Текст книги "Хроники Азура. Огненная сага"

– Не мог бы ты снять свои сапоги?

Он замешкался, так как знал, что под сапогами скрывались дырявые носки, которые он не менял уже несколько дней, но затем все же снял обувь.

Незнакомка жестом указала на место перед дверью, и Милану это не понравилось. Сапоги были изготовлены под заказ специально для него. У Милана никогда не было лучшей обуви. Почти до колена, из черной кожи со светло-коричневыми отворотами, на передней стороне которых сапожник выдавил изображение меча. И теперь ему приходилось оставлять их снаружи…

– Не переживай, добрый господин Канг никого не пустит во внутренний дворик. Твои сапоги в безопасности, – сказала прекрасная хозяйка, словно прочитав его мысли, и, прежде чем он успел выставить сапоги за дверь, взяла их у него из рук, вышла из комнаты и что-то прокричала.

Вернувшись, она задвинула за собой дверь.

– Пожалуйста, присаживайся.

Он уселся, скрестив ноги, перед циновкой, от которой исходил странный запах. Милан не мог распознать этот тяжелый, чувственный аромат.

– Тебя удивило мое приглашение, Милан. Наша общая знакомая попросила меня позаботиться о тебе. – Она обворожительно улыбнулась. – Боюсь, несмотря на все ее преимущества, она не обладает романтической натурой, поэтому попросила меня кое-чему научить тебя.

Милан даже отдаленно не понял, что имела в виду незнакомка.

На мгновение между ними воцарилось напряженное молчание.

– Представиться по имени – это хорошая возможность начать разговор с дамой.

– Но вы же знаете меня.

Она улыбнулась:

– Начнем сначала.

Ему это показалось абсурдным, но он решил не спорить.

– Меня зовут Милан. Милан Тормено.

Она медленно наклонила голову:

– Меня зовут Нок. Я рада нашей встрече.

– Я тоже рад… – Он смущенно прокашлялся. Это снова произошло. В обществе красивых женщин у него временами отнимало дар речи.

– Я помогу тебе избавиться от стеснительности. – Нок продолжала улыбаться, словно улыбка была высечена у нее на лице. Она поднялась, стала сзади Милана и положила руки ему на плечи. – Начнем с того, что ты снимешь свою одежду.

– Что? – Он хотел вскочить и с удивлением почувствовал, насколько сильной была эта грациозная женщина. Мягко, но настойчиво она прижала его к полу.

– Дама, которую мы оба ценим, попросила меня в течение нескольких ночей научить тебя тому, как можно доставлять удовольствие женщинам.

Милан не был уверен до конца, правильно ли он понял ее слова.

– Доставлять удовольствие? – Осознав, что он просто повторил то, что она сказала, Милан прикусил губу.

– У этого умения столько же граней, как у прекрасного отшлифованного бриллианта. Чем более завершенная шлифовка, тем сильнее сияет камень, когда в нем преломляется свет.

Ее ладони по-прежнему лежали у него на плечах. Он ощущал ее тепло. Затем Нок наклонилась вперед, и Милан почувствовал ее дыхание у себя на затылке. Запах ее духов пьянил его. Незнакомое тепло начало пульсировать в нем, и он закрыл глаза.

– А… Чему именно ты научишь меня?

– Мы начнем с простейших форм вежливости. Красноречивой, богатой намеками речи, которой можно порадовать свою собеседницу и создать подходящее настроение для того, что может произойти дальше. Но сначала кое-что другое. – Ее пальцы переместились с его плеч на грудь и развязали его рубашку. – Еще до красивой речи впечатление производит твой внешний вид. Первое впечатление зависит от того, как ты одеваешься, зачесываешь волосы… – Ее ладони проникли под раскрытую рубашку и погладили его грудь. – А также от того, как ты пахнешь. Чувственный животный запах может быть опьяняющим, но между опьянением и отвращением есть тонкая грань.

Он сглотнул:

– Ты хочешь сказать, что от меня воняет?

