Текст книги "Секрет. Беседы о суфизме"
Автор книги: Бхагаван Раджниш (Ошо)
Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература, Религия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Когда зеркалом служит Махавира, он отражает того же самого Бога, ту же самую истину, что и Мухаммед, Иисус, Бахауддин. Но тому, кто привержен другому мировоззрению, всегда трудно это понять. Вот почему те люди упустили суть, иначе они разглядели бы в нем пробудившуюся душу, пробудившееся сознание. Несомненно, это был просветленный человек. Его ответы почти как ответы Бодхидхармы: таков второй, более глубокий смысл этой истории.
Когда Бодхидхарма пришел в Китай, император Ву спросил его: «Кто ты?» – и Бодхидхарма ответил: «Я не знаю, сэр». А Бодхидхарма был тем, кто знает. Если не знает он, то не знает никто. Однако он ответил: «Я не знаю». Даже император Ву упустил суть, подумав, что раз он сам говорит, что не знает, тогда какой смысл? Император был разочарован, потому что он ждал прихода Бодхидхармы из Индии, а тому потребовалось несколько лет, чтобы добраться до Китая. Глядя на Ву, Бодхидхарма почувствовал: «Он не понял моего ответа» и повернул назад. Он пересек границу царства Ву и отправился в горы.
Позже Ву очень раскаивался, потому что другой мастер дзен сказал ему: «Вы глупец. Вы не смогли понять. Его утверждение, „Я не знаю“, было абсолютным – по многим причинам. Во-первых, он больше не был личностью, эго исчезло». Это то, что суфии называют фана филлах, «капля росы упала в океан», знать больше некому – вот почему он сказал: «Я не знаю».
А во-вторых, на вершине познания нет ни того, кто знает, ни того, что познано. Разделение между субъектом и объектом исчезает: нет того, кто познает, и нет того, что познают. Познающий сливается с познаваемым. Да, есть некое осознание, но оно ни субъективно, ни объективно. Оно «трансъективно», трансцендентно по отношению и к субъекту, и к объекту. Именно поэтому он сказал: «Я не знаю». Как он мог претендовать на знание? Только глупые люди заявляют, что они знают. Он заявил о своем невежестве и о своей невинности. Вы упустили всю суть.
Но было слишком поздно. Бодхидхарму искали, но к тому времени, когда его нашли в горах, Ву уже умер. На могиле Ву написано: «Я сожалею. Если вы когда-нибудь придете сюда, мастер Бодхидхарма, пожалуйста, простите меня. Я глубоко раскаиваюсь и сожалею, что не смог понять вашего ответа – он был слишком велик для меня. Он был выше моего понимания». И это другое объяснение.
Запомните их оба: одно – с вашей точки зрения, другое – с моей. Медитируйте над этой прекрасной притчей.
На сегодня достаточно.
Глава 6
Жизнь – это чистый холст
Первый вопрос:
Я совсем запутался в том, что касается доверия и действия. Одна моя часть говорит: «Если ты будешь бездельничать, ничего не произойдет. Бог помогает тем, кто сам себе помогает», в то время как другая часть говорит: «Ничего не делай. Не подталкивай реку. Просто доверяй, и все будет хорошо».
Я не могу быть ни достаточно доверяющим, ни достаточно деятельным. Я разрываюсь между этими двумя состояниями либо перемещаюсь из одного в другое. Не мог бы ты что-нибудь сказать об этом?
Доверие не означает, что все будет хорошо. Доверие означает, что все уже хорошо. Доверие не знает будущего, доверие знает лишь настоящее. Как только ты начинаешь думать о будущем, это уже недоверие.
Как только ты начинаешь думать: «Если я смогу доверять, то все будет хорошо», в действие вступает твой ум, ты не доверяешь. Ты просто пытаешься манипулировать Существованием – пусть через пассивность, однако манипуляция присутствует. Бездеятельность не есть доверие. Если присутствует этот мотив: «У меня все должно быть хорошо», значит, ты остерегаешься, подглядываешь краешком глаза. Ты пока еще не понял, что такое доверие.
