Текст книги "О пользе волшебства. Смысл и значение волшебных сказок"

Две эти стороны образа четко обозначены в сказках, где герой, заблудившись в лесу, встречает неотразимо привлекательную волшебницу, которая на первых порах их отношений удовлетворяет все его желания. Это и есть Мать – Подательница Всего из нашего младенчества, которую все мы чаем снова встретить на жизненном пути. Именно эта предсознательная или бессознательная надежда на встречу дает нам силу покинуть дом. Таким образом, сказка в характерной для нее манере дает нам понять, что мы нередко увлекаемся ложными надеждами и обманываемся, веря, будто хотим лишь одного – жить независимой жизнью.

Итак, все желания героя, вышедшего в широкий мир, оказываются исполнены волшебницей. Но вот наступает момент, когда она охладевает к нему (обычно это случается, когда он отказывается повиноваться ей) и превращает его в животное или камень. Иными словами, она полностью лишает его человечности. В подобных сказках волшебница напоминает мать, какой она выглядит в глазах ребенка до наступления эдиповой стадии. Пока ребенок не настаивает на том, чтобы поступать по-своему и между ними сохраняется символическая связь, мать дает ему все, чего он пожелает, и удовлетворяет все его нужды. Но по мере того как он делается все более и более самостоятельным, а его самоутверждение становится все более активным, мать начинает все чаще говорить ему «нет». Прежде ребенок полностью полагался на эту женщину, связывал с ней свою судьбу (или ощущал, что его судьба связана с ней). Теперь он испытывает глубочайшее разочарование: та, что давала ему хлеб, обратилась в камень (или ему так кажется).

Вне зависимости от подробностей, в сказках исследуемого типа непременно наступает момент, когда между братьями возникает различие, ведь каждый ребенок должен выйти из, если можно так выразиться, недифференцированного состояния. Дальнейшие события символизируют как наш внутренний конфликт, нашедший воплощение в том, что братья действуют по-разному, так и необходимость отказаться от наличной формы существования, чтобы достичь другой, высшей. Сколько бы ни было лет человеку, столкнувшемуся с проблемой разрыва с родителями, – а всем нам суждено несколько раз в жизни с различной силой пережить нечто подобное, – он всегда испытывает желание существовать, полностью освободившись от них и от того, что они символизируют в нашей психической реальности. Но вместе с тем он испытывает обратное желание – сохранить с ними тесную связь. Особенно остро это состояние переживается непосредственно перед наступлением школьного возраста, а также в самом его конце. Первый период отделяет младенчество от детства, второй является границей между детством и старшим юношеским возрастом[59]59
  В некоторых классификациях – период от 18 до 25 лет. Прим. пер.


[Закрыть].

Первым делом сказка братьев Гримм «Два брата» убеждает слушателя: если двое братьев, то есть два аспекта нашей личности, находящиеся в противоречивых отношениях между собой, не объединятся, это обернется трагедией. Она начинается так: «Жили однажды два брата – один богатый, другой бедный. Был богатый золотых дел мастером, и было сердце у него злое. А бедный кормился тем, что метлы вязал, и был он добрый и честный. Было у бедного брата двое детей, мальчики-близнецы, и были они один на другого как две капли воды похожи» (268).

Добрый брат находит золотую птицу; в результате стечения обстоятельств его дети-близнецы съедают ее печень и сердце и становятся обладателями волшебного дара: каждое утро они находят под подушкой золотую монету. Злой брат, снедаемый завистью, убеждает отца близнецов, что это козни дьявола и что ради спасения души он должен избавиться от мальчиков. Злодею удается ввести в заблуждение отца детей – он выгоняет их из дома. По случайности их находит охотник, усыновляет и воспитывает. Повзрослев, сыновья удаляются в лес и принимают решение «испытать себя в свете». Приемный отец соглашается на их желание и на прощание дарит им нож, который играет в этой сказке роль магического объекта.