– Настолько прямо я обычно не выражаюсь. Скажем так, после моего опыта общения с жителями империи я могу утверждать, что у моего народа более строгие представления о чистоте, чем принято у вас. Поэтому когда мы говорим о вас, то не только вспоминаем о ваших длинных носах, но и называем вас вонючками.

– Вонючками?

– Если бы ты сейчас понюхал свои ноги, то согласился бы с тем, что это прозвище вполне заслуженное.

От стыда Милану захотелось провалиться сквозь землю.

Пальцы Нок стали ласкать его соски.

– Не печалься. Чтобы преодолеть свои недостатки, сначала нужно узнать о них.

Теперь она говорила почти как его отец, подумал Милан. Но, вместо того чтобы что-то сказать, он лишь вздохнул. От того, как она к нему дотрагивалась, у него учащенно забилось сердце. Приятная дрожь пробежала по телу.

Дверь отодвинулась, и две юные девушки занесли внутрь деревянный ушат, поставили его на пол и без единого слова покинули комнату.

Нок бросила на пол его рубашку и схватилась за застежку на ремне.

Он положил свои руки поверх ее.

– Я уже не маленький мальчик. Последней женщиной, которая меня раздевала, была моя мать, да и то много лет назад.

Женщина присела на корточки сзади него.

– Я обещаю тебе, что сейчас все будет совершенно по-другому.

Дверь снова отодвинулась. Одна из девушек с коромыслом на плечах занесла два ведра.

Нок расстегнула его ремень, как будто в комнате больше никого не было.

– Как тебе не стыдно? – возмущенно спросил Милан.

Служанка с миндалевидными глазами бегло взглянула на него и улыбнулась, затем налила воды в ушат. Нок ответила ему:

– А кого стыдиться? Насколько я вижу, ты уже вырос. Приятное зрелище для служанки. Зачем же стыдиться? – Она нежно погладила голую спину Милана, тихонько поднялась и стала перед ним. – Ты подаришь мне ночь удовольствий. – Она сбросила верхнее платье из прозрачного шелка, затем развязала широкую шелковую ленту на талии. – Знал ли ты, Милан, что мы даем нашим платьям имена? Например, это называется «платье любящих глаз».

Когда она сбросила платье, служанка занесла еще два ведра с водой.

Внезапно у Милана пересохло во рту. Еще ни одна женщина не стояла перед ним обнаженной. Он осознавал, что уставился на Нок, но тем не менее был не в состоянии оторвать взгляд от небольшой округлой груди и бритого лобка.

– Встань.

Он повиновался ей, словно в трансе, и она сняла с него брюки и носки.

– У тебя красивый член.

Милан осознавал, что служанка тоже смотрела на него.

– В моей стране дар чувственного наслаждения считается одним из семи великих искусств, наравне с поэзией или живописью.

Он был рад отвлечься от собственной наготы.

– Искусством? Но ведь каждый крестьянин этим занимается. Каждый…

Она тихо засмеялась:

– Когда утренняя заря известит нас о наступлении нового дня, ты изменишь свое мнение. Каждый может попытаться нарисовать птицу, но только мастера способны создавать шедевры. То же самое и с чувственным наслаждением. Я научу тебя сорока девяти способам радости, которые затрагивают все наши чувства.

– Но ведь для этого нужно быть влюбленным, – перебил ее Милан. Он внезапно почувствовал себя нехорошо. Это противоречило всем его представлениям о том, как должна была проходить встреча между мужчиной и женщиной.

– Любовь, несомненно, облагораживает этот дар, однако не является обязательным условием. – Женщина взяла Милана за подбородок и мягко подняла его голову. – Если мы не можем непринужденно наслаждаться неизвестным, то во многом себе отказываем.

Снова явилась служанка. На этот раз у нее на коромысле было два дымящихся медных котелка.

Милан взглянул в почти черные глаза Нок. Это была правда, которую нельзя было поставить под сомнение. Он кивнул.

Горячая вода с шумом полилась в кадку.

Нок взяла его за руку:

– Милан, я помою тебя и сделаю массаж с теплым маслом, а затем ты окажешь мне первую услугу.

