Текст книги "Мама!!!"

– Что, нет еще тети Люси? – спросила она стоявших женщин и для надежности постучала в дверь.

– Да нет никого. А ты знаешь, где мать?

– Света говорила, у тети Люси сегодня на работе проверка, поздно будет.

– А бабка? С ними же бабка жила, – вспомнила красная, как из бани, девица.

– Бабушка в Куйбышеве, – ответила Саша. – А у вас листочек с ручкой есть? Или карандаш? Напишите ей записку, что Света в первой городской и что надо подняться в 813-ю квартиру. Это наша. Я всё тете Люсе расскажу.

Женщины засуетились, закопошились в сумках, ощупывали карманы. Нашли кусочек газеты. Красная девка дала карандаш высокой красивой татарке – Саша узнала маму Гули с Алсушкой.

– Пиши! «Люся, дочь сломала руку, увезли в первую городскую, поднимись в 813-ю квартиру или ко мне. Зина».

Алсушкина мать дошла до слов «первая городская» и задумалась:

– Так вроде в областную отвезли?

– Ну как это? В городскую! В первую! Вот и ребенок слышал. Да? – Краснолицая склонилась над Сашей, ожидая от нее подтверждения.

Но Саша вдруг сама забыла – в областную или в городскую. Мгновение назад помнила, а теперь забыла. Все начали спорить. Женщины уже перешли на крик, пока одна из них, совершенно незнакомая, не сказала:

– Та без разницы, они рядом, это соседние здания. Не найдет в одной – пойдет в другую.

Все тут же успокоились, Саша оставила их и побежала домой. На каждом этаже на лестнице и даже в некоторых коридорах горел свет. Правда, у них на этаже, как назло, светилась только одна лампочка, самая дальняя. Саша остановилась, испуганная, на площадке – заходить в темный коридорный тоннель она не рассчитывала. Просто не набралась еще духа. Надо, решила она, подождать здесь, пока кто-нибудь из взрослых не зайдет на этаж. Хотя бы Димкина мама, она всегда долго возится с замком – можно в это время спокойно проскочить. Саша стояла, немного побаиваясь даже освещенной площадки, – ну и что, что свет горит, кто угодно может прийти, вон, двух девочек с пятого этажа и при дневном свете парни избили. Правда, они старше были, но всё равно. Саша раздумывала, как же будет безопаснее – проскочить по темноте домой или дожидаться неизвестно чего. Но не успела она взвесить в уме все «за» и «против», как ее позвала бабушка.

– Ты, что ли? А я-то думаю, кто там стоит. Бегом давай!

Саша ничего не ответила и метнулась на голос. Несколько шагов по еще освещенной части коридора, потом – темнота. Она нащупала во тьме бабушку и поцеловала ее в щеку.

– Ишь ты! – ласково пробурчала та.

Они вместе ввалились в дверь и попали под яркий комнатный свет, в котором обозначался силуэт мамы с поварешкой в руке и в шапке. Только пришла и уже что-то разогревает.

– А я-то думаю, с чего это на радостях-то. Ты смотри на нее, – бабушка повернула Сашу разорванным боком к маме, – ты только посмотри! Изодралась вся!

Мама так и стояла с поварешкой в руке:

– И что это? – спросила она, покачивая поварешкой. – Где хлеб?

Потом показала на люстру:

– И это что такое? Ну сейчас получишь у меня!

– Нету хлеба! Там давка была. Аня хромает, а Свете вообще руку сломали. Ее в больницу увезли. Мне, кстати, надо будет позже к тете Люсе спуститься.

– Ишь какая. Надо ей будет… А люстру кто раскурочил?

Бабушка спрашивала беззлобно.

– Не курочила. Она сама упала. Прямо мне на голову.

– Упала у нее… Сымай давай, – выругалась бабушка и потянулась помогать Саше распутывать веревку на куртке, которую она несколько раз перевязывала.

Наконец они кое-как втроем ее сняли. Саша бросила куртку на кресло и так посмотрела на маму, что та как-то вдруг сразу поняла: ругать себя Саша сегодня не даст.

– Как это – руку сломали? И что с Аней? У нее же родителей нет дома.

– Так, сломали. И мама у Светы еще на работе. У Ани баба Тоня дома.

