Текст книги "Стэн Ли. Создатель великой вселенной Marvel"

Глава 5
Главный враг государства

Книги комиксов горели!

По всей Америке на городских площадях, на парковках перед церквями и на школьных спортивных полях люди разжигали костры. Взрослые ополчились на комиксы и заставляли детей и подростков отказаться от чтения комиксов, которые те любили и с радостью покупали на карманные деньги. Сжигая комиксы, дым от которых поднимался в небо, родители и дети словно предупреждали издателей и акционеров в Нью-Йорке, что больше не собираются это терпеть!

«Преступные или сексуально извращенные идеи… атмосфера предательства, обмана и жестокости» – комиксы навязывали юным умам порочные мысли, по мнению инквизитора комиксов Фредерика Вертхэма, знаменитого психиатра и автора полемической книги «Соблазнение невинных»[111]111
  «Urges Comic Book Ban», New York Times, 4 сентября 1948, с. 16.


[Закрыть], изданной в 1945 году. Вертхэм начал свою кампанию в конце 1940-х, постоянно выступая против создателей комиксов и их творений в каждой сколько-нибудь популярной газете, на любой конференции или радиопрограмме. Он заявлял, что это позор для нации, опасный порок американской культуры, который нужно искоренить. Для него книги комиксов были проводниками зла, которые превосходили по воображаемой жестокости, числу убийств и размаху разрушений идеи самого Адольфа Гитлера.

Вертхэм видел прямую связь между проступками малолетних преступников и насилием, кровью и развратом, пропагандируемыми создателями комиксов. Будущее американских детей, по мнению Вертхэма, зависело от отказа от комиксов и их аморальности.

Для Вертхэма под вопросом стоял моральный компас всего государства!

Еще в 1938 году католическая организация под названием Национальная организация за приличную литературу (НОПЛ) начала выступать против «неприличной литературы». Группа католических священников постановила, что комиксы и журналы для взрослых являлись «печатным похабством» и «ужасающим злом, которое угрожает нравственной, социальной и национальной жизни нашей страны». В итоге епископы стали утверждать, что такие публикации «ослабят моральные ценности и таким образом уничтожат религию и социальный порядок»[112]112
  Процитировано в Томас Ф. О’Коннор: «The National Organization for Decent Literature: A Phase in American Catholic Censorship», Library Quarterly: Information, Community, Policy 65, ном. 4 (1995), с. 390.


[Закрыть]. В 1939 году организация подсчитала, что в месяц печаталось примерно пятнадцать миллионов непотребных журналов, которые читали около шестидесяти миллионов человек. Епископ Джон Ф. Нолл, председатель НОПЛ из города Форт-Уэйна, штат Индиана, первым открыто обвинил нью-йоркских издателей, якобы охотившихся за бедными детьми, и приравнял их деятельность к коммунистическому шпионажу в американском обществе.

Движение против популярных журналов и комиксов немного поутихло во время войны, но после нее маятник вновь качнулся в сторону комиксов. После того как ярость вылилась в медиа, местные городские управы попытались прекратить продажу комиксов, но среди населения назревал протест. Критика книг комиксов была схожа с недавними нелестными отзывами на кинофильмы, музыку и литературу. Массовая культура находилась под ударом, когда из-за критики «Улисса» Джеймса Джойса или введения кода Хейса деятели искусства были вынуждены следовать строгим стандартам цензуры. Каждый месяц НОПЛ издавала список, в который попадали от сорока до ста сорока «неприличных» комиксов. В список попадали как действительно скандальные LURID, например, «Преступный детектив» и «Любовные скандалы», так и популярный сатирический журнал «Мэд»[113]113
  Там же, с. 399.


[Закрыть].

После Второй мировой войны экономический расцвет и военная мощь подняли нацию. Но в то же время освободившееся свободное время дало людям возможность озаботиться теми идеями и проблемами, которые казались чересчур новаторскими. В век конформизма все, что выходило за пределы нормы, считалось дурным вкусом. В конце 1940-х многие национальные новостные каналы включились в борьбу с комиксами с помощью передач на радио ABC, колонок в журналах «New Republic» и «Collier’s».

