Текст книги "Секрет. Беседы о суфизме"

Глава 8
Прохладное белое сияние его Возлюбленной

Первый вопрос:

Ошо, в таком случае, я тоже осел. Если бы ты дал мне буквы «ИХМН», чтобы медитировать над ними, я бы молча принял их с полным доверием, думая, что ты даешь именно то, что мне нужно. Или это вопрос доверия? Не мог бы ты объяснить, в чем состоит правильное отношение ученика, получающего указания от мастера?

Как только ты признаешь, что ты невежествен, ты больше таковым не являешься, поскольку лишь разумность видит глубину собственной глупости. Глупый человек ее не видит, именно поэтому он и глупый. Самая главная глупость состоит в том, что человек ее не видит. Когда ты начинаешь видеть свою неразумность, в тебе начинает появляться разумность. Когда ты начинаешь осознавать свое замешательство, это значит, что к тебе приходит ясность. А иначе кто будет осознавать замешательство? Ты становишься отделенным от своего замешательства.

Ты говоришь: «В таком случае, я тоже осел». Если ты действительно это видишь, тогда это больше не так. Значит, в тебя уже проник первый луч разумности. Ни один осел этого не признает, он поднимет по этому поводу много шума. Если сказать ослу: «Ты осел!» – он вас лягнет! Он станет вашим врагом. Но если вам встретится осел, который просто попытается понять факт своей глупости, то это достаточное доказательство начавшихся изменений.

А во-вторых, ты неправильно понял смысл этой истории. Человек, пришедший к суфийскому мастеру, не был учеником. Он был просто любопытствующим. Он пришел случайно. Просто потому, что он приходил к самым разным людям – ко всем мастерам, к ученым людям, в разные школы, – он пришел и к этому мастеру тоже. Это было лишь частью его случайной жизни. Он оказался там не для того, чтобы искать и вести поиск. Он пришел туда не для того, чтобы быть в обществе мастера, он не был готов раствориться в мастере. Он не сдавался.

Послушай эту историю еще раз:

Некий человек, многие годы пытавшийся разобраться в значениях и смыслах, пришел к суфийскому мастеру и рассказал ему о своем поиске…

Несомненно, он хвастался своим поиском. Он пришел для того, чтобы мастер его признал: «Да, ты великий искатель, ты уже так много сделал». Он пришел за официальным одобрением. Он пришел не как искатель, он пришел не для того, чтобы стать частью семьи мастера. Но пока человек не станет частью семьи мастера, пока он не сонастроится с мастером, для него ничего не может быть сделано. Он был посторонним, просто посетителем, он хвастался своим поиском – совершенно бессмысленным, потому что он всего лишь пытался разгадывать головоломки.

Именно такова философия: это не что иное, как попытка разобраться в значениях и смыслах. Она подобна слепому, размышляющему о свете.

Вы, наверное, слышали древнюю индийскую притчу о пяти слепых, которые пришли посмотреть на слона. Они все прикоснулись к слону с разных сторон. Кто-то прикоснулся к его ногам и подумал, что слон, несомненно, похож на колонну, и так далее, и тому подобное, и все они начали спорить. Каждый предлагал свою философию о слоне, но никто из них не видел слона. Они все были слепы, однако каждый из них прикоснулся к какой-то части слона. Но часть – это не целое, и если вы начинаете называть часть целым, вы становитесь привержены одному из опаснейших видов лжи. Эта ложь самая опасная, потому что содержит в себе небольшую долю правды. Это полуправда, частичная правда, а частичная правда опаснее, чем полная ложь, потому что она способна обманывать людей. Она может обмануть вас, а вы можете обмануть других, потому что в ней содержится небольшая примесь истины.

Все они начали дискутировать и спорить. Именно так поступают философы, это история о философах.

