Текст книги "Пустошь. Дом страха"

Блейк Крауч
Пустошь
Дом страха

Blake Crouch

DESERT PLACES

This edition published by arrangement with InkWell Management LLC and Synopsis Literary Agency

Серия «Город в Нигде. Кинообложка»

© Blake Crouch, 2011

© С. М. Саксин, перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

В каждом из нас живет другой.

И этот другой – убийца…

Посвящается моим родителям, Клэю и Сюзен Краучам

Слова благодарности

С самого начала я был в хороших руках. Линда Аллен дала мне веру и поддержку и обеспечила прочный фундамент. Она – потрясающий литературный агент и замечательный друг. Марсия Маркленд произвела незабываемое впечатление своей редакторской работой. Блэнд Симпсон, величайший писатель всех времен, первым поверил в меня. С его литературным талантом может сравниться только щедрое великодушие по отношению к ученикам. Мэри Элис Кир и Анна Коттл оказались просто потрясающими, и я признателен им за то, что они были рядом. Диана Су проявила себя настоящим супергероем. Доктор медицинских наук Сэм Стаут, доктор медицинских наук Тед Вэнс, Майкл Джеймс и Марианна Фьюирер поделились своими познаниями в медицине и фармацевтике, ответив на несколько заковыристых вопросов. Пол Лоури стал для меня энциклопедией огнестрельного оружия. Мирна Вуархей рассказала мне о скотоводстве в Пайндейле, а доктор биологических наук Сандра Л. Митчелл любезно предоставила сведения о флоре и фауне высокогорных пустынь округа Саблетт, штат Вайоминг. Доктор филологических наук Ричи Кэндолл, еще одно светило из Университета Северной Каролины, помог решить вопрос, связанный с Шекспиром. Все ошибки, преувеличения и неточности всецело лежат на моей совести. В этот величайший момент, когда работа близится к завершению, меня переполняют теплые чувства к моим родителям Клэю и Сюзен Краучам. Мой брат Джордан предлагает замечательные названия для моих книг, хотя ему самому они не нравятся. Он великолепный парень, и он станет писателем. Что касается жены, мое везение не поддается никаким оценкам. Ребекка, твои любовь и дружба ведут меня вперед. И, наконец, признательный кивок Памеле Бамгарнер, которая поддерживала во мне огонь творчества в непростое время.

 
Поэтому пугаете напрасно
Тем, что миры безмерны и безгласны
И небеса мертвы. Здесь, за дверьми,
Пространства столь же пусты и ужасны[1]1
  Р. Фрост «Пространства», пер. В. Топорова. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть].
 

Часть первая

Глава 1

В тот чудесный майский вечер я сидел за письменным столом, наблюдая за тем, как солнце садится за озером Норман. До этого момента день был просто превосходным. Я встал в пять утра, как обычно, и, как всегда, приготовил на завтрак омлет и миску свежих ананасов. В шесть часов я уже сел за работу и не останавливался до полудня. Я пожарил двух краппи, которых поймал накануне вечером, и только сел обедать, как мне позвонил мой литературный агент. Когда я завершаю работу над книгой, все мои дела берет на себя Синтия. У нее было для меня несколько сообщений, из них лишь одно действительно важное: переговоры об экранизации моего последнего романа «Синее убийство» завершились. Разумеется, это была хорошая новость, но по моим книгам уже сняты два фильма, так что я к этому привык.

До вечера я работал в своем кабинете и покинул его в половине седьмого. Окончательное редактирование своей последней рукописи, еще не имеющей названия, я собирался завершить завтра. Я устал, но надо было закончить, ибо в течение недели на книжных полках должен был появиться мой новый триллер «Поджигатель». Я наслаждался истощением, следствием целого дня работы. Руки мои болели от клавиатуры, глаза слезились от долгого напряжения. Выключив компьютер, я откатился от стола в кресле на колесиках.