Индустрия комиксов играла на руку реформаторам, выпуская нескончаемый поток детективов и ужастиков, изобилующих сценами насилия и секса. Некоторые издатели поняли, что собирающийся шторм может уничтожить всю отрасль. В конце 1948 года несколько главных издательских домов объединились и наняли Генри Шульца в качестве «царя комиксов», чтобы тот стал послом от ассоциации издателей журналов комиксов (АИЖК). Шульц стал адвокатом и членом собрания по высшему образованию Нью-Йорка. Через некоторое время АИЖК совершила прорыв, но так и не стала официальной организацией, так что остальные издательские дома начали игнорировать работу сообщества. В 1950 году ассоциация распалась[114]114
  Рон Гуларт: «Great American Comic Books» (Линкольнвуд, IL: Publications International, 2001), с. 210–12.


[Закрыть].

Даже несмотря на высокие продажи, небольшой магазинчик Гудмена не был в первом эшелоне индустрии, так что самопровозглашенные культурные надзиратели вроде Вертхэма или члены НОПЛ не пытались расправиться с Ли лично. Хотя Ли и утверждает, что участвовал в нескольких дебатах против самого Вертхэма или против одного из его приспешников в 1950-х, нет никаких свидетельств, подтверждающих его слова[115]115
  См. Обсуждение Ли в Стэн Ли и Джордж Мэйр: «Excelsior! The Amazing Life of Stan Lee» (Нью-Йорк: Simon and Schuster, 2002), с. 92–94.


[Закрыть].

В любом случае Ли попытался изобличить Вертхэма в комиксе «Саспенс» #29 (апрель 1953 года), который иллюстрировал один из ближайших друзей Ли, внештатный художник Джо Манили, позже трагически погибший под поездом. Преданный своему шокирующему и беззастенчивому стилю, Ли назвал историю «Буйный маньяк» и включил себя в качестве героя, ведущего воображаемый спор с персонажем, похожим на Вертхэма. Выслушав аргументы непрошеного гостя против комиксов, редактор с силой толкает его на стул и начинает пылкий монолог в защиту свободы, говоря: «При диктатуре люди пытаются насильно заставить тебя изменить свои мысли! Ты должен быть благодарен, что живешь в стране, где для этого пользуются только словами!» В конце истории читателей ждал сюжетный поворот, на которых специализировался Ли, – враг оказывается психом, сбежавшим из лечебницы.

В конце Ли возвращается домой, где его встречают Джоан и ДжейСи. Затем он убаюкивает дочь и рассказывает ей сказку на ночь о «маленьком перевозбужденном человечке». Неизвестно, попала ли эта история на стол к Вертхэму или к его сподвижникам, но Ли играл с огнем, пустив комикс в печать и направив на себя свет софитов[116]116
  Там же, с. 91.


[Закрыть]. «Я считал Вертхэма честным и рьяным фанатиком, – говорил Ли. – Я не переставал удивляться, как легко на это ведутся люди»[117]117
  Там же, с. 92, 93.


[Закрыть].

В результате публичных обвинений и мании участились случаи атак на комиксы, и в 1953 году США начали вести расследование, сформировав подкомиссию по несовершеннолетней преступности. Сенаторы осознали, что процессы, показанные по телевизору, имели огромное влияние после того, как похожая подкомиссия по организованной преступности под руководством Эстэс Кефаувэр привлекла огромное количество зрителей. В результате этого, благодаря поднявшемуся рейтингу демократ из штата Теннесси чуть не получил место президента. Роберт Хендриксон (Р-ЭнДжей) вел расследование, ему помогали Кефаувэр и еще четыре сенатора. Вслед за своим предшественником председатель показывал процесс по телевидению. Расследование велось в разных местах, включая Денвер, Бостон и Филадельфию. Сенаторы рассматривали разные случаи малолетних преступников сначала на основе показаний свидетелей, а затем Хендриксон заявлял, что будет анализировать книги комиксов. Звездным свидетелем был сам Вертхэм, который был рад получить общенациональную известность, ведь его ранние книги расходились меньшим тиражом. Кульминацией было свидетельство психиатра, много лет предупреждавшего о негативном влиянии комиксов на молодых читателей.