Милан стал в кадку и закашлял. На мгновение вода показалась ему невыносимо горячей, но тем не менее она благотворно воздействовала на него. Он медленно присел на корточки, закрыл глаза и позволил Нок вымыть губкой каждый сантиметр его тела. Женщина напевала незнакомую мелодию, звучание которой вызвало у него в голове образ цветущего вишневого сада, укрытого туманом.

– На моей родине люди верят, что каждый акт наслаждения увеличивает красоту мира.

Он откинулся назад, готовый пойти с ней по этому новому пути.

– Сделаем же мир прекраснее, – прошептал он в предвкушении неизвестного и отрешился от всего, чтобы получить наслаждение.

ДАЛИЯ, ПЕРЕУЛОК КРАСИЛЬЩИКОВ, РАССВЕТ, 19-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Так вот каково было чувствовать себя упоенным счастьем! Милан оперся о стену дома, забрызганную грязью. Он почувствовал притупленную ноющую боль в зашитой ране и вспомнил, как Нок предупредила его, что горячая вода и свежие швы – не самое лучшее сочетание, а потому разрешила ему лишь короткую ванну.

Милан закрыл глаза и воскресил в голове картины прошедшей ночи. Ничто из того, что он прочитал за свою жизнь, даже приблизительно не подготовило его к тому, что он испытал. И это было лишь самое начало, если верить ее словам. Нок была настоящим мастером чувственности. Милан мечтательно улыбнулся. Нок сказала, что примет его и в следующие шесть ночей, чтобы научить его необъятным мистериям телесного удовольствия. Вся его жизнь была сплошной учебой, однако еще никогда Милан не ждал с таким нетерпением следующего урока.

Но как он мог уходить из дома семь ночей подряд, чтобы его отец ничего не заметил?

Милан оттолкнулся от стены. Ему казалось, что кости в его ногах исчезли. Он чувствовал себя окрыленным и полным счастья, и это ощущение было для него совершенно новым.

Продолжая размышлять, Милан направился на рыбный рынок и отыскал место, где рыжеволосая София готовила свои супы. Каждый в городе знал ее, будь то член городского совета или нищий. Яйца черепахи, кальмары, раки, пряности из ханства и трáвы из Швертвальда – это были лишь некоторые ингредиенты, которые она использовала. Поговаривали, что иногда в супах Софии можно было обнаружить мясо собаки или змеи, но каким бы ни был один из ее бесчисленных рецептов, все, что она готовила, было объедением.

Милан протиснулся между рыбаками, которые несли в корзинах свой ночной улов. Слуги старались раздобыть лучшую рыбу для своих серебряных князей. Они контролировали весь процесс обработки рыбы, от покупки и засолки до укладывания в большие бочки, которые затем отправляли морем по всей империи. В бочках сельдь и тунец могли храниться больше двух лет. Прежде чем Далия переняла торговлю шелком у сгоревшей дотла Арборы, источником богатства для города служили рыба и мрамор из лежащих неподалеку каменоломен. За сокровища моря, которые торговцы привозили на своих коггах в самые важные порты империи, им платили серебром, и теперь во всей империи их называли исключительно серебряными князьями.

Милан взглянул на деревянный помост, над которым все еще возвышались колеса с телами обоих контрабандистов. Чайки разодрали трупы в клочья, и даже сейчас несколько больших белых птиц стояли на помосте и отрывали куски плоти от останков преступников.

– Ну и что привело тебя сюда в такую рань? – радостно приветствовала его София. Поверх тонкого льняного платья она надела засаленный кожаный фартук. На плечах у нее лежал обтрепанный шерстяной платок, защищающий ее от прохладного бриза, который на рассвете дул с моря.

– Хочу чего-то посытнее, – лаконично ответил Милан. Он не был уверен, знала ли София, кто он такой. Он пару раз ел здесь с братьями в обеденное время. Его отец предпочитал не есть пищу, приготовленную на улицах и площадях.

– Чего-то посытнее, – с улыбкой повторила она, стараясь сымитировать его голос.

