Текст книги "Страховщик"

Глава 8

I

В январе Хант сделал Бет предложение.

Роман их начался восемь месяцев назад, и четыре месяца они прожили вместе. Однако прежде чем заговорить о свадьбе с самой Бет, Хант рассказал о своих планах Эдварду и Хорхе, серьезно поговорил с Джоэлом. Сам не понимал, почему так нервничает, немного стыдился – но чувствовал потребность услышать со стороны: молодец, мол, верной дорогой идешь, и с правильной скоростью.

Все трое сказали в один голос: молодец, Бет классная девушка, вы отлично ладите, что же еще дальше делать, как не жениться?

Сама Бет не просто согласилась – заявила, что хочет замуж как можно скорее.

– Терпеть не могу долгие унылые помолвки! – сказала она. – Раз уж решились, чего тянуть?

И он согласился: тянуть незачем.

Пышная свадьба в церкви ни Ханта, ни Бет не привлекала (главным образом потому, что они вообще не ходили в церковь), однако сухость и формальность гражданской церемонии в мэрии отталкивала еще сильнее. Поразмыслив, они остановились на внеконфессиональном венчании – благо у Джоэла нашелся приятель с философского факультета, по совместительству священник какой-то крохотной, сомнительной, но официально зарегистрированной «церкви». Свадьбу и банкет решили провести в павильоне на берегу пруда в одном из красивейших тусонских парков. По удачному стечению обстоятельств как раз в этот день в парке проводилась обрезка деревьев и прочие работы по благоустройству, и для обычных посетителей он был закрыт.

Отец Бет давно умер, мать прилетела на неделю из Лас-Вегаса – помочь дочке выбрать платье и цветы. Устроили ее в комнате для гостей. Ни о каких странных явлениях и звуках мать Бет не сообщала, по утрам выходила к столу бодрой и свежей, и Хант заключил, что «привидение», если оно по-прежнему там, никак себя не проявляет.

Прилетели из Миннесоты его родители, привезли с собой целый караван тетушек, кузенов и кузин, которых Хант помнил смутно, и даже одного двоюродного деда, о существовании которого до сих пор не подозревал. Мама рассказывала, что Парк-Рэпидс сейчас занесло снегом, и в ее голосе звучала тоска по Тусону. А вот папе, кажется, переезд пошел на пользу: он словно помолодел, выглядел куда живее и счастливее, чем когда… ну, словом, чем Хант его помнил.

Шафером стал Джоэл. Учитывая простоту церемонии, обязанностей у него было немного – разве что первый бокал за молодых поднять.

Вместо традиционного мальчишника они вдвоем отправились в школу «Уильям Боди» сыграть в «коня», как в добрые старые времена. Спортивный зал оказался заперт, а вот спортплощадка позади школы – открыта и пуста, и, прежде чем начать игру, оба немного покидали мячик в корзину. Школа выглядела меньше, чем помнил Хант, зато баскетбольные штанги, как ни странно, словно вытянулись, и мяч с неприятным металлическим гулом ударялся о щит.

Джоэл сделал обратный бросок из-под кольца и перебросил мяч Ханту.

– Помнишь, – начал он, – как мы стащили из гаража моего папаши две бутылки пива, выпили и пошли играть? Но не успели начать, как ты принялся блевать себе на ботинки!

– Такое не забудешь! – рассмеялся Хант.

– Мистер Хантер проверял контрольные, увидел нас из окна и пошел выяснить, что случилось. А я ему сказал: тебя стошнило, потому что Верзила Грофф заставил тебя съесть жука.

– И Верзилу на неделю отстранили от уроков! – уже задыхаясь от смеха, еле выговорил Хант.

– Да, хорошее было времечко!

– Тогда нам казалось, что оно будет длиться вечно.