Слушания открылись в 1954 году, в комнате 110 в федеральном здании суда Нью-Йорка. Вереница экспертов в области образования, социологии и работы с детьми подтвердили факт негативного влияния издателей и художников, но неожиданно оказалось, что многие зрители не нашли свидетельства против комиксов достаточными. Конечно, Вертхэм был наиболее яростным обвинителем. В какой-то момент он сказал: «Я думаю, что Гитлер был просто сосунком по сравнению с создателями комиксов. Они тянут свои лапы к совсем маленьким детям. Малыши учатся расовой ненависти раньше, чем начинают читать»[118]118
  Процитировано в Дэвид Хайду: «The Ten-Cent Plague: The Great Comic-Book Scare and How It Changed America» (Нью-Йорк: Farrar, Straus and Giroux, 2008), с. 264.


[Закрыть]. Казалось, что сенаторы позаимствовали свои идеи из его книги «Соблазнение невинных», используя ее в качестве руководства. Кефаувэр и его коллеги не ставили под сомнение выводы Вертхэма.

Ситуация резко ухудшилась 21 апреля 1954 года, когда Кефаувэр, постоянно искавший возможность засветиться в медиа, убедил издателя EC Уильяма Гейнса ответить на несколько вопросов о нравственности. Готовясь к интервью, Гейнс не спал всю ночь, придумывая остроумные ответы и глотая диетические таблетки дикседрина (популярное в то время чудо-средство, рассчитанное на борьбу с усталостью у мужчин). Издатель верил, что, когда люди взглянут на проблему с его точки зрения, они придут в себя. Кефаувэр был другого мнения, которое он высказал уже на камеру.

Герберт Бизер, один из членов комитета, попытался подловить Гейнса на обобщениях, разглагольствуя о том, что можно считать хорошим вкусом. Кефаувэр терпеливо ждал удобного момента для нападения. Гейнс, который позже признался, что к тому времени действие дикседрина прекратилось и он чувствовал себя совершенно опустошенным, почти не следил за ходом спора[119]119
  Там же, c. 269.


[Закрыть]. Внезапно Кефаувэр вытащил свою главную улику – 22-й выпуск «Crime SuspenStories» («Криминал и саспенс»), выпущенный EC. На обложке журнала был изображен жуткий амбал: в одной руке он сжимал окровавленный топор, а в другой отрубленную женскую голову. Изо рта женщины и с лезвия топора струилась кровь, а ее голые ноги белели на полу. Гейнс не поддался давлению, считая, что обложка была вполне приемлемой для ужастика. Этот момент стал поворотным для телезрителей и на следующий день появился в газете New York Times. Позже Гейнса раскритиковали во всех американских газетах и журналах, включая влиятельные Times и Newsweek.

Последовавший фурор привел к тому, что Гейнс отрекся от своих детективных комиксов. Он утверждал, что поступил так по просьбам родителей, но ни один продавец не желал работать с ним после фиаско. Гейнс воплотил в себе все, что ужасало в комиксах. Издания закрывались одно за другим. Фирмам, которые остались в индустрии, пришлось мириться с резким падением спроса на продукцию. К 1955 году отдел комиксов Гудмена 59 приносил 4,6 миллиона дохода вместо привычных 15 миллионов в месяц[120]120
  Там же, с 270–73.


[Закрыть]. «Повсюду родители запрещали детям читать все, что хоть отдаленно напоминало приключения», – говорил Ли[121]121
  Гуларт: «Great American Comic Books», с. 217.


