

– Воистину в этом городе можно жить, – сказала она. – Здесь мое место.

„Но мое-то место не здесь, а в Менефере, возле великой пирамиды, – подумал я. – И чем быстрее я покину Уасет, тем больше будет у меня шансов погубить Золотого бога и оживить Афину“.

Пока нубийцы несли нас в гору, сквозь щель в занавесках нашего паланкина я заметил, что Неферту и Медерук весело беседуют, подобно двум старым друзьям, обменивающимся свежими сплетнями. Они выглядели счастливыми; Елена тем более. Даже Лукка и люди его казались удовлетворенными тем, что скоро поступят на службу. И лишь одного меня снедала тревога.

Царский дворец в Уасете представлял собой огромный комплекс храмов и жилых помещений, казарм, амбаров, просторных двориков и скотных дворов, где откармливали животных мясных пород. Повсюду бродили кошки. Египтяне почитали этого священного зверька и предоставляли ему полную свободу. Должно быть, коты тут приносили огромную пользу, учитывая, сколько мышей и прочей нечисти неизбежно привлекают подобные помещения.

Наши покои во дворце оказались поистине великолепными. Мы с Еленой разместились в двух смежных огромных комнатах с высокими потолками из кедровых бревен; полированные гранитные полы приятно холодили босые ноги. Стены были разрисованы сочной зеленью и синевой, яркие красные и золотые узоры очерчивали окна и двери. Окна моей комнаты выходили на реку.

Вкус зодчего, создавшего эти покои, восхитил меня.

Прямо напротив двери в коридор располагалась дверь, выходившая на террасу. По бокам ее находились окна, на противоположной стене висели картины, заключенные в такие же рамы, как и настоящие окна, расписанные столь же яркими красками.

К нам приставили с полдюжины слуг. Рабы искупали меня в ароматизированной воде, побрили и причесали волосы, переодели в тонкие легкие одежды. Я отпустил всех и, оставшись в одиночестве, отыскал свой кинжал в лохмотьях, которые сбросил в изножье постели, вновь привязал его к бедру, теперь уже под чистой египетской юбкой. Без кинжала я чувствовал себя голым.

Фальшивые окна-картины беспокоили меня. Я заподозрил, что за ними скрывается тайный ход в мою комнату, но, тщательно обследовав их и ощупав стену, ничего не обнаружил.

В дверь почтительно поскребся слуга, и как только я разрешил ему войти, он доложил, что знатные господа Неферту и Медерук рады отобедать вместе со мной и Еленой.

Я попросил слугу пригласить Неферту ко мне.

Пришла пора рассказать ему о моей спутнице всю правду. В конце концов, она хотела, чтобы ей предложили остаться в Уасете и отнеслись с подобающими почестями.

Мы уселись с Неферту на террасе под нежно колыхавшимся пологом, укрывавшим нас от солнца. Слуга принес нам кувшин холодного вина и две чаши.

– Я должен поведать тебе о том, – сказал я Неферту, как только слуга вышел, – о чем умалчивал до сих пор.

Неферту вежливо улыбался, ожидая продолжения.

– Мою госпожу зовут Еленой, она была царицей Спарты, а потом царицей павшей Трои.

– Вот как, – протянул Неферту, – я не сомневался в ее благородном происхождении. Дело не в одной красоте, во всей ее стати чувствуется царская кровь.

Я налил нам обоим вина, немного отпил из своей чаши. Оно оказалось великолепным: терпким, прохладным, изысканным. Я глотнул еще раз; такого вина мне не приходилось пить после Трои.

– Я подозревал, что она знатная госпожа, – продолжил Неферту. – И рад, что ты доверяешь мне. Действительно, я и сам собирался задать тебе несколько вопросов с глазу на глаз. Мой господин Некопта хочет узнать о тебе и о твоих скитаниях, прежде чем допустить пред царские очи.

– Некопта?