Каждый философ прикоснулся к какой-то части – поскольку целое не может быть постигнуто интеллектом. Целое постигается лишь тогда, когда вы растворяете в нем свое эго, свой интеллект, свое сердце – когда вы исчезаете в океане подобно капле росы, падающей в океан. Тогда вы познаете его целостность, тогда вы видите, тогда вы переживаете на опыте. В противном случае каждый прикасается лишь к крошечной части этой бесконечной вселенной, а затем заявляет: «Это истина». Именно так возникают философские системы.

Этот человек, несомненно, был философом. Он пытался разгадать, что такое эта реальность, кто и почему ее создал, какова цель Существования, в чем его назначение, каков источник. Все это – головоломки, неразрешимые головоломки. Их невозможно решить. Ими интересуются только глупцы, но эти глупцы считают себя религиозными.

Видя полнейшую глупость этого человека, мастер дал ему еще одну головоломку, потому что именно это его интересовало.

Я не дам вам «ИХМН», если увижу, что ко мне пришел не осел. Ослы держатся от меня подальше – они знают, что здесь их разоблачат. Они никогда ко мне не приближаются. Для того чтобы ко мне приблизиться, требуется храбрость, потому что по мере того, как вы приближаетесь, вы все больше обнажаетесь, все больше открываетесь лучам солнца; по мере того, как вы приближаетесь, ваше представление о самом себе все больше рассыпается на кусочки; чем ближе вы подходите, тем в большей степени понимаете, что все, чем вы занимались до сих пор, было полным абсурдом.

Чтобы ко мне приблизиться, требуется мужество. Чтобы приблизиться к мастеру, всегда требуется мужество.

Этот человек пришел лишь из любопытства: может быть, он сможет получить еще одну задачу? Его интересовала не истина, его интересовали головоломки. Ему нужна была головоломка, чтобы он мог принять вызов и начать искать способ ее решить. Истина его не интересовала.

Истина – это вовсе не головоломка. Позвольте мне повторить: истина – это не головоломка. Истина – совсем не задача, нет. Истина очень проста, в высшей степени проста. Истина – это не задача, а тайна – точно так же как любовь является тайной, а не задачей. Ее нельзя решить с помощью логики, математики. Можно погрузиться в любовь, можно безумно влюбиться, можно ощутить ее вкус, она может вас трансформировать, но это не задача, которую нужно решить, – это тайна, которую нужно прожить.

Истина – это вся тайна, которая вас окружает: в форме людей, в форме деревьев, животных, птиц, звезд. Вся эта тайна и есть истина. В ней нет ничего от задачи. Она уже здесь. Вы в ней существуете, как вы можете ее решить? Вы и есть она, кто ее будет решать? Не существует никого другого, кроме этой тайны. Как крошечная рябь на поверхности океана может решить тайну океана? Она сама – часть тайны. Так же и мы.

Религиозный человек – это тот, кто понял, что жизнь – это не задача, она таинственна, она чудесна. Погрузитесь в нее поглубже. Празднуйте ее. Превратите ее в праздник. Пойте, танцуйте, любите, молитесь, рисуйте, создавайте музыку – но не пытайтесь ее решить.

Музыкант гораздо ближе, чем философ, и поэт гораздо ближе, чем философ, а танцор даже еще ближе, чем музыкант и поэт. Почему танцор так близок? Потому что в танце вы растворяетесь: танцор исчезает, и остается только танец. Танец – это одна из самых глубоких медитаций.

В Индии мы представляем себе Бога как танцора, Натарадж. В этом есть очень глубокий смысл, потому что, когда художник рисует, он сразу же становится отделенным от картины. Он един с нею, пока картина остается в его существе. Художник един со своей картиной, когда она еще скрыта, когда это лишь семя, лишь мысль, мечта. Но как только он ее написал, выплеснул на холст, он стал от нее отделенным, возникла двойственность. То же самое происходит с поэтом, то же самое происходит с музыкантом.