Как уже говорилось в начале раздела, посвященного анализу мотива двух братьев, характерной для этой сказки деталью является некий волшебный предмет. Он символизирует тождество, существующее между братьями; глядя на него, один делает вывод о том, что другому угрожает серьезная опасность, и отправляется на выручку. Если, как мы предполагали выше, два брата символизируют внутренние психические процессы, вся совокупность которых необходима для нашего существования, то уничтожение или порча магического объекта – то есть его дезинтеграция – символизирует дезинтеграцию личности, к которой приводит отсутствие согласованного взаимодействия между различными ее аспектами. В «Двух братьях» в качестве магического объекта фигурирует «блестящий охотничий нож», который перед разлукой дарит им приемный отец. При этом он произносит следующее: «Когда вам случится разойтись на пути, то воткните этот нож на распутье в дерево; по этому ножу, возвратясь к тому дереву, каждый из вас может судить, как посчастливилось отсутствующему брату: сторона ножа, обращенная в сторону его пути, заржавеет, если он умер, а пока он жив, до тех пор клинок ножа все будет блестеть».

Братья расстаются, воткнув нож в ствол дерева, и каждый живет своей жизнью. После того как на долю одного из них выпало множество приключений, волшебница обращает его в камень. Случается так, что второй брат находит дерево с ножом и обнаруживает, что сторона его брата заржавела; он понимает, что брат погиб, и пускается в путь, чтобы выручить его из беды. Ему это удается. Братья воссоединяются (что символизирует интеграцию присущих нам разнонаправленных тенденций) и живут долго и счастливо.

Описывая, что происходит между добрым и злым братьями, с одной стороны, и близнецами, сыновьями доброго, – с другой, сказка намекает, что, если аспекты личности, находящиеся в противоречивых отношениях между собой, останутся разделены, это повлечет за собой одни лишь несчастья: даже добрый брат терпит поражение от жизни. Он теряет сыновей, поскольку оказывается не в состоянии распознать дурные склонности человеческой натуры, нашедшие олицетворение в образе его брата, и потому бессилен перед последствиями, которые влечет за собой этот факт. Братья-близнецы, напротив, прожив каждый свою жизнь, не похожую на жизнь другого, приходят друг другу на помощь (что символизирует достижение внутренней интеграции) и потому могут зажить счастливой жизнью[60]60
  Тождество, существующее между братьями, неоднократно подчеркивается, пусть и символическими средствами. К примеру, братья встречают зайца, лису, волка, медведя и наконец льва. За то, что братья щадят жизнь зверей, каждый дарит им двух своих детенышей. При расставании братья уводят с собой по одному из каждой пары животных, и те служат им верой и правдой. Животные действуют сообща и благодаря этому не раз и не два спасают хозяев от великих опасностей. Тем самым сказка вновь поясняет в своей особой манере: для того чтобы жизнь состоялась, необходимо, чтобы весьма разнящиеся между собой аспекты нашей личности (здесь их символизируют столь не похожие друг на друга заяц, лиса, волк, медведь и лев) прошли интеграцию и, скажем так, действовали сообща.


[Закрыть].

«Три языка»

ДОСТИЖЕНИЕ ИНТЕГРАЦИИ

Если мы хотим по-настоящему понять самих себя, нам необходимо ознакомиться с тем, какая работа совершается внутри нашего сознания. Желая эффективно действовать, мы должны интегрировать разнонаправленные тенденции, являющиеся неотъемлемой составляющей нашего существования. Одним из способов, с помощью которых сказка помогает нам визуализировать и таким образом лучше улавливать то, что происходит внутри нас, является изоляция этих тенденций и проецирование их на отдельных персонажей (о чем свидетельствуют сказки «Братец и сестрица» и «Два брата»).

Есть сказки, где желательность подобной интеграции показана другим способом – с помощью образа героя. Он сталкивается с упомянутыми тенденциями по очереди и «встраивает» их в собственную личность, пока все они не срастутся с ним, что необходимо для стяжания независимости и человечности во всей их полноте. Сказка «Три языка» из сборника братьев Гримм относится именно к этому типу. Она имеет очень длинную историю, и различные ее версии бытуют во многих европейских и некоторых азиатских странах. Но, несмотря на всю свою древность, эта вечная история читается так, словно написана в наши дни для подростка и рассказывает о его конфликте с родителями или о неспособности родителей понять, что движет их детьми, находящимися в подростковом возрасте.