Саше неловко было признаться в том, что про Анькину хромоту она приврала, чтобы история получилась страшнее и Сашу бы не ругали. Мама обняла ее, поцеловала в макушку и потом внимательно осмотрела.

– Сама-то целая? – спросила она серьезно и, убедившись, что всё в порядке, отправила Сашу с бабушкой мыть руки, а потом усадила есть.

После еды бабушка не осталась, как обычно, смотреть у них телевизор, а пошла к себе в комнату зашивать порванную куртку. У бабушки была еще одна машинка, получше, огромная, которая в сложенном виде напоминала красивую тумбу. Бабушка раньше была портнихой. Саша даже не сомневалась, что утром куртка станет как будто ее и не рвали. Она легла на свою кровать, накрылась. По телевизору уже кончались «Спокойной ночи, малыши!». Надо же, она сегодня совсем забыла про мультики. С тех пор как Анькины родители начали привозить больше видеокассет, а у соседки Таньки появилась приставка для канала «Параллакс», она стала иногда пропускать вечерние мультфильмы, потому что они были не такие интересные, как по видео или «Параллаксу». Саша не очень расстроилась. Она бездумно смотрела на экран и хотела быстрее уснуть. Без мыслей, без воспоминаний. В телевизоре, с усами и длинными волосами, стоял, будто за стеной дождя, мужчина. Тут же показывали голых женщин, одну тащили на веревке, а другие извивались змеями. Вроде не балет, потому что мужчина пел. Странный какой. Надо было, конечно, сбегать к Светкиной маме, может быть, она уже вернулась. Но сил нет. Они ведь оставили записку, если что, к ней придут. Самой одеваться, спускаться ей было лень. Вернее, страшно не хотелось вспоминать минувший вечер. Завтра она пораньше выйдет в школу и зайдет к Светкиной маме, та всегда поздно выходит, она работает с девяти, и ей ехать всего три остановки. Всё, надо засыпать. Утром будет куртка и будет новая жизнь. Саша устроилась поудобнее и в последний раз бросила взгляд на экран. Там снова был полуголый мужчина, но в кожаных трусах и с еще более длинными и кучерявыми волосами. Он прижимал к себе микрофон и пел:

 
Моя мулатка, мулатка-шоколадка,
Ребенок милый солнца и волны.
 

Саша удивилась. На сцене вместе с волосатым певцом прыгали мужчины в шортах. Она прищурилась рассмотреть, но мама подскочила к телевизору и выключила:

– Бесстыжие какие! И что детям показывают?

– Мама, а это кто? Это дядя или тетя?

– Это, Саша, непонятно кто.

– А как зовут?

– Этого? Валерий Леонтьев.

– А того как звали? Который до него пел.

– Бог его знает. Прочитать не успела.

– А почему они почти голые?

– Не знаю, может, им тоже куртки в очереди порвали.

Саша попыталась представить Валерия Леонтьева в очереди за хлебом. Еще она хотела спросить, кто такая мулатка-шоколадка, но тут ее стало накрывать тяжелым вязким сном, выбираться из которого даже ради неизвестной мулатки ей не хватило бы сил. Она успела только подумать: как же жаль, что нет теперь Люси. Она, хоть и была злая, но спать всегда приходила к ней в постель. Василиса добрая, но никогда не усыпляла Сашу. Она вообще не приходит, когда ее зовут, она прыгает на руки сама. Сейчас Василиса сидит, поди, под столом и жадно ждет, когда мама смахнет нечаянно последние крошки прямо ей в рот. Саша хотела посмотреть, чем занята кошка, но не смогла даже обернуться. Она уснула.

Утром мама торопливо будила ее, приговаривая:

– Бегом, бегом давай, я ухожу.

Саша кое-как открыла глаза, повернулась и увидела маму уже одетой, в пальто и шапке. Она застегивала молнию на сапоге и тут же давала инструкции: каша – любимая пшенная – в кастрюле, сейчас зайдет бабушка, покормит, заплетет, оденет, в обед отведет в школу. Мама застегнула наконец оба сапога, осмотрелась и стала открывать дверь. Саша подскочила, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Куда босиком по ледяному полу?

