Текст книги "Стэн Ли. Создатель великой вселенной Marvel"

Боб Батчелор
Стэн Ли. Создатель великой вселенной Marvel

Bob Batchelor

Stan Lee. The Man Behind Marvel

Translated from the English Language edition of Stan Lee: The Man behind Marvel, by Bob Batchelor, originally published by Rowman & Littlefield Publishers, an imprint of The Rowman & Littlefield Publishing Group, Inc., Lanham, MD, USA. Copyright © 2017 by the author(s). Translated into and published in the Russian language by arrangement with Rowman & Littlefield Publishing Group, Inc. All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means electronic or mechanical including photocopying, reprinting, or on any information storage or retrieval system, without permission in writing from Rowman & Littlefield Publishing Group

фото на обложке Riccardo Ghilardi/Getty Images

Во внутреннем оформлении использованы фотографии: © AP Photo / AP Images / EAST NEWS; © Willy Sanjuan / Invision / AP Images / EAST NEWS

© Перевод, Романовский Д., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Моему сердцу, моей душе, моей дочери, которая помогла написать эту книгу, Кассандре Дилан.

Всю свою любовь, которую я не смогу выразить на бумаге, я направляю Сюзетте и Софии, за нескончаемые радость, любовь и смех.

Предисловие Рассвет карьеры

«Стэн, мы должны создать кучу новых супергероев. Ты сам знаешь, что на это, черт побери, есть спрос», – рявкал издатель Timely Comics Мартин Гудмен на своего редактора Стэна Ли[1]1
  «Stan Lee’s Mutants, Monsters and Marvels», реж. Скотт Закарин (2002; Бербанк, CA: Sony Pictures, 2002), DVD.


[Закрыть].

Когда Гудмен чувствовал тенденцию развития рынка, он не стеснялся в выражениях. Его глаза загорались мыслью о том, что кассовые сборы по всей стране побьют все рекорды. Он будто слышал звон монет, падающих в кассу из детских рук. Монет, которые в конечном итоге должны были оказаться в его кармане.

Ощущение Гудмена исходило не от божественного вдохновения или счастливого предчувствия. Однажды после игры в гольф с руководителями главного конкурирующего издания National Periodical Publications (позднее DC – родины Супермена, Бэтмена и Чудо-женщины), Гудмен услышал, как они хвастались новой линейкой комиксов, которые хорошо продавались. В частности, они рассказали о новой команде супергероев, серия о которой должна была быть запущена в ближайшее время. Гудмен не любил отдавать славу конкурентам, поэтому очень вдохновился услышанными новостями. Вернувшись в офис, он закричал Стэну о создании еще одной новой команды супергероев, чтобы не только не отставать от DC Comics… но и превзойти их успех.

Однако Гудмен знал, что его старый редактор часто страдал от приступов разочарования и отчаяния. Ли чувствовал, что не может больше работать в индустрии комиксов. Он боролся с навязчивой мыслью о том, чтобы бросить 20-летнюю карьеру, несмотря на хорошую стабильную заработную плату, которую выплачивал его весьма посредственный начальник.

«Мы пишем полную чушь… настоящий мусор», – сказал Стэн своей жене Джоан. «Я хочу уйти, – признался он. – Хотя после всех этих лет я не знаю, где еще смогу добиться успеха. Это глупое занятие для взрослого человека»[2]2
  Там же.


[Закрыть].

Ли провел десятки лет жизни, выпуская множество книг, которыми большинство взрослых пренебрегало, – от глупых рассказов про животных до военных и романтических историй. Он работал вместе с Джо Саймоном и Джеком Кирби над ранними комиксами о супергероях, но они так и не стали популярными. Постоянный шквал работы с жесткими сроками и деспотичный стиль управления Гудмена сильно выматывали. Ли был готов к практически любым переменам в жизни – лишь бы больше не заниматься комиксами.

Угрюмый и измученный, Стэн приехал домой в Лонг-Айленд после утомительного дня в офисе на Мэдисон-авеню. Обеспокоенный и напряженный, он размышлял об альтернативной карьере, но не знал, куда податься. Что, если он не сможет содержать свою семью? Как ему поступить? Ли рассказал Джоан о неотложном задании Гудмена и попросил у нее совета.

«Если ты все равно собираешься отказаться, почему бы тебе не сделать книгу такой, какой бы ты хотел видеть ее сам – вне рамок вашей системы? – сказала она. – Худшее из того, что может случиться, – это то, что он уволит тебя, но ты ведь все равно хочешь уйти»[3]3
  Там же.


[Закрыть]. Работа Ли висела на волоске – карьера, которая охватывала более двух десятилетий. Именно благодаря ей у него были хороший дом на Лонг-Айленде и стабильный хороший заработок, в отличие от детских лет, когда его отец столкнулся с проблемой постоянной безработицы.

