Текст книги "Ошо. Ключи к новой жизни. 9 книг"

Я сказал:

– Это не поможет. Даже если Бог есть, такого рода молитва тщетна. Думаете ли вы, что сможете обмануть Бога? Неужели он вас не спросит? Вы молились с этой идеей, что если его не существует, хорошо, а если он существует, вы сможете сказать, что, по крайней мере, молились ему. Неужели вы думаете, что сможете обмануть Бога?

Он сказал:

– В этом вся беда. Именно поэтому я тебе говорю: пожалуйста, не приходи! Я не могу этого ни отбросить, ни делать искренне. И теперь ты создал мне третью проблему: Даже если я это делаю, это бесполезно! Потому что ты прав: если Бог есть, он узнает эту простую вещь – что этот старик пытается его обмануть.

Я сказал:

– Это гораздо хуже, чем не молиться. По крайней мере, будьте честным. И я не думаю, что честность может быть так или иначе против религии. Просто будьте честным; если вы этого не чувствуете, отбросьте это!

Он сказал:

– С тобой я начинаю снова чувствовать себя молодым, сильным. Но когда ты уезжаешь, я снова становлюсь старым, смерть рядом, и сейчас не время менять лодку. Можно упасть в воду. Лучше продолжать делать, что и раньше… что бы ни случилось, пусть случится. Нужно просто продолжать. И я не один, со мной – два миллиона индуистов. В этом смысл: со мной два миллиона индуистов.

Я сказал:

– Да, это правда. С вами два миллиона индуистов, а я один. Но даже один человек может разрушить поддержку ваших двух миллионов индуистов, если она основывается на лжи. Вы совершили ошибочный шаг – вы никогда не должны были меня слушать!

Именно это и есть фанатизм: не слушать ничего, что идет против ваших убеждений. Прежде чем кто-то что-нибудь скажет, начните кричать так громко, чтобы вы слышали только собственный голос. Читайте только свою собственную книгу, слушайте только собственную церковь, собственный храм, собственную синагогу.

Фанатизм – это просто стратегия, направленная на то, чтобы защитить себя от сомнений. Но, хотя от сомнений можно защититься, разрушить их нельзя. И в этом нет необходимости. Человек пережил стадию, в которой он нуждался в толпах. Теперь он может быть индивидуальностью. Это не значит, что у вас не должно быть клубов, не должно быть обществ, – но нет необходимости в том, чтобы быть им фанатично преданными.

Вы можете быть ротарианцем; это не значит, что вы фанатично преданны и готовы умереть за Ротари-клуб. Это будет настоящим великим мученичеством – если кто-то умрет за Ротари-клуб! Вам не нужно умирать за Ротари-клуб, за Клуб Львов… вам не нужно умирать за христианство, ислам, индуизм, коммунизм, социализм. Вы можете испытывать с людьми резонанс, можете вести с людьми диалог. Вы можете встречаться с людьми, общаться с людьми, разделяющими ваши взгляды, но незачем поднимать вокруг этого много шума. Никаких крестовых походов, никаких священных войн…

Да, вы можете оставаться нацией, но нет надобности в том, чтобы слишком серьезно относиться к границам, которые вы создали на карте. Они существуют только на карте, не начинайте видеть их на земле. Именно так вы становитесь слепыми.

Очень хорошо, чтобы было так много наций, но нет необходимости в том, чтобы было так много разновидностей безумия. Очень хорошо, если люди могут совершать поклонение по-своему, молиться по-своему, почитать собственную книгу, любить собственных мессий, – в этом нет никакой проблемы. Но не делайте из этого проблему для других человеческих существ. Это ваше личное дело. Вам что-то нравится, вы предпочитаете определенный аромат – очень хорошо; если кому-то он не нравится, это не делает его вашим врагом. Это дело вкуса – у кого-то другого может быть другой вкус. И различие не подразумевает противоборства, это просто значит, что у человека другой способ смотреть на вещи, чувствовать.

Нет надобности ни в каком фанатизме, нет надобности ни в каком окончательном решении. Если мы можем поддерживать в мире организации без всяких клятв в пожизненной приверженности, без фанатизма, это будет красивый мир. Организации сами по себе не плохи. Организации с возможностью принимать разные решения, без фанатичных подходов просто придадут миру порядок. А порядок, безусловно, необходим. Там, где столько миллионов людей, вы не сможете жить без порядка.