Выйдя из дома, я направился по длинной дороге, вымощенной щебнем, к почтовому ящику. За целый день я впервые оказался на улице, и резкий солнечный свет, проникающий сквозь ряды высоких сосен, обрамляющих дорожку с обеих сторон, обжигал мне глаза. Царила полная тишина. В пятнадцати милях к югу Шарлотт все еще «стоял» намертво, закупоренный сплошной пробкой вечернего часа пик, и я порадовался тому, что не являюсь частью этого безумия. Слушая хруст камешков под ногами, я мысленно представил себе своего друга Уолтера Лансинга, кипящего от злости в своем «Кадиллаке». Сейчас он должен был проклинать последними словами непрерывный гул клаксонов и сплошную вереницу задних габаритных огней, медленно тащась домой к жене и детям от редакции выходящего раз в квартал журнала «Турист», посвященного природе… Нет, это определенно не для меня. Я предпочитаю одиночество.

В кои-то веки почтовый ящик не оказался заполнен под завязку. Внутри лежали два конверта: один со счетом, другой чистый, если не считать напечатанного адреса. Почта от поклонников.

Вернувшись в дом, я смешал коктейль и отправился на веранду с почтой и книгой по криминальной патологии. Устроившись в кресле-качалке, разместил все, кроме коктейля, на стеклянном столике и уставился на воду. Задний дворик небольшой, а по краям его раскинулся на четверть мили в обе стороны густой лес, ограждающий от ближайших соседей мой дом, где я живу на протяжении вот уже десяти лет. Весна в этом году пришла только в середине апреля, поэтому в сплошной зелени различных оттенков тут и там еще виднелись белые с розовым цветки кизила. Сочная трава сбегала к потемневшему от непогоды деревянному причалу у самой кромки воды, где вдоль берега росли плакучие ивы, опустившие в воду кончики своих ветвей.

В том месте, где озеро примыкает к моему поместью, оно имеет в ширину больше мили, и дома на противоположном берегу видны только зимой, когда деревья сбрасывают покрывало листвы. Поэтому сейчас, в самый разгар весны, когда ветви покрылись нежной зеленью, озеро принадлежало мне одному, и я чувствовал себя единственной живой душой на многие мили вокруг.

Поставив недопитый стакан на столик, я вскрыл первый конверт. Как и ожидалось, в нем оказался счет от телефонной компании, и я внимательно изучил внушительный список звонков. Закончив, отложил счет и взял второй конверт. Марки на нем не было, что показалось мне странным. Вскрыв конверт, я достал лист белой бумаги и развернул его. Посредине черными чернилами был напечатан один абзац:

Привет! На твоей земле погребен труп, покрытый твоей кровью. Несчастную молодую даму зовут Рита Джонс. Не сомневаюсь, ты видел лицо этой пропавшей без вести учительницы в выпусках новостей. В кармане ее джинсов ты найдешь клочок бумаги с номером телефона. У тебя есть один день, чтобы позвонить по этому номеру. Если завтра (17 апреля) до 20.00 ты не свяжешься со мной, в полицейское управление Шарлотта поступит анонимный звонок. Я сообщу, где именно во владениях Эндрю Томаса зарыт труп Риты Джонс, как она была убита и где в доме находится орудие убийства. (Насколько мне известно, с кухни пропал разделочный нож.) Ради твоего же блага я надеюсь, что мне не придется делать этот звонок. На месте могилы я оставил знак. Просто иди вдоль берега к южной границе имения, и ты его найдешь. Настоятельно советую не обращаться в полицию, поскольку я непрерывно наблюдаю за тобой.

Легкая улыбка тронула мои губы. Я даже иронично хмыкнул. Поскольку я пишу о преступлениях и насилии, мои поклонники нередко демонстрируют извращенное чувство юмора. Я получал угрозы, выразительные рисунки и даже сообщения от людей, утверждающих, что совершили убийства в духе тех, которые были описаны в моих романах. Но все же это письмо я решил сохранить. Столь оригинальное послание я еще не получал.

Я еще раз перечитал письмо, однако теперь у меня возникло неприятное ощущение, вызванное в первую очередь тем, что автор продемонстрировал определенное знание расположения моего поместья. Кроме того, разделочного ножа на кухне действительно не оказалось. Аккуратно сложив письмо, я убрал его в карман жилета армейского образца и спустился с крыльца к тропе, ведущей к озеру.

* * *

Солнечные лучи пробивались сквозь дымку, раскрашивая горизонт на западе потеками пролитой краски. Я постоял на берегу озера, глядя на лакированную водную гладь, насыщенную сочными оранжевыми, темно-красными и пурпурными тонами. Казалось, столкнулись вместе два заката.