Жил однажды в Швейцарии старый граф; был у него единственный сын, да и тот был дурак, ничему не мог научиться.

Вот отец и говорит:

– Послушай, сынок, в голову тебе все равно ничего не вобьешь, надо будет тебе за дело приняться. Придется тебе из дому уйти: я решил отдать тебя одному знаменитому мастеру, пускай он попробует из тебя что-нибудь сделать (150)[61]61
  Здесь и далее в главе сказка цитируется в пер. Г. Петникова. Цит. по изд.: Гримм Я., Гримм В. Сказки. М., 1949. В скобках указаны номера страниц. Прим. пер.


[Закрыть],[62]62
  Для волшебной сказки в высшей степени не характерна такая конкретность в отношении топонимов. Те, кто изучал эту проблему, пришли к следующему заключению: упоминание топонима указывает на то, что сказка так или иначе связана с реальным событием. К примеру, в Гамельне в какой-то момент, вероятно, произошло похищение группы детей, что породило историю о крысолове и исчезновении детей из города. (Перед нами именно история с моралью, но не сказка: в ней нет ни развязки, ни счастливого конца.) Однако подобные повествования, отсылающие к историческим событиям, существуют по преимуществу в одном варианте.
  Широкое распространение мотива трех языков и существование множества его воплощений в различных сказках свидетельствуют против наличия у этой сказки исторического ядра. С другой стороны, вполне закономерно, что сказка, действие которой начинается в Швейцарии, подчеркивает важность изучения трех различных языков и интеграции их в некое образование более высокого уровня, поскольку население Швейцарии состоит из представителей четырех языковых групп: германской, французской, итальянской и ретороманской. Поскольку один из этих языков – по всей вероятности, немецкий – был для героя родным, вполне понятно, что его посылают в три города, и там он учит другие языки. Швейцарец, слушая сказку, тут же понял бы, что речь идет о насущной потребности лиц, говорящих на разных языках, образовать единство более высокого порядка – Швейцарию. Одновременно – на скрытом уровне – сюжет затрагивает потребность индивида в интеграции различных тенденций, присущих его внутреннему миру.


[Закрыть].

Сын занимался с учителем в течение года. Когда он вернулся, отец был крайне недоволен, узнав, что все, чему тот научился, – это понимать, «о чем собаки лают». Весь следующий год сын проводит у другого учителя, а вернувшись, сообщает, что научился понимать, «о чем птицы говорят» (150). Разгневанный тем, что сын вновь понапрасну потратил время, отец грозит ему: «Пошлю я тебя еще к третьему учителю, и уж если ты у него ничему не научишься, так я и отцом твоим не хочу называться!» (150) По истечении года сын отвечает на тот же вопрос: он научился понимать, «что лягушки квакают» (150). Охваченный яростью, отец изгоняет сына: он приказывает слугам отвести его в лес и расправиться с ним. Но слуги, сжалившись над юношей, отпускают его на все четыре стороны.

Множество сказочных сюжетов начинается с изгнания детей. Этот мотив воплощается в двух основных вариантах. В первом речь идет о детях в предпубертатном возрасте, которых вынуждают жить самостоятельной жизнью («Братец и сестрица») или покидают в таком месте, откуда они не могут выбраться («Гензель и Гретель»), во втором – о подростках или юношах, которых отдают слугам, дабы те покончили с ними. Однако слуги щадят детей из жалости, инсценировав убийство («Три языка», «Белоснежка»). В первом случае свое выражение находит детский страх изгнания, во втором – страх наказания.

Ощущение изгнанничества может быть пережито и если ребенок хочет получить свободу от родителя, и если он считает, что родитель желает освободиться от него. То, что ребенка отправляют «в широкий мир» или покидают в лесу, символизирует как желание родителей, чтобы ребенок обрел независимость, так и желание независимости, существующее у самого ребенка, или его тревогу по этому поводу.