Ты болтаешься между действием и бездействием, а действие и бездействие – это просто две стороны одной монеты. Это не противоположности, это взаимодополняющие явления. Ты так и будешь болтаться между ними, переходя от одного к другому, потому что, когда ты начнешь что-либо делать, ты рано или поздно устанешь.
Любое действие приводит к усталости, и тогда человек начинает надеяться, что что-то произойдет в результате бездействия. А если ты пребываешь в бездействии, то от бездействия тебе рано или поздно становится скучно. Любое бездействие наводит скуку, и тогда ты переходишь к действию. Такова двойственность действия и бездействия. Ты пока еще не познал, что такое доверие.
Доверие – это не действие и не бездействие. Доверие может действовать, и доверие может быть бездеятельным. Доверие просто означает, что все уже хорошо, и нет необходимости стремиться к чему-либо другому. «А» не нужно становиться «Б». Кем бы вы ни были, вы есть, и это хорошо. Принятие этого не означает, что вы становитесь бездеятельными – потому что вы можете оказаться деятельным человеком, и тогда, если вы расслабитесь, принимая это, высвободится огромная деятельность. Или вы можете оказаться бездеятельным человеком, и тогда, если вы расслабитесь, может проявиться огромная бездеятельность. Но это от вас совершенно не зависит. Вы не решаете, быть вам деятельными или бездеятельными, вы просто расслабляетесь, принимая то, что есть. В этом случае происходит все, что происходит, случается все, что случается, и все это хорошо, потому что существует Бог.
Повторяю еще раз: я не говорю, что вы обязательно станете бездеятельными, нет. Лао-цзы станет бездеятельным, а Кришна бездеятельным не станет, но оба они – люди доверия. Что же их, в таком случае, объединяет? – ведь у них совершенно разные личности, причем не просто разные, а диаметрально противоположные. Кришна проживает жизнь интенсивной деятельности, а Лао-цзы живет жизнью величайшей пассивности, но оба они – люди доверия.
Лао-цзы доверился и расслабился, и обнаружил, что с ним происходит именно это: он все глубже и глубже погружается в пассивность. Он стал лишь присутствием, молчаливым присутствием. Если что-то и случается благодаря ему, то это действие через бездействие. Запомните эти слова: действие через бездействие. Если что-то и случается благодаря ему, то он служит лишь катализатором. Это происходит благодаря его присутствию, а не в результате его деятельности.
В случае с Кришной происходит прямо противоположное: он – сама деятельность. Он тоже человек доверия. Он расслабился в самом себе, и в этом расслаблении расцвел тысячью и одним действием. Если иногда вы и обнаруживаете его бездеятельным, то это просто означает, что готовится какое-то действие, в его бездеятельности зреет деятельность.
Если Лао-цзы – это деятельность через бездеятельность, то Кришна – это бездеятельность через деятельность. Однако оба они – люди доверия. В том, что касается доверия, между ними нет вообще никакой разницы – они оба расслабились.
Когда расслабляется роза, она становится розой, а когда расслабляется лотос, он становится лотосом. Лотос это лотос, роза это роза – они разные, но если говорить об их расслаблении, об их принятии, то это одно и то же принятие, одно и то же бытие, одно и то же доверие.
Не думайте, что доверие – это синоним бездеятельности. Это не так. Поэтому просто расслабьтесь в своем собственном «Я».
Существует также и третья возможность, потому что Иисус – и то, и другое. Иногда он деятелен, а иногда совершенно бездеятелен. Он располагается как раз между Лао-цзы и Кришной. Если Кришна – это абсолютная деятельность, а Лао-цзы – абсолютная бездеятельность, то Иисус как раз посередине – величайший синтез. Временами он очень деятелен, а потом на сорок дней уходит в горы поститься, побыть в безмолвии среди деревьев, помедитировать, побыть с Богом. Затем он снова возвращается в мир. Он революционер, бунтарь. Однако снова и снова он говорит своим ученикам: «Довольно, теперь мне бы хотелось уединиться». Снова и снова он уходит медитировать в горы, исчезает на несколько дней, а затем опять появляется в мире, подобный пламени, факелу, горящему с двух сторон одновременно.