Вопреки здравому смыслу я двинулся вдоль берега на юг и вскоре уже ступал по шуршащему пологу листвы. Пройдя около одной восьмой мили, остановился. Под ногами, среди россыпи розовых цветов горного лавра, я увидел маленький красный флажок, закрепленный на куске ржавой железной проволоки, воткнутом в землю. Флажок трепетал на ветру, дующем со стороны воды. Несомненно, это шутка, подумал я, и чертовски хорошая.

Я разгреб опавшую листву, окружавшую отметку, и у меня гулко заколотилось сердце. Земля под флажком была плотно утрамбована – нетронутая почва выглядит совсем не так. Когда я убрал все листья, моему взору открылся даже частичный отпечаток ноги.

Сбегав в дом, я вернулся с лопатой. Поскольку земля уже была перекопана, первые полтора фута, прямо под отметкой, дались мне легко. На глубине двух футов острие лопаты воткнулось во что-то мягкое. У меня замерло сердце. Отбросив лопату, я упал на четвереньки и принялся разгребать землю руками. Мне в нос ударило зловоние, и, по мере того как я копал, оно становилось все сильнее.

Мои пальцы наткнулись на плоть. В ужасе отдернув руки, я отпрянул от ямы. Поднявшись на ноги, уставился на лодыжку цвета кофе с молоком, едва проступающую под тонким слоем земли. Запах разложения стал невыносимым. Дыша только ртом, я снова взялся за лопату.

Когда тело полностью открылось и я увидел то, что сделал с человеческим лицом месяц пребывания в земле, меня вывернуло на пожухлую листву. Я наивно полагал, что, поскольку пишу о таких вещах, нервы у меня должны быть крепкими. Изучая жуткую работу серийных убийц, я осмотрел бесчисленное количество изуродованных трупов. Но еще ни разу мне не приходилось вдыхать запах разложившейся в земле человеческой плоти, видеть насекомых, копошащихся во влажных полостях…

Совладав с собой, я зажал ладонью рот и нос и снова заглянул в яму. Лицо было обезображено до неузнаваемости, но тело, несомненно, принадлежало невысокой чернокожей женщине, пухленькой, с довольно полными ногами. На ней была футболка, когда-то белая, теперь же перепачканная кровью и грязью. На груди в ткани зияла большая дыра, как раз напротив сердца. Обрезанные джинсы закрывали ноги до коленей. Снова опустившись на четвереньки, я задержал дыхание и протянул руку к карману. Ноги убитой раздулись, распухли, и мне с большим трудом удалось просунуть руку в узкие джинсы. Ничего не найдя в первом кармане, я перешагнул через яму и проверил второй. Засунув руку внутрь, вытащил листок от «гадального печенья»[2]2
  «Гадальное печенье» – печенье из двух половинок, между которыми вкладывается листок с шутливым предсказанием или пророчеством.


[Закрыть] и откинулся назад, жадно вдыхая полной грудью свежий воздух. На одной стороне был записан номер телефона, на другой – «В ЭТОЙ ПУСТЫНЕ ТЫ ЕДИНСТВЕННЫЙ ЦВЕТОК МЕДИТАЦИИ».

Через пять минут труп вместе с флажком был снова зарыт в землю. Я принес с берега осколок гранита и установил его на примятую землю. Затем вернулся в дом. Времени было без четверти восемь, и небосвод уже погас.

Два часа спустя, сидя на диване в гостиной, я набрал номер телефона, написанный на листке. Все двери в доме были заперты, горел почти весь свет, а на коленях у меня лежала холодная гладь нержавеющей стали револьвера калибра.357.

В полицию я не позвонил только по одной веской причине. Возможно, утверждение о том, что на убитой есть моя кровь, было ложью, однако разделочный нож пропал уже несколько недель назад. Поиски Риты Джонс, которые велись управлением полиции Шарлотта, занимали ведущее место в выпусках новостей. Если ее труп будет обнаружен в моих владениях, если выяснится, что она была убита моим ножом – возможно, с моими отпечатками пальцев, – этого будет более чем достаточно, чтобы предъявить мне официальное обвинение. Я изучил достаточное количество судебных процессов по убийствам и прекрасно это понимал.