В подобных сказках родители с легкостью покидают ребенка (вспомним Гензеля и Гретель). Объясняется это следующим. Ребенок в предпубертате испытывает страх, думая: «Если я не буду хорошим и послушным, если из-за меня у родителей будут неприятности, они перестанут заботиться обо мне и даже могут бросить меня». Подросток чувствует себя более уверенно, думая, что он в силах позаботиться о себе, и куда меньше боится, что его покинут, поэтому гораздо смелее противостоит отцу. В сказках, где ребенка отдают слуге на расправу, дитя создает угрозу власти или самоуважению родителя, – например, так происходит в сказке о Белоснежке из-за того, что она красивее королевы. В сказке «Три языка» под сомнение ставится родительская власть графа, поскольку сын явно отказывается учиться тому, что считает необходимым отец.

Родитель не убивает сына, но передоверяет злое дело слуге, а тот освобождает юношу. Здесь мы видим намек на то, что на одном из уровней ребенок вступает в конфликт не со взрослыми как таковыми, но лишь с родителями. Другие взрослые оказывают ему помощь, как им и следует делать, не вступая в открытое противостояние с властью родителя. На другом уровне это означает, что, хотя подросток тревожится из-за того, что родитель имеет власть над его жизнью, на самом деле это не так, ведь, как бы ни гневался отец, он не обрушивает свой гнев на свое дитя сам, но должен прибегнуть к посредничеству, например слуги. Его план остается невыполненным, и здесь подразумевается следующее: родитель, пытаясь использовать свою власть недолжным образом, оказывается бессилен.

Если бы среди наших подростков было больше тех, кто, скажем так, вырос на сказках, они, возможно, понимали бы, пусть и неосознанно, что находятся в конфликте не со всем миром взрослых и не с обществом, но лишь с собственными родителями. К тому же из финала всех сказок этого типа недвусмысленно следует, что, каким бы грозным ни выглядел подчас родитель, в итоге он всегда терпит поражение, а ребенок побеждает. Ребенок не только переживает родителя – он превосходит его. Это убеждение, укоренившись в бессознательном, обеспечивает подростку чувство безопасности вопреки всем трудностям развития, заставляющим его страдать, ведь он уверен в своей будущей победе.

Разумеется, если бы большее число родителей прислушивалось к тому, что сообщают сказки, и черпало из них пользу, подобно детям, то у них – в силу возраста – сложилось бы некоторое понимание того, как глупы те родители, кто полагает, что знает, чем именно следует интересоваться ребенку, когда тот проходит обучение, и воспринимает попытку подростка пойти в этом наперекор родительской воле как угрозу. Если говорить о сказке «Три языка», особая ирония ощущается в том, что не кто иной, как отец, отправляет сына учиться и выбирает ему наставников. И он же в итоге приходит в ярость, узнав, чему они его обучили. Итак, нынешний родитель, который посылает свое дитя в колледж, а затем негодует по поводу того, чему его там учат, вовсе не является новым персонажем на подмостках истории!

Ребенок предчувствует, что родители с неохотой примут его борьбу за независимость и отомстят ему; он и желает, и боится этого. Он хочет этого, поскольку родитель убедится, что не может пустить дела на самотек, и это докажет значимость ребенка. Стать мужчиной (или женщиной) в самом деле означает перестать быть ребенком, чего не осознают дети предпубертатного возраста в отличие от подростков. Ребенок хочет посмотреть, как родитель утрачивает власть над ним, но на бессознательном уровне он также ощущает, что нанес – или вот-вот нанесет – серьезный ущерб отцу или матери (ведь он хочет сбросить с себя узы родительской власти!). Оттого думать, что родитель желает мести, в высшей степени естественно для ребенка.

В «Трех языках» сын неоднократно – и упорно – идет против отцовской воли. Одновременно он действует, разрушая тем самым власть отца над собой, и боится, что отец расправится с ним за это.

Итак, персонаж «Трех языков» покидает родительский дом. Странствуя, он первым делом приходит в замок, жителям которого не дает покоя яростный лай злых собак. Хуже того, в урочный час собакам приходится отдавать людей на растерзание. Поскольку герой понимает собачий язык, псы беседуют с ним и объясняют, почему они такие злые и что следует сделать, чтобы умиротворить их. Когда все выполнено, собаки исчезают и в округе воцаряется мир. Графский сын задерживается в замке на некоторое время.