Страх и отчаяние могут быть отличными мотиваторами. Ли прислушался к мудрым словам жены. В конце концов, Джоани была его лучшим другом и самым близким доверенным лицом. Пребывая на грани полного отчаяния, он принял решение. Возможно, риск действительно оправдан и ему все-таки удастся не только выбраться из рутины, но и сохранить работу. Ли понял, что у него нет выбора.

Несмотря на неуверенность в том, что его ожидает в будущем, и обеспокоенность тем, что увольнение с работы может означать финансовый крах, поддержка и одобрение Джоани дали Стэну уверенность в том, что ему действительно нужно. Он совершит последнюю отчаянную попытку изменить свою карьеру, которую начал, еще будучи выпускником школы, ищущим стабильный заработок.

Ли решил последовать совету Гудмена. Он хотел создать самобытную группу супергероев, не основываясь на обычных типажах персонажей DC и других компаний, издающих комиксы. Босс Ли даже предложил нелепое название для новой команды: «Праведная лига». Стэн уже видел что-то подобное среди заголовков DC.

Но он считал, что его герои должны быть менее оторваны от реальности. «Это был шанс начать творить с удовольствием, – вспоминал он. – Быть более изобретательным, создать персонажей, которые жили бы как настоящие люди, заканчивать одни истории счастливым финалом, а другие наоборот – в общем, поместить всех героев в реальный мир»[4]4
  Дэвид Энтони Крафт, «The Foom Interview: Stan Lee, в «Stan Lee Conversations», под ред. Джеффа Маклафлина (Джексон: University Press of Mississippi, 2007), с. 63.


[Закрыть].

Ли решил рискнуть всем, наплевав на последствия. Что бы ни случилось, он надеялся, что создание комикса, который он сам хотел бы прочитать, принесет радость в его трудовую жизнь и приведет новых поклонников. Он сразу начал создавать наброски новой команды. «Я совершенно забыл об издателе. Я просто включился в процесс и собирался повеселиться, – объяснил Ли. – Мне было очень легко контролировать процесс, так как я писал практически все… Я мог создать героев именно такими, какими хотел. Я создавал свою собственную вселенную»[5]5
  Там же.


[Закрыть].

Давая себе возможность рисковать и быть максимально креативным, Ли взял на себя задачу создать «такую команду, какую мир комиксов еще не видел»[6]6
  Стэн Ли: «Origins of Marvel Comics», переработанное издание (Нью-Йорк: Marvel, 1997), с. 12.


[Закрыть]. Он осознал, что это тот самый момент для кардинальных перемен в жизни. «Только сейчас у меня есть шанс, – думал он, – сделать такую историю, которую мне самому понравилось бы читать». Слова Джоани по-прежнему звенели в ушах: «Ты мог бы создавать более глубокие и сложные сюжеты и интересных персонажей, которые говорят как живые люди»[7]7
  Процитировано в Стэн Ли и Джордж Мэйр: «Excelsior! The Amazing Life of Stan Lee» (Нью-Йорк: Simon and Schuster, 2002), с. 113.


[Закрыть]. Ее слова послужили прекрасным импульсом.

После нескольких лет создания комиксов о чудовищах и научно-фантастических историй, наполненных саспенсом, Ли обратился к тому, что хорошо знал. История новой команды супергероев должна была содержать отсылки ко всей популярной культуре, а не только к научной фантастике и популярным фильмам категории «Б». А еще она должна была отражать напряженные отношения в холодной войне с Советским Союзом, включая космическую и ядерную гонку.

Первым наброском, который Ли сделал без оглядки на традиционный тип супергероя, был Рид Ричардс – лидер команды. Вместо того чтобы наделить Ричардса красивым мускулистым телом, он сделал его блестящим успешным ученым, который любил похвастать своим умом. Далее Ли нужна была женская роль. Она была не типичной слабой подругой, просто ожидающей, когда ее мужчина спасет Землю. Сью Шторм была полноправным членом команды, а не просто пряталась за своего героя в маске. Ли рассказывал, что был полон решимости создать героев, которые не скрывали бы своих лиц. Он подумал, что, если бы сам был героем, то хотел бы, чтобы мир знал об этом. «Я никогда не стал бы хранить это в секрете, – объяснил Стэн. – Я слишком себя люблю»[8]8
  Ли, «Origins», с. 12.


[Закрыть].