Хант успешно повторил бросок Джоэла, затем попробовал бросок крюком с середины площадки. Черт, как же он скучает по школьным товарищам! Обидно, что жизнь их так разбросала. Увы, время разводит людей в разные стороны, рвет честную детскую дружбу, заменяет ее «взрослым» приятельством, расчетливым и пресным. В «Будь со мной» герой поет: мол, самые лучшие друзья были у него в детстве – так оно и есть. Хотя, если верить Бет, у девушек все иначе.

Хант бросил на друга взгляд через плечо, пытаясь разглядеть в этом умиротворенном, довольном жизнью преподавателе былого бунтаря и ниспровергателя авторитетов. Должно быть, тот парнишка по-прежнему здесь, просто вырос. Вырос, пообтесался, сгладились острые углы… и потихоньку-полегоньку превратился в одного из тех, кого когда-то всей душой презирал.

Хант и сам сильно изменился со школьных времен. Ушли юношеская задиристость, безапелляционность, готовность легко осуждать; теперь он старается входить в чужое положение, готов соглашаться и идти на компромисс…

Но самое удивительное, что они снова друзья. Оба изменились до неузнаваемости, словно описали полный круг и вернулись в знакомую гавань.

– А своей бывшей ты уже сказал? – спросил Джоэл, без усилия забрасывая мяч в корзину в прыжке.

– Эйлин? – Хант покачал головой. – Честно говоря, даже не знаю, где ее искать. – Успешно повторил бросок Джоэла, затем согнулся, уперся руками в колени и несколько раз глубоко вдохнул, восстанавливая силы. – Хотя вообще думал об этом. Знаешь, как-то странно, что я теперь не обязан…

– Отчитываться?

– Ну да. То есть… конечно, брак у нас был неудачный, но все-таки брак. А теперь я как будто притворяюсь, что ничего не было.

Джоэл встал рядом, повторив его позу, тоже несколько раз вдохнул и выдохнул.

– Послушай-ка, у тебя к ней никаких чувств не осталось?

– Ну что ты! Разве что чувство неприязни. А Бет… Нет, Бет – просто прелесть! Лучшего и желать нельзя! Просто я предпочел бы жениться сейчас в первый раз, понимаешь? Не тащить за собой багаж из прошлого.

– А для Бет это важно?

– Нет. Во всяком случае, она говорит, что нет.

– Значит, и тебе переживать не о чем. Забудь, старик. Считай, то был тренировочный забег, а теперь ты в первый раз женишься по-настоящему!

– Да, верно. Ты прав.

– Я всегда прав!

Джоэл выиграл. Потом они пошли выпить в «Панчо Малдун», университетский бар, где Хант любил зависать в студенческие годы. Здесь по-прежнему тусовались студенты; и в их шумном обществе Джоэл с Хантом ощутили себя такими ископаемыми, что поскорее расплатились и поехали домой.

– Это только в детстве кажется, – с глубокомысленной миной заметил Джоэл, – что круто и прикольно быть взрослым.

* * *

Вот и наступил великий день. С самого утра дом Бет – их общий дом – наполнился народом. Жених и невеста, мать невесты, родители жениха, бесчисленные родственники и знакомые – все бегали, суетились и мешали друг другу.

Хант с Джоэлом скрылись на кухне, чтобы в последний раз проговорить порядок действий и обязанности шафера (особенно плату священнику и чаевые), но мать Бет нашла их и здесь.

– А вы знаете, что вчера по телевизору обещали проливной дождь? – бодро сообщила она, входя на кухню, чтобы налить себе стакан воды. – Надо было застраховать свадьбу, вот что! На всякий случай, если все зальет – чтобы хотя бы внакладе не остаться.

Застраховать свадьбу?

Хант переглянулся с Джоэлом – и прочел в его глазах ту же мимолетную тревогу, что ощутил и сам.

– Не переживайте, – поспешно ответил он. – Все будет хорошо, вот увидите.

Так оно и вышло. Церемония, короткая и трогательная, прошла без сучка без задоринки. К полудню небо заволоклось облаками, однако обещанный ливень обошел свадьбу стороной, облака принесли только ветерок и приятную прохладу.

