Текст книги "Пустошь. Дом страха"

Глава 10

День 10.

Я снова чувствую себя свободным. Орсон подарил мне этот день – и теперь я сижу на вершине той скалы, о которой столько писал, и взираю сверху на измученную жаждой пустошь. Я нахожусь на высоте добрых четырехсот футов над уровнем пустыни, сижу на плоском камне, и мне открывается панорамный вид на семьдесят миль.

В небе над головой кружит беркут. Интересно, где его гнездо – не в редких ли зарослях можжевельника на гребне?

Если посмотреть назад, в пяти милях на восток за бревенчатым домом видно что-то вроде дороги. Я видел, как по этой узкой серой ленте пронеслись три серебристые точки. Наверное, это были машины. Но мне это никак не поможет. Пост дорожной полиции мог бы располагаться прямо рядом с домом. Я принадлежу Орсону с потрохами. Он сфотографировал, как я вскрываю убитую женщину. Сегодня утром он оставил снимки у меня на письменном столе.

Этой ночью мне снова снилась Ширли. Я пронес ее на руках через ночную пустыню и передал родным. Уходя, я видел, как она, в красной с серым тенниске, улыбаясь, стоит с мужем и тремя детьми.

Я наблюдал, как за прошедший день в настроении Орсона произошла разительная перемена. Он перестал быть угрюмым. Как он сказал, для него это нормальная пора. Но огонь вернется, и я боюсь этого больше, чем чего бы то ни было.

Я подумываю о том, чтобы просто убить Орсона. Он постепенно начинает мне доверять. Сделаю я вот что: возьму тяжелую подпорку для книг и размозжу ему голову, как он сам поступил с тем несчастным бездомным. Но что мне это даст? Я абсолютно убежден в том, что у Орсона достаточно обличающих улик, чтобы отправить меня прямиком в камеру смертников, даже если я его убью. Кроме того, прошлой ночью я вспомнил нечто такое, что вселяет в меня ужас: в одном из своих писем Орсон пригрозил, что некто доставит пакет с уликами в отделение полиции Шарлотта, если только он сам лично его не остановит. Кто помогает Орсону?

* * *

Бросив дощечку, на которой я писал, на землю, я вскочил с камня и пристально всмотрелся вниз. У подножья скалы, с той стороны, что скрыта от дома, стоял всадник, смотрящий на меня. Хотя на таком расстоянии он казался лишь бурой точкой, я разглядел, что он машет мне рукой. Испугавшись, что всадник окликнет меня, я помахал ему в ответ, убрал дощечку в маленький рюкзак и начал как мог быстро спускаться вниз.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы преодолеть крутой спуск, избегая наиболее опасных обрывов. У меня заложило уши, я оказался внизу совершенно обессиленный, запыхавшийся, с горящими ногами. Тяжело дыша, я прислонился к большому валуну.

Всадник стоял в десяти шагах от меня. Посмотрев на меня, лошадь заржала и вывалила огромную кучу дерьма. Мои глаза жгло от пыли, и я стал тереть их до тех пор, пока выступившие слезы не смыли частицы мельчайшего песка. Только тогда я поднял взгляд на всадника.

Он был в ковбойской шляпе цвета темного шоколада, в коричневой клетчатой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и бурых брюках. Его лицо, обветренное и сморщенное, излучало силу, и это позволяло предположить, что на самом деле он не так стар, как выглядит, что его преждевременно состарили годы напряженного труда и постоянное пребывание на открытом воздухе, на солнце и на ветру.

Я полагал, незнакомец заговорит, но вместо этого он затянулся самокруткой. Задержав дым в легких, он предложил марихуану мне, но я молча покачал головой. Через какое-то время незнакомец выпустил облачко сладковатого дыма. Порыв ветра тотчас же отогнал дым прочь, рассеивая его в знойном воздухе. Незнакомец посмотрел на меня, прищурившись, и его карие глаза полностью скрылись в складках кожи.

– Я полагал, вы Дейв Паркер, – промолвил незнакомец. – Будь я проклят, если вы не похожи на него.

– Вы имеете в виду хозяина дома с той стороны скалы?

– Его самого. – Незнакомец снова затянулся.

– Я его брат, – сказал я. – Как вы с ним познакомились?

– Как я с ним познакомился? – удивленно спросил незнакомец, удерживая дым в легких и говоря горлом. – Раньше это был мой дом. – Он выпустил дым с последними словами. – Вы этого не знали?