Услышав в трубке первый гудок, я поднял взгляд на сводчатый потолок гостиной, посмотрел на черный рояль, на котором так и не научился играть, на мраморный камин, на разрозненные произведения искусства, украшающие стены. Женщина по имени Карен, с которой я встречался на протяжении почти двух лет, убедила меня купить полдюжины произведений одного недавно умершего минималиста из Нью-Йорка, подписывающего свои работы «Ломан». С первого взгляда этот Ломан не произвел на меня никакого впечатления, но Карен заверила меня, что со временем я его «пойму». И вот теперь, расставшись с двадцатью семью тысячами долларов и очередной невестой, я смотрел на уродство размером десять на двенадцать футов, висящее над камином: холст бурого поносного цвета, с желтым шаром размером с баскетбольный мяч в правом верхнем углу. Помимо «Коричневой композиции № 2», стены моего дома украшали еще четыре похожих шедевра этого гения живописи, но их я еще как-то мог терпеть. На стене внизу у лестницы красовалась «Игра» стоимостью двенадцать тысяч долларов – заключенная в стекло груда чучел животных, сшитых вместе в отвратительное скопление тел, при воспоминании о котором лицо у меня и сейчас залилось краской. Но я улыбнулся, и комок в груди, не дававший о себе знать с прошлой зимы, острой болью пронзил внутренности. Моя язва по имени Карен. Ты по-прежнему здесь. По-прежнему причиняешь мне боль.

Второй гудок.

Я скользнул взглядом по лестнице, поднимающейся к открытой галерее второго этажа, и закрыл глаза. Вспомнил вечеринку, устроенную всего неделю назад: гости смеются, говорят о политике и о книгах, заполняя тишину моего дома. Мысленно увидел наверху мужчин и женщин, облокотившихся на дубовые перила, взирающих сверху на гостиную, на бар, на кухню. Они приветственно поднимали бокалы, махали мне, улыбались…

Третий гудок.

Мой взгляд упал на фотографию матери – пять на семь дюймов, в стеклянной рамке, стоящую на обсидиане рояля. Мать была единственным членом семьи, с кем я поддерживал связь. Хотя у меня есть родственники на Тихоокеанском побережье, во Флориде, и довольно много в обеих Каролинах, я встречаюсь с ними редко – на свадьбах, похоронах и семейных сборищах, куда меня заставляет ходить вместе с ней моя мать. Но поскольку отца моего давно нет в живых, а с братом я не виделся тринадцать лет, семья для меня ничего не значит. Меня поддерживают мои друзья, и, вопреки расхожему мнению, я вовсе не отличаюсь тем затворническим духом, который мне приписывают. Друзья действительно мне нужны.

На фотографии мать сидела на корточках у могилы отца, пропалывая алые лилии, растущие в тени надгробия. В окружении цветов видно было одно только ее сильное, доброе лицо, сосредоточенное на том, чтобы навести порядок на последнем земном пристанище мужа под магнолией, на которую он меня учил залезать, получившуюся на снимке размытой зеленью листвы на заднем плане.

Четвертый гудок.

– Ты видел труп?

Судя по всему, мужчина говорил, обмотав телефон полотенцем. В его четком, отрывистом голосе не было ни чувств, ни колебаний.

– Да.

– Я выпотрошил ее твоим разделочным ножом и спрятал нож у тебя в доме. На нем полно твоих отпечатков пальцев. – Неизвестный откашлялся. – Четыре месяца назад доктор Сю делал анализ твоей крови. Пробирка потерялась. Помнишь, тебе пришлось приходить снова и сдавать кровь еще раз?

– Да.

– Это я украл пробирку. Часть ее содержимого – на белой рубашке Риты Джонс. Остальное – на других.

– Каких других?

– Я делаю всего один звонок – и ты проводишь остаток своих дней за решеткой, а то и получаешь высшую меру.

– Я только хочу…

– Заткни свою пасть! Ты получишь по почте билет на самолет. Готовься к вылету. Возьми с собой одежду и туалетные принадлежности и больше ничего. Прошлое лето ты провел на Арубе. Скажешь своим друзьям, что опять отправляешься туда.

– Откуда вам это известно?

– Я много чего о тебе знаю, Эндрю.