Правда, позже, на банкете, Эдвард выпил лишнего и едва не подрался со священником-философом – Хорхе и Джоэлу пришлось их растаскивать. «Я твои очки в задницу тебе засуну, слышишь, ты, умник?!» – медведем ревел Эдвард. А школьная подружка Бет перепила, и ее вырвало в пруд. Родители Ханта, кажется, были несколько шокированы, а он, заметив их реакцию, ощутил странную гордость, нечто вроде запоздалого подросткового бунта: мол, я уже взрослый, свадьба моя, кого хочу, того и приглашаю, не нравится – до свиданья. Впрочем, и получаса не прошло, как его отец о чем-то увлеченно спорил с Хорхе, а мать самозабвенно хохотала над фривольным анекдотом, рассказанным еще одной подругой Бет.

Сама Бет, похоже, его родителям понравилась, и это Ханта очень порадовало. Просто не описать как. В глубине души он боялся их знакомства – главным образом потому, что и отец, и мать любили Эйлин. Но оказалось, бояться нечего. Как видно, они сразу разглядели в Бет то, за что он ее полюбил, и у Ханта словно гора спала с плеч. Он не сомневался: теперь все они станут одной счастливой семьей.

Брачную ночь Хант и Бет провели в «Уэстуорд лук» – шикарном отеле у подножия Каталинас, откуда открывался потрясающий вид на ночной город. К югу, в направлении Тьюбака, бушевала гроза, и за окном, над россыпью многоцветных огней центрального Тусона, вспарывали темное небо иссиня-бледные молнии.

– Как красиво! – проговорила Бет.

В самом деле, красота была невероятная. Вспышка молнии, на миг выхватывая из тьмы вершины гор, придавала им мрачное величие, а в сочетании и контрасте бушующей бури с недвижными электрическими огнями города ощущалось какое-то волшебство.

Они стояли у окна, пока гроза не стихла; а потом помогли друг другу раздеться и занялись любовью, медленно и страстно. Надо сказать, для брачной ночи Хант и Бет заранее планировали «что-то особенное», разные экзотические позы и игрушки, чтобы ночь получилась необычной и запомнилась надолго – но теперь вдруг поняли, что все это не нужно. Эта ночь и так особенная, незачем измышлять какие-то ухищрения, чтобы выделить ее среди прочих.

Они любили друг друга так же, как всегда, и уснули, не разжимая объятий.

Наутро Хант и Бет отправились в путь. О том, где и как провести медовый месяц, договорились не сразу: Хант хотел в поход куда-нибудь в глушь, в Монтану, Вайоминг или даже в Канаду, а Бет предпочитала Калифорнию и обычные калифорнийские достопримечательности. Хант почти не спорил: он скучал по Калифорнии и с радостью согласился стать для Бет «гидом» и все ей там показать.

Они побывали в Голливуде, в Диснейленде, в Гриффит-парке, в Библиотеке Хантингтона; но больше всего Бет хотела искупаться и поваляться на пляже. Погода стояла теплая, солнечная, похожая на конец лета. Хант повез жену на Сил-Бич: они прогулялись по его любимому пирсу и пообедали в мексиканском ресторане на Мейн-стрит. Однако вода в Сил-Бич была, как обычно, мутная и грязная, а Бет не терпелось окунуться в море, и Хант повез ее вдоль побережья на юг, в Кристал-Ков.

Увы, не ему одному пришла эта светлая мысль: по приезде обнаружилось, что парковка возле пляжа набита битком. Хант коршуном кружил вокруг парковки, пока не заметил, что две юные девицы идут от пляжа к открытому «Фольксвагену». Хант затормозил и замер, ловя момент. Девицы не торопились. Наконец сели в «Фольксваген», отъехали… и в тот же миг из-за спины у Ханта вынырнул красный «Мустанг» и рванул на освободившееся место!

Хант отчаянно нажал на сигнал.