– Дейв не говорил мне, у кого купил дом, а сам я здесь всего несколько дней. Мы с братом уже давно не виделись друг с другом.

– Тысяча чертей, все это, покуда хватает глаз, принадлежит мне. Мое ранчо находится в десяти милях вон там. – Незнакомец указал на север, в сторону гор. – На этих землях пасется мое стадо в четыре сотни голов.

– В этой пустыне?

– Да, сейчас здесь сухо, но после хорошего дождя земля покрывается канадским рисом. К тому же мы гоняем стада пастись на Уиндсе. Да, я ни за что не продал бы этот домик, но ваш брат предложил за него целое состояние. Он стоит прямо посреди моей земли. Вот я и продал вашему брату дом и десять акров. Черт побери, ума не приложу, зачем кому-то понадобился здесь дом. Смотреть тут не на что, и зимой сюда приезжать нет никакого смысла. Но это его деньги, он волен делать с ними все что угодно.

– Когда брат купил у вас этот дом?

– Твою мать, у меня в голове все перемешалось… Думаю, доктор Паркер приобрел дом в девяносто первом.

– Доктор Паркер?

– Он ведь доктор каких-то наук, разве не так? Черт побери, должно быть, исторических, так? Разве он не доктор исторических наук? Я не говорил с ним уже два года, так что, возможно, я ошибаюсь…

– Он сказал, чтобы вы обращались к нему «доктор»? – перебил я. Натянуто рассмеявшись, я отвлек внимание незнакомца от шквала вопросов, который собирался на него обрушить. – Ублюдок возомнил о себе невесть что!

– Не судите его слишком строго, – со смехом сказал ковбой.

Я облегченно улыбнулся, радуясь тому, что он успокоился, хотя, несомненно, моей заслуги тут было мало.

– Он по-прежнему преподает в колледже на севере? – спросил незнакомец. – Моя память теперь ни хрена не стоит. Кажется, в Вермонте… По его словам, он преподает осенью и весной, а лето любит проводить здесь. По крайней мере, так было два года назад.

– О! Да, преподает. Конечно.

Я постарался скрыть в своем голосе изумление. Ни за что на свете я не ожидал встретить в этой пустыне другого человека. Это наполнило меня восторженным возбуждением, и я молил бога о том, чтобы Орсон не увидел ковбоя, приблизившегося к его дому.

– Ну, пожалуй, мне пора двигаться дальше, – сказал незнакомец. – Пока день не закончился, мне нужно еще много чего объехать. Передавайте доктору Паркеру от меня привет. Кстати, а вас как зовут?

– Майк. Майк Паркер.

– Перси Мэддинг.

– Рад был с вами познакомиться, Перси, – сказал я и, шагнув вперед, пожал его затянутую в перчатку руку.

– И я тоже, Майк. Может быть, ребята, я как-нибудь загляну к вам с бутылкой текилы и вот этим.

Он помахал потухшим косячком.

– Вообще-то мы через несколько дней отъезжаем. Возвращаемся на восток.

– О, жаль! Что ж, ребята, пожелаю вам счастливого пути.

– Спасибо, – сказал я. – Да, и еще одно. Что это за горный хребет на северо-востоке?

– Уайнд-Риверс, – ответил Мэддинг. – Самые прекрасные горы в нашем штате. И туристов здесь мало, не то что в Тетонс или Йеллоустоуне.

Достав из кармана серебристую зажигалку, Перси снова раскурил самокрутку и легонько тронул сапогом лошадь.

– Вперед, Захарий! – щелкнув языком, сказал он.

Лошадь побежала рысцой, и Мэддинг быстро скрылся из виду.

Глава 11

Ближе к вечеру я вошел в дом, обливаясь по́том. Орсон лежал на полу в гостиной, голой спиной на холодном камне, с книгой в руках. Осторожно перешагнув через него, я рухнул на диван.

– Ты только что испортил поэму. – Швырнув книгу на пол, Орсон встретился со мной взглядом. – Я должен прочитать поэму от начала до конца, не отрываясь. Только так поэзия расцветает по-настоящему. Ее необходимо поглощать целиком, а не разрозненными кусками.

– Что за поэма?

– «Полые люди»[6]6
  «Полые люди» – поэма английского поэта американского происхождения Т. С. Элиота (1888–1965).