– У меня выходит книга! – взмолился я. – Назначены встречи с читателями. Мой литературный агент…

– Солги ей что-нибудь.

– Она не поймет, если я уеду просто так.

– Пошли Синтию Маттис к черту. Ты солжешь ей ради собственной безопасности, ибо если только у меня появится тень подозрения, что ты захватил кого-нибудь с собой или кто-то знает правду, ты отправишься в тюрьму или умрешь. Я гарантирую одно или другое. И надеюсь, что у тебя хватит ума не отслеживать этот номер. Телефон краденый.

– Как я могу быть уверен в том, что со мной ничего не случится?

– Никак. Но если после телефонного разговора с тобой у меня не будет абсолютной уверенности в том, что ты полетишь туда, куда я скажу, я сегодня же позвоню в полицию. Или навещу тебя, пока ты будешь спать. Тебе лучше убрать свой «Смит-и-Вессон».

Вскочив с места, я стремительно развернулся, сжимая револьвер в мокрых от пота руках. В доме стояла полная тишина, только колокольчики на столе тихо позвякивали, качаясь на ветру. Я выглянул в большие окна гостиной на черное озеро. В тронутой рябью поверхности отражались огни причала. В небольшой бухте вдалеке на причале Уолтера горел голубой огонек; мы называли его «фонарем Гэтсби». Мой взгляд прошелся по траве и опушке леса, но было слишком темно, и мне ничего не удалось разглядеть.

– В доме меня нет, – сказал неизвестный. – Сядь!

Я почувствовал, как у меня внутри вскипает что-то – злость и страх, бешеная ярость, порожденная несправедливостью.

– Изменение планов, – решительно заявил я. – Я заканчиваю разговор, набираю девять-один-один, и будь что будет. А ты можешь отправляться…

– Если чувство самосохранения не является для тебя достаточной мотивацией, есть одна пожилая женщина по имени Джанет. Я мог бы…

– Я тебя убью!

– Шестьдесят пять лет, живет одна. Думаю, она будет рада обществу. Ну, что ты думаешь? Мне нужно наведаться в гости к твоей матери, чтобы доказать серьезность своих намерений? О чем тут думать? Эндрю, скажи, что ты сядешь на этот самолет. Скажи так, чтобы мне сегодня ночью не пришлось навещать твою мать.

– Я сяду на этот самолет.

В телефоне раздался щелчок, и связь оборвалась.

Глава 2

Влажным душным утром 21 мая, когда первые крупные капли дождя упали на землю, я запер дверь своего дома на берегу озера и потащил здоровенную черную сумку к белому «Кадиллаку Девиль». Сидящий за рулем Уолтер Лансинг открыл багажник, и я забросил сумку внутрь.

– Черт побери, куда ты собрался? – весело спросил Уолтер, когда «Кадиллак» медленно покатил по дорожке.

Я позвонил ему три часа назад, объяснил, что мне нужно в аэропорт, попросил заехать за мной в половине одиннадцатого и положил трубку до того, как он успел хоть что-нибудь спросить.

– Мне нужно отъехать на какое-то время, – уклончиво сказал я.

– Куда? Ты набрал с собой много барахла.

Уолтер улыбался. Я чувствовал это по его тону, провожая взглядом свой дом, уплывающий назад в зеркале заднего вида.

– Просто отъехать, – сказал я.

– Ты нарочно напускаешь туману?

Его небритое лицо покрылось бисеринками пота, он провел пальцами сквозь короткие седые волосы. Уолтер оглянулся на меня, ожидая моего ответа. Иссиня-черные тучи пролились сплошной стеной дождя, вдалеке прогремел глухой раскат грома.

– Энди, что стряслось?

– Ничего. Я закончил книгу. Я устал. Мне нужно переменить обстановку – сам знаешь, что это такое.

Уолтер вздохнул, а я, отвернувшись к окну, уставился на мелькающие мимо деревья, слушая стук дождя по ветровому стеклу. Совсем недавно в машине ездила жена Уолтера Бет. Я чувствовал запах ее шампуня – сладковатый аромат можжевельника. У меня в ногах на коврике валялась розовая пилка для ногтей.

– Ты возвращаешься на Арубу? – спросил Уолтер.

– Нет. – Я не хотел врать без особой нужды.