Я назвал этот порядок «коммуной». Я назвал его «коммуной» просто для того, чтобы отличить его от организации, политической партии, религиозного культа. Я назвал его просто «коммуной», где люди сходного видения живут в дружественности, со всеми своими различиями.

Они не стирают своих различий, чтобы быть частями коммуны; это стало бы фанатичной преданностью. Их различия принимаемы; это – качества этих индивидуальностей.

И, фактически, это делает коммуну богатой, если в ней столько людей с таким множеством разных качеств, талантов, видов творчества, чувствительности, и все они объединяются, не калеча друг друга, не разрушая друг друга. Напротив, они помогают друг другу стать совершенной индивидуальностью, уникальной индивидуальностью…

Вопрос

Я был потрясен, когда услышал, как ты говоришь, что пирамида человечества состоит из аятолла Хомейни и Альберта Эйнштейна, и между ними нет никакой качественной разницы. Может быть, возможен кто-нибудь третий?

Я сам потрясен, но перед лицом реальности человек беспомощен. Истина в том, что между аятоллой Хомейни и Альбертом Эйнштейном нет качественной разницы; я был бы очень рад объявить, что есть хотя бы небольшая возможность какой-то качественной разницы. Но это не значит, что оба они – люди одного и того же типа.

Аятолла Хомейни – сумасшедший. Альберт Эйнштейн – гений, самый острый разум, которого только произвело человечество. И я не говорю, что они люди одного и того же типа, но что я могу сделать? – они принадлежат одному и тому же спектру. Аятолла находится на самой низшей его ступени, Альберт Эйнштейн – на высшей, но разница только в степени; пирамида одна и та же.

Аятолла Хомейни, Адольф Гитлер, Иосиф Сталин, Бенито Муссолини, Мао Дзе Дун – они настолько же человеческие существа, что и Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Жан Поль Сартр, Карл Ясперс; они принадлежат к одному и тому же человечеству, к одному уму. Но аятолла Хомейни и его компания – больны. Ум один и тот же, но их ум болен, перевернут вверх дном. Альберт Эйнштейн и Бертран Рассел – здоровы. Это тот же самый ум, но в хорошей форме; он такой, каким должен быть.

Но я не могу сказать, что они принадлежат к разным категориям; это было бы ложью. В этом было бы утешение – ты не был бы потрясен, я не был бы потрясен, все были бы счастливы. Но если разрушить истину ради таких глупых утешений, это никому не поможет.

Но зачем смотреть только с одной стороны? Есть множество аспектов, которые нужно принять во внимание. Почему не увидеть в этом великого откровения? Ты подумал только об одной стороне, и именно поэтому ты потрясен. Я тоже был потрясен, но также это принесло мне волнение, экстаз.

Ты подумал только об одном: что Альберт Эйнштейн оказался низведенным до уровня аятоллы Хомейни. Но почему ты не видишь другой возможности? – возможности того, чтобы аятолла Хомейни был возвышен до уровня Альберта Эйнштейна?

Я открываю для этих сумасшедших людей бесценную возможность. И эти сумасшедшие люди главенствуют в человечестве; что-то должно быть сделано. Человечество как таковое – не плохое, не злое, но один аятолла Хомейни может свести с ума, повергнуть в идиотизм целую страну. Имена, слова, принципы, которые эти люди используют, чтобы скрыть свои безумие и глупость, красивы.

Аятолла Хомейни каждый день цитирует Священный Коран. Ему не нужно даже читать; он его заучил – весь Священный Коран целиком. Он постоянно цитирует Священный Коран, и те, кто его слушает и ему следует, верят, что он – пророк, посланник Бога, присланный, чтобы помочь процветанию ислама. Именно в это верят все религии: если они достигнут процветания, только тогда у человечества есть будущее; иначе никакого будущего нет, с человеком все кончено. А то, что он делает, – такое варварство, так уродливо, так бесчеловечно… Людей постоянно зверски убивают, им отрубают головы. Людей избивают до смерти на перекрестках перед тысячами зрителей – и эти зрители радуются, потому что это – процветание ислама.