Только у танцора есть нечто уникальное: танцор остается единым с танцем. Даже когда он начинает танцевать, единство не нарушается, двойственности нет. Полнейшее единство. Скорее, двойственность существует, когда танцор думает о танце, – есть танцор, и есть представление о танце – существует неуловимая двойственность. Однако как только он начинает танцевать, даже эта двойственность исчезает. Танцор становится танцем. Нет танцора, отдельного от танца, и нет танца отдельно от танцора. Это Unio Mystica, мистическое единение.

Бог – это танцор. Это означает, что он не нарисовал мир, в противном случае он стал бы от него отделенным. Мир – это не его поэзия и не его музыка. Это его танец. Он присутствует в мире, он и есть мир – в это самое мгновение эти зеленые деревья, и солнце, проливающее сквозь них свой золотой свет, и зов кукушки, и вы, сидящие здесь в безмолвии, просто находясь со мной рядом без какой-то конкретной причины, просто наслаждаясь этим мгновением, этим безмолвием, – все это он.

Человек, пришедший к суфийскому мастеру, был мыслителем, он не был учеником. Он был очень знающим. Если бы он был учеником, мастер никогда не дал бы ему «ИХМН», потому что это полнейшая бессмыслица. Он дал тому человеку «ИХМН», просто чтобы посмотреть, как тот отреагирует – и человек был очень рад, благодарен, что теперь у него есть великая суфийская загадка, над которой он может медитировать. Его эго было удовлетворено. Он обрадовался. Он не задал вопрос не из-за доверия, он не задал вопрос из-за своего эго. Разве такой великий философ может задавать вопросы? Он найдет ответ сам, он отправится домой и поразмышляет над этим.

Ты говоришь: «Если бы ты дал мне буквы „ИХМН“, чтобы медитировать над ними, я бы молча принял их с доверием…» Он принял их не с доверием. Если бы он имел хоть малейшее понятие о доверии, если бы мастер увидел в его существе хотя бы немного доверия, ему не дали бы эту головоломку. Доверия не было. Этот человек наверняка был сомневающимся, потому что мыслители живут сомнениями. Они живут в сомнениях, сомнение – это средство их существования.

Ученый приходит к мастеру с самыми разными сомнениями. В этом различие между учеником и ученым. Когда приходит ученик, он приходит с полным доверием.

Суфий сказал:

– Иди и поразмышляй над этим: «ИХМН».

Человек удалился…

Не потому, что он доверял, не потому, что он был преданным, не потому, что он был влюблен в мастера, но просто потому, что он сказал: «Хорошо, я вернусь с ответом. Просто дайте мне шанс. У меня есть все необходимые способности, ум и талант, и я уже решил множество головоломок. Скоро я вернусь с ответом».

А к тому времени, когда он вернулся, суфий уже умер.

– Теперь мне никогда не узнать истины! – простонал любитель трудных задач.

Но он ничего не смог извлечь из этих четырех загадочных букв «ИХМН», потому что из них нечего извлекать.

В это мгновение появился старший ученик суфия.

– Если ты беспокоишься о тайном смысле «ИХМН», – сказал он, – то я тебе его открою. Это начальные буквы персидской фразы «Ин Хуруф Маани Надарад», что значит: «Эти буквы ничего не означают».

– Но почему нужно было давать мне такое задание? – воскликнул озадаченный человек.

– Потому что, когда к вам приходит осел, вы даете ему капусту. Это его пища, независимо от того, как он ее называет. Возможно, ослы думают, что они делают нечто гораздо более значительное, нежели едят капусту.

Мастер дал для медитации такую бессмысленную вещь, потому что человек жаждал какого-нибудь испытания для своего эго. Его не интересовала истина. Его интересовала какая-нибудь серьезная головоломка, чтобы он мог побороться с нею, найти решение головоломки и порадоваться: «У меня такой интеллект, я обладаю такими способностями – так что я не посредственность, я великий философ» – хотя он был всего лишь ослом и ему дали всего лишь капусту.