Потом мама, как всегда, внимательно посмотрела в глазок, не стоит ли кто за дверью и не валяется ли там пьяный. В коридоре было пусто, мама еще раз шикнула на Сашу, чтобы та бежала одеваться, отперла последний замок и вышла. Тут же за дверью послышались возня и гул голосов. Один точно был мамин, второй, булькающе-клокочущий, напоминал бабушкин, но говорил кто-то еще. Точно, в дверь протиснулась баба Лиза. Саша пропустила ее в комнату и сама выглянула в коридор – там дядя Толя с тетей Олей вытаскивали из своей комнаты фанерный сундук, но застряли в узком коридоре и не могли развернуться. Мама помогала им, как могла, – видимо, она не хотела спускаться по черной лестнице. Саша захлопнула дверь, пока мама ее не заметила, не то снова станет ругать. Из коридора еще долго доносилась возня. Потом – цок! цок! цок! – мама пошла к главной лестнице. Наверное, перепрыгнула, потому что сундук еще долго ворочали.

Непонятно, как паркетный пол может стать ледяным и откуда в разжаренной батареями комнате появиться сквозняку из-за одной лишь маленькой щелочки в приоткрытой двери? У них на 13-ти квадратах установлено две батареи; за исключением августа, дома всегда жара, потому что либо топят, либо от солнца нагревается крыша. Всю свою жизнь Саша страдает от жары и духоты, а ей запрещают ходить босиком по деревянному полу. Мама ушла, теперь бабушка привяжется. Саша скользнула в туалет, пока баба Лиза раздевалась. Когда она умылась и почистила зубы, на столе уже стояла тарелка с горячей кашей, на маленьком блюдце лежали две печеньки с маслом, был готов чай.

– Хлеба нет, масла нашла немножко, – сказала бабушка и тут же переключилась: – Смотри, как новенькая.

Баба Лиза потрясла перед Сашей зашитой курткой – на ней и вправду не было видно и следа штопки, сразу даже не скажешь, где было порвано. Бабушка повесила плечики с курткой на ручку платяного шкафа, из другого отделения достала Сашины сухие штаны, колготки, форму и теплые носки.

– Сумку забыла! – сказала она раздраженно. – Доедай давай и сразу одевайся. Вместе выходим. Я в магазин пойду, хлеб-то вчера, поди, не весь распродали? Надо купить. Или муки. Сегодня выходная, хоть спеку чего.

– Да когда у нас муку-то продавали? Там теперь только пряники и рожки, – ответила Саша.

Бабушка выругала ее за разговоры с набитым ртом и ушла в свою комнату за сумкой.

Доедать кашу Саше не хотелось. Часы над маминой кроватью показывали только десять минут восьмого. И зачем ее так рано разбудили? Она решила не одеваться и легла. На кресле у нее валялась еще с позавчерашнего дня «Дочь Монтесумы». Саша читала ее несколько дней и остановилась на эпизоде, где главного героя отправляют в корабельный трюм вместе с чернокожими рабами. Она хотела пойти в библиотеку, чтобы узнать, где находится Мексика и сколько нужно туда плыть. Про рабов она уже знала, их показывали в «Рабыне Изауре». Еще она смотрела у Таньки по «Параллаксу» передачи про рабский труд. Мама говорила, что Саше читать «Дочь Монтесумы» рано, что она всё равно ничего не поймет. Она и впрямь понимала не всё, но ей было интересно и даже приятно читать взрослые книги. Про Мексику она посмотрит в библиотеке сегодня, зайдет с Анькой туда до школы. А если там про Мексику ничего нет, они проверят в школьной. Пока же можно прочитать, как среди рабов, с которыми плыл Томас, началась лихорадка. Саша легко нашла нужную страницу – вместо закладок она всегда загибала нижний угол листа. Бабушка ругала ее за это, говоря, что таким неряхам книжки покупать нельзя. Мама молчала.

Только Саша нашла нужное предложение, как в верхнем дверном замке заскрежетал ключ – бабушка вернулась. Надо книжку убрать, чтобы не видно было загнутого уголка. Саша сунула «Дочь Монтесумы» под подушку.

– Ты почему не одета? Я же говорила собираться! – бабушка была очень злая.

– Ну мне же только в обед на уроки, куда я сейчас пойду?

– Со мной пойдешь в магазин. Потом вместе вернемся хлеб печь. Или к Ане отведу. Квартиру с утра на втором ограбили. Хочешь, чтобы тебе тут одной по башке настучали?