[Закрыть]. Единственным продававшимся жанром стали истории о веселых героинях, например, о Пэтси Уокер, при условии, что в них не было ни капли крови. Гудмен и Ли выпускали достаточно подобных комиксов, чтобы вести бизнес, но им больше не требовался столь большой штат официальных и временных работников.

Публичный отказ от книг комиксов, подстегнутый расследованиями сената и невероятным влиянием Вертхэма, больно ударил по индустрии. Люди ждали перемен, и их желание невозможно было игнорировать. Психиатр использовал любую возможность, чтобы подвигнуть своих последователей на реформы, что в итоге привело к введению редакционной цензуры, разработанной американской ассоциацией журналов комиксов (ААЖК), созданной издателями в целях урегулирования рынка.

Цензура комиксов заставила издателей посылать готовые журналы коллегии рецензентов, которая определяла, насколько опасна история, подозрение вызывали даже невинные персонажи-вампиры или использование слова «хоррор» на обложке. Если комиссия одобряла комикс, то на обложке появлялась печать «Одобрено ассоциацией комиксов». В результате эта процедура стала обязательной, так как распространители не желали брать на себя риск и продавать несанкционированные журналы.

Идея создания цензуры комиксов была похожа на жесткий кодекс Хейса, который определял, какие фильмы безопасны для аудитории. Как и многие голливудские студии, издательства комиксов стали самостоятельно подвергать цензуре свою продукцию, чтобы не столкнуться с возможными санкциями, которые предназначались для запугивания продавцов, ведь те могли попытаться сбыть товар, запрещенный цензурой. Многие смирились с вынужденной предосторожностью, даже если и считалось, что она нарушает право на свободу слова.

Гудмен увидел спад продаж и вновь заставил Ли сократить штат работников. Издатель снова сбежал из города и оставил Ли разбираться с грязной работой. «Рынок комиксов практически исчез, – говорил Ли. – Художники и писатели попадали под массовые сокращения. Я был поражен, что Мартин заставлял меня делать это, но тогда ему пришлось найти кого-то, кто увольнял бы людей за него»[122]122
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 93.


[Закрыть]. После ужасного опыта увольнения друзей и коллег Ли с трудом находил в себе силы работать дальше. Он пытался найти жанр, к которому Вертхэм и его приспешники не смогли бы придраться.

Пока индустрия комиксов изменялась до неузнаваемости под натиском Вертхэма и сенаторских разбирательств, компания Гудмена продолжала выпускать комиксы в самых разных жанрах. Гудмен направлял Ли, следуя примеру более успешных коллег, которым удавалось продавать комиксы. Ли и его немногочисленной команде внештатных художников, колористов и отрисовщиков приходилось работать над романами, историями о животных и войне, детективами и вестернами, стараясь обойти ловушки Вертхэма и уложиться в срок. В фирме Гудмена количество начало преобладать над качеством[123]123
  Там же, с. 94.


[Закрыть]. «Это была самая нудная работа на свете», – комментировал молодой редактор. «Гудмен, – вспоминал колорист Стэн Голдберг, – взвалил все на Стэна… Не помню, чтобы Мартин хоть раз зашел в его офис, я ни разу не видел его на рабочем месте»[124]124
  Александра Гилл: «Captain Comics», Globe and Mail, 29 сентября 2003, R1.


[Закрыть].

Индустрия комиксов становилась все более консервативной, и Ли создавал невинные серии, которые не могли показаться непристойными. Многие из этих комиксов были глупыми до абсурда, в них фигурировали стереотипные персонажи, которые отправлялись в безопасные приключения, как, например, в долгом и унылом комиксе «Сестра Нелли и модель Милли». Ли считал работу с такими сюжетами ниже своего достоинства: «Я чувствовал, что способен на большее как автор… Что я не должен был тратить на это мою жизнь». Однако единственным положительным моментом он считал работу с другими творческими талантами. «Я останусь еще ненадолго, – уговаривал он себя. – Ведь тут весело»[125]125
  Джим Эмаш: «The Goldberg Variations», Alter Ego 3, ном. 18 (октябрь 2002), с. 9.