Кожа Софии загорела от бесконечного пребывания на рынке, морщинки вокруг глаз почернели, словно в них запутался дым костра и оставил после себя следы сажи. При этом ее темно-синие глаза жизнерадостно светились, несмотря на то, что в рыжих волосах уже были видны широкие седые пряди.

– Судя по твоему виду, я бы порекомендовала уху. Она солененькая… Отлично помогает после ночной пьянки или же когда расцветает юная любовь.

Милан почувствовал, как к его щекам прилила кровь. Он вытащил медную монетку и взял в руки деревянную плошку, наполненную до краев супом. София ухмыльнулась, как будто точно знала, чем он занимался ночью.

Он вручил ей мелкую стертую монету и отошел чуть назад, чтобы усесться на перевернутой корзине и насладиться ухой. Как обычно, суп был просто великолепный. В нем плавали белые кусочки рыбы, а заморские пряности еще сильнее разжигали аппетит. Он закрыл глаза и снова подумал о прошедшей ночи.

– А ты вчера его тоже видела?

Милан попытался игнорировать хриплый женский голос, который совсем не подходил к его грезам.

– Да. Для своего возраста он очень хорошо выглядит. Такой смелый. Не то что все эти толстопузые священники, которые только и умеют, что читать проповеди. Он решительный! Наглые воры на это явно не рассчитывали.

Милан повернул голову. Слева от него примостились две женщины с удрученными лицами, на которых было написано, что их мечты не сбылись. Они, как и Милан, сидели на корзинах для рыбы и сплетничали. Женщины не тратили время на ложки; они хлебали суп и пальцами заталкивали себе в рот крупные куски рыбы.

– Только вчера украли, а сегодня уже их пожирают чайки… – захихикала более худая подруга. – Вот это называется быстро!

Милан раздраженно подумал о том, что его отец сказал о правде. Нандусу явно удалось вбить в головы людей свою правду.

Он молча ел уху и подслушивал разговор двух женщин. Чем больше они расхваливали его безупречного, неприступного отца, тем меньше Милану хотелось есть.

Создавать правду… Он тоже это мог!

– Извините, что вмешиваюсь в разговор…

Женщины посмотрели на него. Более полная из них, та, что с хриплым голосом, вытащила из плошки щупальце каракатицы и запихнула его пальцами себе в рот.

– Что? – спросила она с полным ртом.

– Все, что вчера произошло, – это большой обман.

– С чего ты взял? – язвительно спросила худая женщина. – Тебе подсказал твой большой жизненный опыт? Да у тебя еще молоко на губах не обсохло.

– Степень сухости моих губ никак не связана с моими словами, – дерзко ответил он и обаятельно улыбнулся. – Вам не кажется, что воров нашли слишком быстро?

Толстушка улыбнулась ему в ответ, но ее подруга посмотрела на него так, будто обнаружила у себя в супе кусок тухлой рыбы.

– Пустая болтовня… Отец Небесный вел верховного священника, поэтому ему удалось быстро отыскать нечестивцев.

– Если сам Бог охраняет верховного священника, то как вообще могли украсть из октагона серебряный диск?

– Ну, это… – Худая женщина бросила на Милана ядовитый взгляд.

– Он вовсе не герой, каким вы его считаете. Я своими глазами видел, кто украл серебряный диск. Это был Человек-ворон… Он действительно существует!

– Да, конечно! – Худая женщина отставила плошку в сторону и подняла указательный палец, словно меч, на который она хотела насадить Милана. – И морская ведьма тоже существует, и туманный волк Белой королевы, и ее маленькие помощники… Иди отсюда! И пускай нянька расскажет тебе еще несколько сказок. Мы слишком старые для этого, паренек.

– Спросите сами у тех, кто был в октагоне, видели ли они вора на тросе или же настоящего Человека-ворона, – произнес он уверенно и энергично, как учили его на бесчисленных занятиях по риторике.

Довольный, Милан увидел первые признаки сомнения на лице оппонентки. Толстушка, похоже, уже поверила ему.