[Закрыть], – раздраженно ответил Орсон, глядя на открытые стропила, поддерживающие крышу.

Внезапно он вскочил на ноги, исключительно за счет силы ног. Подсев ко мне на диван, побарабанил пальцами по колену, игриво глядя на меня. У меня мелькнула мысль, видел ли он ковбоя.

– Иди помойся, – резко сказал Орсон.

– А в чем дело?

Он молча прищурился. Повторять еще раз ему не пришлось.

* * *

Взглянув в зеркало заднего обозрения, я увидел удаляющийся дом. Солнце, лишь считаные мгновения назад скрывшееся за горизонтом, по-прежнему проливало розовато-лиловый свет на западную кромку неба. Пустыня после захода солнца окрасилась в марсианский багрянец, и у меня на глазах земля снова становилась черной и безжизненной. Направляясь на восток, я смотрел прямо вперед. Ночная темнота уже поглотила хребет Уайнд-Риверс.

Мы мчались по проселочной дороге, ровной ленте, уходившей вперед подобно инверсионному следу самолета. Орсон не проронил ни слова с тех самых пор, как мы покинули дом. Я опустил стекло со своей стороны, и ночной воздух охлаждал мое обожженное солнцем лицо.

Орсон резко ткнул сапогом в педаль тормоза, и машина остановилась. В нескольких сотнях футов впереди простиралось пустынное шоссе, то самое, которое я видел со скал. Опустив руку, Орсон поднял с пола наручники и бросил их мне на колени.

– Надень один браслет себе на правую руку, а второй пристегни к двери.

Я сделал так, как он сказал.

– Зачем мы сюда приехали? – спросил я.

Наклонившись ко мне, Орсон проверил, надежно ли застегнуты наручники, и заглушил двигатель. Тотчас же наступила полная тишина, ибо с приходом сумерек ветер утих. Я не отрывал взгляда от брата, а он сидел, уставившись прямо перед собой. На нем были синий рабочий комбинезон и сапоги из змеиной кожи. Я был в коричневом комбинезоне, такого же покроя. Один из четырех шкафов в коридоре, соединяющем наши спальни и гостиную, был полон ими.

У Орсона отросла щетина, отбросившая тень на его лицо, в точности такую же, какая лежала на моем. Подобные мелочи образуют между близнецами самую прочную связь, и я, наблюдая за Орсоном, ощутил искорку теплоты в сосуде, уже давным-давно умершем для любви подобного рода. Но сейчас передо мной был не тот человек, которого я когда-то знал. Чудовище. Потеря брата была сродни потере какого-то жизненно важного органа, однако сейчас, глядя на Орсона, я чувствовал себя человеком после операции, которому мерещится, что ампутированная конечность отросла заново – демоническая, не подвластная моей воле.

– Ты часто видишься с мамой? – спросил Орсон, уставившись на шоссе перед собой.

– Я езжу в Висконсин дважды в месяц. Мы вместе обедаем, а затем навещаем могилу отца.

– Что она носит? – спросил Орсон, по-прежнему не отрывая взгляда от шоссе, не смотря на меня.

– Не понимаю…

– Ее одежда. Что она носит?

– В основном платья. Мама одевается так же, как и раньше.

– Она надевает то синее с подсолнухами?

– Не знаю.

– Когда мама мне снится, она неизменно в нем. Я как-то раз отправился посмотреть на нее, – медленно произнес Орсон. – Ездил взад и вперед по Рейс-стрит, наблюдая за домом в надежде хотя бы мельком увидеть ее на крыльце или в окно. Но так ни разу и не увидел.

– А почему ты просто не заглянул к ней?

– И что бы я ей сказал? – Остановившись, Орсон сглотнул комок в горле. – Она хоть изредка спрашивает обо мне?

Я подумал было о том, чтобы соврать, но затем не нашел никаких причин щадить его чувства.

– Нет.

– Вы говорите обо мне?

– Если говорю я, то только о том времени, когда мы были маленькими. Но мне кажется, что даже эти воспоминания перестали доставлять маме удовольствие.

На шоссе в стороне севера показалось пятно света, так далеко, что разделить фары было еще нельзя.

– Эта машина появится здесь не раньше чем через десять минут, – сказал Орсон. – До нее еще несколько миль. Дороги здесь прямые и ровные, так что расстояние обманчиво.