– Он Великий жрец правящего дома, двоюродный брат самого царя. Он первый советник могущественного Мернепта. – Неферту пригубил вина, облизнул губы кончиком языка и бросил косой взгляд через плечо, словно опасаясь, что нас могут подслушать.

Склонившись ко мне, он негромко сказал:

– Мне говорили, что Некопта недоволен ролью царского советника, что он и сам не прочь занять трон.

Брови мои поднялись:

– Дворцовые интриги…

Неферту пожал худыми плечами:

– Кто может сказать? Жизнь во дворце опасна и сложна. Будь осторожен, Орион.

– Благодарю тебя за совет.

– Завтра утром мы встретимся с Некопта. Он желает поговорить с тобой и госпожой.

– А что будет с Луккой и с воинами?

– Их разместили в казарме на другой стороне дворца. Командир воинов фараона завтра встретится с ними и, вне всякого сомнения, зачислит в свою армию.

Почему-то я ощутил беспокойство. Быть может, потому, что Неферту предупредил меня о дворцовых интригах.

– Мне бы хотелось встретится с Луккой перед обедом, – проговорил я. – Чтобы убедиться, что с ним и его людьми действительно хорошо обошлись.

– Ни к чему, – проговорил Неферту.

– Я обязан сделать это, – настаивал я.

Он кивнул.

– Боюсь, я сам внушил тебе подозрения. Но, возможно, это к лучшему. – Он поднялся. – Тогда пойдем немедленно, посетим казарму и посмотрим, довольны ли твои люди.

Лукку и его людей разместили действительно удобно. Конечно, казарма не отличалась роскошью, но для воинов она казалась почти раем. Здесь стояли настоящие кровати, имелась надежная крыша над головой; рабы подносили им горячую воду и чистили панцири, подавали пишу и брагу в изобилии, а ночь можно было провести с девкой.

– Утром они у меня сверкать будут, – сообщил Лукка с жесткой усмешкой на хищном лице. – Завтра – смотр, нельзя, чтобы они осрамились и опозорили тебя перед египетскими военачальниками.

– Я буду с тобой, – сказал я ему.

Неферту хотел возразить, но промолчал.

Когда мы оставили казарму, я спросил его по дороге в мои покои:

– Кажется, я завтра не смогу присутствовать на смотре?

Он улыбнулся тонкой улыбкой дипломата:

– Только потому, что воинов твоих проверят на рассвете, а наша встреча с Некопта назначена почти на это же время.

– Но я должен находиться со своими людьми в такой ответственный момент.

– Ты прав, – ответил Неферту, но в его тоне слышалось неудовольствие.

Вечером мы отобедали у него. Ему предоставили покои почти такой же величины, что и мои, убранные подобным образом. Видно было, что Неферту рад удаче: мы так вовремя подвернулись ему. Не каждый день гражданский чиновник из заштатного городка попадает в царский дворец, где его размещают с такими почестями.

Елена поведала свою историю ему и Медеруку – чиновнику, встретившему нас у пристани. Их восхитил ее рассказ о войне между троянцами и ахейцами. Меня совершенно не удивило то, что она поместила себя в центре событий.

Во время обеда Медерук бесстыдно пожирал ее глазами. Он казался человеком средних лет, но волосы его уже седели и редели, а тело набрало излишний вес и стало тучным. Как все египтяне, он был смугл, глаза же его казались почти черными. Плоское округлое лицо без единой морщинки напоминало младенческое. Дворцовая жизнь не оставила следов смеха, боли и гнева на этой невыразительной круглой физиономии. Словно каждую ночь Медерук старательно стирал с него все пережитое за день, а по утрам надевал маску полнейшей безмятежности, которая надежно скрывала все эмоции.

Но он смотрел на Елену, и бисеринки пота увлажняли его верхнюю губу.