Аятолла Хомейни говорит, что все, что делается согласно принципам ислама, правильно. Другого пути нет, нет другого критерия, чтобы определять правильное и неправильное. Отрубить человеку голову – это соответствует исламу. Если человек не желает стать мусульманином, будет лучше, если он умрет. Жить вне ислама хуже смерти, потому что смерть может изменить смысл его жизни. Может быть, его тело, его ум не способны стать мусульманином, значит, эти его тело и ум должны быть уничтожены. Это препятствия к его спасению. И умереть от рук солдат ислама – само по себе это приносит славу. Вы должны гордиться: вы достигли великолепной смерти. Вы не смогли достичь великолепной жизни, но достигли великолепной смерти. И человек, лишаемый жизни исламскими убийцами, должен считать себя счастливцем. И люди, которые его убивают, тоже зарабатывают великую добродетель, потому что у них нет никакого другого мотива – они пытаются помочь этому человеку, трансформировать его существо. Они освобождают и расчищают для этого человека путь к Богу. Они делают работу Бога: они снова родятся святыми в раю. И оба получают пользу. Как в этом может быть что-то плохое или злое, если обе стороны получают огромную пользу, духовную пользу?

Видите ли вы коварство этих людей? Но этот аятолла обладает таким же умом, что и ты сам, дело только в том, что у него поехала крыша. Но ее можно починить.

Это происходит во всем мире… На днях в Ватикане одна женщина спрыгнула с крыши базилики Святого Петра – самого высокого здания столицы христианского мира – и покончила с собой. Никто не знает, почему, и, может быть, никто никогда не узнает. Но, когда я это услышал, во мне возник немедленный отклик, что эта женщина объявила что-то значительное. Все человечество умрет в Ватикане, спрыгнув с базилики Святого Петра. Эта женщина была первопроходцем. Она просто сказала, что это случится со всем человечеством. И они делают все возможное – папа, кардиналы, епископы, священники – чтобы помочь этому произойти.

Очень уважаемый гуманист, католическая монахиня, сестра Юдифь Воган, была отлучена от церкви. В Калифорнии она заведовала приютом для бедных женщин, брошенных женщин, отверженных женщин. И она помогла тысячам женщин. Но вся работа ее жизни оказалась ничтожной; она совершила лишь одну небольшую ошибку, ошибку в глазах христианской бюрократии. Она подписала объявление в газете в пользу права на аборт. Газета попросила тех, кто выступает за это, подписать объявление и прислать в газету, чтобы можно было сказать, что не все христиане против права на аборт. Сестра Юдифь его подписала – и это был ужасный грех.

Эта женщина работала всю жизнь, служила женщинам, пользовалась уважением во всей Калифорнии, и она понимает проблемы женщин – аборт, дети, сироты – лучше, чем те идиоты, которые отлучили ее от церкви. И мало того, что ее отлучили от церкви, ей запретили вход в приют, который она создала для бедных женщин, для страдающих женщин. Ей запретили вход в церковь или приют, и она больше не монахиня. Никто не беспокоится о том, что ее деятельность была проявлением гуманизма.

Большая численность населения означает большее число проблем – а вы не можете решить даже тех проблем, что уже существуют. Каждый ребенок приносит с собой тысячи проблем. На земле уже оказалось больше людей, чем она может поддержать. Даже такие страны, как Америка, страдают от проблем, которые должны были давно исчезнуть из мира – что говорить о третьем мире, бедном мире? Африка, Латинская Америка, Азия – что говорить об этих странах?

В Америке миллионы и миллионы неграмотных взрослых. Это самая богатая страна в мире – технологически, научно, культурно, в каждом смысле она лидирует – миллионы взрослых по-прежнему необразованны, они не могут даже прочитать газету. А вы продолжаете создавать больше людей? Вы не можете решить даже простой проблемы – а есть проблемы сложные.

При взрыве газовой бомбы в Бхопале тысячи людей погибли. У всех женщин, которые были беременны и не умерли, начались роды. Тысячи детей родились мертвыми или искалеченными, слепыми или умственно неполноценными. Некоторые из тех, что родились живыми, умерли в течение первых шести недель. Физиологи и ученые не думали, что этот газ окажется для зародыша таким опасным. И это был только небольшой взрыв. Когда начнут происходить ваши ядерные взрывы и атомные взрывы, невозможно себе вообразить, какими будут для вас последствия. И не только для вас; это окажет последствия на все поколения, которые за вами последуют. Эти последствия коснутся всего будущего человечества.

Кто создает эти проблемы? Ум. И тот же ум может их решить.

Поэтому, когда я говорю, что аятолла Хомейни и Альберт Эйнштейн принадлежат одной и той же линии… если ты подумаешь, что Альберт Эйнштейн похож на аятоллу Хомейни, в тебе это вызовет только шок. Но если ты подумаешь, что аятолла Хомейни обладает потенциалом, чтобы быть Альбертом Эйнштейном, тогда ты почувствуешь такое же волнение, что и я.