– Значит, я так понял, Синтии ты тоже ничего не сказал.

Я покачал головой.

– «Поджигатель» выходит из печати. Синтия будет в бешенстве!

– Вот почему я ей ничего не сказал. Она словно сержант из учебки. Позвони ей от моего имени, хорошо? Передай, мол, я сказал, что устал писать и мне нужно отдохнуть. Пусть не беспокоится.

– А когда Синтия спросит у меня, куда ты отправился?

– Скажешь ей, что знаешь только то, что это какой-то островок в южной части Тихого океана.

– Она решит, что я лгу.

– Это ее проблема. Она не твой агент.

– Пожалуйста, объясни мне, что происходит…

– Уолтер, не спрашивай.

Когда мы выехали на шоссе И-77 и повернули на юг, дождь лил как из ведра. Закрыв глаза, я медленно сделал вдох и выдох, пытаясь успокоить сердце, колотящееся так, будто я одну за другой выпил две чашки крепкого кофе. Мне хотелось вернуться назад. Турне в поддержку книги, а затем расслабленное безделье в уюте своего дома на берегу озера, пока лето будет вступать в свои права, – вот как я намеревался провести ближайшие месяцы.

– Позвони мне, – сказал Уолтер. – Или напиши. Просто дай знать, что у тебя все в порядке.

– Если у меня будет такая возможность, обязательно позвоню.

– Мне нужно разбирать твою почту и оплачивать счета?

– Да, я как раз собирался попросить тебя об этом.

– Энди, ты меня пугаешь, – сказал Уолтер.

Шелест щеток стеклоочистителя, скользящих туда и сюда, и гул двигателя стали оглушительно громкими. Я потыкал пальцем кнопки стеклоподъемника, но ничего не произошло. Уолтер забыл отключить защиту от детей.

Вдалеке на фоне пышной зелени плато Пидмонт появились очертания Шарлотта. Верхние этажи словно обезглавленных зданий терялись в сплошной пелене грозовых туч. Взглянув на меня, Уолтер попытался улыбнуться.

– Не сомневаюсь, у тебя все будет в порядке.

– Если честно, я сам не знаю. Вот в чем дело.

В одиннадцать часов мы подъехали к главному входу в международный аэропорт имени Дугласа. Мы вышли из машины, я достал из багажника свою сумку и закинул ее на плечо.

– Если хочешь, я тебя провожу, – предложил Уолтер.

– Нельзя.

Я обвел взглядом людей, входящих и выходящих в автоматические двери. Похоже, никому не было до нас никакого дела, поэтому я быстро достал из кармана сумки конверт из плотной бумаги и бросил его в багажник.

– Если я не вернусь к первому сентября, вскроешь конверт.

– Сентября?

– Уолтер, послушай. Никому ничего не говори. Если к назначенному сроку я не вернусь, ты поймешь, что делать с тем, что внутри. Я написал подробные инструкции.

Уолтер захлопнул багажник.

Наши взгляды встретились. Уолтер всмотрелся в мое лицо, сбитый с толку, встревоженный. Я оглядел его с ног до головы, чтобы сохранить в памяти его образ: он стоит в темно-сером костюме, без галстука, в белой хлопчатобумажной рубашке с двумя расстегнутыми пуговицами воротника. Мой лучший друг. Уолтер. Буду ли я, оглядываясь на это мгновение, проклинать себя за то, что не принял твою помощь? О господи!

– Увидимся, – сказал я.

Похлопав Уолтера по плечу, я прошел в аэропорт.

* * *

Прильнув к круглому иллюминатору, я рассудил, что самолет летит над Великими равнинами. Даже находясь на высоте нескольких миль над землей, я видел лишь бурый океан, простирающийся от одного горизонта до другого. Я сидел в мягком кресле салона первого класса, не пристегнутый ремнем безопасности. Из-за занавески, отделяющей меня от основного салона, доносился недовольный гомон сотни несчастных, летящих экономклассом. Я не мог припомнить, когда в последний раз летал экономклассом, и в дополнение к страху, сопровождающему меня всю дорогу в Денвер, ощутил некоторое удовлетворение от этой роскоши.