Правая моя рука ныла, стиснутая браслетом наручников. Кровь не доходила до пальцев, но я не жаловался. Я растер пальцы, восстанавливая кровообращение.

– Скажи честно, зачем я тебе вообще нужен? – спросил я.

Но Орсон продолжал смотреть на приближающийся свет фар, как будто я не произнес ни слова.

– Орсон, – повторил я, – зачем я тебе…

– Я же все сказал еще в первый день. Я даю тебе образование.

– Ты полагаешь, чтение долбаных нудных книг целый день напролет обеспечивает образование?

Орсон пристально посмотрел мне в глаза.

– Книги не имеют к этому никакого отношения. Определенно, ты уже должен был догадаться.

Он завел двигатель, и мы покатили к шоссе. Теперь уже совсем стемнело, небо полностью лишилось света. Мы переехали через полосу асфальта и остановились на противоположной обочине. Я посмотрел на свет фар, и впервые мне показалось, что он стал ближе. Я недоуменно оглянулся на брата.

– Сиди смирно, – сказал тот.

Заглушив двигатель, Орсон открыл дверь и вышел из машины. Достав из кармана белый носовой платок, привязал его к антенне, затем закрыл дверь и просунул голову в открытое окно.

– Энди, – предостерегающим тоном произнес он, – ни звука!

Скрестив руки на груди, брат сел на край капота. Я поднял стекло, стараясь перебороть тревогу, но ничего не мог поделать с собой. Просто смотрел вперед, моля бога о том, чтобы машина проехала мимо. Через какое-то время послышался шум двигателя. Свет фар приближался.

Мимо пронесся микроавтобус. В зеркало заднего обозрения я увидел вспыхнувшие стоп-сигналы. Развернувшись, микроавтобус медленно проехал назад и остановился на противоположной обочине. Водитель открыл дверь, и в салоне зажегся свет. На заднем сиденье – дети. Мужчина нашего возраста, сказав что-то своей жене, выбрался из машины и уверенно направился к нам. Дети следили за ним сквозь тонированное стекло.

Мужчина был в шортах цвета хаки, сандалиях и красной футболке. Он был похож на преуспевающего адвоката, вывезшего свое семейство в отпуск.

– Проблемы с машиной? – спросил мужчина, пересекая прерывистую желтую разметку и останавливаясь у обочины.

Мой брат усмехнулся.

– Да, эта малышка жадна до бензина.

Я увидел на севере новый свет фар.

– Вас подбросить? – предложил мужчина. – Или вы можете позвонить с моего сотового.

– Да нет, вон сюда кто-то едет, – сказал Орсон. – Мне бы не хотелось вас беспокоить.

Господи, спасибо тебе!

– Ну, мое дело предложить. Плохое место для поломки.

– Полностью с вами согласен. – Орсон протянул руку. – Все равно большое спасибо.

Улыбнувшись, мужчина пожал ему руку.

– Ну тогда мы поедем. Надеюсь до полуночи добраться до Йеллоустоуна. Ребята просто смерть как хотят увидеть этот чертов гейзер.

– Счастливого пути! – пожелал ему Орсон.

Мужчина вернулся к микроавтобусу и сел за руль. Мой брат помахал детям на заднем сиденье, и те, радостно засмеявшись, помахали в ответ. Микроавтобус тронулся. Я проводил взглядом в зеркало заднего обозрения, как его задние габаритные огни растаяли в темноте.

Теперь следующая машина была уже совсем близко. Она сбросила скорость еще до того, как поравнялась с нами, затем свернула на обочину на нашей стороне и остановилась всего в десяти шагах от переднего бампера орсоновского «Бьюика». Из черного пикапа «Форд», огромного чудовища с целой линейкой слепящих прожекторов на крыше, вылез грузный мужчина с солидным пивным брюшком. Он не стал глушить двигатель, и яркий свет фар жег мне глаза. Из динамиков ревела рок-баллада. Водитель шатающейся походкой направился к Орсону, и я сразу же понял, что он пьян. Из другой двери выбрались еще двое, также направившиеся к моему брату.

– Привет, джентльмены, – поздоровался Орсон, когда они его обступили.

У всех троих губы были в белом соусе. Оба пассажира были в ковбойских шляпах, спутанные сальные волосы водителя прикрывала потрепанная красная бейсболка.

– У тебя что-то с машиной? – спросил водитель.

