Текст книги "Ночная прогулка"

– Прости, Док, – громко произнес он. – Земля нуждается в тебе. Ты должен сделать еще кое-что. Я знаю, ты был бы не против.

Теллон зацепил тело доктора копьем за складку пластикового костюма и, застонав от напряжения, поднял его вертикально. На этот раз Теллон был гораздо ближе, разрыв второй ракеты оглушил его. Копье со страшным грузом выбило у него из рук. Теллон подобрал птицу и мешок с припасами, потом закутался в тяжелую накидку из дринго и двинулся дальше. Прошло часа четыре, прежде чем он, наконец, рискнул проделать в листьях крошечное отверстие и поднести к нему клетку с птицей.

Он уже почти достиг северной кромки болота; далеко впереди над завесой тумана парила стройная башенка робота-стрелка. Солнце играло на ее верхушке. Теллон, конечно же, не мог знать, этот ли стрелок убил Логана Уинфилда, но где-то на линии один из компьютеров занес в регистр, что выпущены две ракеты. Для службы безопасности Павильона это означало, что у двух заключенных закончился срок.

Позади изящной башенки Теллон разглядел серые покатые нагорья Срединного хребта. Не выпуская из рук клетки, он уселся на землю и стал ждать ночи. Тогда и должно было начаться его настоящее путешествие.

Ему оставалось пройти тысячу миль до Нью-Виттенбурга и восемьдесят тысяч ворот до Земли.

10

В сумерках Теллон миновал цепь башен.

Он догадывался, что роботы простреливают только само болото и его границу, но все равно не вылезал из-под накидки и, пока он не прошел между башнями, у него по спине ползали мурашки.

Выбравшись из болота, он прежде всего разрезал и снял пластиковый мешок, завернул его в листья и спрятал этот ком в зарослях колючего кустарника. Потом быстро вытащил Ариадну-вторую из клетки, привязал ее за ножку к эполету на своей тюремной форме и перелез через частокол, возведенный здесь для того, чтобы случайный человек не забрел во владения «автострелков».

Радость свободы, радость от того, что можно ходить, как нормальный человек, по твердой земле, придавала ему дополнительные силы, когда он брел по скалистым предгорьям Срединного хребта, гряда которого тянулась вдоль всего континента. Немного поднявшись в гору, он увидел мерцающие разноцветные огоньки небольшого городка, приютившегося на берегу залива милях в пяти отсюда. На западе зловеще чернел океан. Теллон глубоко вздохнул, словно хотел почувствовать вкус свободы. Сейчас он был свободен от всего – даже от собственной личности, от тех оков, что накладывают на человека имя и положение в обществе. Чувство, доступное лишь тогда, когда никто в целом мире не знает, где ты и существуешь ли ты вообще.

В этот момент предстоящее путешествие казалось до смешного легким. Для Уинфилда это был бы звездный час, останься он в живых. Но доктор был убит, и, уже мертвый, убит снова.

Внезапно Теллон ощутил, что устал, голоден и покрыт вонючей грязью. До самого города не было видно ни огонька – наверное, почва здесь была слишком тверда, чтобы ее возделывать, и поэтому он снова спустился к воде. По дороге он пошарил в мешке Уинфилда и обнаружил там, кроме зеленых мундиров тюремной охраны, фонарик, мыло и крем для удаления волос. Еще там лежало несколько коробочек леденцов – напоминание о долгих годах кропотливой подготовки к освобождению, до которого старый доктор так и не дожил.

Теллон спустился на узкую полоску каменистого берега, разделся и вымылся в холодной морской воде. Оставив себе из прежней одежды лишь сапоги, он переоделся в чистое и с облегчением обнаружил, что мундир из эластичной ткани сидит на нем вполне прилично. Он усадил птицу на плечо (та совсем не протестовала), привязал ее, перекинул мешок через другое плечо и зашагал на север.