Имеются все эти три возможности. Просто расслабьтесь и позвольте всему случаться. Но не путайте доверие с бездеятельностью.
Именно это произошло в нашей стране: доверие превратилось в бездеятельность. Веками в нашей стране считалось, что если вы верите в Бога, доверяете ему, то нет необходимости что-либо делать. И это кажется логичным: если вы верите, что он – действующая сила, тогда зачем вам беспокоиться? Просто сидите в безмолвии и ждите: все, что должно случиться, случится, а то, что не должно случиться, все равно не случится. Так зачем вмешиваться? И вся страна стала апатичной, пассивной. Она утратила весь свой блеск и славу.
А Запад ударился в другую крайность: из-за развития науки существование Бога оказалось под сомнением – в нем больше нет такой уверенности, как раньше, существует он или нет, точно не известно, и поэтому верить в Бога, полагаться на него кажется просто глупым. Человек должен действовать сам. Поэтому Запад выбрал прямо противоположный путь – быть деятельным, постоянно деятельным; люди стали настолько деятельными, что даже ночью они не могут заснуть. Их деятельность стала хронической: даже во сне люди ворочаются с боку на бок, разговаривают и видят сны. Их сон стал беспокойным, а многие вообще разучились спать. На Западе бессонница; превратилась практически во всеобщее явление – слишком много деятельности. А все потому, что «Бога нет», – значит, вам не на кого положиться.
На Востоке слишком много бездеятельности – потому что «есть Бог», и вам нет нужды действовать. Но обе эти точки зрения в высшей степени глупые.
Доверие просто означает, что вы расслабляетесь в своем существе. А есть Бог или нет – к доверию это не имеет никакого отношения. Это тоже нужно понять.
Говоря о доверии, вы всегда спрашиваете: «Кому доверять?» – как будто для доверия нужен объект. Нет, для доверия не нужно никаких объектов. Доверие – это состояние вашего существа, оно не ориентировано на объект. Человек, не верящий в Бога, может доверять, в то время как человек, верящий в Бога, может оказаться неспособным доверять: Бог тут не так важен, в нем нет необходимости. Например, Будда доверяет, а он не верит в Бога. Махавира доверяет, а он не верит в Бога. Лао-цзы доверяет, но его нельзя назвать ни верующим, ни неверующим, он никогда даже не говорит о Боге, для него Бог практически безразличен.
Таким образом, доверие – это нечто, случающееся внутри вас, оно не связано с чем-либо внешним. Доверие – это расслабленное состояние бытия. Доверие означает быть самим собой: не делай ничего, что идет вразрез с твоей природой. Можно называть эту природу «Богом» или можно называть Бога «природой» – это лишь вопрос предпочтения. Если ты теист, называй природу «Богом», если ты атеист, отлично, называй Бога «природой» – но основой подлинной жизни остается доверие.
И тогда, что бы ни происходило: деятельность, бездеятельность или и то, и другое, – просто позволь себе это. Погрузись в это глубоко, тотально, всецело.
Второй вопрос:
Я ощущаю нечто, что я называю «болью себя». Можешь ли ты сказать, что это такое?
Обычная жизнь человечества – это непрерывные попытки избежать встречи с самим собой. Это делает каждый, хотя, конечно, разными способами. Никто не может молча сидеть в одиночестве. Понаблюдайте за собой, какими беспокойными вы становитесь, если вам нечего делать. Если у вас нет ни радио, ни телевизора, ни газеты, ни книги для чтения и не с кем поговорить – только подумайте, какими беспокойными, тревожными вы становитесь. Вы почти впадаете в панику, как будто вы умираете. Вам нужно что-нибудь, чем можно было бы заниматься, вы не можете оставаться сами с собой.