– Тебе нужно поговорить с Некопта, – посоветовал он после того, как Елена закончила свое повествование. Обед давно завершился. Рабы унесли наши тарелки и блюда, и теперь на низком столе, за которым мы располагались, оставались лишь чаши с вином и подносы с фруктами.

– Да, – согласился Неферту. – Не сомневаюсь, что он посоветует пригласить тебя жить в Уасет в качестве царской гостьи.

Елена улыбнулась, но посмотрела на меня, словно не зная, что ответить. Я молчал. Она знала, что я уйду при первой возможности, как только уверюсь, что с ней все в порядке, а Лукку и его людей приняли в войско.

– Госпожа располагает приличным состоянием и не будет вам в тягость, – заявил я.

Оба египтянина оценили мой юмор и вежливо рассмеялись.

– В тягость… – хихикнул Неферту, который, пожалуй, чересчур много выпил.

– Словно бы великий Мернепта экономит, – согласился Медерук, но ни один мускул его лица не дрогнул.

Этот-то ни разу не осушил до дна свою чашу с вином.

Я внимательно посмотрел на него. Бесстрастное пухлое лицо придворного не выдавало никаких эмоций, лишь блестящие угольно-черные глазки говорили о том, что владелец их лихорадочно строит планы.

37

Перед рассветом я покинул ложе Елены и неторопливо открыл дверь, которая вела в мои покои. Небо едва начинало сереть, и комната еще оставалась темной, но что-то заставило меня замереть, задержав дыхание.

Я уловил легкое движение его; по затылку и шее побежали мурашки. Я застыл, вглядываясь в темноту. В комнате кто-то был. Я знал это… ощущал. Стараясь увидеть, кто это, я вспоминал комнату, искал взглядом постель, стол, сундуки, окна и дверь в коридор.

Послышался негромкий скрип, словно дерево и металл прикоснулись к камню. Я бросился на звук и больно ударился о гладкую стену, отпрянул назад, сделал один-два неверных шага и тяжело осел на пол.

Я наткнулся на стену именно там, где красовалось одно из фальшивых окон. Неужели тут действительно потайная дверь, так хитроумно устроенная, что я не мог сразу обнаружить ее?

Я медленно поднялся на ноги, потирая шею и копчик.

Кто-то побывал в моей комнате – в этом я не сомневался. Наверняка египтянин, не Золотой бог и не кто-нибудь из творцов. Подглядывать – не их стиль. Кто-то шпионил за мной, за нами с Еленой. Или же копался в моих вещах.

Вор? Проверив одежду и оружие, я убедился, что ничего не пропало.

Я быстро оделся, гадая, могу ли оставить Елену спящей; а если незваный гость хотел своим внезапным появлением заставить меня никуда не выходить, быть подальше от Лукки и плаца?

Неферту предупреждал меня о дворцовых интригах, и я призадумался.

В дверь поскреблись. Когда я распахнул ее, передо мной предстал Неферту, улыбавшийся с обычным вежливым безразличием.

Поприветствовав его, я спросил:

– Можно ли выставить караул у дверей Елены?

Он встревожился:

– Почему? Что-нибудь не так?

Я рассказал ему, что случилось. Он проявил легкое недоверие, но сходил в коридор и привел начальника стражи. Через несколько минут тот поставил у дверей караульного, мускулистого негра в юбке из шкуры зебры с мечом на поясе.

Почувствовав себя уверенней, я отправился к площади возле казарм.

Лукка и две дюжины его воинов уже выстроились в двойную шеренгу, их доспехи горели огнем, а шлемы и мечи блестели словно зеркало. Каждый воин держал в руках копье с железным наконечником вертикально, точно выдерживая перпендикуляр к земле.

Неферту представил меня египетскому военачальнику, явившемуся инспектировать хеттов. Звали его Расет, это был крепкий коренастый вояка, лысый, с могучими руками, невзирая на его преклонный возраст. Он слегка прихрамывал, видимо, с годами он стал грузным и ноги уже не выдерживали излишний вес.