Саша испугалась. Кражи и грабежи у них начались недавно. По крайней мере, раньше она никогда о таком не слышала. Может, конечно, ей не рассказывали. Она быстро стала одеваться. От спешки колготки путались, штаны перекручивались.

– А какую квартиру ограбили? – спросила она зачем-то, хотя мало кого знала со второго этажа.

– Так этих, с собачонкой. Собачка у них длинная.

Ксенофонтовы! Шура и его маленький совсем братик. Саша хотела спросить, что же с Шурой, но испугалась. Вдруг Шуру убили?

– Знашь их? У них унитаз забился, они все к родне ушли ночевать, на Пески. Вот их и грабанули. Давай, не возись, у продуктового уже очередина, поди.

– Хорошо, что забился, – выдохнула Саша и посмотрела на часы: еще только доходила половина восьмого. И не ограбили, а обнесли. Живы все!

Наконец она оделась, влезла в просохшие за ночь сапоги, застегнула куртку, которая со стороны штопки стала чуть теснее, но выглядела хорошо.

Они вышли, закрыли дверь на оба замка, проверили ее толчком внутрь, и Саша побежала.

– Не беги ты так, – одернула ее бабушка и взяла за руку. Она держала Сашу при себе, пока шли по коридору и спускались по лестнице.

На площадке второго этажа Саша заглянула в коридор: квартира Ксенофонтовых – вторая от лестницы, никого вокруг не было видно. Только вместо дверных замков зияли дыры. Внутри горел свет – значит, вернулись Ксенофонтовы. Саша вдруг осмелилась заглянуть внутрь, но бабушка ее снова одернула, и они поспешили в магазин. Там уже выстроилась очередь, бабушка встала за женщиной в серой болоньевой куртке и странной повязке на голове, как будто женщина только что была на пробежке или занималась утренней гимнастикой.

– За мной еще двое, – предупредила гимнастка. – Они полезли в окно посмотреть.

Саша знала, что окно хлебного отдела выходит во двор магазина. Расположено оно высоко, выше остальных, но если один взрослый подсадит другого, то можно заглянуть и увидеть, есть ли хлеб, потому что в окно виден весь отдел и подсобка.

– Я тоже сбе́гаю, – сказала Саша и, не дожидаясь ответа, понеслась к хлебному окну. Там уже стояли два парня в одинаковых желтых куртках с искусственной лисьей опушкой на капюшонах. Один точно был братом Димки-рахитика, а второй, видимо, его друг. Брат Димки держал друга на плечах, тот светил в окно ручным фонариком, постоянно нажимая на кнопку, чтобы он работал. Парень будто тискал фонарь, отчего тот издавал монотонное умиротворяющее жужжание.

– Говорил же тебе сразу, пусто, – бурчал Димкин брат. Его друг громко ругался в ответ.

– Да как так нету? Вчера ж, деланный ты в рот, милиция приехала – и закрыли хлеб. Был, сука, хлеб, – парень спрыгнул на землю, сплюнул сквозь зубы и погасил фонарь.

Саша побежала вперед и громко крикнула всей очереди:

– Пусто там! Нету хлеба.

Люди засуетились. Кто-то махнул авоськой и пошел на работу. Кто-то стал рассуждать, что не может не быть хлеба, ведь вчера же закрыли хлеб и всех выгнали.

Бабушка взяла Сашу за руку:

– Ничего, постоим. Может, мука есть.

– Баба, а можно я пока к Ане сбегаю? У них тоже хлеба нет. Вдруг ей мука нужна? Ты скажи, что я за ранцем побежала. Я быстро. Уже и светает, не страшно.

Она чмокнула бабушку в щеку и побежала к Аньке. По пути Саша много раз гладила куртку по зашитому боку, проверяла – нет, штопку даже не нащупать.

Свет! На первом этаже в подъезде горит свет. Правда, какой-то неприятно холодный. Саша посмотрела вверх – лампочка коридорная была в нескольких местах заляпана голубой краской, от воров. Но всё равно лучше, чем темнота. Она спокойно поправила куртку, развязала и стянула с себя шапку и постучала. Странно, но никаких звуков за дверью не было. Она стучала снова и снова – тишина. Анька никуда не могла уйти. Разве что за хлебом. Но они бы с ней встретились, к тому же дома должна быть баба Тоня с Женькой. Очень странно. Саша еще немного постучала в дверь ногами и решила сбегать покричать Аньку в окно. Мало ли, может, они все вышли на балкон, например, белье собирать? В зале и на кухне у них горел свет, но никого не было видно. Саша глубже вдохнула и во всё горло крикнула:

– А-а-а-ня!