Через несколько лет, повзрослев, он решает отправиться в Рим. По дороге лягушки предрекают его будущее, их кваканье заставляет его задуматься. Добравшись до Рима, он узнает, что папа только что скончался и кардиналы не могут решить, кого избрать в качестве его преемника. В тот момент, когда кардиналы решают, что папой должен быть избран тот, на ком проявится знамение благодати Божией, два белоснежных голубя садятся герою на плечи. Его вопрошают, желает ли он стать папой; он не уверен, что достоин этого, но голуби советуют ему согласиться. Итак, он принимает помазание, как то предрекли лягушки. Когда ему приходится петь мессу и он не знает слов, голуби, которые все время сидят у него на плечах, подсказывают их ему.

Итак, перед нами история подростка: отец не понимает его нужд и почитает сына дураком; сын не желает развиваться в том направлении, которое указывает ему отец, он настаивает на своем и упорно изучает то, что, по его мнению, имеет подлинную ценность. Чтобы полностью реализовать себя, молодому человеку нужно прежде всего познакомиться со своей сущностью. Никакие отцовские предписания здесь не действуют и не могут подействовать, даже если отец, в отличие от графа из нашей истории, понимает всю ценность происходящего.

Сын в этой сказке – юноша, пребывающий в поисках себя. Три наставника из далеких краев, к которым он отправляется ради познания мира и самого себя, суть доселе неведомые свойства мира и его собственной личности, которые ему нужно исследовать. Заметим, что он не может сделать это, пока его связь с родительским домом остается слишком тесной.

Почему первым делом герой изучает собачий язык, затем язык птиц и наконец лягушек? Здесь мы сталкиваемся еще с одной причиной значимости числа три. Вода, земля и воздух суть три среды, где разворачивается наша жизнь. Человек – наземное животное; то же относится и к собакам. Эти твари живут бок о бок с людьми; ребенок считает, что они более других животных похожи на человека. Кроме того, они символизируют, с одной стороны, свободу инстинкта (собаки вольны кусаться, испражняться не сдерживаясь и без ограничений удовлетворять сексуальные потребности), с другой – высшие ценности, такие как верность и дружба. Собак можно приручить, и они перестанут кусаться и проявлять агрессию; если их выдрессировать, они перестанут пачкать. Итак, кажется естественным, что герой изучает собачий язык раньше других и он дается ему легче других. Хочется предположить, что собаки символизируют человеческое «я» (если можно так выразиться, наиболее близкий к поверхности сознания аспект личности), поскольку в число его функций входит регуляция отношений человека с окружающими и с миром вокруг него. Испокон веков собаки служили человеку в чем-то схожую службу, помогая ему отгонять врагов, а также находить новые способы общаться с дикими (и не только дикими) животными.

Птицы, умеющие летать высоко в небесах, символизируют свободу совсем иного рода – способность души воспарить, обрести свободу (как может показаться) от того, что связывает нас с земным существованием, которое столь удачно олицетворяют собаки и лягушки. В нашей сказке птицы символизируют сверх-«я» со свойственным ему парением фантазии и воображаемыми совершенствами. Сверх-«я» инвестирует энергию в высокие цели и идеалы.

Если птицы в нашей сказке служат обозначением сверх-«я», а собаки – «я», то лягушки обозначают древнейшую часть человеческого существа – «оно». На первый взгляд мысль о том, что они символизируют процесс эволюции, в ходе которого существа, обитающие на суше (в том числе и человек), в древние времена вышли из водной стихии на твердую землю, может показаться не относящейся к делу. Но и в наши дни все мы начинаем жизнь в окружении водной стихии и лишь с рождением покидаем ее. Поначалу лягушки обитают в воде в виде головастиков; затем они утрачивают прежний облик, принимают новый и становятся обитателями двух стихий. Лягушки представляют собой форму жизни, сложившуюся в ходе эволюции животного мира ранее прочих, упомянутых в сказке; так же и «оно» представляет собой ту часть личности, которая существовала до «я» и сверх-«я».