– Ах ты сукин сын! – завопил он, опустив стекло.

Бет положила руку ему на плечо.

– Ладно тебе, дело того не стоит. Смотри, вон еще место освободилось!

В самом деле, в двух машинах от них замигал задними огнями, готовясь выезжать с парковки, потрепанный пикап. На сей раз Хант не полагался на волю случая. Он подъехал к пикапу и пристроился прямо у него за спиной, рассчитывая пятиться задом вместе с ним, а потом быстро проскользнуть на освободившееся место. Технику эту он отточил еще в студенческие годы, в кампусе, где постоянно шла борьба за парковочные места.

Пикап начал выезжать со стоянки; Хант сдал назад – и в этот миг прямо на хвост ему, перегородив выезд, сел старый «Шевроле». Пикап продолжал пятиться. Хант отчаянно засигналил – однако, похоже, ни в пикапе, ни в «Шевроле» его не слышали. Деваться было некуда.

Пикап «поцеловал» его задним бампером в крыло.

Из кабины пикапа с причитаниями выскочил водитель.

– О боже мой! – восклицал он. – Простите, бога ради! Я вас не заметил! Ради бога, извините! Вы целы?

Хант и Бет тоже вышли из машины.

– С нами все в порядке, – ответил Хант. – Я не мог убраться с дороги: вон тот идиот, – и он махнул рукой назад, в сторону «Шевроле», – перегородил мне выезд.

Однако «идиота» здесь уже не было: он заметил, что в дальнем конце ряда выезжает с парковки красный джип, и рванул туда.

– Моя машина не пострадала. А ваша?

Хант и Бет внимательно осмотрели переднюю часть «Сааба» – и ни вмятин, ни иных повреждений не заметили. Водитель пикапа смотрел вместе с ними.

– Кажется, ничего нет, – с надеждой в голосе проговорил он.

– Я тоже ничего не вижу, – согласился Хант. – Похоже, все мы отделались легким испугом.

– Может быть, на всякий случай обменяемся информацией о страховке?

О страховке.

День был солнечный и жаркий, но по спине у Ханта пробежал холодок.

– Не надо, – ответил он. – Все нормально.

– Вдруг вы потом заметите…

– Не беспокойтесь, – прервал его Хант.

– Вы уверены?

Без четверти хре-е-ена-а-а-дцать…

– Уверен.

– Может быть, все-таки… – начала Бет.

– Незачем. Просто незачем, – твердо ответил Хант.

II

В обеденный перерыв Хорхе встретился с Инес у гинеколога. Инес сидела в кожаном кресле, рассеянно листая женский журнал с улыбчивой актрисой на обложке.

– Извини, я задержался, – сказал Хорхе.

Жена молча улыбнулась и сжала его руку.

Дверь рядом с окошком регистратуры распахнулась, выглянула медсестра с папкой в руках.

– Миссис Маркес!

Оба встали и пошли следом за медсестрой в смотровую. Здесь медсестра взвесила Инес, измерила ей температуру и давление. За две недели Инес прибавила пять фунтов, все остальное тоже было в норме.

– Доктор Бергман сейчас подойдет, – сообщила медсестра и скрылась за дверью.

Инес осталась на смотровой кушетке; Хорхе нервно расхаживал по кабинету, разглядывая контейнер с ватными тампонами, разноцветный строй флаконов с антибактериальным мылом на раковине, красочную схему женской репродуктивной системы на противоположной стене.

– Знаешь, – заговорил он, – с нашей страховой компанией работает много акушеров-гинекологов, можно выбирать.

– Мне нравится, что меня лечит женщина, – твердо ответила Инес.

– Да нет, я просто…

Послышался вежливый стук в дверь, и вошла доктор Бергман. Против ее пола Хорхе ничего не имел – смущал ее возраст. Очевидная, бьющая в глаза молодость. Доктор Бергман явно только что окончила медицинский институт: быть может, училась она на «отлично», но Хорхе полагал, что прилежание не заменяет опыта. Ребенок у них первый, и Хорхе определенно предпочел бы, чтобы Инес «вел» какой-нибудь многоопытный доктор с седыми усами.