Сплюнув на дорогу, он вытер рот тыльной стороной руки, а затем вытер руку о черную майку с серебристо-голубой эмблемой «Форда». В последнее время этот тип определенно не брился.

– Понятия не имею, – ответил Орсон. – Я надеялся, остановится кто-нибудь, разбирающийся в механике.

Пассажиры затряслись в пьяном смехе, водитель оглянулся на них и ухмыльнулся. Зубы у всех троих от никотина и нездоровой еды были желтыми и гнилыми, но, несмотря на проблемы с личной гигиеной, никому из них еще не было и тридцати.

– Откуда ты, парень? – спросил один из пассажиров.

Окинув оценивающим взглядом высокого тощего парня, Орсон улыбнулся.

– Из Миссури.

– Далековато от дома ты забрался, а? – заметил тот, отпивая глоток пива из банки.

– Да, верно, – согласился Орсон, – и я буду очень признателен вам за помощь.

– Возможно, тебе придется за это заплатить, – сказал водитель. – Возможно, тебе придется заплатить кругленькую сумму.

Он оглянулся на своих дружков, и все трое рассмеялись.

– Неприятности мне не нужны.

– Сколько у тебя с собой денег? – спросил верзила, стоящий посредине.

Черные косматые бакенбарды, волосатая грудь, торчащая между черными джинсами и засаленной футболкой – он выглядел крайне неопрятно. Мне показалось, даже сквозь стекло я чувствую исходящий от него перегар.

– Не знаю, – сказал Орсон. – Надо заглянуть в бумажник.

Осторожно обойдя водителя, он направился к багажнику. Проходя мимо меня, улыбнулся и подмигнул. Я услышал, как открылся багажник, затем последовал шелест пластика.

Водитель заметил, что я пристально смотрю на него.

– Твоему дружку здорово достанется, если он будет так пялиться на меня.

– Он совершенно безобидный, – успокоил его Орсон. – Послушайте, я могу дать вам двадцать долларов. Этого хватит?

Водитель изумленно сверкнул глазами.

– Дай-ка проверить твой бумажник, – наконец сказал он.

– Зачем?

– Твою мать, я сказал, дай свой бумажник!

Орсон колебался.

– Парень, ты что, сдурел? Хочешь, чтобы я хорошенько надрал тебе задницу?

– Послушайте, ребята, я же сказал, что не хочу никаких неприятностей. – Орсон наполнил свой голос страхом.

– Тогда живо выкладывай свой бумажник, тупица! – сказал второй пассажир, грузный и рыхлый. – Нам нужно добавить пива.

– Вы почините мою машину?

Все трое взорвались презрительным хохотом.

– У меня больше, чем двадцать долларов! – взмолился Орсон. – Хотя бы загляните под капот и скажите, в чем дело.

Орсон приблизился к «Бьюику» спереди. Просунув руку сквозь решетку радиатора, он нажал на рычаг и поднял массивный капот, после чего вернулся туда, где стоял до того, с правой стороны машины, рядом со мной. Теперь я не видел ничего, кроме своего брата, разговаривающего с тремя пьяными.

– Ну только взгляните! – настаивал Орсон. – Ребята, если вы хоть что-нибудь смыслите в машинах…

– Я разбираюсь в машинах, – остановил его голос водителя. – Долбаный городской придурок ни хрена ни в чем не смыслит, так?

«Бьюик» заскрипел и просел на рессорах под тяжестью человека, забравшегося на бампер.

– Посмотрите на радиатор, – сказал Орсон. – Двигатель почему-то перегревается.

Машина снова дернулась.

– Нет, нет, внутри, – подсказал Орсон. – По-моему, там что-то расплавилось. Вам нужно посмотреть вблизи. Ребята, отойдите в сторону, вы загораживаете ему свет.

Приглушенный голос начал:

– Я ни хрена не вижу, твою мать…

Орсон захлопнул капот. Двое пассажиров пронзительно вскрикнули и в ужасе отскочили назад. На ветровое стекло брызнули капли крови. Орсон приподнял капот и снова с силой его захлопнул. Новые брызги крови, обмякшее тело водителя сползло на землю.

– Хватай ружье! – крикнул жирный, но оба пассажира не двинулись с места.

– Ребята, не беспокойтесь об этом, – тем же самым робким голосом промолвил Орсон. – У меня есть оружие. – Он направил на них мой «Смит-и-Вессон». – Надеюсь, вы не настолько налакались, чтобы не понять, что это такое. – Ты, – приказал он тощему, – подбери голову своего приятеля.