– Ты был там? – взволнованно спросила она.

Милан кивнул:

– Я все видел. Человек-ворон спустился из-под темного купола, забрал серебряный диск и проклял верховного священника. Нандус Тормено атаковал его, возможно, даже ранил, так как на мраморном полу октагона была кровь, но не смог остановить его.

– Не знаю, – упорствовала худая женщина. – Наш верховный священник – настоящий герой!

То, что его отец был кумиром вдов и страждущих, не было открытием для Милана. Каждый день толпы таких людей приходили на его мессы. Однако Милан редко пытался разговаривать с этими трепетными душами. Одна лишь мысль о том, что кто-то мог считать Нандуса святым, казалась ему нелепой.

– А кто же эти двое? – Указательный палец упрямой женщины показал на останки колесованных контрабандистов.

– Я видел, как вечером после кражи верховный священник что-то долго обсуждал с комтуром рыцарского ордена и капитаном городской стражи на Пьяцца Синтия. Что бы вы сделали на его месте? – Теперь Милан тоже поднял свой указательный палец и постучал им по небольшой груди худой женщины. – В его обязанности входит защищать Цилию от подобных созданий тьмы. Но тут одно из них появляется прямо в его храме и похищает священный лунный диск у него под носом. Он потерял лицо и мог стать посмешищем для всего острова. Только подумайте об этом… Что они нам показали? Накидку с перьями. Пару зачерненных тросов…

– И украденный серебряный диск! – вмешалась толстушка.

– Серебряный диск стоит на алтаре каждого храма, – спокойно ответил Милан. – Нандус Тормено мог просто временно одолжить один из дисков. По званию он находится выше всех остальных священников Цилии. Кто смог бы отказать ему в этой просьбе?

– И для чего это все? – спросила худая женщина.

– Чтобы сохранить лицо и вернуть горожанам чувство безопасности. – Широким жестом Милан указал на узкий переулок, в котором все еще таилась ночная тьма. – Вы ведь знаете историю о Человеке-вороне. Тьма служит для него воротами. Он может находиться в любом месте, куда не попадает свет. Там он ворует серебро и подкарауливает детей.

Обе женщины испуганно посмотрели на переулок, который выходил к рыбному рынку, что был в десяти шагах от них.

– Человек-ворон может и сейчас за нами наблюдать. Надеюсь, у вас нет серебра и детей, которые без присмотра остались в темном доме. Вы же знаете, что Человек-ворон пришел из Арборы и поклялся вечно мстить всем Тормено за то, что Люцио Тормено сжег его город. Теперь он вернулся и будет мстить не только верховному священнику, но и городу, унаследовавшему богатство Арборы. Он будет красть наше серебро и похищать наших детей. Верховный священник был всего лишь его первой жертвой. Следующими пострадают торговцы шелком или те, кто имеет с ними дело. Слуги, кладовщики, капитаны кораблей…

– Это всего лишь сказки, – тихо возразила худая женщина, но по ее голосу Милан понял, что ему удалось посеять в ней семена сомнения.

– Мне пора возвращаться! – сказала ее подруга и торопливо встала. – Меня ждет муж. – Плошка с супом, которую она отставила, была опустошена только наполовину.

Милан улыбнулся. Да, он тоже умел создавать правду.

ДАЛИЯ, РЫБНЫЙ РЫНОК, РАССВЕТ, 19-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

– Что он с ними обсуждал? – поинтересовалась Фелиция.

– Нам пора отсюда убираться, – заметил Раинульф, вместо того чтобы ответить на ее вопрос. – На рыбном рынке уже слишком много посетителей. Мы привлечем к себе внимание.

Фелиция презрительно фыркнула:

– И кто из них смотрит наверх? Они все слишком погружены в свою мелочную жизнь.

Герцогиня Швертвальда привстала и надвинула капюшон своей белой накидки пониже на лицо. Побеленная крыша, на которой они затаились, находилась больше чем в десяти шагах от мостовой. Даже если бы кто-то взглянул вверх, то увидел бы лишь смутные очертания за высоким парапетом.