– Мне случалось биться с хеттами, – оборачиваясь к выстроенному войску, проговорил он, ни к кому лично не обращаясь. – Помню, воины были хорошие.

Повернувшись ко мне, он оттянул ворот своего одеяния, открывая уродливый шрам на левом плече.

– Вот подарочек, оставленный мне копейщиком-хеттом в Меггидо.

Похоже, этой раной он гордился.

Лукка возглавлял свой небольшой отряд, глаза его глядели прямо вперед, в бесконечность. Люди его застыли, безмолвные и неподвижные, освещенные лучами утреннего солнца.

Расет приблизился к ним, прошел туда и обратно вдоль обеих шеренг, придирчиво оглядывая всех, одобрительно кивая и бормоча себе что-то под нос, а мы с Неферту стояли в стороне, наблюдая.

Наконец Расет резко обернулся и, хромая, направился к нам.

– Где дрались они? – спросил он меня.

Я кратко описал осаду Трои и Иерихона. Расет понимающе кивал. Серьезный египтянин не относился к тем военачальникам, которые шутят перед войском.

– Мастера осадного дела, значит. Ну, осады случаются не часто, – проговорил он. – Но эти подойдут. Отличные воины. Мне они нравятся.

Так завершилось самое легкое из дел, запланированных на день.

От казарм Неферту повел меня через широкий двор. Утреннее солнце еще бросало тени на утоптанную землю, но уже припекало спину. Вдоль задней стены двора я увидел стойла; несколько горбатых зебу бродили вокруг, отмахиваясь хвостами от мух.

Ветерок дул с реки, и я ощутил запах жасмина и цветущих лимонов.

– Царские постройки. – Неферту указал на несколько сооружений, похожих на храмы. Впервые за время нашего знакомства я заметил, что он нервничает. – Там нас ждет Некопта.

Мы поднимались по отлогой горке, по краям высились изваяния Рамсеса II. Фигуры были выше человеческого роста, и каждый могучий царь стоял, стиснув кулаки опущенных рук, со странной улыбкой на непроницаемом лице. Скульптуры поражали идеальными линиями. Розовый гранит статуй в лучах утреннего солнца казался живой плотью.

Я чувствовал пристальный взгляд живых гигантов. Или богов… Или творцов… И, невзирая на тепло солнечных лучей, я поежился.

После подъема среди статуй мы свернули налево и миновали ряд массивных сфинксов – тела отдыхавших львов венчали рогатые головы быков. Даже лежа сфинксы были выше меня.

– Лев символизирует солнце, – пояснил Неферту. – А бык – знак Амона.

Сфинксы олицетворяли слияние богов.

Перед передними лапами каждого из них находились фигуры… Его, кого же еще? Но эти, по крайней мере, не подавляли своими размерами – они были выполнены в человеческий рост.

– А где же статуи Мернепта? – спросил я.

Неферту улыбнулся:

– Царь чтит своего великого отца, как и всякий живущий в Египте. Кто посмеет низвергнуть статую Рамсеса, чтобы поставить на ее место собственную? Даже царь не вправе сделать такого.

Мы подошли к огромной двери, по сторонам которой высились две колоссальные статуи Рамсеса. На этот раз царь сидел, держа в руках скипетр и колосья пшеницы, символизировавшие изобилие.

Я подумал, что нынешнему царю тяжело править после столь великолепного владыки.

– Некопта действительно двоюродный брат царя? – спросил я, как только мы вошли наконец в прохладную тень.

Неферту натянуто, пожалуй даже угрюмо, улыбнулся:

– Да, и оба они считают Пта своим наставником и покровителем.

– А не Амона?

– Они уважают Амона, как и других богов, Орион. Но Пта их личный покровитель. Пта властвовал в Менефере. Мернепта перенес поклонение ему в столицу. А Некопта – главный жрец Пта.

– А можно ли увидеть изваяние Пта? На кого он похож?