Всякий раз, когда вы остаетесь сами с собой, вам становится скучно. И вот что странно: если кому-то другому становится скучно в вашей компании, вас это сильно задевает, но при этом вам самим с собой скучно! И то же самое у всех: никто не чувствует себя хорошо, оставаясь в одиночестве.
Человек постоянно избегает самого себя, и в этом заключается вся его деятельность. Будь то бизнес или политика, погоня за деньгами или за властью, за этим всегда стоит потребность в развлечении, в занятии. Пойти на футбольный матч, или на матч по крикету, или на скачки – но только куда-нибудь пойти. Вступить в какой-нибудь клуб, присоединиться к какой-нибудь толпе, отправиться в кино, стать зрителем чего угодно, но только не сидеть в безмолвии.
Почему? Что это за страх? Потому что как только вы сядете молча, первое, что вы почувствуете, это огромное одиночество – и из него вырастает страх, и боль, и тоска. Стоит вам посидеть в молчании какое-то время, и вы вдруг понимаете, что вся ваша жизнь просто иллюзорна. Вы лишь думаете, что у вас есть друзья, – потому что, когда вы умрете, рядом с вами никого не окажется. Вы лишь думаете, что у вас есть жена, муж, дети, отец, мать, братья. Все это лишь выдумки, чтобы избежать встречи со своим одиночеством.
Всякий раз, когда вы остаетесь одни, это одиночество расцветает, проявляется. Неожиданно вы начинаете чувствовать, что вы чужой в огромном мире, в бездонном, бесконечном мире. Вы в нем как крошечная частичка пыли – хоть и обладающая сознанием, но такая крошечная, такая беспомощная, такая бессильная и совершенно одинокая. Это создает боль, панику, страдание. И вы стремглав бежите назад, к какой-нибудь деятельности, начинаете заниматься тем или иным делом, помогающим вам держаться подальше от истины.
Существуют лишь два типа людей: первый – это люди, убегающие от самих себя, от своего одиночества, они составляют большинство, девяносто девять и девять десятых процента; и оставшаяся десятая доля процента – это медитирующие, которые говорят: «Если одиночество – это истина, то это истина, и нет смысла от него убегать. Лучше погрузиться в него, встретиться с ним, рассмотреть, что оно собой представляет».
Медитация означает искреннее погружение в свое одиночество, чтобы познакомиться с ним, исследовать его, изучить. Именно в этом и состоит медитация.
И медитирующий человек религиозен. Все прочие – просто миряне. Возможно, они ходят в церкви, храмы, синагоги – это не важно, это совершенно ничего не значит. Это лишь еще одно занятие. Ходить в церковь, храм, синагогу – это занятие. Это абсолютно то же самое, что ходить в Лайонз Клуб или в Ротари Клуб, или пойти в кино или на матч по крикету – то же самое, просто религиозная разновидность развлечения. Вы можете туда пойти и чем-нибудь там себя занять – ритуалами, молитвой, музыкой, тем или этим.
Медитация означает, что вы больше не убегаете. Хотя одиночество причиняет вам боль, вы не убегаете. Вам больно, но вы не убегаете. Если оно есть, вы должны с ним встретиться и исследовать его настолько глубоко, насколько только возможно, потому что это ваша реальность. И, глубоко познав его, вы обретете мудрость.
То, что ты чувствуешь, – это первая ступень медитации. Ты встречаешься со своим одиночеством. Если продолжать с ним встречаться – если у тебя хватит храбрости, и ты будешь продолжать с ним встречаться, а не начнешь убегать, то однажды одиночество изменит свой оттенок: оно превратится в уединенность. И это мгновение величайшей трансформации – когда одиночество становится уединенностью. Эти состояния вовсе не означают одно и то же, между ними огромное расстояние.