Но я говорил только о пирамиде ума. Я не говорил о людях, которые выпали из ума, я не говорил о медитирующих. Они качественно отличаются от них обоих.

Человек медитации настолько же далек от аятоллы Хомейни, что и от Альберта Эйнштейна, потому что он далек от самого ума.

Пирамида состоит только из людей, живущих в уме, поэтому пусть тебя это не расстраивает. Ты можешь выпрыгнуть из пирамиды; никто тебя не принуждает в ней оставаться. Быть в ней или нет – это твое решение. Ты можешь стать наблюдателем. Ты можешь стоять вне пирамиды и наблюдать всю глупую игру, которая разворачивается перед тобой.

Я – не часть этой пирамиды. Именно поэтому я могу говорить о пирамиде, описывать ее во всех деталях, со всех сторон – потому что я наблюдатель. Я могу двигаться вокруг пирамиды, мне видны все ее грани. Она видна мне в глубину, до самого дна; она видна мне в высоту, до самой вершины – потому что я – не в ней.

Если ты – в ней, невозможно наблюдать ее во всей полноте; тебе придется оказаться вне ее. И во все века такие люди были – очень немногие, но это не имеет значения: если даже один человек может бежать из пирамиды, этого достаточно, чтобы доказать такую возможность. И многие из нее бежали.

Лишь небольшое усилие с твоей стороны, немного бдительности, и ты можешь выскользнуть из ума – потому что пирамида не состоит из чего-то твердого; ее кирпичи сотканы из мыслей. Тебя окружает стена мыслей. Выйти из нее так легко. Тебе не нужно даже рыть отверстие в стене, не нужно даже открывать дверь. Тебе нужно просто стоять в молчании и видеть, действительно ли стена существует в реальности, или только кажется существующей.

На Востоке это назвали миражом; это только кажущаяся реальность. Чем ближе ты к ней подходишь, чем лучше на нее смотришь, тем более она начинает исчезать. Мысли – самые невещественные вещи в мире; в них нет ничего материального.

Ваши мысли – точно как привидения. Вы просто продолжаете в них верить, никогда не пытаясь с ними столкнуться, никогда не поворачиваясь к ним лицом и не смотря на них прямо. Вы будете просто удивлены, что любая мысль, если вы пристально смотрите на нее, просто тает и исчезает. Она не может выдержать вашего наблюдения.

Третья альтернатива есть. Тебе необязательно быть ни аятоллой Хомейни, ни Альбертом Эйнштейном. Альберт Эйнштейн – хороший человек, но хорошее и плохое – это две стороны одной монеты. Святой и грешник – две стороны одной монеты; рай и ад, Бог и дьявол – две стороны одной монеты. Ничто из этого не может существовать без другого.

Но есть третья альтернатива – тебе необязательно быть ни одним, ни вторым – и именно это значит быть самим собой.

Быть вне пирамиды ума значит войти в храм своего существа.

Пирамида – для мертвых. Фактически, пирамиды были построены в качестве могил для египетских королей и королев. Это кладбища; и когда я называю ум словом пирамида, то делаю это умышленно. Ум – это тоже кладбище мертвых вещей, прошлых воспоминаний, опытов, теней… все это тени. Но мало-помалу они становятся такими густыми, что создают вокруг вас темную пелену.

Если вы хотите спастись от своей тени, что, по-вашему, вы должны сделать? Бежать? Тень последует за вами, куда бы вы ни отправились, она останется при вас; это ваша тень. И тень не экзистенциальна; это привидение. Единственный способ от нее избавиться – это обернуться, посмотреть на нее и попытаться установить, есть ли в ней что-нибудь вещественное. В ней ничего нет! – это чистая отрицательность. И просто потому, что вы стоите на пути солнечных лучей, солнце не может войти; отсутствие солнца создает тень.

Ситуация с вашими мыслями в точности подобна этой. Поскольку вы не наблюдаете, поскольку вы не в молчании, поскольку вы не видите вещи ясно, без всякого искажения, мысли остаются заменителями осознанности. Пока вы не станете осознанными, мысли будут продолжаться.