Никто не отозвался. Она отошла чуть подальше и только приготовилась заорать, как в спину ей что-то прилетело, то ли снежок, то ли камень. Она обернулась и увидела под дальними кустами сидевшую на корточках Аньку, которая махала ей рукой.

– Чего орешь? Воры у нас! – сказала она Саше, подозвала ее и усадила рядом.

На подтаявшем снегу лежала в цигейковой длинной шубе маленькая Женя, рот ее был туго завязан шарфом, а сверху его еще затыкала Анькина рука. Тут же лежала другая шуба. Женя выпучила глаза от ужаса, Анька говорила Саше тихо и неразборчиво в самое ухо, но та ничего не слышала. Тогда Анька стянула с Саши шапку и быстро-быстро зашептала ей что-то. Саша не всё поняла. Когда стали открывать дверь снаружи, баба Тоня собрала их и спустила с балкона, потом – шубу, видеомагнитофон, вазу, деньги, а сама выбраться не смогла. Сейчас в квартире воры и с ними баба Тоня.

– Так надо в милицию звонить! – воскликнула Саша.

– Тише ты, подожди. Посиди с этой. Только рот ей заткни, – прошептала Анька и накрыла Жене лицо Сашиной рукой.

Воспользовавшись передышкой, Женька заголосила, будто ее режут. Но Анька уже бежала к своему балкону схватить какой-то тюк. Бросила его рядом с Сашей – это оказалась еще одна шуба, тети Лены, в нее был завернут газетный сверток. Анька знаком показала сидеть на месте и вернулась к балкону. Во вторую ходку она принесла большую фарфоровую вазу. Потом взялась за огромный короб. Саша издалека не поняла, что это, она лишь видела, как Анька напрягалась из последних сил. Ей удалось приподнять короб, но унести его она не могла.

– Женечка, полежи здесь тихо, хорошо? Я Ане помогу, а то она надорвется. Ты знаешь, мой брат Славик, тети Тамары сын, он на Дальнем Востоке живет, вот так мешок картошки понес и надорвался, у него грыжа получилась, это когда кишки наружу. Ты не кричи только, – сказала Саша и прикрыла Женю шубой. Та, продолжая таращить глаза, молча кивнула и не стала орать. Вряд ли она знала, что такое кишки, но точно не хотела, чтобы у Аньки они тоже вылезли. Саша подоткнула под Женю со всех сторон шубу и побежала помогать.

Видеомагнитофон! Анька тащила видеомагнитофон! Саша взялась с другой стороны, вдвоем они елееле подняли его с земли и на шатающихся ногах поволокли в кусты. Как назло, вокруг не было ни одного взрослого.

– Давай я к соседям сбегаю? Может, Жанкина мама дома? – спросила она Аньку, когда они наконец поставили магнитофон.

– Ты что? Там же эти! Они в квартире! Да и нет уже соседей дома, у нас весь подъезд с папиного завода, у всех смена в семь начинается.

– Как – в семь? Завод же не работает. Дыма нет.

– Не работает. А они ходят!

Обе вздохнули и замолчали. Конечно, страшно идти в подъезд. Но ведь нельзя весь день прятаться в кустах. Анька уселась на видеомагнитофон и предложила Саше сесть рядом, чтобы было не так холодно.

– У тебя кишки не вылезли? – испуганно спросила Аньку маленькая Женя. Всё это время она лежала молча, так что про нее забыли. Анька с перепугу подпрыгнула.

– Кишки? Ты че говоришь-то?

Но Женя ничего больше пояснить не смогла. Пришлось Саше вступиться.

– Ты же помнишь, я тебе рассказывала, что у Славика кишки вылезли. У тебя живот болит? – строго спросила она Аньку и сама полезла задирать ей куртку. – Ну-ка, покажи.

– Болит, – тихо ответила Анька, – и спина болит, вот здесь, – она показала на поясницу. Кое-как они задрали у нее на животе куртку, кофту, приспустили натянутые до груди колготки – живот под ними был как живот, ни кишок, ни грыжи.