[Закрыть].

В начале падения бизнеса из-за нападок Вертхэма и антикомиксных фанатиков Гудмен решил покинуть офис в здании Эмпайр Стейт Билдинг и переехать в небольшое пространство на 655 Мэдисон-авеню, в центр американской рекламной индустрии. Бóльшая часть работы была связана с его журнальным бизнесом, он выпускал комиксы в самых разных жанрах, которые могли сравниться по пошлости с тем чтивом, которое он выпускал раньше. Ли устроился в маленьком офисе и попытался восстановить отдел комиксов, пока все другие редакторы и писатели игнорировали его, считая его работу постыдной или в худшем случае извращенной.

Сразу после трагичных сенатских слушаний и введения цензуры комиксов Гудмен принял несколько бизнес-решений, многие из которых уничтожили отдел комиксов, созданный Ли. Несмотря на цикличную природу индустрии комиксов, Гудмен мог всегда сбыть свой товар, так как обладал своей собственной фирмой продаж. Борьба за первые места на прилавке шла без перерыва, но комиксы и журналы должны были оказаться на полках магазинов.

В 1956 году Гудмен искал способ выжать больше денег с продаж. Он решил завершить свои собственные попытки распространения товара и довериться самому крупному игроку на рынке – Американской новостной компании (АНК). Компания была крупнейшим оптовым сбытчиком книг в мире и главным агентом по продаже огромного количества журналов и комиксов. На первый взгляд казалось, что это правильный ход. Но на самом деле АНК уже четыре года билась насмерть с антитрестовскими поправками. Также ходили слухи, что АНК связана с мафией. Эта связь давала правительству дополнительный повод преследовать бизнес-гиганта. Гудмен сделал ставку, но вскоре понял, что напрасно.

Издатель изменил название фирмы Timely на Atlas Comics в начале 1950-х, но ему не хотелось связывать все будущее корпорации с отделом комиксов, который казался мертвым грузом. В момент, когда Гудмен доверил будущее компании АНС, и без того неприятная ситуация, в которой пребывала фирма-продавец, ухудшилась. В январе 1957 года закрылись два самых успешных журнала АНК – Collier’s и Woman’s Home Companion. В апреле на фоне этой катастрофы самый крупный клиент АНК Dell Publishing решил найти нового агента по продажам для своих комиксов и книг в мягкой обложке. В последней попытке выжить АНК избавилась от отдела комиксов. В том году Левиафан индустрии потерял восемь миллионов долларов и уволил восемь тысяч сотрудников. Через два месяца после закрытия отдела комиксов АНК прекратила свою деятельность.

Страшная кончина АНК предвещала скорый конец и Гудмену, и Ли. Редактор заявил: «Было такое ощущение, будто мы купили последние билеты на Титаник!»[126]126
  Ричард Харрингтон: «Stan Lee: Caught in Spidey’s Web», Washington Post, 4 февраля 1992, D1.


[Закрыть]. Неудача АНК имела большие последствия. Многие издатели журналов и комиксов также вышли из бизнеса. Оставшиеся на плаву независимые продавцы заполнили образовавшийся вакуум и стали монополистами, часто заставляя издателей играть по их правилам. В результате практически все американские журналы изменили формат, частоту выпусков и даже размер продукции. Вся индустрия стала более однообразной, частные публикации исчезли с прилавков. Для Гудмена коллапс АНК не только поставил под угрозу департамент комиксов Ли, но и привел к путанице в работе издателя. Теперь он не мог продавать комиксы.