Сперва ему казалось, что он был прав, когда решил держаться берега, а не лезть по усыпанному камнями склону. Но чем дальше, тем яснее становилось, что берег – это вовсе не берег, а просто узенькая полоска суши, покрытая острой галькой, где во многих местах заросли жесткой травы доходили почти до самой кромки воды. Проковыляв немного по каменным буеракам, Теллон понял, что ровного пляжа тут вообще быть не может. Ведь луны у Эмм-Лютера нет, а значит, нет ни приливов, ни пляжей, ни морского песка.

«Если бы только здесь была луна, дорогая моя, мы могли бы устроить пикник на пляже при луне… – подумал он. – Если бы только здесь был еще и пляж».

Посасывая леденец, Теллон свернул в сторону от берега. Он собирался идти к городу и где-нибудь в полумиле от него устроить привал, но неожиданное происшествие заставило его изменить планы. Ариадна-вторая заснула. Теллон пару раз легонько щелкнул птицу, и та на несколько секунд открыла глаза, но тут же опять задремала, ввергнув его во тьму. Сперва он разозлился, но потом раздражение прошло – в самом деле, сколько это создание перенесло ради него. Любая земная птица умерла бы от переизбытка адреналина.

Тогда он лег и попытался уснуть. Он находился на крайнем юге Эмм-Лютера, дальше – только море. Но и здесь зима только-только начала превращаться в весну, и ночи стояли холодные.

Заснул он не скоро. Но все-таки он заснул и видел сны – там он говорил с Уинфилдом, танцевал с Хелен Жюст, а потом взлетел и летел все выше и выше навстречу медному свету зари, а под ним падала в бездну земля, укрытая длинными тенями. Этот последний сон был особенно ярким. На траве лежала крошечная фигурка в темно-зеленой форме. Теллон потянулся, отчаянно ища опору. ОН ЛЕТЕЛ! Под ним был только воздух, а вокруг чередовались головокружительные панорамы земли и моря.

Он вцепился пальцами в жесткую траву, ощутил, как земля давит ему на спину… и окончательно проснулся. Море и земля продолжали кувыркаться у него перед глазами, но теперь он понял, в чем дело. Ариадна-вторая воспользовалась удачным случаем и улетела. Когда она покинула рабочую зону электроглаза, картины стали тускнеть, а потом и вовсе исчезли.

Потеря птицы поставила перед ним еще одну проблему – нужно было найти новые глаза, чтобы с их помощью раздобыть какую-нибудь еду. А ему сейчас требовалось что-то питательное, что можно съесть быстро. От леденцов у него в крови подскочило содержание сахара, но ненадолго. Как это обычно и происходит при переизбытке сахара, поджелудочная железа стала вырабатывать инсулин, который понизил его уровень. И в результате содержание сахара стало даже ниже, чем вначале. Колени у него сами собой подгибались, он едва мог стоять. Доктор, к сожалению, не позаботился о питании для незрячего путника – в «набор беглеца» не входило даже сухое молоко, не говоря уж о других белковых продуктах. Вот о чем думал сейчас Теллон. Впрочем, все эти размышления никак не приближали его к конечной цели – космопорту Нью-Виттенбурга.

Теллон перевел электроглаз в режим «поиск ведущего» и вскоре сумел настроиться на морских птиц, шаривших над водой недалеко от берега. Он опять увидел мир с птичьего полета – океан в серой пелене утреннего тумана, кудрявые склоны холмов и свою собственную темно-зеленую фигурку. Этого было достаточно, чтобы двигаться дальше на север. Было еще очень рано, и он дошел до предместий как раз тогда, когда город начал просыпаться. Теперь он подстроится к людям, которые ни свет ни заря ехали на машинах, торопясь на работу. Никто из них не обращал на него никакого внимания.

Некоторое время Теллон просто получал удовольствие оттого, что спокойно шагает по тихим улочкам. Удивительно, до чего эти места напоминали Землю. Крупный северный город Новый Завет, в котором он пребывал большую часть времени, находясь на Эмм-Лютере, имел особый, ни на что не похожий облик. Но маленькие городки по всей Галактике почти не отличаются друг от друга. Чистенькие домики, спящие в утренней тишине, были точь-в-точь такие же, как и на полудюжине других миров, что он успел повидать, а детские трехколесные велосипеды валявшиеся на газонах, были красного цвета, ибо именно его предпочитают дети по всей Галактике.