– Всё нормально! Жить будешь. А ты почему без штанов? – еще строже спросила Саша.

– Так не успели, воры же. Женька-то вообще в одних трусах и шубе. Ее бы в тепло, – сказала Анька и стала думать, что делать дальше. Но ничего придумать не могла. Понятно было, что нужно обязательно всем отогреться, перенести в сухое место вещи и потом позвонить в милицию. Но как это сделать, если им ни магнитофон, ни Женю не поднять, да и уходить отсюда страшно.

– Слушай, – вспомнила Саша и моментально раскраснелась от радости, – у меня же баба в очереди! Давай я за ней сбегаю, и пойдем к нам.

Анька немного подумала.

– А она Женьку унесет?

Саша задумалась. Говорят, что когда Саша была возрастом, как Женька, бабушка ее «таскала на своем горбу». Наверное, и Женьку унесет.

– Беги! – взвизгнула Анька и стала получше подтыкать под Женькой шубу.

Саша побежала к магазину. Наверное, его еще не открыли или люди только-только зашли, бабушка точно не успела уйти. Сейчас она приведет бабушку, та проверит, где воры, и всех заберет домой. Однако у магазина было пусто, он еще не открылся. Наверное, кто-то из продавцов пришел пораньше и сказал, что хлеба и муки нет. Бабушка, видимо, вернулась домой. Надо ее покричать. Саша понеслась к своему пансионату. Она звала бабушку из двора. Кричала очень долго. Если бы бабушка была дома, неважно, в своей или в их комнате, то услышала бы ее. Значит, бабушки нет. Можно было бы, конечно, подняться домой и проверить, но это будет лишь потерей времени. Понятно, что бабушка куда-то ушла. И что придется всё решать самим.

Назад, под куст к Аньке, Саша шла медленно. Она еще не придумала, что сказать и что делать. Одна надежда, что Анька придумает. Саша медленно обогнула пятиэтажку и зашла во двор.

– Где баба Лиза-то? – с нетерпением спросила Анька.

– Я не знаю, – стыдясь ответила Саша, – ее нигде нет.

Анька вздохнула. Она осмотрелась вокруг, обшарила зачем-то карманы шуб, погладила рукой видеомагнитофон.

– Нет, надо кого-то позвать! Я в общагу побегу, – придумала Саша и уже выскочила из укрытия.

Анька резко и грубо схватила ее за руку.

– А если они еще там? Услышат и убьют бабу Тоню.

Да, об этом Саша не подумала. Но что же делать? Она предложила позвонить в милицию, но Анька знала, что ни в их доме, ни в соседнем телефона ни у кого нет. В Сашином пансионате его тоже не было – надо бежать в автомат во дворе 40-го дома.

– Так я побегу? Или ты давай, – предложила Саша.

– Надо эту сначала в тепло отвести, – Анька с пренебрежением посмотрела на Женю, – но мы вдвоем не можем, кто-то должен сторожить.

Маленькая Женя так таращила глаза, что даже не могла моргнуть. Саша наклонилась к ней, откинула большую шубу, распахнула детскую шубку – на Женьке были лишь пижамная кофта, трусы, носки и валенки. Конечно, лежать так на снегу она долго не могла, но и унести ее без взрослых они не сумеют.

– Женя, а ты ногами дойдешь? – спросила Саша. – Слушай, лучше минутку с голыми ногами до моего дома дойти, чем лежать тут. Давай-ка мы с тобой пойдем.