Как только у него появилось два главных персонажа, Ли решил снова сделать все по-своему. Ему нужно было еще два персонажа, чтобы помещать их в различные комические ситуации. Одним из них должен был стать вспыльчивый подросток. Ли создал Джонни Шторма, младшего брата Сью – не второстепенного персонажа, характерного для всех комиксов того времени, а одного из главных героев, обладающего достаточной силой для самостоятельных действий. Наличие в команде брата и сестры должно было добавить дополнительного напряжения в повествование. Наконец, команде нужны были мускулы. Ли добавил к ним в команду грубого «синего воротничка» по имени Бен Гримм. Мозги Ричардса и мускулы Гримма вступили в симбиоз для борьбы со злом. В сценарии появилась напряженность, позволяющая читателям сравнивать их и, возможно, даже заставляющая принимать одну из сторон.

Стэн записывал все свои мысли левой рукой в блокнот, подчеркивая основные идеи сюжета и выделяя потенциальных героев – вновь и вновь, пока не понимал, что история становится похожей на классический сюжет для комикса. Вместо этого он сосредоточился на взаимодействии между товарищами по команде, подобно тому, как ладят семьи и люди работают в реальной жизни. «Я хотел думать о них как о реальных, живых, дышащих людях, чьи личные отношения были бы интересны для читателей и, что не менее важно, для меня»[9]9
  Ли и Мэйр, «Excelsior!», с. 114.


[Закрыть]. Ли целился на старшую аудиторию, полагая, что если читатели смогут относиться к супергероям, как к людям, то они действительно получат удовольствие от чтения. Телевидение и фильмы, несомненно, исказились из-за растущего интереса подростковой и юношеской аудитории, поэтому Ли нацелился туда тоже.

Осталось наделить всех членов команды суперспособностями. Стэн хотел отразить в сюжете напряженность отношений в холодной войне и опасность ядерной угрозы для всего человечества. Возможность ядерной войны пугала людей, поэтому она становилась основой для сюжетов рассказов и фильмов. Команда Ли отправилась в космос на исследовательской ракете. Когда корабль возвращался на Землю, экипаж был подвергнут воздействию космического излучения, наделившего их суперспособностями. По возвращении они поняли, что им нужно объединить свои силы во благо человечества.

Используя прием аллитерации, который так любил, Ли назвал свою команду изгоев «Фантастической четверкой» (Fantastic Four). Короче говоря, им было суждено не только спасти Землю и всю вселенную бесчисленное количество раз, но и сохранить карьеру Стэна Ли и навсегда изменить американскую культуру.

Глава 1
Стэнли Либер, Нью-Йорк

Магазинные зеваки отправились на Таймс-сквер через несколько дней после Рождества в четверг, 28 декабря 1922 года. Они приподняли свои воротники и инстинктивно хватались за шляпы, поскольку снег с дождем засыпал улицы Нью-Йорка. Темно-серые облака соответствовали настроениям города, пешеходы были полностью погружены в мрачную атмосферу. Внезапные порывы ветра сбивали женщин с тротуара и заставляли людей то и дело бегать за улетевшими шляпами. В разгар каникул между Рождеством и Новым годом по всему Восточному побережью бушевал шторм, засыпающий улицы снегом с дождем.

В крошечной манхэттенской квартире на 98-й улице и проспекте Уэст-Энда Джек и Селия Либер вряд ли замечали мрачную погоду на улице. В этот день родился их первый ребенок. Он получил имя Стэнли Мартин.

Малыш вошел в мир в своеобразное время в американской истории. Страна все еще переосмысливала глобальные потрясения и безумие Первой мировой войны, но двигалась вперед. После окончания войны национальные лидеры по всей земле искали пути обеспечения более мирного будущего для Европы. Американская экономика испытала резкий спад из-за необходимости перестраивать производство под военные нужды. Промышленность начала возвращаться к жизни только в 1922 году. Производилось все: от глянцевых автомобилей до новых трендов в одежде и бытовой кухонной техники.

Ни Селия, ни Джек не могли знать в день рождения своего сына, что мрачная погода была своего рода предзнаменованием. Наследие Великой войны повергло страну в Великую депрессию и оставило в лихорадке. В результате экономический хаос подведет семью Либера к нищете и практически уничтожит их брак.

Тем не менее Селия и Джек воспитывали мальчика, веря в то, что его ждет светлое будущее, невзирая на финансовые трудности, с которыми им пришлось столкнуться. Появление Стэнли Либера разогнало тучи, нависшие над городом в тот день, а вместе с тем и темные времена, вызванные Великой депрессией.

Так рождаются супергерои.