Ты говоришь: «Если бы ты дал мне буквы „ИХМН“, чтобы медитировать над ними, я бы молча принял их с доверием…» Во-первых, я не дам такое задание никому из моих учеников. Но иногда я даю людям головоломки – потому что они не являются моими учениками, хоть сами и считают себя таковыми. Если они не являются моими учениками или лишь притворяются, что они ученики, я даю им несколько головоломок. Но если они могут принять их с доверием, то сам этот факт немедленно делает их учениками.

Существует одна тонкость, которую следует понять. Если бы мастер увидел, что человек принял задачу с доверием, если бы человек поклонился и прикоснулся к стопам мастера – если бы мастер хоть каким-то образом понял, что тот принял задачу с доверием, он бы сказал: «Погоди, позволь мне заменить ее. Тебе не нужна капуста, ты не осел».

Доверие – это величайшая разумность. Почему люди не доверяют? Потому что они не доверяют своей разумности. Они боятся – они боятся, что их могут обмануть. Они боятся, вот почему они сомневаются. Сомнение происходит из страха. Сомнение возникает из-за неуверенности в своей собственной разумности. Вы не настолько уверены, чтобы доверять и принимать с доверием. Для доверия нужна огромная разумность, храбрость, целостность. Для того чтобы принимать с доверием, требуется большое мужество. Если у вас недостаточно разумности, вы защищаете себя с помощью сомнений. Как раз сомнения-то и показывают, что у вас очень посредственный ум, хотя посредственные умы, люди, которые слишком много сомневаются, считают себя «великими скептиками». Но, что бы ни думали ослы, капуста есть капуста. Это их пища, пусть они и думают, что делают нечто очень замечательное, очень важное. Возможно, они ожидают, что все Существование будет им благодарно, поскольку они трансформируют капусту в возвышенную энергию!

Человек, который сомневается, считает себя очень разумным – именно поэтому он сомневается, именно поэтому он скептичен, именно поэтому он атеистичен и все такое. Это не так.

Если у вас есть разумность, вы готовы войти в неизвестное, потому что знаете, что даже если весь известный мир исчезнет, и вы останетесь в неведомом, вы сможете там обосноваться, сможете построить себе дом в неизвестном. Вы доверяете своей разумности. Сомнение держится настороже. Разумность держится открыто, потому что знает: «Что бы ни случилось, я буду в состоянии принять этот вызов, смогу откликнуться адекватно». Посредственный ум не обладает таким доверием к самому себе.

Я имею в виду, что вы можете довериться мастеру только в том случае, если доверяете самому себе. Если вы не доверяете себе, как вы можете довериться мастеру? Если вы не доверяете себе, как вы можете довериться своему доверию к мастеру? Это невозможно.

Если бы суфий увидел в этом человеке хоть крошечный лучик доверия, он бы немедленно забрал свою головоломку обратно. Он бы сам сказал: «Эти буквы ничего не означают. Тебе не нужна капуста – ты не осел. Ты не просто знающий человек, ты подлинный искатель. Поэтому вместо того, чтобы давать тебе задачу, я дам тебе отведать вкус тайны, которой являюсь я, которой является все Существование и ты тоже. Но ты крепко спишь – позволь мне разбудить тебя». В этом случае все было бы совершенно по-другому.

Я не могу дать эту задачу тебе, потому что у тебя есть доверие. Вы не замечали, что очень трудно обманывать маленького ребенка? Даже самым хитрым людям это бывает очень тяжело. Если маленький ребенок несет банкноту в сто рупий, никто не сможет повести себя с ним нечестно. Очень трудно вести себя с ребенком нечестно. Почему? – из-за доверия, из-за невинности, абсолютной невинности. И если вы возьмете у ребенка эту банкноту, вы никогда не сможете себе этого простить. Воспоминание об этом будет преследовать вас вечно, оно создаст для вас ад.