Она стала поднимать Женю, та молча слушалась. Анька отряхнула с нее снег, Саша сняла свой шарф и повязала Женьке на шею так, чтобы капюшон шубы крепче примотался к голове. Потом она скомандовала: «Раз! Два! Три!» – и обе побежали. Как они добрались до двора, как зашли в подъезд, как пробежали все этажи, Саша не помнила. Женька даже не упиралась, не хныкала, не запиналась. Она быстро перебирала голыми ногами в валенках, крепко держала Сашу за руку и всё так же таращила глаза. Этаже на третьем или четвертом они встретили неизвестную женщину. Та посмотрела на них и покрутила у виска: мол, совсем ку-ку. Когда они уже бежали по коридору, Саша вдруг на секунду испугалась – вдруг у нее нет ключа. Вообще-то ее учили всегда и везде носить ключ с собой, он у нее висел на шее. И к каждой куртке, и к шубе, и к ранцу бабушка пришивала специальную застежку на цепочке – для дополнительной страховки ключ нужно было при выходе на улицу пристегнуть на эту застежку. Они уже добежали до двери, а Саша всё не могла нащупать на груди ключ. Она расстегнула куртку, кофту, задрала майку – нет ключа. Тогда она полезла проверять с другой стороны, засунула руку за ворот и всю себя ощупала. Есть резинка! Она кое-как – с бельевой резинкой спутались волосы – вытащила ее из-под майки. Саша общупала всю резинку по кругу – ключа нет. Вместо него висело что-то маленькое. Да и сама резинка была какая-то тонкая и напоминала веревочку. Она подтянула ее к лицу – на ней висел крестик. Такой же был у бабушки. Мама тоже носила крестик, но на золотой цепочке. Сашу не крестили, никогда она раньше крестики не носила. Откуда он взялся? И где, наконец, ключ?

Пришлось снять с себя куртку, кофту и бросить на пол, чтобы обшарить всё тело. Ну неужели! Ключ был на резинке, но перекрутился назад и свисал со спины. Значит, забыла пристегнуть к куртке! Она сняла ключ с шеи и открыла дверь. Женька к тому времени даже в коридоре так замерзла, что зубы стучали. Саша раздела ее, положила на кровать, накрыла своим и маминым одеялами. В чайнике с утра оставалась теплая, почти горячая вода. Она положила в кружку две ложки сахара и плеснула туда воды.

– Пей! Согреешься. Это сладкая водичка.

Женька высунулась из-под одеял и выпила всю воду.

– Больше не хочу, – сказала она, залезла под одеяло и заплакала.

– Ну не реви! Скоро же придет моя баба, мы сразу пойдем домой.

– Аааа… аааа… – захлебывалась слезами Женька.

– Вот ты тут ревешь, а там Аня мерзнет. Надо что-то делать.

– И баба Тоня, – вспомнила Женька и заплакала еще сильнее.

– Ну хватит. Хватит. Баба моя вот вернется, мы сразу к бабе Тоне пойдем.

Саша гладила Женьку по спине сквозь два одеяла и тут увидела у двери продуктовую тележку. Такая большая, на двух колесах, с ней бабушка за картошкой ходила. Сама по себе тележка легкая. В нее можно положить и шубу, и магнитофон!

– Женечка, ты давай-ка тут полежи, а я пойду за Аней. И милицию вызову. Смотри, я беру эту тележку, мы туда грузим вещи, несем ко мне, потом я бегу в автомат, а ты с Аней остаешься здесь.

Саша заглянула маленькой Жене в глаза – те были полны покорного ужаса.

– Не будешь орать? Точно? Пять минуток подожди. Пять минуток – это очень мало, – она убедилась, что Женя поняла.

Быстро оделась, застегнула куртку, взяла тележку и выскочила из комнаты. Дверь закрыла, как и нужно, на два замка. Толкнула внутрь и проверила, крепко ли держится. А то бывает, что замок проворачивается, но не защелкивается. Или не попадаешь защелкой в косяк. Но сейчас она закрыла правильно. Хорошо, надо бежать! Даже с тележкой, которую пришлось тащить волоком, потому что пустая она плохо ехала, Саша спустилась и добежала до Аньки в несколько раз быстрее, чем тащилась домой с Женей.

– Смотри! Давай сюда всё сложим! – радостно показала она тележку.

Анька сначала засомневалась.

– Всё не влезет, – сказала она, засовывая вазу с деньгами и толстую лисью шубу. – И кто повезет?

– Ты давай. Или я. Пихай еще, еще шуба влезет.

Саша взяла вторую шубу, полегче, коричневую, и стала утрамбовывать ее в тележечную сумку. Плохо, конечно, что шуба помнется. Но главное, чтобы не порвалась. Анька смотрела, как Саша мучается с шубой, потом остановила ее.

– Надо осторожней. Это на продажу. Норка из Турции.

Она достала шубу, расстелила ее на земле, аккуратно сложила в несколько раз и сама засунула в сумку.

– Что-то ты дышишь тяжело и вся красная. Давай я теперь побегу.