– Зачем мы вообще следуем за мальчишкой?

– Потому что он – Тормено и когда-то станет могущественным. Сейчас же я могу оказать на него влияние. Это изменит будущее.

«Кроме того, он выглядит очень даже неплохо», – подумала Фелиция про себя. В нем было что-то лихое, что совсем не подходило для будущего священника. Но, по всей вероятности, он был сделан из того же теста, что и верховный священник. Украсть серебряный диск из октагона на глазах у отца смог бы не каждый.

– А к Нок ты его отправила по той же причине?

Фелиция повернулась к Раинульфу. Он что, ревновал? Неужели он на что-то надеялся после того, как она пару раз с ним переспала? Ему не хватало хороших манер. Время от времени это могло даже казаться привлекательным… Но в конечном счете он был обычным лесоводом.

– Я хочу, чтобы Нок открыла Милану глаза на мир, который от него скрыл отец. Это сделает его еще более мятежным, и мы с легкостью сможем переманить его на свою сторону. – Она подумала о том, как юноша прикрыл свою наготу, когда осознал, что лежит перед ней обнаженным. После того как Нок закончит с ним, он больше не сделает этого. – Да и его невинность просто очаровательна…

– И поэтому ты так хочешь, чтобы он ее лишился?

Фелиция недовольно посмотрела на стрелка. Но прежде чем он опустил взгляд, прошло несколько мгновений. Неужели этот мужлан тоже решил взбунтоваться?

– Существует вид невинности, которая кажется не очаровательной, а обременительной. Что мне делать в постели с мальчишкой, который еще ни разу не был с женщиной? Льстить, пока он неумело будет пытаться доставить мне удовольствие?

– Значит, Нок должна сделать из него раба похоти?

Она слегка наклонила голову и одарила Раинульфа той чувственной улыбкой, которая подтверждала, что он правильно понял ее намерения.

– Думаю, до конца недели он узнает способы доставить мне удовольствие, которые ты себе даже представить не можешь.

– До сих пор меня тебе было достаточно, – пробурчал Раинульф себе под нос.

– Последний раз мы были вместе три недели назад, если я не ошибаюсь. – Она отвернулась от него. – Но рано или поздно животная страсть теряет свою прелесть. Существуют более изящные виды наслаждения, чем мять простыни с любвеобильным медведем. – Едва только эти слова сорвались с ее губ, как она осознала, что зашла слишком далеко.

И без того узкие губы Раинульфа превратились в бескровную черточку на лице, уголки его рта вздрагивали. Он был суровым мужчиной, могучим, как дерево. Ничто не могло сбить его с ног – ни копье наемного солдата, служившего в одном из городов-государств Цилии, ни несправедливый приговор сюзерена. Он пережил голодную зиму и выдержал бастонаду[5]5
  Наказание в виде сечения палками по пяткам на Востоке.


[Закрыть] за незаконную охоту в герцогских лесах. Сто пятьдесят ударов по пяткам. Другие после такого наказания не смогли бы ходить еще несколько дней, но он собственными усилиями поднялся со стапеля и отправился к друзьям, которые схватили его под руки. Его мужество было основой его гордости. Теперь же в серых глазах Раинульфа были видны боязнь и печаль. Неужели он действительно возомнил себе, что между ними могло быть что-то большее, чем пара коротких ночей?

– Разве ты не хотел перерезать Милану глотку?

– Это было бы безопаснее. Вот увидишь, в конце концов он выдаст нас своему отцу.

Она тихо засмеялась:

– Нет уж, этого он точно никогда не сделает. Только не отцу. Для этого он слишком сильно его ненавидит. Когда Милан узнает, кто мы такие, он с радостью перебежит на нашу сторону.

– Кровь гуще воды, – проворчал Раинульф.

Он любил избитые народные мудрости. Фелиция же знала, что чувствовал Милан. Она и ее сестра Луцилла были единственными детьми герцога, который больше всего на свете хотел себе сына. Они пытались заменить ему сына. Фелиция провела рукой поверх левой ладони. С воспоминаниями вернулась боль…

– Мы должны забрать настоящий серебряный диск и уйти из города.