* * *

Я вошел в здание аэровокзала. Окинув взглядом длинный коридор, заполненный спешащими пассажирами, увидел пожилого мужчину в темном мундире шофера, пристально смотрящего на меня. Он держал картонную табличку с моей фамилией, выведенной большими, тонкими печатными буквами. Я подошел к нему.

– Я Эндрю Томас, – сказал я.

Козырек фуражки шофера едва доставал мне до плеча. Он оглядел меня с ног до головы широко раскрытыми встревоженными глазами.

– Добро пожаловать в Денвер. Меня зовут Хирам, – проскрежетал мужчина, и внезапно его угрюмое, осунувшееся лицо растянулось в улыбке. – На улице вас ждет лимузин. Вы еще не получили багаж?

Я последовал за ним; для своего возраста он шел очень быстро и легко. Мы быстро добрались до ленты выдачи багажа.

Пока мы ждали мою сумку, я сказал:

– Вы знаете, куда меня везти?

– Да, сэр, – ответил Хирам.

– И куда же?

Он укоризненно нахмурился.

– Мистер Томас, мне сказали, что для вас это должен быть сюрприз. Я получил хорошие деньги за то, чтобы сохранить все в тайне, так что не требуйте от меня, чтобы я испортил вам этот сюрприз.

– Вы ничего не потеряете, – заверил его я, изобразив добродушный смех. – Наоборот, я заплачу вам вдвое больше того, что вы получили.

Рассмеявшись, Хирам покачал головой.

– Меня предупредили, что вы предпримете что-нибудь в таком духе. И попросили сообщить об этом – и тогда мне заплатят вдвое больше того, что обещали вы.

– Замечательно, – сказал я. – Забудем об этом. Пусть это останется в тайне. Никому ничего не говорите.

Увидев на транспортере свою сумку, я потянулся за ней, но Хирам перехватил мою руку.

– Нет, мистер Томас, это моя работа.

– Ну что вы, всё в порядке. Сумка тяжелая.

– Мистер Томас, мне хорошо платят за мою работу. Так что дайте мне ее выполнить.

Отстранив меня, он неуклюже стащил мою сумку с ленты транспортера.

– Внутри хрупкие предметы, – предупредил я. – Я хотел бы нести ее сам.

– Нет, – отрезал Хирам, направляясь к выходу.

– Стойте! – крикнул я, привлекая внимание пассажиров, ждущих свой багаж.

Хирам остановился. Подбежав к нему, я сорвал сумку с его плеча.

– Я сам ее понесу, – сказал я.

Хирам прищурил запавшие глаза.

– Мне нужно в туалет, – сказал я. – Я мигом!

Отыскав туалет, я втиснулся в кабинку. Усевшись на унитаз, открыл сумку и сразу же увидел, что в ней рылись, ибо моя одежда была смята. Порывшись, я достал со дна черный ящик с револьвером, который задекларировал на регистрации.

Я отпер и открыл ящик, достал «Смит-и-Вессон» калибра.357 и положил его поверх одежды. Отыскав под носками коробку с патронами, вскрыл ее и вставил в барабан пять патронов с пулями с полым наконечником. Затем, засунув револьвер за пояс и опустив сверху просторную зеленую футболку, убрал пустой ящик и коробку с патронами в сумку, застегнул ее и вышел из кабинки.

У писсуаров стояли трое, и я поспешил пройти мимо них. Если меня поймают, это тюрьма, думал я, пробираясь сквозь скопление людей назад к Хираму. Тяжелый револьвер, казалось, грозил вывалиться из брюк на пол.

Мы вышли из аэропорта, и Хирам провел меня к черному лимузину. Я отдал ему сумку, он уложил ее в багажник и открыл передо мной дверь. Я забрался внутрь, смутно ожидая найти там кого-нибудь. Но внутри никого не было – только безукоризненный серый салон лимузина.

После того как Хирам сел за руль и завел двигатель, он обернулся и сказал:

– Если вас это интересует, здесь есть мини-бар и телевизор. Если вам что-либо понадобится, мистер Томас, просто дайте мне знать.

Выехав со стоянки, Хирам направился прочь от аэропорта. Выглянув в сильно тонированное стекло, я увидел вдалеке на западе, за сверкающей лентой асфальта, бурую массу гор. Мне захотелось затеряться в них, спасаясь от той преисподней, которая меня ждала.