Впрочем, по существу претензий к доктору Бергман не было: держалась она уверенно, очень профессионально и, похоже, дело свое знала. К тому же, подумал Хорхе, Инес ей доверяет. Это тоже чего-то стоит.

Доктор приподняла на Инес блузку и принялась ощупывать ее выпуклый живот.

– Все хорошо? – тревожно спросил Хорхе.

– Все отлично, – заверила Бергман, выпрямляясь. – Готовы послушать, как бьется сердце?

– Конечно! – радостно улыбнулась Инес.

Эту часть осмотра Инес обожала, а Хорхе побаивался. Ну да, чудо жизни и все такое, а современные медицинские технологии и вправду творят чудеса, однако каждый раз он боялся, что что-то пойдет не так. Например, у доктора вытянется лицо, и она скажет: «Ой, а у ребеночка-то порок сердца!» И их малыш родится инвалидом…

Тем временем доктор Бергман размазала по животу Инес прозрачный гель, холодный даже на вид, и достала портативное устройство, более всего напоминавшее Хорхе омметр. Из микрофона послышался треск помех. Доктор медленно водила прибором по животу Инес – и постепенно из белого шума выделились иные, ритмичные звуки.

– Вот оно! – с улыбкой сказала доктор.

Хорхе слышал этот звук уже не раз, но все не мог поверить, что это сердцебиение. Бьется слишком быстро, и звук то ли шипящий, то ли свистящий…

Доктор Бергман, не дожидаясь вопроса, успокоила:

– Звучит отлично. Сильное, здоровое сердце.

Хорхе с облегчением выдохнул.

Они послушали сердцебиение еще несколько секунд; затем доктор убрала прибор, вытерла живот Инес салфеткой и, сев, принялась заполнять карту. Перевернув страницу, подняла глаза.

– Результаты амниоцентеза получили?

– Да, – ответила Инес.

Амниоцентез – еще один кошмар. Сначала в живот твоей жены вонзается гигантская игла, а медсестра, следя за ее движением на ультразвуковом мониторе, говорит: «Так, вот здесь осторожно, надо головку не задеть…» Но куда хуже – ожидание. Сутки ждать, не будет ли побочных эффектов, например, выкидыша. Еще несколько дней ждать результатов – нет ли у ребенка врожденных уродств, не окажется ли он умственно отсталым. Когда три дня спустя им позвонили из лаборатории, Хорхе понял, как чувствуют себя приговоренные к смерти, когда им объявляют помилование.

– И, видимо, вам сказали, что все в порядке?

– Да.

Доктор сделала значительную паузу и с улыбкой взглянула на мужа и жену.

– Итак… хотите узнать, кто у вас?

Вопрос вопросов. Они с Инес не раз это обсуждали и склонялись к тому, что не хотят заранее знать пол ребенка. Пусть будет сюрприз. Однако доктор перед ними уже это знает. Знают и лаборанты в лаборатории, и, наверное, еще несколько медсестер. Стоит ли притворяться, что этого знания не существует? Хорхе вопросительно взглянул на Инес.

Та, улыбнувшись, кивнула и взяла его за руку.

– Скажите нам, – попросила она доктора. – Мы хотим знать.

– Что ж, поздравляю, – ответила доктор Бергман, – у вас сын!

III

В комнате для гостей горел свет.

Десять минут назад, когда Хант уходил на работу, света не было. В этом Бет была совершенно уверена.

Но теперь в предрассветном полумраке прихожей из-под двери выбивалась желтая полоска.

Бет обхватила себя руками; ей вдруг стало холодно.

– Кортни! – позвала она.

Ответное мяуканье донеслось откуда-то издалека – с кухни или из прачечной.