Ну почему человек непременно должен выбрать себе одну планету и поставить ее выше других? Если нуль-переходы не вытрясли из вас душу и вы добрались до другого зеленого шарика – что вам еще нужно? Зачем тащить с собою узы политики, идеологических конфликтов, имперских амбиций, верности Блоку? И все же Уинфилда разорвало в куски, а в мозгу Сэма Теллона все еще хранились координаты новой планеты.

Он отыскал столовую и заказал себе огромное блюдо рыбных бифштексов с гарниром из водорослей. Это кушанье (за которое пришлось выложить примерно десятую часть всей наличности) он запил четырьмя чашками кофе.

Пожилая официантка и единственный, кроме него, посетитель (к которому он тут же «подстроился») глянули на него пару раз – и все. Теллон решил, что его можно принять за кого угодно – хоть за мастера-ремонтника с телестудии или за служащего какого-нибудь безвестного отдела здешнего управления коммунального хозяйства.

Выйдя на улицу, он купил пачку сигарет, закурил и непринужденно зашагал дальше. Потеряв себя из виду, он всякий раз останавливался и изображал, что разглядывает витрины. Народу вокруг становилось все больше, и он обнаружил, что может довольно легко «перескакивать» на новые глаза и быстро узнавать себя в новом ракурсе. Кроме того, он выяснил, что почти никто не может похвастаться безупречным зрением. Люди, глазами которых он пользовался, нередко страдали близорукостью, дальнозоркостью, дальтонизмом и астигматизмом, и он с некоторым удивлением воспринял тот факт, что люди с самыми серьезными дефектами зрения часто не носят очков.

В центре города на фасадах многих домов были установлены трехмерные экраны. По ним плыли цветные узоры, меняющиеся в такт легкой музыке. Рекламу не показывали, но примерно каждые пятнадцать минут в эфир выходил видеообзор новостей. У Теллона и так хватало проблем – например, как пробраться через толпу или перейти улицу, и потому он не обращал на новости особого внимания, но внезапно в глаза ему бросилось огромное изображение похожей на голубя птицы, сидящей на пальце у какого-то человека. С одной лапки у нее свисала веревка. Теллон был уверен, что это Ариадна-вторая. Он напрягся, вслушиваясь в речь диктора.

«…Вернулась в Государственный Изолятор сегодня рано утром. Предполагается, что двое слепых арестантов Несли птицу с собой, и ее возвращение – еще одно свидетельство того, что они погибли на болоте. Предыдущие сообщения о том, что двое заключенных имели в своем распоряжении радары, заменяющие им глаза, опровергнуты представителями Центра.

А теперь от частных происшествий перейдем к событиям на галактической арене. Представители Арбитра, присутствовавшие на завершившейся раньше намеченного срока Аккабской конференции, прибудут в космопорт Нью-Виттенбурга сегодня во второй половине дня. Предполагается…»

Теллон нахмурился и двинулся дальше. Хорошая новость. Его считают мертвым и не будут на него охотиться, но, однако, обзор новостей напомнил ему о загадочном поведении Хелен Жюст. Быть может, она попала в немилость к тюремному совету за то, что отступила от общепринятых правил? Или просто заметила, что над ее головой сгущаются тучи, и, чтобы как-то вывернуться, приказала конфисковать электроглаза? И почему она вообще позволила им с Уинфилдом зайти так далеко?

Вывеска на фасаде главного почтамта подтвердила догадку Теллона, что он находится в городе Сирокко. Туманные воспоминания о лютеранской географии подсказали ему, что через Сирокко проходит так называемая «непрерывная» железная дорога, кольцом охватывающая весь континент. Дорога выполняла здесь те же функции, что на других планетах – гражданская авиация. Уинфилд предполагал двигаться пешком по ночам, что было вполне резонно, если учесть ограниченные возможности сонарного «фонаря», но Теллон мог видеть. И если не считать массивных очков, он мало чем отличался от любого жителя Эмм-Лютера. Если он сядет на поезд, через сутки или чуть позже он окажется в Нью-Виттенбурге. Там его ждет еще одна проблема – как связаться с агентом, но чем раньше он займется этой проблемой, тем лучше. Другой вариант – двигаться пешком – чреват всевозможными опасностями. В самом деле, тогда ему придется воровать еду, спать в сараях и вообще вести подозрительный образ жизни. Он решил поехать на поезде.