Приходилось ли вам наблюдать подобные странные вещи: вы сидите на железнодорожной платформе и просите какого-то незнакомца, сидящего рядом с вами: «Пожалуйста, присмотрите недолго за моими вещами, я пойду куплю билет». Вы не знаете этого человека, он вам совершенно незнаком, вы никогда его раньше не видели. Вы оставляете свои чемоданы, все свои деньги, все свои вещи в руках незнакомца. Кто знает? Возможно, он убежит со всеми вещами, но такого никогда не происходит. Почему такого никогда не происходит? – из-за доверия. Как этот человек может вас обмануть? Вы ему доверились, неизвестному чужому человеку. У вас не было причин ему доверять: нет никаких гарантий его честности, его репутации, вы ничего о нем не знаете – но такого не происходит никогда.

Когда вы сами присматриваете за своим багажом, он может что-нибудь украсть – такое возможно – но если вы оставляете свои вещи ему и идете покупать билет, то это невозможно. Почему это становится невозможным? Доверие обладает особой силой. Доверие обладает определенной энергией, определенными вибрациями. Сам этот поступок, что вы ему доверились, делает кражу невозможной, он не может вас обмануть.

Это означает, что, когда люди вас обманывают, в этом не только их вина. Вы тоже виноваты. Должно быть, в вас было недоверие – и они восприняли эту вибрацию. Если доверие не дает им вас обмануть, то ваше недоверие к людям, несомненно, создает атмосферу, в которой им становится легче обманывать.

Я не дал бы тебе эту задачу. Я видел свет доверия в твоих глазах. И даже если бы я тебе ее дал, то благодаря доверию она полностью изменила бы свое качество. В этом случае она не была бы просто головоломкой, она превратилась бы в коан. Если бы ты принял ее не из эго, а с доверием, она превратилась бы в глубочайшую медитацию. И если бы ты принял ее с доверием и любовью, то простое повторение этого звука, бессмысленного звука, привело бы тебя в более глубокие пространства твоего существа.

Существует рассказ – это древняя индийская история – об одном дакойте, грабителе. Он грабил всех подряд. Однажды ему повстречался мистик Нарада. Нарада шел через джунгли, играя на своей однострунной гитаре, полностью охваченный экстазом. Грабитель остановил его. А Нарада продолжал играть на своей однострунной гитаре.

Грабителя звали Валья, позже он стал великим провидцем, Вальмики. Он первым написал историю Рамы.

Валья не мог поверить своим глазам, потому что до сих пор ему встречались лишь два типа людей. Люди одного типа начинали дрожать при виде сильного человека. Он был очень сильным человеком, очень опасным и жестоким – лишь завидев его, другой человек начинал дрожать, слабеть и сам отдавал ему все, что у него было. Он знал, что люди этого типа были малодушными трусами. А люди другого типа были храбрецами, которые начинали защищаться. Человек либо бросался наутек, либо лез в драку. Итак, люди или дерутся, или убегают – таким до сих пор был его опыт встречи с людьми.

Нарада же не сделал ни того, ни другого. Он принадлежал к третьему типу. Валья впервые встретился с этим третьим типом. Нарада продолжал играть на своем музыкальном инструменте с той же радостью и в том же экстазе. Даже Валья начал ощущать эту радость, эту вибрацию. Нарада танцевал, и Валья тоже начал танцевать. Он сказал:

– Это странно. Что ты со мной делаешь? Я грабитель и убийца. Я могу тебя убить. Тебе не следует мне доверять.

Но не было никого, кто мог бы его услышать; песня продолжалась, музыка продолжалась, эти божественные вибрации продолжались. А потом, когда Нарада закончил играть, он спросил у Вальи:

– Чего ты хочешь?