Фелиция задалась вопросом о том, что, возможно, Раинульф верил, что в этом случае все вернулось бы на круги своя. Они приятно провели вместе пару часов, но затем он стал повторяться…

– У нас есть и другие задачи. Сегодня вечером мы проникнем в контору семьи Манатесса.

– А как же серебряный диск? Октагон не заперт.

– Нандус не дурак. Серебряный диск подобен горшочку с медом, а мы – мухам, которые должны на него попасться. У нас еще есть время. Когда мы переманим Милана на свою сторону, перед нами, без всяких сомнений, откроются совершенно новые возможности.

– Милан, Милан, Милан. Ты хоть о чем-то другом можешь думать?

– Как я уже сказала, контора семьи Манатесса. Мы…

В башне, которая возвышалась на западном конце рыбного рынка, приоткрылось верхнее окно.

– Опять началось. – Она подала незаметный знак рукой, и Раинульф тоже взглянул на башню.

У стрелка было зрение как у сокола.

– У окна стоят двое, – тихо сказал он. – На крыше высокого дома в переулке красильщиков тоже появились двое, правда, они тщательнее пытаются замаскироваться. Ты права.

Фелиция кивнула. Преступление Человека-ворона принесло с собой неприятные последствия: чертов капитан стражи Лоренцо вновь расставил своих людей на башнях и высоких домах, чтобы наблюдать за городом.

Фелиция без спешки направилась к лестнице на задней стороне дома. Главное – не привлекать внимания! Она сняла белую накидку с плеч и намотала ее на руку. В кожаной куртке и высоких сапогах она казалась менее заметной.

Еще вчера во время казни Раинульф заметил, что на крышах города появились незнакомые лица. Игра в кошки-мышки с городской стражей перешла на новый уровень.

Герцогиня Швертвальда улыбнулась. До сих пор все было слишком просто. Но постепенно ее задача усложнялась, все более соответствуя ее талантам.

ДАЛИЯ, ПЬЯЦЦА СИНТИЯ, РАССВЕТ, 19-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Последний прыжок. Милан приземлился на плоской крыше палаццо и пригнулся. Его не покидало чувство, что за ним кто-то следил. Он торопливо направился к двери, за которой находилась лестничная клетка. Его отец как раз должен был читать первую мессу. Тем не менее Милан снял сапоги, взял их в руки и начал красться вниз по мраморной лестнице в своих дырявых носках.

Каменная поверхность была благодатью. Ничего не скрипело. Теперь, когда Милан почти добрался до своей комнаты, на него навалилась тяжелая усталость. В лучшем случае ему удалось бы поспать еще часок. Он осторожно отворил дверь в свою комнату. Сквозь щели в оконных ставнях внутрь падали золотые лучи восходящего солнца.

– Необычное время для возвращения домой.

От испуга Милан выронил сапоги из рук, и они с шумом упали на пол. С кровати поднялась тень. Отец!

– Откуда идешь, Милан?

– С рыбного рынка, – вызывающе ответил он. – Можешь понюхать мое дыхание, я как раз позавтракал.

– И что же заставило тебя так рано выйти из дому? – Отец пристально посмотрел на него.

Милан знал, что Нандус ожидал услышать неправду. Юноша уже привык к бесконечным лекциям о том, что люди врали, и о том, как можно распознать ложь. Значит, надо было удивить отца!

– А ты как думаешь? Я всю ночь провел в публичном доме и… – От звонкой оплеухи его голова отлетела в сторону.

– Не ври мне! Мы оба знаем, что у тебя недостаточно денег, чтобы позволить себе такое удовольствие.

– Может, мне Фабрицио подкинул?

Нандус нахмурил лоб.

– А может, я сходил в октагон и обчистил горшок, в котором собирают деньги для нищих. Вчера вечером после твоей мессы о возвращении серебряного диска он был полон. Удивительно, как ложь превращается в деньги… – Он отпрянул. В этот раз отец промахнулся.