Родители молодого Стэнли были одними из миллионов иммигрантов, прибывших в Америку в начале XX века. Родившийся в Румынии в 1886 году, отец Стэнли прибыл в гавань Нью-Йорка в 1905-м. Хайману, который позже стал называть себя Джейкобом (или американизированным Джеком), было всего девятнадцать лет. В плавании Джека сопровождал Авраам (возможно, его брат), которому было только четырнадцать. Подростки присоединились к волне еврейских иммигрантов из восточноевропейских стран, переселявшихся в США в начале нового века. После десятилетий антисемитских погромов по всей Европе и России, в результате которых погибло бесчисленное количество человек, иммиграция в Соединенные Штаты резко возросла с 5000 человек в 1880 году до 258 000 в 1907 году. В общей сложности около 2,7 миллиона евреев со всей Европы иммигрировали в Америку в период с 1875 по 1924 год.

Молодой Хайман оставил жизнь в суровой Румынии, зажатой между Австро-Венгрией на севере, Сербией на западе, Болгарией на юге, Россией и Черным морем на востоке. Он покинул страну во время правления монарха Кароля I, который взял на себя управление нацией в 1881 году и правил до своей смерти в 1914 году. Поездка в Америку стоила Хайману и Аврааму 179 рублей на каждого – около 90 долларов – огромная сумма для того времени. Из этой суммы 50 рублей были предъявлены персоналу иммиграционного пункта на острове Эллис, чтобы продемонстрировать, что они смогут начать новую жизнь в новой стране[10]10
  Сумма равна примерно $3500.


[Закрыть].

Хайман и Авраам входили в первую крупную волну румын, которые отправились в Америку – 145 тысяч человек, переехавших между серединой 1890-х и 1920-х годов. Для большинства румын, рассматривающих эту перспективу, Соединенные Штаты обещали экономическую стабильность и свободу вероисповедания. Как и многие восточноевропейские евреи, первые группы отправились в Америку в поисках постоянного заработка, что позволило бы им вернуться на родину и купить землю. Общее число румынских иммигрантов было незначительным по сравнению с представителями других национальностей. Например, около 3 000 000 поляков иммигрировали в США в период с 1870 по 1920 год. Иммиграционная история еврейских румын резко отличалась от остальных и была более характерной для иммиграции евреев из Европы, которая происходила в ту эпоху. Дискриминация на родине заставляла румынских евреев оставаться в Америке, но у молодых евреев в Румынии было мало возможностей для полноценной карьеры. Законы запрещали евреям становиться адвокатами и врачами, а также притесняли раввинские семинарии. Государство считало евреев «пришельцами» или «иностранцами», независимо от того, как долго их предки жили в стране. По мнению других, уехавших из Румынии в Соединенные Штаты в этот период, принадлежность к меньшинству означала постоянную религиозную и этническую дискриминацию[11]11
  Гур Элрой: «Bread to Eat and Clothes to Wear: Letters from Jewish Migrants in the Early Twentieth Century» (Детройт: Wayne State University Press, 2011), с. 10.


[Закрыть].

Вмешательства властей были регулярными и повсеместными. По словам одного писателя, «румыны использовали завуалированное антиеврейское законодательство, избегая при этом внешнего применения варварских и жестоких действий, которые привлекли бы внимание и неодобрение цивилизованного мира»[12]12
  Дана Михайлеску: «Images of Romania and America in Early Twentieth-Century Romanian-Jewish Immigrant Life Stories in the United States», East European Jewish Affairs 42, ном. 1 (2012), с. 28.


[Закрыть].

Однако психологический террор имел серьезные последствия. В 1890-х годах было принято несколько законов, запрещающих образование для евреев, а антисемитизм открыто преподавался в румынских вузах.

Полусекретные погромы в Румынии запустили волну бесчисленных беспорядков против евреев и их повсеместного ограбления. Полиция и армия не только не предотвращали их, но и принимали в этом активное участие. Насилие стало настоящей проблемой для евреев. Как объясняет один историк: «Экономическая депрессия, которая стала особенно тяжелой в Румынии к концу XIX века, сопровождалась повышенным уровнем насилия, начиная с антиеврейских беспорядков в Бырладе (1867), Бузэу (1871), Ботошани (1890), Бухаресте (1897) и Яшани (1898)»[13]13
  Там же, с. 29.


[Закрыть]. Бóльшая часть этих новостей так и не дошла до США, поэтому не подвергалась вниманию со стороны СМИ.

Хайман в итоге остался в Нью-Йорке, но около 60 000 человек из первых групп иммиграции вернулись в Румынию. Другие иммигранты из Европы постоянно перемещались взад-вперед между Америкой и их родными странами. Тяготы, которые они испытывали в Соединенных Штатах, и потенциальные опасности в нестабильной экономике считались оправданными, поскольку зарабатываемые деньги были действительно хорошими для их родных стран. Однако после первого всплеска, который закончился на заре «Эпохи джаза», немногие румыны иммигрировали в Соединенные Штаты в течение следующих двадцати пяти лет. Цифры оставались маленькими и не поднимались, пока нация не столкнулась с угрозой нацистской оккупации во время Второй мировой войны.