Но к этому моменту произошла огромная перемена. Валья ответил:

– Мне бы хотелось стать таким же экстатичным, как ты. Можешь ли ты мне помочь? Я не хочу ничего другого. Ты – первый человек, который по-настоящему богат. До сих пор мне встречались лишь нищие – богатые нищие, бедные нищие, но все они были нищими. Ты первый человек, который по-настоящему богат, и твое богатство таково, что я не могу его отнять. Это твое внутреннее богатство. Могут ли у меня тоже быть подобные проблески? Возможно ли это для такого убийцы, как я, для такого грабителя, как я, для такого грешника, как я? Что я должен делать?

Нарада сказал:

– Сделай одну вещь: начни петь имя Рамы.

Затем Нарада ушел, а Валья полностью погрузился в пение. Это был волевой человек, очень сильный. Он пел изо дня в день.

А если вы непрерывно поете: «Рама, Рама, Рама, Рама», и промежуток между словами «Рама» и «Рама» не слишком велик, то постепенно, постепенно вы начинаете слышать: «Мара, Мара, Мара». Если вы непрерывно поете: «Рама, Рама, Рама», гештальт меняется. Слог «ма» в слове «Рама» соединятся со слогом «ра» из следующего слова «Рама», и тогда это превращается в «Мара, Мара». «Рам» означает «Бог», «Рам» означает бессмертную часть, вечную часть, а «мара» означает смерть.

Валья был совсем необразованным человеком, у него не было никакого религиозного образования. Он совершенно забыл, что нужно петь «Рама», – постепенно, постепенно он начал петь только: «Мара, Мара, Мара».

Прошли месяцы. Нарада шел обратно, и он очень удивился. Валья пел: «Мара, Мара, Мара», все его тело пело: «Мара, Мара, Мара». Уже за несколько миль Нарада почувствовал ту перемену, которая произошла с этими джунглями. В них ощущалась другая атмосфера. Подойдя ближе и услышав: «Мара, Мара», он удивился, потому что этот человек пел совершенно неправильно.

Он приблизился и увидел Валью. Тот совершенно преобразился. Он светился – он был в экстазе. Это случилось благодаря пению пусть и неправильной мантры. Нарада промолчал, он ничего не сказал. Не было необходимости, незачем было расстраивать бедного человека. Он достиг вершины!

Есть суфийская пословица о том, что даже неверное средство в правильных руках становится правильным, и наоборот, даже верное средство в неправильных руках становится неправильным. И это так. Конечный результат зависит от вашего сердца, а не от использованных средств. Когда мастер жив, он может использовать любые средства, и все они становятся трансформирующей силой. Когда же мастер умирает, все эти средства постепенно, постепенно теряют свои качества. Потом люди веками продолжают их использовать, но ничего не происходит. Верное средство в неправильных руках становится неправильным, неверное средство в правильных руках становится правильным.

Если бы ты доверился, то даже этот бессмысленный звук «ИХМН» превратился бы для тебя в глубокую медитацию.

И, наконец, ты спрашиваешь: «Не мог бы ты объяснить, в чем состоит правильное отношение ученика, получающего указания от мастера?» Единственное правильное отношение со стороны ученика – это отсутствие отношения. Если у вас есть какое-то отношение, это означает, что вы не полностью открыты. Вы открыты лишь до определенной степени, ограниченно. У вас есть свои собственные условия. Нет, у ученика не должно быть условий, – капитуляция ученика безусловна. Он просто открыт – никакого отношения. Потому что «отношение» означает, что ваш ум все еще действует. Вы придерживаетесь определенной позиции, вы говорите: «Если ты скажешь так, я этому последую, а если ты скажешь как-то иначе, я этому не последую. Я пойду только до этой границы, но дальше нее я с тобой не пойду».

Вы продолжаете держать ухо востро. Вы продолжаете исподтишка судить мастера: правильно ли то, что он вам дает, – как будто вы знаете, что правильно; настоящий ли он мастер, – как будто вы можете судить, кто настоящий мастер, а кто нет.

Как вы можете об этом судить? Вы никогда не видели свет. Как вы можете судить, чьи глаза видели свет?