Ум – это не вы. Это кто-то другой: вы – только наблюдатель. И даже несколько проблесков наблюдения подготовят вас к тому, чтобы выбраться из пирамиды без всякой борьбы, без всякого противоборства, без всякой практики. Вы просто встаете и выходите.

Люди продолжают верить во что угодно, что приносит утешение. Их привидения, их боги, их рай и ад – все это только утешения. Их святые, пророки, мудрецы – все это утешения. Человеку истины требуется хребет, чтобы выбраться из всей этой прогнившей сутолоки. И единственный способ из нее выбраться – стать свидетелем собственного мыслительного процесса. И это легко, это самая легкая вещь на свете. Вам нужно сделать это только однажды; но вы никогда не пытаетесь даже однажды и продолжаете думать, что это самая трудная вещь на свете.

Я тоже раньше думал, что это очень трудно, потому что именно это мне говорили все, именно это я читал в каждой книге – что это такое великое, трудное явление; чтобы прийти в состояние не-ума, человеку требуются многие жизни. Когда это говорят все, и нет ни единого исключения, очень естественно, что человек начинает в это верить.

Но я немного эксцентричен. Моя логика не следует обычному направлению, она движется зигзагообразно. Как только стало очевидно, что все говорят, что это трудно, каждое писание говорит, что это трудно… Мой ум действует по-другому. Первой идеей, пришедшей ко мне, было то, что, возможно, никто не пытался; иначе мнения были бы разные. Кто-то сказал бы, что это не так трудно. Единственной возможностью было то, что никто не пытался – но никто не хочет признаваться в своем невежестве. Самый лучший образ действия – это согласиться с коллективным консенсусом: что это трудно, очень трудно; на это требуется много жизней.

Я отбросил эту идею. Я сказал: «Это должно случиться в этой жизни; иначе ни в какой другой жизни я не позволю этому случиться; я буду с этим бороться. Или в этой жизни, или никогда». «Сейчас или никогда» – это стало моим неизменным подходом, и в тот день, когда я решил: «Сейчас или никогда», это случилось. С тех пор я просто изумлен тем, что люди остаются одураченными.

Самая простая вещь превратилась в самую невозможную – и самая простая вещь открывает двери к третьей альтернативе.

Она выводит тебя из пирамиды: ты – больше не ум. И только тогда ты знаешь, кто ты такой. А знать это – значит достичь всего, чего только стоит достигать.

От ума к не-уму

Когда человек отождествляется с интеллектом, рождается интеллектуальность; когда человек остается хозяином, не отождествленным с интеллектом, рождается разум. Интеллект остается одним и тем же. Все зависит от того, отождествляетесь ли вы с ним или остаетесь за его пределами. Если вы с ним отождествляетесь, это – интеллектуальность; если вы остаетесь не отождествленными, это – разум.

Разум безмерно важен; интеллектуальность составляет препятствие. Интеллектуальность становится препятствием даже в мире науки. Интеллектуальность может, самое большее, дать вам знающих школяров, велеречивых людей, которые продолжают говорить без конца, свивая и скручивая системы мысли, совершенно лишенные чего-либо вещественного.

В труде науки разум должен быть сфокусирован на объективном мире; в духовном исследовании разум должен двигаться вовнутрь. Разум один и тот же, меняется только направление. В науке цель исследования составляет объект, внешний объект; в духовном царстве – ваша субъективность, ваше внутреннее пространство, ваше приключение. Разум остается прежним.

Если вы становитесь интеллектуалом, вы не будете ученым. Вы напишете историю науки или философию науки, но не будете сами по себе ученым, исследователем, изобретателем, первооткрывателем. Вы будете просто накапливать информацию. Да, в этом тоже есть определенная польза; в том, что касается внешнего мира, даже информация до определенных пределов имеет определенную важность. Но во внутреннем мире в ней нет ни малейшей пользы. Это преграда; она оказывает отрицательный эффект на внутренний опыт.

Интеллект – это не преграда и не мост; интеллект нейтрален. Отождествитесь с ним, и он станет преградой; оставайтесь не отождествленными с ним, и он становится мостом. Но без медитации вы не сможете узнать своей трансцендентальной природы.

Для науки достаточно концентрации; самое большее, необходимо созерцание. Во внутреннем мире единственный путь – медитация. Концентрация не нужна – она не оказывает помощи; это определенное препятствие. Созерцание тоже не поможет; это компенсация отсутствия медитативного состояния, бедный его заменитель. Медитация – и только медитация – может принести внутреннюю революцию.