Гуляя по городу, он практиковался в чтении по губам. Раньше он не находил никакого практического применения этому искусству, которым овладел еще в Блоке. Однако теперь ему все время приходилось видеть крупным планом говорящих людей, причем он не слышал того, что они говорили. В этом было нечто, вызывающее интерес: хотелось выяснить, о чем у них идет речь.

Теллон часто слышал о «непрерывной» железной дороге. По работе, которой он занимался для конспирации (по «легенде» он был представителем земных фирм, производящих чертежное оборудование), ему даже приходилось отправлять по ней грузы. Но своими глазами он дороги никогда не видел.

Когда он пришел на вокзал, вдоль единственной платформы медленно двигалась вереница вагонов. Теллон решил, что поезд то ли отходит, то ли вот-вот остановится. Система оплаты проезда тут была стандартная, билеты выдавались без всяких формальностей. Автомат снабдил его пластмассовым квадратиком, с которым он мог ехать до любой станции южного сектора в течение одного дня. Сквозь толпу и штабеля грузов он пробрался на платформу и остановился, ожидая, пока тихо скользящие вагоны либо наберут скорость, либо наконец-то остановятся. Прошло пять минут, пока до него дошло, что ни того, ни другого не случится: железная дорога оправдала свое название – она действительно была непрерывной!

Теллон несколько раз нажимал на кнопки электроглаза, пока не поймал наиболее удачный ракурс. Сопоставляя разные картинки, он сумел представить себе станцию в целом. Товарные и пассажирские вагоны бесконечной изогнутой цепью приходили на станцию с востока и исчезали на севере. У вагонов не было ни двигателей, ни каких-то заметных снаружи систем управления, однако, миновав вокзал, они сами собой начинали двигаться быстрее, а подходя к платформе, наоборот, замедляли ходи ползли со скоростью примерно три мили в час. Поначалу это удивило его, но тут он обратил внимание на штуку, которую сперва принял за третий рельс. В действительности это был вращающийся шнек, расположенный строго посередине между рельсами. Теллон не мог не восхититься красотой инженерного решения.

Вагонам и не нужен был двигатель – их приводил в движение шнек, который с постоянной скоростью вращали небольшие электромоторы, расположенные вдоль дороги с интервалом в полмили. Каждый вагон имел устройство, похожее на обычную гайку, которая передвигалась вдоль шнека. Управлять вагонами тоже не требовалось – их скорость регулировало приспособление, так восхитившее Теллона (в котором все еще был жив инженер) своей простотой. На подходе к станции шаг резьбы шнека значительно уменьшался. В результате вагоны автоматически начинали двигаться со скоростью пешехода.

Теллон, ошеломленный на миг собственным восторгом перед техникой Эмм-Лютера, смешался с группой школьников-подростков, которые ждали, когда подойдет следующий пассажирский вагон. Он «подключился» к стоявшему позади, железнодорожнику. Когда подъехал очередной вагон, он вместе с оживленно болтавшими школьниками направился к нему. И тут он обнаружил, что проглядел одно очень важное обстоятельство. Край платформы двигался с той же скоростью, что и поезд, чтобы можно было входить и выходить из вагонов, не опасаясь несчастного случая.

И когда Теллон вслед за компанией школьников ринулся в вагон, правую ногу у него вдруг повело в сторону, он пошатнулся и потерял равновесие. Хватаясь за что попало, чтобы удержаться на ногах, он неуклюже ввалился в вагон, ударившись при этом о дверной косяк.

Не скупясь на извинения, он плюхнулся на свободное место, надеясь, что не настолько уж бросился людям в глаза и специально присматриваться к нему никто не будет. Правое ухо пылало, но боль – дело десятое.