Единственное отношение, правильное отношение к мастеру состоит в том, чтобы не иметь никакого отношения. Таков смысл сдачи: просто быть открытым, уязвимым. Ученик должен исчезнуть, только тогда он становится учеником. Если ученик все еще присутствует, то он лишь студент, а не ученик – он пришел, чтобы собрать еще немного знаний. Он просто наберется новых знаний и отправится домой – еще несколько перьев для его эго, еще несколько украшений.

Однако вы украшаете свою тюремную камеру. Вы можете украсить ее драгоценными камнями, алмазами, но и тогда она останется тюремной камерой.

Мастер существует для того, чтобы помочь вам выйти из вашей тюрьмы, выйти из вашего эго, выйти из той оболочки, в которой вы оказались. У вас не может быть никакого отношения к мастеру. Любовь не знает никакого отношения, никаких условий. Любовь безусловна. Только в этом случае мастеру открыт путь внутрь, без каких-либо ограничений. Только тогда мастер может проникнуть в ваше существо. И само это проникновение есть трансформация.

Второй вопрос:

Неужели все великие священные писания мира никак не могут помочь искателю в его поиске Бога?

Подлинный искатель не может искать Бога, потому что начать поиск Бога означает, что вы уже приняли то, что Бог есть. Вы уже сделали этот вывод. Как вы можете начать поиск с вывода? Вы уже предубеждены. Вы верующий, а не искатель. Искатель не может искать Бога, потому что он не знает.

Он может лишь исследовать Существование, а не искать Бога. Он может исследовать реальность, которая его окружает, но не в поисках Бога. Когда вы углубляетесь в реальность, да, вы находите Бога. Но Бог не может быть началом вашего поиска, он – его завершение, пик, кульминация. Бог – это открытие. Как вы можете начать с Бога?

Однажды ко мне пришел психолог, профессор Джайпурского университета. Он сказал:

– Я человек науки, и я решил научными методами, с помощью научных исследований доказать, что реинкарнация действительно существует.

Я ответил ему:

– Вы знаете, что означает научное исследование? Научное исследование означает, что вы ничего не решаете с самого начала. Вопрос остается открытым. Вы говорите: «Я человек науки». Но это не так. Вы говорите: «Я решил научными методами доказать, что реинкарнация действительно существует». Если вы это еще не доказали, то как вы можете принимать такое допущение? А если вы уже это доказали, то что вы собираетесь доказывать, какой смысл в ваших доказательствах? Вы либо знаете, что реинкарнация действительно существует, – в этом случае нет необходимости проводить исследование, – либо не знаете, что она существует, – а тогда как вы можете с самого начала решить, что именно вы собираетесь доказывать? Вы начинаете с предубеждения – это не исследование.

Исследование означает, что вы действуете без какого-либо умозаключения. Возможно, это правда, а возможно, и нет – возможно, истина окажется в чем-то другом. Вы просто оставляете свои двери открытыми. Какой бы ни была истина, вы предоставляете ей сказать свое слово.

Я сказал профессору:

– Вы всего лишь индус, уже предубежденный, верящий в реинкарнацию. Точно так же, как христиане в нее не верят, вы в нее верите. Христианин тоже начнет «научное исследование», чтобы доказать, что реинкарнации не существует. Но будет ли оно научным? Оно будет всего лишь христианским исследованием, попыткой использовать науку для доказательства собственных предубеждений. Ваше исследование будет индусским исследованием, а не научным исследованием.

Ученый не может быть индусом, христианином или мусульманином, ученый должен быть просто ученым. Он может только исследовать. Исследование означает, что вы пока еще не пришли ни к каким выводам, ни к какому априорному заключению. Это основа любого исследования.

Нельзя проводить исследования в поисках Бога. Вы можете только исследовать эту реальность, которая вам уже доступна: эти деревья, эти скалы, эти реки, этих людей – вас самих. Вы должны погрузиться в нее. Никакие священные писания вам не помогут, поскольку любые писания сделают вас предубежденными, все это будет заимствованным. Вы станете ослом.