Таким образом, если на глубинном уровне образ лягушки в этой сказке можно истолковать как древнейшую форму нашего существования, то на более доступном уровне он олицетворяет нашу способность подняться с более низкой ступени бытия на более высокую. Позволив себе некоторую вольность, мы можем предположить, что изучение языка собак и птиц оказывается условием для того, чтобы обрести важнейшую способность – способность развиваться, переходя с более низкого уровня существования на более высокий. Возможно, лягушки символизируют как наиболее низкую ступень нашего развития, наиболее раннее и примитивное состояние нашего существования, так и путь, уводящий от него. Здесь можно увидеть сходство с тем, как на смену архаическим влечениям, ищущим элементарных способов удовлетворения, приходит более зрелое «я», способное использовать ради удовлетворения своих потребностей обширнейшие ресурсы нашей планеты.

Сказка «Три языка» также подразумевает, что от самого по себе учения, имеющего целью понимание мироздания во всей совокупности различных его проявлений, а также нашего существования в мире (на земле, в воде и воздухе) и нашей внутренней жизни («оно», «я» и сверх-«я») проку немного. Подобное понимание значимо и приносит пользу, лишь когда мы его применяем к нашим отношениям с миром. Выучить собачий язык недостаточно – мы также должны уметь справляться с тем, что олицетворяют собаки. Злобные псы, язык которых герою приходится освоить до того, как достижение более высокого уровня человечности становится в принципе возможным, символизируют жестокие, агрессивные и деструктивные влечения, присущие нам. Если мы продолжим пребывать в отчуждении от них, они могут уничтожить нас подобно тому, как собаки пожрали нескольких человек.

Образ собак тесно связан с собственническими проявлениями анального начала: они охраняют великие сокровища (что и объясняет их злобу). Когда жестокие стремления станут осознаны и их обладатель как следует разберется с ними (овладение языком собак символизирует это событие), он сможет их приручить, причем награда последует немедленно: он получит сокровище, которое стерегли злые псы. Вступив в союз с бессознательным и воздав ему должное (герой приносит собакам пищу), мы убеждаемся: то, что было скрыто (сколько сил тратилось на то, чтобы сохранить тайну!), оказывается доступно. Прежде оно приносило ущерб – теперь приносит пользу.

Изучение птичьего языка естественным образом следует за изучением языка собачьего. Птицы символизируют высокие стремления сверх-«я» и «я»-идеала. Затем, когда герой преодолеет жестокость «оно» и собственничество, связанное с анальным началом, и его сверх-«я» укрепится (что отражено в изучении языка птиц), он станет готов совладать с тем древним и примитивным, что символизируют амфибии. Также на языке сказки овладение языком лягушек означает намек на то, что герой получил сексуальный опыт. (Ниже, в главе, посвященной сказке «Королевич-лягушка», пойдет речь о том, почему лягушки, жабы и другие подобные твари символизируют секс.) Имеет также смысл и то, что эти существа, чей жизненный цикл включает в себя перерождение из низшей формы в высшую, сообщают герою, что в будущем он достигнет более высокого уровня существования: ему предстоит стать папой римским.

Белые голуби, в религии символизирующие Дух Святой, вдохновляют героя и дают ему возможность достичь самого высокого положения, какое только возможно; он обретает его, поскольку научился слушать то, что они говорят, и исполнять их советы. Герой успешно завершает личностную интеграцию, выучившись понимать «оно» (его символизируют злые собаки) и получив власть над ним, прислушиваться к сверх-«я» (его символизируют птицы), не подпадая под его власть, а также уделять внимание тем важным сведениям, которые сообщают ему лягушки (символизирующие сексуальное).

Я не знаю ни одной другой сказки, где достижение подростком актуализации личности – во всей возможной полноте, в том числе и в ее отношениях с миром, – было бы описано столь же выразительно. Завершив эту интеграцию, герой оказывается достоин занять высшую должность, существующую на земле.