Одиночество – это когда вы сильно тоскуете по чему-либо, по какому-нибудь занятию. Когда вы жаждете общества другого человека, вам его не хватает – это одиночество. А когда вы начинаете этим наслаждаться: красотой, чистой красотой уединения, безмолвием, покоем, радостью самого бытия, впитыванием солнца, просто сидением под деревом и ничегонеделанием, слушанием птиц, пребыванием всецело здесь-и-сейчас – возникает огромная радость… это уединенность.
Но прежде, чем эта радость возникнет, будет много боли. Она возникнет лишь после того, как вы пройдете через свою боль. Эта боль очень похожа на то, что переживает человек, который пытается бросить пить, – он испытывает много боли, потому что он привык к алкоголю, и теперь ему приходится проходить через симптомы абстиненции. Тело требует, ум требует, потому что они всегда привыкают к заведенному порядку. Ум говорит: «Мне нужен алкоголь», тело говорит: «Мне нужен алкоголь». Возникает очень сильная жажда, сильная тяга: «Что ты делаешь?» И человек испытывает нестерпимую боль.
Если вы сможете удержаться, будете терпеливы и будете просто наблюдать, то рано или поздно симптомы абстиненции исчезнут. Все зависит от вас. Если вы действительно решили пойти до конца, симптомы абстиненции исчезнут.
То, что ты ощущаешь, это симптомы абстиненции. Ты пристрастился к другим людям. Теперь ты впервые делаешь отважный шаг, пытаясь оставаться в одиночестве: боль неизбежна. Это боль рождения, боль роста. Она исчезнет, волноваться не о чем. Это нормально, она тебе не повредит. Вред приносит убегание, но не встреча. Встреча с истиной всегда способствует зрелости, помогает стать целостным. Убегание от истины – это жизнь во лжи. Ты можешь обманывать, но ты обманываешь лишь самого себя и больше никого, и в итоге ты окажешься проигравшим.
Если начать позволять себе чувствовать боль… Пусть она будет. Отмечай, что боль существует, но ничего с ней не делай. Позволь ей быть. Старая привычка исчезает… это больно. Постепенно, постепенно ты увидишь, что твое внутреннее небо меняется – от темноты к свету, от одиночества к уединенности. Уединенность – это радость быть самим собой. Одиночество – это страдание из-за того, что не хватает других людей. Уединенность позитивна, одиночество негативно.
А человек, который может оставаться один, в блаженном уединении, становится буддой. Человек, который может оставаться абсолютно один, прибыл домой. На него снизошло великое благословение. Он суфий.
Третий вопрос:
Ошо, не мог бы ты подарить мне свою машину?
Это вопрос от Ганса Конрада Цандера. Это репортер из Германии, он представляет известный журнал «Штерн».
Приехать из Германии и просить какой-то «мерседес-бенц»? – это все равно что возить уголь в Ньюкасл. И это единственный вопрос, который он задал. Приехать из Германии, из такой дали, представлять очень солидный, известный журнал – и задать лишь этот вопрос? Это говорит о многом.
До того, как стать журналистом, Ганс Конрад Цандер был монахом. Прежнее подавление, видимо, еще присутствует. Он не спросил ни о Боге, ни о медитации, ни о любви – он спросил о машине. Монах еще не умер. Такова уродливость монашества: некоторые вещи вы навязываете себе силой. Ваша бедность навязана. Ваша бедность вам не в радость, вы от нее страдаете.
Монахи становятся бедными из жадности. Они стремятся впоследствии получить райские наслаждения. И они рассчитали, что эта жизнь коротка – особенно если вы христианин: тогда у вас есть только одна жизнь, лишь короткая жизнь – и к тому времени, когда вы начинаете задумываться о жизни, половина ее уже прошла. Так что это вопрос лишь нескольких лет, а затем вечные наслаждения, постоянно и бесконечно.
Если Ганс попадет в рай, то первым, что он попросит, будет «мерседес-бенц»! Прийти ко мне и задать такой глупый вопрос…
Ганс, он твой. Можешь забрать его прямо сейчас. Но прежде, чем ты его заберешь, я должен сказать тебе одну вещь: он мне не принадлежит. У тебя могут возникнуть некоторые юридические проблемы. Что же касается меня, я целиком и полностью согласен, можешь его забрать.