Парень выронил банку с пивом.

– Ну же, не бойся, она тебя не укусит.

Парень схватил голову за длинные сальные волосы и поднял с земли.

– Проходите сюда, ребята, – продолжал Орсон. – Идите вдоль машины. Вот так.

Оба прошли с левой стороны машины, Орсон прошел мимо меня. Я обернулся, чтобы посмотреть в заднее стекло, но крышка багажника была поднята. Орсон так его и не закрыл.

– Извините насчет бумажника…

– Залезайте внутрь, – приказал Орсон.

Машина не шелохнулась.

– Мне что, нужно прострелить вам обоим коленные чашечки и самому затаскивать вас в багажник? Если без этого можно обойтись, я бы предпочел не пачкать вашей кровью всю машину.

Щелкнул взведенный курок, и машина тотчас же затряслась под тяжестью людей, неуклюже забирающихся в багажник.

– Глупенькие, глупенькие мальчишки! – с укоризной промолвил Орсон. – Для вас было бы лучше, если б вы все трое заглянули под капот.

Он захлопнул багажник и направился к пикапу, а я услышал, как парни захныкали. Затем они начали кричать и колотить по крышке багажника кулаками и ногами. Забравшись в кабину пикапа, Орсон погасил фары и прожекторы на крыше, и я услышал все еще льющуюся из динамиков балладу, надрывное гитарное соло, звенящее в пустыне. Наконец мои глаза освоились в темноте, и к этому времени музыка умолкла. Открылась передняя левая дверь «Бьюика», и Орсон взял с заднего сиденья деревянный брусок и моток веревки.

– Если они и дальше будут шуметь, – сказал он, – пригрози, что прибьешь их.

– Смотри! – Я указал на шоссе, где вдалеке снова показался свет фар.

Отвязав от антенны носовой платок, Орсон бегом вернулся к пикапу. Забравшись в кабину, он включил передачу и съехал с шоссе, направив пикап в пустыню. Несколько минут возился в кабине. Пленники в багажнике продолжали стонать. Опьянение усилило их страх, отчего мольбы стали отчаяннее. Я не сказал ни слова, а свет фар продолжал приближаться.

«Форд» на полной скорости уехал в пустыню. Я проводил его взглядом сначала в ветровое стекло, затем в окно со стороны водителя. Через десять секунд пикап скрылся в ночи. Орсон бегом вернулся к своей машине, запыхавшийся. Показав мне большие пальцы, он оттащил обезглавленный труп водителя к багажнику, затем подбежал к моей двери.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Орсон, распахивая дверь.

Расстегнув наручники, он вручил мне ключи от машины. Проходя к багажнику «Бьюика», я слышал вдалеке шум приближающейся машины и видел задние габариты микроавтобуса, еще не успевшие полностью растаять во мраке – крошечное красное пятнышко, едва различимое. Я цеплялся за эту семью. Мы их отпустили! Мы их отпустили! Опустив взгляд, я увидел, что номерной знак на «Бьюике» по-прежнему отсутствует.

Орсон указал на распростертого на земле водителя.

– Как только я скажу, отпираешь багажник и кидаешь его внутрь, – сказал он. – Сможешь?

Я молча кивнул.

– Джентльмены! – крикнул Орсон. – Багажник открывается, но я держу вас под прицелом. Если только шелохнетесь, я нажимаю на спусковой крючок!

Посмотрев на меня, Орсон кивнул. Я открыл багажник, стараясь не смотреть внутрь, а также на тело, которое мне предстояло поднять. Оторвав водителя от земли, я запихнул его тяжелое обмякшее тело поверх двух его приятелей, после чего захлопнул крышку, и мы вернулись в машину.

Орсон завел двигатель, когда встречная машина уже поравнялась с «Бьюиком». Свет ее фар озарил салон, и я ахнул, увидев свой комбинезон, облитый кровью, которая собиралась на плотной ткани лужицами и стекала в сапоги. Я крикнул, призывая Орсона остановить машину. Вывалившись из «Бьюика», я упал на четвереньки и закружил на месте, оттирая руки сухой землей до тех пор, пока кровь не скаталась в шарики.

Из машины до меня донесся голос Орсона. Мой брат колотил руками по рулевому колесу, сотрясаясь от хохота.