Медитация означает: выйти за пределы ума, посмотреть на ум снаружи. Именно это в точности значит слово экстаз: стоять снаружи. Если стоять снаружи ума, это делает вас экстатичными, приносит блаженство. И высвобождается огромный разум. Когда вы отождествлены с умом, вы не можете быть очень разумными, потому что отождествляете себя с инструментом, оказываетесь скованными рамками инструмента и его ограничениями. А вы сами неограниченны; вы – это сознание.

Используйте ум, но не становитесь им. Используйте его, как используете другие машины. Ум – это прекрасная машина. Если его использовать, он вам служит; если вы не можете его использовать, и он начинает использовать вас, он становится разрушительным, опасным. Он обязательно приведет вас в беду, в то или другое бедствие, в то или другое страдание или несчастье, потому что машина – это слепая вещь. У нее нет глаз, нет прозрения.

Ум не может видеть; он может только повторять то, что в него заложено. Он похож на компьютер; сначала его нужно запрограммировать. Именно в этом состоит ваше так называемое образование: вы продолжаете программировать ум. Тогда он становится в вас огромной кладовой памяти, и каждый раз, когда вам нужно что-то вспомнить, он может просто предоставить необходимое. Но вы должны оставаться хозяином, чтобы можно было его использовать; иначе он начнет направлять вас.

Не следуйте указаниям своей машины; оставайтесь водителем. Вы должны определять направление, устанавливать цель. Вы должны решать, какой будет скорость, когда ехать и когда остановиться. Если вы теряете контроль, если его перехватывает машина и начинает ехать по-своему, вы обречены.

Я не абсолютно против информации. Информация хороша, если она хранится в памяти, и каждый раз, когда она вам нужна, вы легко можете ее найти. Она опасна, только когда она вам не нужна, и она продолжает бросаться на вас. Когда она принуждает вас что-то сделать, когда вы становитесь только жертвой – это опасно. Иначе это красиво. Это прекрасное средство, но не цель.

В библейской школе учитель задавал классу вопросы. Он обернулся к Дженкинсу:

– Кто разрушил стены Иерихона?

– Простите, сэр, – ответил Дженкинс. – Это не я.

Учитель был очень раздражен. Он пришел к директору школы и сказал:

– Я только что спросил Дженкинса, кто разрушил стены Иерихона, и он сказал, что это не он. Что вы об этом думаете?

Директор сказал:

– Я знаю семью Дженкинсов много лет, и если он говорит, что не он, значит, это не он.

Теперь учитель был еще более раздражен. Он позвонил в Министерство образования и сказал:

– Я спросил мальчика в классе, кто разрушил стены Иерихона, и он сказал, что это не он. Тогда я пришел к директору и пожаловался ему на этого мальчика. Он мне ответил, что знает семью этого мальчика много лет, и если мальчик говорит, что это не он, значит, это не он. Что вы об этом думаете?

Министр помолчал секунду, потому сказал:

– Послушайте, мне надоели жалобы из вашей школы. Пусть стены починят, и если будут еще жалобы, я вообще закрою эту школу!

Информация сама по себе не плоха – вы должны знать, кто разрушил стены Иерихона! Но если информация приобретает столько власти в вашем уме, что он работает и работает, и вы не можете его отключить, не можете привести ум в расслабленное состояние, тогда ум становится изнуренным, усталым, скучающим, истощенным. В таком состоянии можете ли вы быть разумными? Ваши энергии рассеиваются. Для разума требуется переполнение энергией. Для разума требуется здоровье, целостность.

Медитирующий окажется более разумным, чем кто-либо другой. И медитирующий может использовать свой ум одновременно и объективно, и субъективно. Он может двигаться вовнутрь так же легко, как движется снаружи. Он гибче. Он остается хозяином. Он может направить машину вперед, он может направить машину назад.

Когда Форд создал свою первую машину, в ней не было передачи заднего хода. Вернуться домой было трудной проблемой. Нужно было объехать круг, проделать долгий путь, просто чтобы вернуться домой. Даже если вы проехали мимо своего гаража всего несколько ярдов, въехать в гараж задним ходом было нельзя – передачи заднего хода не было. Она была добавлена позднее.

Медитация дает вам передачу заднего хода. Обычно у вас ее нет, и вам приходится снова и снова объезжать по кругу весь мир, и все же вы не можете найти, где ваш дом. Вы не можете вернуться обратно, не можете войти вовнутрь; вы умеете только двигаться наружу. Медитирующий становится более текучим, более гибким. Его жизнь становится богаче.