По прибытии в США первые румынские иммигранты столкнулись с невзгодами, которые изменили традиционные сильные семейные ценности, привезенные ими с родины. Большинство переселенцев были неквалифицированными рабочими, поэтому жизнь на заводах и фабриках в американских промышленных городах оказалась опасной и трудной. Трудовые травмы и смертельные случаи на производстве были не редкостью среди иммигрантов всех этнических групп. Однако для еврейских иммигрантов из Румынии тяготы жизни в Нью-Йорке не могли сравниться с тем, что ожидало их на родине. Американская мечта дала им шанс на лучшую жизнь, несмотря на проблемы бедности и поиска подходящего жилья. Новые американцы получили религиозную свободу и безопасность.

Многие одинокие мужчины, такие как Хайман, ушли из дома и семьи, чтобы скрасить скудное существование. Часто эти одинокие рабочие группировались в домах – приютах или жили с другими румынскими семьями-иммигрантами. Для таких молодых людей культурная жизнь означала лишь встречи в местных ресторанах и салонах и церковные службы.

Еврейские иммигранты и здесь столкнулись с проявлениями антисемитизма, поэтому группировались вместе со своими соотечественниками, обеспечивая себе изоляцию от этих предрассудков. Относительно немногие из новых иммигрантов могли говорить или читать по-английски, поэтому им приходилось помогать своим родственникам, когда те сталкивались с языковыми проблемами. Вспоминая румынско-еврейский ресторан на Нижнем Ист-Сайде, Морис Самуэль сообщает, что люди собирались там, чтобы «есть карнац, бейгель, мамалыгу и кашкавал, выпивать… и играть в «Шестьдесят шесть» и табланет», разговаривая только на румынском диалекте идиш и рассказывая друг другу ностальгические истории о еврейских районах Бухареста. Истории, как правило, были печальными, поскольку рассказчики вспоминали в них антисемитские погромы, из-за которых они были вынуждены бежать из страны[14]14
  Там же, с. 32.


[Закрыть].

Хайман Либер и Абрахам вошли в индустрию одежды в Нью-Йорке в конце прошлого века, в то время, когда именно одежда была очень востребована. Многие еврейские иммигранты были квалифицированными мастерами (около 65 процентов от общего числа), но нельзя точно сказать, получили они соответствующие навыки в США или еще в Румынии. Антисемитские законы в области образования делают последнюю возможность почти невероятной. Один историк отмечает: «По прибытии в Соединенные Штаты многие иммигранты стали портными, даже если раньше они этим никогда не занимались, потому что эта профессия пользовалась спросом в Манхэттене»[15]15
  Элрой: «Bread to Eat and Clothes to Wear», с. 12.


[Закрыть].

Как и большинство эмигрантов первого поколения, Либер не любил рассказывать о своем прошлом и тех путях, которыми они добрались до Америки. Хотя многие иммигранты старались сохранить свою культуру, некоторые пытались как можно скорее адаптироваться к культуре американской, создать новую жизнь и открыть новые возможности для своей семьи. Люди предпочитали обсуждать свое будущее, а не тяготы прошлой жизни и изгнания[16]16
  Для человека, который проработал бóльшую часть своей жизни на публичной сцене и написал две разные автобиографии, Ли очень мало рассказывает о своих родителях, родственниках, этнической принадлежности или религии. В своих первых мемуарах он утверждает, что его родители оба были «румынскими иммигрантами». Однако в мемуарах 2014 г. Ли говорит, что только его отец был иммигрантом из Румынии, а мать «родилась в Нью-Йорке». Правда же заключается в том, что его мать тоже родилась в Румынии, хотя ее прошлое на родине для нас остается тайной. Для более подробной информации см. Стэн Ли и Джордж Мэйр: «Excelsior! The Amazing Life of Stan Lee» (Нью-Йорк: Simon and Schuster, 2002), с. 5; Стэн Ли, Питер Дэвид и Коллин Доран: «Amazing Fantastic Incredible: A Marvelous Memoir» (Нью-Йорк: Touchstone, 2015).


[Закрыть].