– Чтобы пришел вовремя на занятие по фехтованию, – накинулся на него Нандус. – И обещаю тебе, там уж я точно выбью из тебя правду.

Милан прикусил губу. Было бы глупо восстанавливать отца против себя еще сильнее. Каждое слово могло оказаться последней каплей.

– И от своей наглой ухмылки ты тоже избавишься!

Нандус в гневе вышел из комнаты.

Милан устало присел на кровать.

После падения с крыши отец двигался не с такой легкостью, как раньше. Если бы Милану удалось разозлить Нандуса во время занятия и раздуть его пламенный темперамент, то позднее ему наверняка удалось бы победить отца в бою с мечами или хотя бы избежать заявленных побоев.

Не раздеваясь, Милан упал на кровать, закрыл глаза и снова представил Нок. Он ощутил запах ее духов, услышал ее мелодичную речь и почувствовал тепло ее нежной кожи под своим языком… Застонав, он полностью отдался воспоминаниям о самой прекрасной ночи в его жизни.

ДАЛИЯ, ОКТАГОН, ВЕЧЕР, 19-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

– Отец наш небесный наблюдает за всеми нами и смотрит с благоволением на тех, кто живет согласно его заповедям. – Нандус закончил свою мессу предостережением и обещанием верующим, которое он цитировал раньше бесчисленное количество раз.

Сегодня в октагоне было еще больше посетителей, чем в предыдущий вечер. Если все так пойдет и дальше, то он сможет добиться такого же успеха, как и его сын Фабрицио, с горечью подумал Нандус. Он часто упрекал Фабрицио в том, что тот создавал иллюзию из красивых слов, но при этом его мессам не хватало духовной глубины. Но успех его сына был оправданным. Далия была прекрасным белым городом у моря, который унаследовал торговлю шелком у сгоревшей дотла Арборы, равно как и торговлю магическими шарами, которые утоляли страдания больных, но при этом лишали жизни здоровых людей, которые попадали под их влияние. Городом, чей мрамор пользовался спросом во всей империи. Местом, в котором насчитывалось больше деятелей искусства, чем где бы то ни было. Но при этом Далии не хватало глубины и постоянства – двух добродетелей, неотделимых от нравственного образа жизни.

Нандус, который стоял, опустив голову, перед алтарем, с раздражением заметил тихое бормотание, нарушавшее тишину октагона. Обычно шум быстро стихал после того, как верующие в спешке покидали купольный зал, чтобы забыть все, что он проповедовал, и отдаться жизненным соблазнам.

Он поднял взгляд. Почти треть посетителей осталась на месте. Это были преимущественно женщины среднего возраста, которые приблизились к алтарю и стояли небольшими группами. Нандусу это не понравилось. Вообще-то он собирался вернуться в палаццо, чтобы присматривать за Миланом. Такого, чтобы его сын всю ночь не был дома, раньше еще ни разу не случалось. Нандусу стоило внимательнее за ним следить, чтобы Милан не убежал из дома незадолго до приема в Красный монастырь. Младший сын должен был добиться большего, чем оба его старших брата, в этом Нандус был абсолютно уверен. Но в течение следующих недель ему надо было беречь его как зеницу ока. Мальчишка мог все испортить из-за своей бунтарской натуры. То, что сильнее всего выделяло Милана на фоне других, было одновременно самой большой опасностью для него.

– Мои добрые души, как я могу просветить вас? – обратился он к самой ближней группе. Он просто хотел как можно быстрее разделаться с ними.

Полная женщина с красными щеками, стоявшая в кругу своих подруг, возвысила голос.

– Человек-ворон не умер, – сказала она, – я его видела. Вы должны найти его и защитить наших детей!

– Я тоже его видела, – взволнованно произнесла высокая, стройная женщина. – В тени Лунных ворот. Он наблюдал за детьми, игравшими возле мраморного цеха.

В купольном зале воцарилась гробовая тишина. Все прислушивались к словам обеих женщин, а некоторые одобрительно кивали.

Как это могло произойти? После казни все истории о Человеке-вороне должны были стихнуть.