Вообще-то Бет тоже пора на работу. Сегодня первый день после медового месяца, и опаздывать вовсе ни к чему. Надо идти. А вечером, когда они с Хантом вернутся… будем надеяться, к тому времени это закончится.

Это закончится.

Да. Что бы «это» ни было, оно происходит в гостевой. Прямо сейчас.

Бет щелкнула выключателем – свет не зажегся. Прихожая осталась темна и пуста.

Не считая полоски света из-под двери гостевой.

Бет замерла, не зная, что предпринять. И в этот миг из гостевой раздался странный звук. На сей раз не стук, а странное тихое посвистывание: так свистит чайник, забытый на плите и выкипевший почти до дна.

Скоро рассвет. Немного подождать – и солнечный свет вольется в дом через восточные окна и рассеет тьму. Но ждать нельзя. Утренние пробки на дорогах с каждой минутой плотнее; если она хочет вовремя добраться до «Томпсона», идти нужно прямо сейчас… Бет глубоко вздохнула, набираясь храбрости, быстро пересекла прихожую, повернула ручку двери и толкнула.

Дверь не открылась.

Бет толкнула сильнее, затем налегла на дверь всем телом. Желтый электрический свет блестел на носках ее туфель. Дверь не открывалась.

Свист стал громче. Теперь он походил не на чайник, а скорее на рассеянное посвистывание человека, который уже довольно давно и с нетерпением кого-то ждет.

По спине у Бет пробежал холодок.

И вдруг дверь распахнулась.

Бет пронзительно закричала. В краткий миг перед тем, как свет в гостевой погас, она увидела в ростовом зеркале напротив двери собственное отражение. А за спиной у себя – незнакомца. Мужчину в шляпе.

Никогда еще Бет не выбегала с такой скоростью из собственного дома.

* * *

– Ну, как себя чувствуешь?

– В смысле?

– Хрен не болит? Спорить готов, ты его натер до ссадин!

Хант рассмеялся и кинул в Эдварда срезанной веткой.

– У тебя же был медовый месяц! – не отставал тот. – Если ты настоящий мужик, «дружок» у тебя сейчас должен в штаны не помещаться.

– Мне, что, штаны спустить и показать? Не пойму, чего ты добиваешься.

– Подробностей! – объявил Хорхе сверху, со своей ветки. – Хотим подробностей!

– Ну уж нет! Таких подробностей вы не получите!

– А может, это ты ничего не получил? – поддел его Эдвард и басовито заржал.

Мимо шли две мамаши с колясками, все на секунду замолчали.

– Ладно, теперь серьезно, – снова заговорил Эдвард. – Как съездили?

– Целую неделю водил жену по своим любимым местам в Калифорнии. Как думаешь, каково это?

– Кошмарно?

– Лучше не бывает! – рассмеялся Хант. – Нет, конечно, была пара неприятностей – как говорится, чтобы поездка лучше запомнилась…

– Слышал, Хорхе? Чтобы лучше запомнить медовый месяц, ему нужны неприятности! Так я и знал: он не мужик!

– Ну, ты понимаешь! На Ольвера-стрит мы отравились пиццей…

– Понос в медовый месяц – это так романтично! – сладким голосом проговорил Хорхе, спускаясь с дерева.

– …и еще на парковке возле пляжа «поцеловались» с пикапом, – закончил Хант.

Эдвард сочувственно покачал головой.

– И что сказала твоя страховая?

– Ничего. Я им не сообщал. Ущерба не было, так что мы просто разъехались.

– Да, пожалуй, так разумнее всего. Слышал, что у Стива стряслось?

– Нет, а что?

– Страховая компания разорвала с ним договор о страховке дома, – сообщил Хорхе.

Хант вопросительно взглянул на Эдварда – тот кивнул.

– Так и есть. Подал заявление, они почему-то сочли его недобросовестным – и привет. Разорвали договор.

– И остался наш Стив на бобах! – рассмеялся Хорхе.