Их положение было таким же незавидным, как у бесчисленного множества еврейских семей, иммигрировавших в Нью-Йорк в начале XX века и старающихся приспособиться на новом месте[17]17
  Анализ десятков тысяч записей переписи населения США дает очень неполную картину о жизни родителей Ли и других членов семьи. Хотя эти записи проливают свет на часть жизни Ли, которую сам он редко обсуждает. Точность переписи населения в отношении иммигрантов была не очень высокой из-за языкового барьера, проблемы конфиденциальности и других причин. Работникам переписи было запрещено запрашивать доказательства, подтверждающие полученную ими информацию, поэтому им оставалось только верить в то, что эти сведения верны. В Нью-Йорке усилились трудности с получением работы, поэтому многие семьи были вынуждены жить в одном доме. В результате в некоторых записях перепутались имена и фамилии. В некоторых случаях семьи целиком пропадают из официальных документов. Ситуацию осложняет то, что все записи велись от руки – часто очень неразборчивым почерком. У переписчиков не было никакого стимула выполнять свою работу качественно и быстро. Многие из них просто знали людей в местных органах власти, поэтому получали эту работу.


[Закрыть].

В 1910 году Джейкоб и Авраам жили с Гершеном Мошковицем, пятидесятипятилетним русским и его румынской женой Мейнц на авеню А в Манхэттене. В семье было двое детей: Рози и Джозеф. Джозеф и Авраам значились в переписи работниками магазина. Джейкоб уже начал свою карьеру в качестве резчика в магазине пальто. Работник переписи отметил, что Либер, как и дети Мошковица, учился в школе, мог читать и писать по-английски, но больше не привел никаких подробностей. Они почти наверняка говорили на румынском диалекте идиша дома и с соседями[18]18
  С семьей Ли, как и со многими другими, иммигрировавшими в начале XX в., существует неопределенность относительно самых основных фактов. Например, в записях переписи имя его отца изменилось с Хаймана в 1910 г. на Джейкоба в 1920 г., а его датой рождения указан 1886 или 1888 г. Если последняя дата верна, то на момент трансатлантического путешествия ему было всего 17 лет. Авраам, который жил с ним в пансионе со старой русско-румынской парой и их детьми в 1910 г., исчез в более поздних документах, из-за чего можно предположить, что младший брат Джейкоба, возможно, был среди тысяч румынских иммигрантов, которые позже вернулись на родину. Также он мог уехать из Нью-Йорка с толпами иммигрантов, двигавшихся на Запад. Электронное письмо Джоан Либер Стэну Ли, 26 апреля 1998, Correspondence, 1998, Box 196, Stan Lee Papers, American Heritage Center, University of Wyoming.


[Закрыть].

Десять лет спустя, в 1920 году, тридцатичетырехлетний Джейкоб все еще жил с семьей Дэвида и Бекки Шварц и их тремя маленькими детьми в квартире на 114-й улице в Манхэттене. Шварцы переехали из Румынии в Америку в 1914 году. В отличие от Джейкоба, они не умели говорить, читать и писать по-английски. Личная жизнь иммигрантов в это время была неразрывно связана с трудовой. И Джейкоб, и Дэвид работали в швейной промышленности. На 114-й улице и ее окрестностях жили преимущественно еврейские иммигранты из России и Румынии, поэтому идиш был там гораздо более распространенным языком, чем английский. Оба Шварца были также значительно моложе Джейкоба (Дэвиду 26 лет, Бекки 25).

В течение последующих двух лет жизнь Джейкоба кардинально изменилась. В 1920 году он жил с семьей Шварц, но к концу 1922 года женился на Селии Соломон, а их первый сын Стэнли Мартин родился незадолго до Нового года[19]19
  К сожалению, не сохранились документы, которые могли бы рассказать о свадьбе Селии и Джека.


[Закрыть].

История иммиграции Соломонов отличалась от истории Либеров. Известно, что Соломоны всей большой семьей иммигрировали в Америку в 1901 году. Семья Соломон представляет собой более типичных еврейских иммигрантов рубежа XX века: они иммигрировали всей семьей, что было для них намного менее выгодно с финансовой точки зрения.

Девять лет спустя, к 1910 году, семья поселилась в многоквартирном доме на 4-й улице вместе со многими другими румынскими семьями. В разных документах отец и мать Селии фигурируют под разными именами: «Санфир» (или «Занфер») и «София» (или «Софи»). У Санфира, родившегося в 1865 году, и Софьи, появившейся на свет годом позже, было восемь детей. В 1903 году в Соединенных Штатах родился их сын Робби.