В последней попытке спасти свою империю Гудмен умолял его главного врага – Independent News (которой управлял National Periodical/DC Comics), чтобы те распространили полный каталог «Атласа», в который были бы включены и комиксы, и журналы. Зная, как туго пришлось АНК, боровшейся с антитрестовыми налогами, руководители Independent News боялись попасть под санкции и ограничения в результате отказа Гудмену. Хотя он был в тяжелом положении, Гудмен мог предложить и нечто новое. Independent понимала, что может заработать на его идеях, особенно распространяя его журналы. В итоге она подписала договор с Гудменом, но на строгих условиях: «Атлас» будет выпускать только восемь комиксов в месяц. Гудмену также пришлось согласиться на десятилетнее сотрудничество, по которому Independent News держал под контролем будущее компании.

За ночь отдел комиксов возродился. Несмотря на стагнацию после гонений на индустрию и массовых увольнений огромного количества внештатных сотрудников, Ли все еще мог выпускать от шестидесяти до семидесяти комиксов в месяц. Он писал сценарии для большинства из них, а также следил за редактурой и работой художников. Но за один раз Independent News устранила их соперника и подорвала главную стратегию Гудмена, по которой тот хотел затопить рынок популярной продукцией. Гудмен и Ли решили выпускать шестнадцать комиксов дважды в месяц, отбирая самые популярные из них во всех жанрах, включая несгибаемых «Модель Милли», «Пэтси Уокер», «Странные истории», «Виатт Эрп» и «Two-Gun Kid». Черновики рисунков и сценариев, оставшиеся от закрытых журналов, были использованы для оставшихся шестнадцати журналов, что означало, что внештатные сотрудники, сохранившие свою позицию, могли не надеяться на продолжение работы с Ли.

Несмотря на репутацию лидера и способность управлять работниками силой взгляда, Гудмен вновь взял отпуск и отправился во Флориду, дав Ли задание уволить ненужных сотрудников. Ли также пришлось избавиться от внештатных кадров. Такие значимые художники, как Джон Ромита и Джо Синнотт, сдали последние работы, не имея перспектив в будущем. Ли вспоминал, что увольнение друзей и коллег «было самым тяжелым заданием в моей жизни»[127]127
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 99.


[Закрыть]. Некоторые из них не получили оплаты за работу. В результате художники покинули индустрию и стали искать более стабильный заработок в рекламе или корпорациях.

Ли заперся в своем офисе и продолжил свои дела, опасаясь, что скоро Гудмен придет за ним. Редактор имел несколько козырей в рукаве: он работал быстро, практически был членом семьи начальника и Гудмен не хотел пропустить следующую волну популярных комиксов, хотя и не мог рассчитывать на большую прибыль. Он знал, что Ли хорошо чувствовал тренды, которые нравились читателям, чтобы те покупали комиксы чаще.

Ли, целеустремленный работник и любимчик людей, с трудом увольнял его друзей и коллег, страшась собственного увольнения и разочаровываясь в собственной работе. «Я не мог избавиться от депрессивных мыслей, – говорил Ли. – Казалось, что я бегаю по кругу. Я начал разочаровываться в том, что делаю»[128]128
  Процитировано в Син Хауи: «Marvel Comics: The Untold Story» (Нью-Йорк: Harper, 2012), с. 32.


[Закрыть]. Он считал, что не может реализовать себя в журнальном деле или написании сценариев для телешоу, так что продолжал работать с Гудменом и ждал, когда ему представится шанс уйти, хотя и не знал, что будет делать вне индустрии.

В то время как положение индустрии комиксов ухудшалось после сенаторских слушаний, издательская машина Гудмена росла. Журнальный бизнес издавал смесь популярных историй о Голливуде, событиях на телевидении и из жизни звезд (например, Джеки Глисон) и романтических журналов, порой выпуская более пикантные истории для молодых читателей. Среди таких журналов были «Холостяк», «Только для мужчин», «Мужской мир» и «Мужчина». «Холостяк» делал упор на недвусмысленные и сенсационные фотографии и истории (которые были почти порнографическими), но с Гудменом работали многие первоклассные писатели, включая Огдена Нэша, Грэма Грина и Уильяма Сарояна (военного приятеля Ли).