Саша сунула руку за пазуху и сдернула с шеи ключ. Хорошо, что снова забыла его пристегнуть – так бы возилась еще с ним. Анька забрала резинку с ключом и побежала. Сидеть одной под кустом и сторожить видеомагнитофон, когда поблизости ходят грабители, было неприятно. Саша уселась на крышку и пошире расставила ноги. Когда преступники заглянут во двор, они не заметят магнитофон. Если, конечно, не подойдут вплотную, не раздвинут ветки куста и не посмотрят Саше под ноги.

Холодно! С утра подморозило, а она в куртке. Надо было шубу надевать. Но кто же знал, что придется на улице столько сидеть? Она получше завязала шарф и спрятала руки в рукава. Вдруг вспомнила Светку, про которую с утра забыла. Надо же, ведь и к тете Люсе не зашла. Ей стало стыдно. Некрасиво, конечно. Но она должна помогать Аньке, с Анькой они лучшие друзья, чем со Светкой. Хотя к Светке всё равно надо будет зайти. Как только разберутся, что дальше делать, она сбегает, тем более что на втором этаже свет горит во всем коридоре.

– О чем думаешь? – как-то не к месту задорно хлопнула ее по плечу вернувшаяся Анька.

Она была огненно-красная, волосы выбились из-под пушистой шапки, Анька еле дышала, но была веселая. О чем Саша думает? Не могла же она сказать, что выбирала, к Светке побежать или помогать Аньке? Вместо этого спросила:

– Как потащим? – И встала с магнитофона.

– Влезть-то должен, – протянула Анька, примерившись к сумке.

Вдвоем они кое-как засунули видеомагнитофон внутрь. Для этого пришлось положить тележку «на спину» и натянуть сумку, как чехол, на магнитофон. Потом они с трудом, на счет «три», подняли ее, поставили на колеса и покатили. Обе шли молча, потому что та и другая думала, как будут втаскивать тяжесть на верхний этаж.

Молчали до самого подъезда. Возле крыльца встали. Поднять тележку не удавалось. Невероятными усилиями они втащили ее на одну ступеньку и поняли, что четырнадцать пролетов не пронесут.

– Надо попросить кого-нибудь, – сказала Анька и осмотрелась – никого не было ни во дворе, ни на дороге.

– А если отберут? У нас, наверное, в доме ни у кого нет видеомагнитофона. Может, только у Ксенофонтовых был, но их сегодня обокрали.

– Кто это? – спросила Анька и тут же переключилась: – А мы скажем, что это картошка! Или сахар! Лучше скажем, что сахар – он тяжелее.

Саша хотела сказать, что в их доме тележку сахара тоже легко отберут, но говорить не стала – зачем пугать Аньку? У них всё равно нет выхода.

– Слушай, ты беги к Женьке, а я тут дождусь кого-нибудь. Может, дядя Толя пройдет или знакомые, – предложила Саша.

Анька немного подумала.

– Нет, беги лучше в милицию звонить. Камчатская, 12, квартира 27. Скажи, что там баба Тоня с ними. А я постою.

– Ты же не знаешь тут никого, беги ты, а я останусь кого-нибудь ждать, – Саша была так уверена в своей правоте, что слегка подтолкнула Аньку к дороге и взялась за ручку тележки.

Анька перетянула телегу к себе:

– Нет, ты иди. Я не умею звонить. Я никогда никому не звонила.

Ну и ну. Как это никогда не звонила? Поди, и телефона ни разу не видела? Саша быстро побежала за дом. Она умела звонить. И номер милиции знала – 02. Еще в прошлом году они с Танькой бегали вызывать милиционеров, когда на первом этаже наткнулись на драку. Они бы, может, и испугались звонить, но родители были на работе, а домой очень хотелось. Идти мимо драки боялись, поэтому вызвали милицию. Правда, никто тогда так и не приехал. Они намерзлись и сами побежали домой, мимо драки – там уже никто не дрался, только кровь была по всему этажу. Ну вот и автомат. Она сняла трубку, быстро набрала на диске «02», приготовилась говорить, даже отрепетировала в уме и только потом поняла, что никаких гудков в телефоне нет. Она подергала рычаг, подула в трубку, даже постучала ею о стену телефонной будки – гудки не появились. Надо бежать обратно.