Я не поддерживаю тех людей, которые в прошлом, во имя религии, замораживали себя в интровертном состоянии; это другая крайность. Большинство людей застывает в экстравертном состоянии – и, в результате реакции, другие люди приходят в интровертное состояние и застывают в нем. Те и другие становятся мертвыми. Жизнь принадлежит гибкому, тому, кто умеет двигаться из экстравертности в интровертность и из интровертности в экстравертность так же легко, как вы выходите из дома или входите в дом. Если внутри слишком холодно, вы выходите наружу, на солнце; когда становится слишком жарко, вы входите вовнутрь, под защиту крова, в прохладу дома, и никакой проблемы нет. Это так же просто.

Медитация не значит, что человек идет против внешнего мира. Так было в прошлом. Именно в этом религия потерпела поражение, не смогла достичь успеха; ей не удалось добиться успеха ни в чем. Жизнь принадлежит потоку, течению. Каждый раз, когда вы становитесь застывшими, вы превращаетесь в неодушевленный предмет.

Ваши монахи были интровертами; они закрывали глаза на внешний мир. Именно поэтому на Востоке нам не удалось развить науку, хотя первые шаги в науке были предприняты именно здесь. Математика была разработана в Индии. Первые шаги в технологии были предприняты в Китае. Но на этом Восток и остановился, по той простой причине, что величайшие люди Востока застыли в интровертном состоянии; они потеряли интерес к объективному миру, они совершенно закрылись для объективного… Что было лишь половиной полного потенциала.

Запад поступил противоположным образом: он стал предельно экстравертным; он не умеет входить вовнутрь. Он не верит, что вообще есть какое-то «вовнутрь», он не верит ни в какую душу. Он верит в поведение человека, не в его внутреннее существование. Он изучает поведение и говорит, что все оно механично, что внутри никого нет. Человек стал роботом. Если вы не знаете души, человек становится роботом. Он понимается просто как красивый механизм, разработанный за миллионы лет – долгое, долгое путешествие эволюции – но это всего лишь изощренная машина.

Адольфу Гитлеру так легко было взять и убить столько людей по той простой причине, что если человек – это машина, какой вред от того, чтобы убивать людей? Если вы разобьете свои часы, то не будете испытывать чувства вины; какими бы они ни были совершенными, это всего лишь часы. Если вы решили их разбить, это ваше право; никто не станет возражать. Вас нельзя привлечь к суду как убийцу.

Сталину удалось убить миллионы людей, легко, без малейшего угрызения совести, по той простой причине, что марксизм верит, что никакой души нет. Человек – не более чем материя; сознание – только побочный продукт материи. Это другая крайность.

На Западе развивалась наука, но духовность исчезла. На Востоке развивалась духовность, но исчезла наука. В обоих случаях человек остается бедным, половинчатым. Мое усилие здесь состоит в том, чтобы создать целое человеческое существо, которое сможет быть одновременно и научным, и духовным.

Большой грязный пес угрожал матери-кошке и ее котятам. Он загнал их в угол сарая, но внезапно кошка встала на задние лапы и громко залаяла и зарычала. Испуганный и сбитый с толку, пес развернулся и выбежал из сарая, поджав хвост.

Обернувшись к котятам, мать-кошка подняла лапку и сказала:

– Видите теперь преимущества владения двумя языками?

Я хочу, чтобы человеческие существа владели двумя языками. Они должны знать науку так же хорошо, настолько же глубоко, как и медитацию. Они должны знать язык объективного мира – то есть науку – и также знать язык субъективного мира – то есть медитацию.

Только человек, способный совместить объективное и субъективное, человек, способный соединить мостом Восток и Запад, человек, способный стать связующим звеном между материалистом и спиритуалистом, может быть целым человеком. Мир ждет целого человеческого существа. Если целое человеческое существо не возникнет вскоре, у человечества нет будущего. А целое человеческое существо может возникнуть только из глубокого, всеобъемлющего разума.

Я не против интеллекта, я не против разума; я против интеллектуальности. Не отождествляйтесь с умом. Всегда оставайтесь наблюдателем на холме – свидетелем тела, ума, свидетелем внешнего и внутреннего, чтобы вы могли выйти за пределы и внешнего, и внутреннего, и узнать, что вы – ни то, ни другое; вы – за пределами обоих.