Хуже, что удар пришелся по оправе электроглаза – как раз туда, где был встроен миниатюрный блок питания. В первый момент Теллону показалось, что изображение тускнеет. Правда, он пока еще не отключился от железнодорожника, который остался на платформе. Переключившись на ближний радиус действия, Теллон настроился на школьника, сидевшего напротив, и вскоре успокоился: электроглаз, похоже, остался цел, а другие пассажиры уже явно забыли о его неловком поведении.

Вагон постепенно набрал скорость и теперь делал около сорока миль в час. Двигался он плавно, почти бесшумно. Ветка, ведущая на север, проходила вдоль моря. Порой горы, высившиеся по другую сторону дороги, отступали назад, иногда миль на десять, но чаще теснились у самой дороги, создавая тот самый дефицит жизненного пространства, который эхом откликался даже на Земле. Лента долины была сплошь застроена и напоминала один большой пригород с торговыми центрами через каждые несколько миль. Спустя полчаса стал виден разрыв в хребте континента, и другой поезд, точно такой же, но идущий навстречу, скользнул на соседнюю колею. Теллон обратил внимание, что промежутки между вагонами, которые на станции составляли лишь несколько футов, увеличиваются пропорционально скорости.

Школьники сошли на одной из пересадочных станций, однако входили все новые и новые пассажиры, у которых Теллон «одалживал» глаза. Он заметил, что женщины тут и одеваются красивее, и манеры у них более изысканные. Не то что на холодном севере, где особенно сильно чувствовалось влияние столицы – аскетической Реформации. Некоторые девушки душились новыми видеодухами и были окутаны благоухающими пастельными облачками.

Однажды он воспользовался глазами девушки, которая, судя по тому, что Теллон все время видел себя в центре ее поля зрения, проявляла к нему некоторый интерес. Он подключился к пассажиру, сидевшему чуть дальше, и смог таким образом взглянуть на эту девушку. Теллон сразу оценил ее эффектную внешность: золотые волосы, бронзовый загар. Довольный удавшимся обманом, он вновь подключился к ней, дабы по количеству брошенных на него взглядов понять, в какой мере он ее заинтересовал.

Вагон мерно покачивался, и Теллон, разомлевший от солнца, тепла и присутствия женщин, впервые за долгое время почувствовал, что в нем просыпается мужчина. «Хорошо бы, – сонно думал он, – снова зажить, как все. Плыть себе по темным волнам жизни. И чтобы рядом была женщина с рыжими волосами и глазами цвета виски…»

Теллон выключил электроглаз и заснул. Разбудил его громкоговоритель, настойчиво повторявший какую-то фразу. Он снова включил электроглаз. Мужской голос объявлял, что вагон вскоре прибудет в город Свитвелл, самый северный пункт сектора, и потом свернет на восток. Пассажиры, желающие ехать дальше на север, должны будут выйти и пересечь пролив Вайда на пароме. На том берегу они смогут сесть на поезд центрального сектора.

Теллон и забыл, что юг континента отделен от остальной его части узкой полоской моря. Он выругался про себя и сам удивился, как изменили его отношение к жизни несколько часов, проведенных в уюте и безопасности. Вчера вечером он был готов, если надо, ползти до Нью-Виттенбурга на четвереньках; сегодня его расстроила необходимость делать пересадку.

Теллон потянулся и, увидев со стороны, как он делает это привычное движение, сообразил, что золотоволосая девушка все еще сидит напротив и не потеряла к нему интереса. Он повернул голову так, чтобы глядеть самому себе прямо в глаза, и улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. Несколько секунд он видел свое бледное, осунувшееся лицо – быть может, она нашла в нем нечто романтическое, – потом взгляд девушки заскользил по мелькавшим за окном зданиям. Догадавшись, что она ответила ему мимолетной улыбкой, он еще больше воспрянул духом.

Когда за окном поплыла платформа, Теллон встал. Человек, сидевший с краю, распахнул дверь купе. Девушка поднялась одновременно с ним, и он понял, что она ему снова улыбается. Снаружи скользила платформа, и перед Теллоном стояла насущная задача не сверзиться во второй раз при выходе из вагона. Он машинально пропустил девушку вперед, но потом вспомнил, что в этом случае она не сможет его видеть.