Годом рождения Селии значится 1892 или 1894-й. В 1910 году она работала продавцом в магазине Five and Dime. Она и ее старший брат Луи, работавший продавцом в магазине отделочных материалов, не посещали школу, в отличие от их младших братьев и сестер: Фриды, Исидора, Минни и Робби. Дети Соломона воплощали типичный путь для иммигрантов – старшие работали, чтобы помочь семье, а младшие получали образование. Как и многие из их румынских родственников, семья поселилась в Соединенных Штатах, стремясь к более высокому уровню жизни и используя все возможности для получения образования и понимания американской популярной культуры. Несмотря на то, что Санфир и София говорили на идише, их дети свободно говорили по-английски, что стало значительным шагом на пути адаптации к новой родине. Позже семья Соломона переехала на Западную 152-ю улицу[20]20
  Только четверо детей остались дома, и лишь Селия была указана неработающей. В одном из документов переписи датой рождения Селии указан 1894 г. – на два года позже, чем считалось ранее, но нет никаких сведений, почему в 26 лет она была безработной. Самая большая тайна относительно семейной истории Стэнли Либера связана с переписью 1930 г.


[Закрыть].

Ли вспоминает, что семья переехала из квартиры на пересечении Западной 98-й улицы и проспекта Уэст-Энда в Вашингтон-Хайтс в то время, когда родился его младший брат Ларри (26 октября 1931 года)[21]21
  В документах переписи 1930 г. нет никакой информации о Либерах. На то может быть несколько причин – начиная от плохой работы переписчиков, которые часто допускали ошибки или пропускали информацию, которую сложно было идентифицировать. Иногда они обращались к соседям, маленьким детям или неанглоязычным членам семьи для предоставления информации. Именно поэтому многие исчезли из официальной документации. К тому же семья могла просто переехать из одной части города в другую и пропустить визит переписчика. Также некоторые иммигранты могли сознательно избегать переписчиков, чтобы скрыть свое бедственное положение.


[Закрыть]. Этот шаг, безусловно, свидетельствует о сокращении численности их соседей. Великая депрессия разбила вдребезги все надежды Либера о достижении американской мечты.

Перед воротами епископской церкви на 29-й улице в Манхэттене, засунув руки глубоко в карманы и приподняв воротники пальто, дрожали от холода почти 2000 человек. В первые дни Великой депрессии подобные столпотворения были обычным явлением. Многие слышали, что церковь раздает еду бедным, и собирались в надежде получить немного, чтобы накормить свои семьи. Четверти из них пришлось развернуться и уйти, когда все запасы закончились. Отчаяние смешалось со страхом, многие так и остались голодными той ночью.

Снующие по улицам нуждающиеся и попрошайки раздражали жителей города. Многие из стоящих в очереди за едой мучились из-за того, что им приходится попрошайничать ради выживания. Люди, стоявшие в очереди за хлебом и принимающие любые подачки, чувствовали себя психологически сломленными, так как они были свидетелями и непосредственными участниками экономической гибели страны. Они не хотели прибегать к помощи. Американцы гордились своим трудолюбием и полагали, что они будут вознаграждены за подобное отношение. Большинство из тех, кто получал соцобеспечение в виде одежды, денег на еду и медикаменты, делали это неохотно.

Крах национальной экономики от рук брокеров с Уолл-стрит оставил страну обозленной и подавленной. Деньги являлись краеугольным камнем американской культуры в 1920-х годах. Брокеры и инвестиционные банкиры стали героями нового поколения – такие как Ник Кэррауэй из «Великого Гэтсби» Скотта Фицджеральда. Колебания курсов на Уолл-стрит, ценные бумаги и торговые спекуляции были у всех на устах. Перегретая экономика стала материалом для растопки, а алчность трейдеров с Уолл-стрит – искрой.

Вид отчаявшихся мужчин, плетущихся через Манхэттен, – настоящая картина национального отчаяния. Каждый из них также представлял собой искалеченную финансовым кризисом семью. После десятков лет жизни в Соединенных Штатах, наполненных любовью и семейными заботами, депрессия добралась и до Либеров. Стэнли, еще слишком маленький, чтобы понять масштабы случившегося, слышал лишь гнев и страдание в голосах своих родителей. «Одни из моих первых воспоминаний о родителях связаны с разговорами о том, что они будут делать, если у них не будет денег на оплату аренды, – говорит он. – К счастью, нас так и не выселили»[22]22
  Марк Лактер: «Stan Lee Marvel Comics Always Searching for a New Story», Inc., ноябрь 2009, с. 96.


[Закрыть]. Борьба за повседневные нужды заставляла семьи жить в режиме постоянной тревоги.

К моменту, когда фондовый рынок рухнул в конце 1929 года, Джейкоб находился в Соединенных Штатах уже более 20 лет. Однако ничто не могло спасти его самого и его коллег по работе во времена такого хаоса. Работа в индустрии одежды просто закончилась. По словам Ли, его отец пытался открыть закусочную, но потерпел неудачу, которая стоила ему всех накоплений[23]23
  Стэн Ли: «Excelsior!» Outline, 30 июля 1978, Box 96, Stan Lee Papers, American Heritage Center, University of Wyoming.


[Закрыть].