Ли перескакивал с одного проекта Гудмена на другой в поиске стабильности, но он также жаждал признания. По иронии в то время ему казалось (как и другим взрослым людям вне издательского бизнеса), что работа в бесстыдных голливудских журналах пин-апа вроде «Фокуса», полных пикантных фотографий, провокационных рисунков женщин и историй о сексе и интригах (например «Я украл девушку из гарема раджи», «Разведенные – это бомба»), была престижнее, чем создание комиксов. Эти пошловатые истории паразитировали на сексуальности, грязных намеках и фотографиях в стиле ню.

В 1956 году Гудмен попытался повторить успех журнала «Мэд», запустив «Снафу», и даже поручил Ли собрать команду из звездных художников, включая Билла Эверетта и Джо Манили. Несмотря на все усилия Ли, «Снафу» не пришелся по душе читателям и закрылся после третьего выпуска[129]129
  Ли и Мэйр: «Excelsior!», с. 87, 88.


[Закрыть]. Резкое сворачивание проектов было отличительной чертой Гудмена. Он почти не давал возможности журналам развернуться в полную силу. Если он чувствовал, что аудитория меняет интерес, он просто оставлял задумку и начинал поиск более прибыльной идеи. Если такая не появлялась сразу, Гудмен применял старые наработки в новом проекте, например изменял заголовки старых статей и публиковал их заново в других журналах. Несколько раз за карьеру Гудмену приходилось сталкиваться с санкциями от федеральной торговой комиссии США за махинации с публикациями.

В июне 1958 года Ли пригласил к сотрудничеству двух старых знакомых – Стива Дитко и его бывшего босса Джека Кирби. Они оба нуждались в работе, особенно Кирби, который сжег все мосты, работая на конкурента – DC Comics. Его тандем с Джо Саймоном распался, когда индустрия попала под удар и Саймон занялся рекламным бизнесом. После его ухода проектов почти не осталось, а оставшиеся комиксы стали намного короче. У Кирби было несколько вариантов. Гудмен, фактически игнорировавший работу Ли над комиксами, не заметил, как его редактор вновь нанял бывшего популярного художника, несмотря на старую обиду из-за прибыли от «Капитана Америки».

Ли поручил им работу над научно-популярными и фантастическими комиксами. Плавный стиль Дитко и его чувство формы и размеров прекрасно подходили для этих жанров. Кирби был менее рад новому месту, но принял приглашение ради оплаты. Художник, происходивший из еще более бедной семьи, чем Ли, был одержим заработком и изо всех сил пытался поддерживать своих родных. Ли предложил ему рисовать истории о монстрах, хотя в них его талант не мог проявиться в полной мере.

Ли и Кирби ставили под сомнение успех индустрии комиксов, но они нуждались в работе и были невероятно целеустремленными творцами. Ли редактировал и писал сюжеты для журналов Гудмена, но считал, что издатель относился к нему с пренебрежением, так как отдел комиксов почти не приносил дохода. Ли вспоминал, как его босс и родственник проходил мимо, не говоря ни слова. Эта оглушающая тишина была громким заявлением. Ли понял, что «мы были будто крысы на тонущем корабле. И пришла пора сматываться»[130]130
  Блэйк Бэлл и Майкл Д. Вассалло: «The Secret History of Marvel Comics: Jack Kirby and the Moonlighting Artists at Martin Goodman’s Empire» (Сиэтл: Fantagraphics, 2013), с. 158.


[Закрыть]. В свою очередь Кирби говорил, что он чувствовал, будто «потерпел кораблекрушение»[131]131
  Процитировано в Хауи: «Marvel Comics», с. 35.


[Закрыть] в компании Гудмена.

В тот миг Ли, Кирби и Дитко не представляли, что скоро произведут революцию в индустрии комиксов и навсегда изменят популярную культуру.