Мне не принадлежит ничего. У меня нет при себе ни единого пайса, нет счета в банке. Видишь, у меня даже нет карманов, потому что в них нечего класть!
Ты можешь забрать машину. Это все равно, как если бы ты спросил у меня: «Можно мне забрать Луну?» Я отвечу: «Конечно, можешь ее забрать. С моей стороны нет никаких возражений. Ты можешь забрать Луну».
Я слышал историю про двух хиппи, которые сидели под деревом, обкурившись и пребывая в прекрасном настроении. Была ночь полнолуния, и один из хиппи, глядя на Луну, сказал: «Я хочу купить ее, сколько бы она ни стоила. Я готов заплатить любую цену».
Другой ответил: «Обломись, чувак, я ее не продаю».
Мой ответ, что ты можешь ее забрать, был бы абсурдным, потому что она мне не принадлежит. Мне не принадлежит ничего. Все, что ты здесь видишь, принадлежит этой коммуне саньясинов, а я всего лишь гость. Я благодарен моим саньясинам, потому что они всеми способами обо мне заботятся. В остальном же мне не принадлежит ничего. В любой день они могут сказать: «До свидания», и мне придется уйти.
Но это очень многое говорит о твоем уме, что за ум ты в себе носишь.
Одна престарелая леди была строгой трезвенницей и всегда выпивала за едой стакан молока. Однажды она пришла на свадьбу к подруге, и один шутник незаметно для нее подлил в молоко немного джина.
Сделав глоток, леди просмаковала его, отпила еще немного… и, в конце концов, осушила весь стакан.
Улыбнувшись, она воскликнула: «Вот это корова! Вот это корова!»
Именно это происходит с тобой: «Вот это машина! Вот это машина!» Это уродливо. Это уродливо, потому что такой ум никогда не может расслабиться, никогда не может успокоиться, он никогда не сможет познать радости бытия. Такой ум всегда будет оставаться страдающим. Чем больше вы стремитесь к вещам, тем более несчастными вы будете.
И это стремление никогда не заканчивается. Вы можете иметь все технические новинки, которые только создала современная технология, но вы по-прежнему будете несчастными, потому что с каждым днем их появляется все больше и больше. И даже если бы вы смогли приобрести весь мир, вы все равно остались бы несчастными, потому что этот ум, который просит большего, будет продолжать требовать все большего. Если вы завладеете этим миром, ум начнет разговор о другом мире – как приобрести Луну, как обзавестись на ней участком земли.
В Японии есть агентство путешествий: там продают билеты на Луну, и все места уже забронированы. Самолет отправляется первого января тысяча девятьсот восемьдесят пятого года – торопитесь. Они запрашивают за билеты фантастические цены, и эти билеты продаются на черном рынке. По их словам, это будет первый пассажирский рейс, и может полететь любой.
Рано или поздно вы увидите, что люди строят на Луне бунгало, и тогда те, у кого нет бунгало на Луне, будут страдать.
Люди, не понимая этой вечной, бесконечной одержимости «больше и еще», продолжают совершать самые разные поступки. Они даже становятся монахами.
Ганс стал монахом. Несомненно, он стал монахом, чтобы освободиться от этого желающего ума, – но от него нельзя освободиться, став монахом. Затем однажды он, должно быть, устал и, отбросив одеяние монаха, вернулся в мир. Но это не поможет, сколько бы вы ни переходили из одной крайности в другую.
Помогает понимание, а не переход из крайности в крайность.
Всю свою жизнь Келли был бедняком, но однажды американский родственник оставил ему наследство в миллион долларов. Келли решил, что теперь он до конца своих дней будет вести расслабленную жизнь.
Однажды, катаясь в своем огромном лимузине, он сказал шоферу: «Приятель, наедь-ка на камень. У меня на сигаре скопился пепел».