– Скоро ты все увидишь сам, – почти грубо ответил он, словно мой вопрос задел его или же он кого-то боялся.

Мы шли через огромный зал с мраморным полом и огромными колоннами, такими высокими, что потолок терялся в тени. Стражники в блестящих золотых доспехах стояли через каждые несколько локтей, но мне казалось, что они здесь лишь ради того, чтобы подчеркнуть великолепие зала. Присутствие вооруженных людей в этом храме казалось излишним. Здесь человек должен был ощутить себя карликом, осознать свое ничтожество. Веками власть имущие пользовались подобными приемами. С помощью архитектуры они подчиняли людей, вселяли в них удивление, восхищение и страх перед владыками, по приказу которых создавалось такое великолепие…

Два блестящих глаза загорелись в глубокой тени. Я расхохотался: это появилась одна их бесчисленных кошек, населявших дворец.

В конце вселявшего трепет зала оказались ступени из черного мрамора, за которыми шел коридор, уставленный фигурами звероподобных богов: с головами сокола, шакала, льва, даже броненосца. Коридор заканчивался нишей, в которой высилась гигантская статуя: ее голова почти доставала до потолка.

– Вот и Пта, – прошептал Неферту.

Изваяние было огромным, как колоссальные фигуры Рамсеса, располагавшиеся снаружи храма. Через просвет, в крыше храма над головой изваяния, на лицо бога падал луч солнца, освещая белый камень.

Я увидел тело, обернутое пеленами, как у мумий, лишь руки оставались открытыми и держали длинный, искусно сделанный скипетр. Голову бога венчала шапочка, небольшая бородка обрамляла его подбородок. Лицом же, вне всякого сомнения, он напоминал худощавого ехидного Гермеса, с которым я встречался, когда увлек Иешуа в мир творцов.

Неферту остановился у подножия гигантской статуи. Перед нею на двух жаровнях курились благовония. Он отвесил три поклона, а потом взял шепотку порошка с золотого подноса и бросил на угольки жаровни. Порошок вспыхнул, и клубы белого дыма взметнулись к высокому потолку.

– Ты тоже должен совершить жертвоприношение, Орион, – прошептал он мне.

С напряженным лицом я отправился к ограждению и бросил щепотку благовоний на жаровню справа от меня. От них пошел черный дым. Обернувшись к Неферту, я увидел, что он провожает взглядом клубы с постной миной.

– Я сделал что-то не так? – спросил я.

– Ты ни в чем не ошибся, – ответил он, не сводя глаз с облачка дыма. – Но священный Пта недоволен твоим приношением.

Я пожал плечами. Неферту повел меня по узкому коридору мимо стражей в золоченых панцирях к массивным дверям черного дерева, врезанным в глубокую каменную стену. Он явно нервничал и не мог скрыть беспокойства. Неужели мой провожатый настолько опасался встречи с Некопта или же я все-таки что-то перепутал?

Возле двери стоял еще один страж. Не говоря ни слова, он открыл ее перед Неферту.

Мы оказались в просторном зале. Утреннее солнце бросало косые лучи через три окна в правой стене. В помещении было пусто – лишь голые каменные стены и ничем не прикрытый пол, как в тюрьме. Возле противоположной двери стоял длинный стол, заваленный свитками, на котором высились два огромных серебряных подсвечника, но свечи не горели.

За столом сидел невероятно жирный человек, выбритый наголо, его громадное тело прикрывало серое одеяние без рукавов, спускавшееся до пола. Его руки – толстые, безволосые и розовые – покоились на полированном дереве столешницы. Все пальцы жреца унизывали кольца, некоторые перстни так глубоко впились в плоть, словно владелец не снимал их годами. Подбородки его ложились один на другой отвратительными складками. Подойдя ближе, я поразился тому, как разрисовано его лицо: глаза были подведены черной краской и зелеными тенями снизу и сверху, щеки нарумянены, а губы ярко накрашены.