– Знаете, – заговорил Хант, – Стив, конечно, тот еще урод, но такие истории со страховкой… честно говоря, просто пугают.

– Понимаю, куда ты клонишь.

– Вряд ли. Вы никогда не задумывались о том, как сильно мы зависим от страховки? Страхуем все – машины, дома, здоровье, жизнь… Из-за страховки люди цепляются за работу, которую ненавидят, особенно если у них дети. Страховка влияет на все. Представляете, сколько людей не смогли воплотить в жизнь свои мечты, не в состоянии жить, как хотят, – потому что нужна страховка? – Он повернулся к Эдварду. – Сколько людей могли бы сочинять музыку, а вместо этого вкалывают, чтобы вносить страховые взносы за дом и автомобиль? – Взглянул на Хорхе. – Или писать романы – но не могут бросить надоевшую работу, потому что работа обеспечивает им страховое лечение детей?

Наступило короткое молчание; оба переваривали его слова.

– На кой черт людям толпы писателей и композиторов? – ворчливо заметил наконец Эдвард. – А вот деревья обрезать – правильная, нужная работа. Давайте-ка, ребята, за дело.

– Точно, – поддержал его Хорхе. – И вообще… это же Стив!

* * *

С работы Хант вернулся первым – и немедленно пошел взглянуть, что творится в комнате для гостей.

Бет позвонила ему с утра и еще раз в обед. Вдали от дома, при ярком дневном свете Хант не принял ее взволнованный рассказ близко к сердцу. Теперь, в сумраке пустого дома, ее рассказ воспринимался совсем иначе.

Бет сказала, что в гостевую не заходила и ничего там не трогала. Однако первое, что увидел Хант, войдя, – сорванное с кровати покрывало. С тех пор как уехала мать Бет, покрывало никто не трогал. Теперь же оно, скомканное, неопрятным холмиком возвышалось в изножье. Взглянув на этот холмик, Хант вздрогнул. В очертаниях его сквозило что-то… странное. Странное и неприятное.

Все остальное в комнате осталось, как было. Свет выключен. Тишина.

Снаружи послышалось урчание мотора – подъехала на своем «Сатурне» Бет. Хлопнула дверца машины, отворилась задняя дверь на кухне.

– Я здесь! – громко крикнул Хант.

Послышались шаги – медленные, неуверенные; минуту спустя Бет уже стояла на пороге, рядом с Хантом.

– Это не ты сделал, верно? – спросила она, кивнув на кровать.

– Не я.

Бет окинула комнату взглядом, но, как и он, больше ничего подозрительного не заметила.

– Я действительно видела его в зеркале, – сказала она, и в ее голосе слышался страх. – Мужчину у меня за спиной. А на самом деле там никого не было.

– От него исходила угроза? Он хотел причинить тебе зло?

Хант сам не верил, что задает такие вопросы. Словно в телешоу о привидениях! А с другой стороны, о чем еще спрашивать, когда у тебя в доме поселился призрак?

Бет покачала головой.

– Не знаю… нет, ничего такого я не чувствовала. Ничего особенного. Просто страшно испугалась. Смотри, – она показала на свои руки, – до сих пор мурашки по коже!

Хант решительно подошел к кровати, взялся за покрывало. В глубине души он ждал, что оно сейчас вырвется у него из рук и начнет порхать по комнате – но нет, покрывало послушно легло на кровать. Все нормально. Все как обычно.

– Знаешь, – нерешительно начал Хант, – люди ведь живут в домах с привидениями. И ничего. Дают им какие-нибудь забавные имена – «Джорджи» или «Луи», объясняют гостям, что их призрак добрый и никому не причинит вреда… Может, и нам стоит так же?

– Дом с привидениями, – словно эхо, повторила Бет. – Мы живем в доме с привидениями.

– Ну да. – Он взглянул на нее. – А что ты предлагаешь? Продать дом и съехать?

– Нет, – ответила Бет. И, немного подумав, добавила: – По крайней мере… пока нет.