Ну вот, расслабленная жизнь… Люди переходят из одной крайности в другую, но остаются прежними, потому что понимание случается лишь посередине.
Ганс пробыл здесь несколько дней, и он очень враждебно относится к этому месту, очень враждебно относится к саньясинам…
Он сказал Прасаду, что, поскольку он уже был монахом, ему совсем не нравится идея саньясы. Но он просто не знает, что мои саньясины – не монахи и не монашки! Мои саньясины как раз посередине: они не мирские и не духовные. Они находятся точно посередине, они придерживаются середины, сохраняя своего рода равновесие.
Всем, что у вас есть, пользуйтесь с благодарностью. Когда у вас что-то есть, пользуйтесь этим с благодарностью, с признательностью. И когда у вас чего-то нет, пользуйтесь этим неимением с такой же благодарностью. Если вы бедны, поблагодарите Бога за то, что вы бедны, потому что в бедности тоже есть свои радости, которых никогда не может быть у богатых. Если вы богаты, поблагодарите Бога за то, что вы богаты, потому что есть радости, которые доступны лишь для богатых и которых никогда не может быть у бедных.
Так что я не против богатства в пользу бедности, и я не против бедности в пользу богатства. Я за доверие. Бедняк хочет быть богатым – это недоверие. Богач хочет быть бедным, думая, что бедняки, возможно, наслаждаются чем-то таким, чего нет у богачей, – это недоверие. Я учу вас: какими бы вы ни были, какими бы вы себя ни считали, наслаждайтесь тем, что у вас есть, – наслаждайтесь всецело.
Если иногда вам нечего есть, то вместо того, чтобы страдать от голода, превратите это в пост. Это искусство жизни. Почему бы не превратить это в пост? Голод может быть превращен в пост, и тогда в нем будет своя красота, потому что он больше не будет вам навязан. Вы можете поступить с ним как художник – лишь легкое прикосновение вашей медитации, и голод превращается в пост. В посте есть красота, а голод просто уродлив. Вы голодали, и вы изменили лицо голода – вы сделали его прекрасным, превратили в праздник.
Когда у вас есть еда, превратите это в пир. Поблагодарите Бога.
Где бы вы ни были и чем бы ни обладали, ощущайте благодарность и молитвенное состояние.
Однако люди живут совсем не так. Они постоянно просят то, чего у них нет, – и вы всегда будет просить то, чего у вас нет. Жизнь коротка, и существуют миллионы вещей, которых вам всегда будет не хватать. Люди не живут тем, что у них есть, они живут тем, чего у них нет. Именно поэтому они проживают пустую жизнь, и полнота никогда к ним не приходит.
А при этом каждый человек настолько богат, уже настолько богат, что если бы он умел этим наслаждаться, то ему позавидовали бы даже императоры.
Но приехать сюда, чтобы написать об этом ашраме, об этих прекрасных людях, об этом великом эксперименте, и задать вопрос о машине, про которую тебе проще было бы спросить в Германии… На немецких дорогах полно «мерседесов», они там повсюду, в Германии это очень распространенная машина. Ганс, у тебя, видимо, очень, очень подавленный ум.
И я удивлен, что такой журнал, как «Штерн», послал тебя сюда изучать медитацию. Тебя следовало бы послать в автомобильный гараж!
Четвертый вопрос:
Не является ли жизнь одним лишь страданием?
Это зависит от вас. Сама по себе жизнь – это чистый холст; она становится тем, что вы на ней нарисуете. Вы можете нарисовать страдание и можете нарисовать блаженство.
Эта свобода – ваше достояние. Вы можете воспользоваться этой свободой таким образом, что вся ваша жизнь превратится в ад, или таким образом, что ваша жизнь будет прекрасной, неземной, она будет благословением, блаженством. Все зависит от вас, человек обладает полной свободой.
Именно поэтому существует так много страданий – люди очень неразумны, они не знают, что нарисовать на своем холсте.