Я слышал…

В гости должен зайти новый пастор, и перед его приходом мать дает Эмме кое-какие инструкции:

– Если он спросит, как тебя зовут, скажи: «Эмма Джейн»; если он спросит, сколько тебе лет, скажи, что тебе восемь лет; если он спросит, кто тебя создал, скажи: «Меня создал Бог».

В назначенное время приходит пастор. Он кладет на стол свою шляпу и Библию, приближается к маленькой Эмме, гладит ее по голове и спрашивает:

– Как тебя зовут, маленькая девочка?

– Эмма Джейн.

– А сколько тебе лет, Эмма Джейн?

– Восемь лет, – отвечает Эмма.

– Очень хорошо! Просто замечательно! А знаешь ли ты, кто тебя создал, Эмма Джейн?

Немного помедлив в нерешительности, девочка отвечает:

– Мама назвала мне имя этого мужчины, но я его позабыла.

Заимствованные, почерпнутые от других людей или из священных писаний и традиций познания никогда не превратятся в ваше знание. Они лишь будут делать вас все более и более смешными. Путь искателя не таков.

Искатель должен начинать в абсолютной открытости, без тех или иных выводов. Искатель должен начинать без какой бы то ни было веры или неверия. Искатель должен начинать с огромным доверием к своей разумности, это так – с доверием к разумности, но не к каким-либо концепциям.

Ваши писания могут быть лишь у вас на устах, они не могут достичь вашего сердца.

За неделю осы успели построить гнездо в лучших брюках одного шотландского священника. В воскресенье, по мере того, как он с все большим жаром читал свою проповедь, осы тоже разогрелись, и в результате проповедник, к большому изумлению своей паствы, начал подпрыгивать и яростно хлопать себя по нижним анатомическим частям.

«Спокойствие, братья! – закричал он. – Слово Божье у меня на устах, однако в штанах у меня прячется дьявол!»

Одно лишь изучение слов, теорий, мировоззренческих систем никак вам не поможет. В глубине души вы останетесь прежними. Готовые знания никогда не приводят ни к каким внутренним изменениям. Самое большее, вы можете взрастить в себе прекрасную личность, прекрасную наружность. Иисус назвал таких людей «окрашенными гробами» – просто побеленными снаружи.

Как слова могут вас изменить глубоко внутри? Да, вы можете соблюдать внешние приличия, можете воспитать в себе определенный характер, но характер всегда остается поверхностным, он никогда не становится вашим сознанием. А значение имеет только сознание – решающее значение имеет только ваша способность видеть самостоятельно. Все остальное делает вас ослами, и все священные писания – не что иное, как капуста.

Ты спрашиваешь: «Неужели все великие священные писания мира никак не могут помочь искателю в его поиске Бога?»

Будда снова и снова повторял: «Ихи пассико» – «Приди и посмотри». Не верьте только потому, что так сказано в Ведах, не верьте только потому, что так говорили древние мастера, не верьте только потому, что так гласит традиция – и даже не верьте только потому, что так говорю я. Придите и посмотрите – ихи пассико. Придите и поэкспериментируйте. Но как можно экспериментировать с писаниями? Экспериментировать можно только с живым мастером.

Религия живет, лишь пока существует живой мастер. Как только мастер умирает, у вас остаются писания, слова, воспоминания, ностальгия, но дух исчезает. У вас остается лишь клетка – птица улетела.

Именно так были созданы все традиции. Когда Иисус был жив, в том, что он говорил, была жизнь. В его словах был огонь. В его словах пылала его страсть, в его словах слышалось биение его сердца. Его слова были горячи. А теперь перелистайте страницы Библии: слова в ней – просто пепел, совершенно остывший. Не осталось ничего. Вам придется снова найти живого мастера.