Неферту бросился ниц и стукнулся лбом о плитки пола. Я остался стоять, но слегка наклонил голову, выказывая уважение.

– О великий Некопта, – проговорил Неферту, оставаясь распростертым на полу. – Великий жрец ужасающего Пта, правая рука могучего Мернепта, хранитель Обеих Земель, по твоему повелению я привел к тебе варвара Ориона.

Нарисованные пухлые губы жреца изогнулись в подобии улыбки.

– Ты можешь встать, мой верный слуга Неферту. Ты хорошо справился с делом, – проговорил он чистым и сочным тенором. Казалось странным, что такой очаровательный голос может принадлежать столь уродливой туше. Тут я понял, что Некопта – евнух, один из тех, кому с детства предначертано служить богу.

Неферту медленно поднялся и остановился возле меня. Я не знал, от чего он так покраснел – от смущения или от пребывания в неудобной позе.

– А ты, варвар…

– Меня зовут Орион, – сказал я.

Неферту невольно охнул, Некопта же просто буркнул:

– Ну, пусть будет Орион. Мой полководец Расет утверждает, что твои две дюжины хеттов вполне годятся для нашей армии.

– Они отличные воины.

– Ну, меня удовлетворить трудно, – сказал он, слегка повышая голос. – Расет сейчас в том возрасте, когда человек живет прошлым. Я же должен заглядывать в будущее, поскольку собираюсь охранять и защищать нашего великого царя. – Он внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа. Я промолчал. – А посему, – продолжил он, – я придумал испытание, которое придется пройти твоим людям.

И снова он стал ожидать, что я скажу. Но я по-прежнему безмолвствовал.

– Ты, Орион, отведешь своих людей в дельту, где варвары – люди моря снова разоряют наши поселения. Одна особенно докучливая шайка украшает паруса своих кораблей головой льва. Ты найдешь их и уничтожишь, чтобы никто из них более не смел тревожить Нижние Земли.

„Менелай, – понял я, – он ищет Елену и разоряет прибрежные города. Быть может, и Агамемнон сопровождает его“.

– Сколько же таких кораблей там видели? – спросил я.

Некопта, казалось, обрадовало уже то, что я наконец заговорил.

– Слухи разные, но я думаю, не меньше десяти и не больше двух дюжин.

– И ты полагаешь, что две дюжины воинов можно выслать против двух дюжин кораблей, полных ахейских воинов?

– Тебе предоставят войско – я пригляжу за этим.

Я качнул головой:

– При всем уважении к вам, мой господин…

– Ваша святость, – подсказал шепотом Неферту.

Я едва заставил себя произнести эти слова:

– При всем уважении, ваша святость, я не намереваюсь оставаться с хеттами после того, как их зачислят в египетское войско.

– Твои намерения никого не интересуют, – ответил Некопта. – Главное – нужды государства.

Однако я продолжал:

– Я прибыл сюда, сопровождая царицу Спарты Елену.

– Сопровождая? – Он подмигнул. – До самой постели?

Кровь прилила к моему лицу. Сделав отчаянное усилие, я успокоился и сжал капилляры, чтобы не краснеть.

– Так за нами шпионили…

Некопта запрокинул голову и расхохотался:

– Орион, неужели ты полагаешь, что первый вельможа царя позволит незнакомцам просто так остановиться во дворце? Мы следили за каждым вашим вздохом; я знаю даже о том кинжале, который ты прячешь под юбкой.

Я кивнул, понимая, что за дверью, находящейся за спиной жреца, стоят вооруженные стражи, готовые броситься на защиту своего господина или убить нас по первому же его слову. И все же Некопта не знал всего, он никогда не видел меня в бою; я мог перерезать ему глотку прежде, чем стражи успели бы открыть эту дверь. В случае необходимости я расправился бы с тремя или четырьмя воинами сразу.