Это предоставлено вам: в этом величие человека. Это один из величайших даров, пожалованных вам Богом. Никакому другому животному не был дан дар свободы, у каждого животного есть заданная программа. Все животные, кроме человека, запрограммированы. Собака обречена всегда быть собакой, ничто другое для нее невозможно, свободы нет. Она запрограммирована, в нее все это встроено. Существует определенный проект, и она будет просто следовать этому проекту: она будет собакой. У нее нет выбора, нет никакой альтернативы. Она – абсолютно фиксированное, стереотипное существо.
За исключением человека, все запрограммированы. Розе приходится быть розой, лотосу приходится быть лотосом, у птицы будут крылья, животное будет ходить на четырех лапах.
Человек же совершенно свободен: в этом красота человека, его великолепие. Свобода – это огромный Божий дар. Вы оставлены незапрограммированными, вы не несете в себе никакого проекта. Вы должны сами себя создать, вы должны быть творцами самих себя. И поэтому все зависит от вас: вы можете стать буддой, бахауддином, или вы можете стать Адольфом Гитлером, Бенито Муссолини. Вы можете стать убийцей или медитирующим. Вы можете позволить себе стать прекрасным цветением сознания или можете стать роботом.
Но помните, что ответственны вы – только вы, и никто другой.
Оптимист – это человек, который утром подходит к окну и говорит: «Доброе утро, Господи!»
Пессимист – это человек, который подходит к окну и говорит: «Господи, и, по-твоему, это утро?»
Все зависит от вас. Утро одно и то же, может быть, и окно одно и то же – возможно, пессимист и оптимист живут в одной комнате, – но разница есть. В чем же разница, почему один говорит: «Доброе утро, Господи!», а другой говорит: «Господи, по-твоему, это утро?»
Я слышал одну древнюю суфийскую притчу…
Два ученика знаменитого мастера прогуливались в саду рядом с его домом. Им было позволено гулять там каждый день, утром и вечером. Прогулка была разновидностью медитации, прогулочной медитацией – точно так же, как люди дзен выполняют медитацию ходьбы. Ведь невозможно сидеть двадцать четыре часа в сутки – ногам нужно немного движения, кровь должна циркулировать – поэтому и в дзен, и в суфизме на протяжении нескольких часов медитируют сидя, а затем начинают медитировать во время ходьбы. Однако медитация продолжается – сидя или во время ходьбы, но внутренний процесс остается неизменным.
Оба они были курильщиками. И оба хотели попросить у мастера разрешения, поэтому они решили: «Завтра. В худшем случае он ответит „нет“, но мы все-таки спросим. В конце концов, курение в саду, вроде бы, не такое уж кощунственное действие – мы же не будем курить в самом доме».
На следующий день они встретились в саду. Первый ученик тут же пришел в ярость, поскольку увидел, что его товарищ курит. Он воскликнул:
– Как же так? Я тоже спросил разрешения, но он наотрез отказал, он просто ответил: «Нет». А ты куришь? Ты что, не подчиняешься его приказам?
Второй ученик ответил:
– Но мне он ответил «да».
Это казалось очень несправедливым, и первый ученик сказал:
– Я немедленно пойду и спрошу, почему мне он ответил «нет», а тебе – «да».
– Погоди минутку, – попросил второй. – Скажи мне, пожалуйста, что ты спросил.
– Что я спросил? – ответил первый. – Я задал простой вопрос: «Можно ли мне курить во время медитации?» И он ответил: «Нет!» и, похоже, очень рассердился.
Рассмеявшись, второй ученик сказал:
– Теперь я понимаю, в чем дело. Я спросил: «Можно ли мне медитировать во время курения?» Он ответил: «Да».
Бывает и так. Лишь небольшое различие, но оно коренным образом все меняет. Однако в действительности различие огромно. Спрашивать: «Можно ли мне курить во время медитации?» просто кощунственно. Но спросить: «Можно ли мне медитировать во время курения?» – это вполне нормально. Просто замечательно! По крайней мере, вы будете медитировать.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?