Продолжительная безработица сказалась на браке Джейкоба и Селии. Поскольку ситуация с каждым днем только усугублялась, Стэнли, которому не было даже семи, уже понимал, что его родители «спорят и постоянно ссорятся». Как заевшая пластинка, обреченная на то, чтобы играть вновь и вновь, звучали слова о деньгах и их отсутствии[24]24
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 7.


[Закрыть].

Румынские семьи всегда были известны своими прочными узами. Даже во время депрессии некоторые из отцов больших семей отказывались позволить своим детям работать, несмотря на финансовые проблемы, с которыми предстояло столкнуться из-за этого. Они осозновали, что образование по-прежнему прокладывает путь к карьерному успеху. Стэнли был слишком молод, чтобы внести какой-либо вклад в семью Либеров. Он провел самые трудные годы Великой депрессии, наблюдая и слушая, как ссорятся его родители.

Постоянные препирательства между Джеком и Селией прекращались в воскресенье вечером, когда мальчик и его родители усаживались вокруг радио[25]25
  Ли Дэвид, и Доран: «Amazing Fantastic».


[Закрыть]. Юный Стэнли любил слушать выступления чревовещателя Эдгара Бергена на передаче «Чейз и Санборн», которая транслировалась с восьми до девяти вечера в воскресенье в течение нескольких десятилетий. Деревянным «напарником» Бергена был Чарли Маккарти – шутливый, саркастичный рупор для юмористических сценок комика. Поскольку радиослушатели не могли видеть того, что Чарли был куклой, они получали удовольствие исключительно от комедийного таланта Бергена и его умения создавать харизматичных персонажей.

Пока Селия убирала квартиру или готовила на тесной кухне, Джейкоб искал работу, но он не мог скрыть бедственного положения семьи. Стэнли каждый день наблюдал, как его отец отправляется в город искать работу. Он возвращался каждый вечер еще более унылым, уставшим и отчаявшимся, чем за день до этого. Джек, по словам его сына, просто сидел за кухонным столом, глядя в никуда, все сильнее и сильнее унывая из-за того, что его семья балансировала на краю пропасти[26]26
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 8.


[Закрыть]. Она «просто ненавидела это, – вспоминал Ли. – Они никогда не ладили»[27]27
  Lee: «Excelsior!» Outline.


[Закрыть].

Селия часто брала деньги в долг у своих сестер. В попытке спасти свои скудные сбережения Либеры перебрались в квартиру с меньшей площадью в Бронксе, когда родился Ларри – младший брат Стэнли. Старший мальчик спал на диване в гостиной, расположенной, как и во многих квартирах с низкими потолками, в задней части здания. Окно выходило прямо на стену строения напротив. Тесные ограничения и еще один дополнительный рот усилили отчаяние семьи Либеров[28]28
  Джордан Рафаэль и Том Сперджен: «Stan Lee and the Rise and Fall of the American Comic Book» (Чикаго: Chicago Review Press, 2003), с. 4.


[Закрыть]. Стэнли вспоминает: «Все, что мы видели из окна, – кирпичная стена здания через переулок. Я не мог посмотреть, вышли ли другие дети на улицу, чтобы поиграть в бейсбол, или что-нибудь еще, к чему я мог бы присоединиться»[29]29
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 11.


[Закрыть].

В темной матросской одежде и фетровой шляпе маленький Стэнли Либер сидит на антикварном столе, опираясь на свою крошечную правую ручку. Многие родители фотографировали своих детей в таком образе в 1920-х годах. У мальчика мрачный завораживающий взгляд и отсутствующий вид. Будто у него есть ключ к пониманию какой-то далекой тайны.

Стэнли был слишком маленьким, чтобы понять тяжелое положение его семьи. Джин, сестра Селии, вспоминала, что Джек «всегда был требовательным к своим мальчикам». Он всегда следил за ними и требовал, чтобы они делали все ежедневные занятия именно так, как хочет он: «Почистите зубы вот так, вымойте язык и т. д.»[30]30
  Процитировано в Рафаэль и Сперджен: «Stan Lee and the Rise and Fall», с. 4.


[Закрыть]. Селия же была совсем другой. Она вдохновляла юного Стэнли своими собственными надеждами и мечтами и поддерживала ребенка на каждом шагу. Когда он научился читать, его мать осознала важность его образования для избавления семьи от страданий. «Она часто просила меня читать вслух, – вспоминает Стэнли. – Мне нравилось это делать. Я воображал, что читаю на бродвейской сцене перед огромной, восхищенной аудиторией»[31]31
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 12.


[Закрыть]. Селия и Джек боролись с суровыми последствиями депрессии, но мать всеми силами старалась оградить Стэнли от всего этого.