– Простите, сударыня, – пробормотал он извиняющимся тоном и, оттеснив девушку в сторону, прошел к дверям. Девушка застыла от изумления, однако его внезапная грубость оказалась даже полезной – теперь девушка не отрываясь глядела ему в спину. Он спустился на движущуюся ленту, а с нее благополучно перебрался на платформу. Сойдя с поезда, незнакомка продолжала метать в его сторону гневные взгляды. И, пока позволял прибор, он использовал эти взгляды, чтобы дойти до парома. Было около полудня, день стоял ослепительно ясный. Теллон снова проголодался и решил, переехав пролив, устроить себе праздник – пообедать по-настоящему, во сколько бы это ни обошлось. Если исходить из темпов его путешествия, денег у него было более чем достаточно.

Паром оказался примитивной, но быстроходной машиной на воздушной подушке. Пролив в милю шириной он преодолел за пару минут. Теллон отметил, что эта краткая поездка подняла его дух. Судно, покачиваясь, скользило на воздушной подушке, ревели Турбины, белая пена летела в разные стороны; стоячий пассажирский салон был набит до отказа. Все это вместе создавало какое-то праздничное настроение. Судно, вальсируя, взлетело по пандусу и вошло в док. Теллон не спеша прошел через толпу людей, ожидающих посадки, и стал искать хороший ресторан. Столовая при вокзале выглядела убого, и Теллон не сомневался, что цены там высокие, а кухня – посредственная.

Все еще наслаждаясь ощущением свободы, он направился по крутым улочкам в гору, к центру города. Движение в Свитвелле было оживленным, а его маленькие магазинчики и летние кафе на тротуарах вызывали в памяти картины французской провинции. Теллон с удовольствием пообедал бы на свежем воздухе, но из осторожности решил этого не делать. Ведь его портрет непременно должен был появиться в выпуске новостей; возможно, кто-нибудь поглядит на него слишком внимательно и задумается. Поэтому он выбрал тихий ресторан; вывеска в готическом стиле свидетельствовала о том, что он называется «Персидский кот».

Кроме него, в ресторане было еще четыре посетителя, женщины средних лет – две за одним столиком, две за другим. Они курили за чашечками кофе, на полу у их ног стояли хозяйственные сумки. Теллон переключил электроглаз, «подстроился» к одной из посетительниц и увидел самого себя, входящего в ресторан и садящегося за свободный столик. Столики из настоящего дерева были покрыты, похоже, настоящими холщовыми скатертями. Две большие серые кошки, мягко ступая, бродили между ножками стульев. Теллон, не особенно любивший кошек, беспокойно переключил электроглаз и взмолился про себя, чтобы кто-нибудь из присутствующих заглянул в меню.

Обед, который ему наконец подали, оказался вполне приличным, бифштекс был так отменно приготовлен, что Теллон вообще не почувствовал вкуса рыбы. Счет, наверное, будет астрономическим, подумал он. Ему вдруг захотелось поскорей снова оказаться в поезде. Покончив с едой, он залпом выпил кофе и полез за деньгами.

Бумажник исчез.

Теллон машинально пошарил в других карманах, хотя с самого начала понял, что бумажник украли. Произошло это, скорее всего, в толкучке, когда он переезжал через пролив. Теллон проклинал свою беспечность. Ведь паром – идеальное место для карманников. Ситуация была и в самом деле серьезная – теперь он не мог купить билет на поезд, да и в ресторане его ожидали неприятности.

Поболтав в чашке кофейную гущу, Теллон решил, что если уж начинать воровать, то прямо здесь. В конце концов, «Персидский кот» в этом смысле был ничем не хуже любого другого места. Тут дежурила только одна официантка, да и она то и дело надолго убегала на кухню, оставляя кассовый аппарат у двери без присмотра. Доверчивость, доходящая до идиотизма, подумал он. А находиться в толпе и не держаться за бумажник – не идиотизм?

Две посетительницы еще оставались в ресторане. Выжидая, пока они уйдут, Теллон подманил к себе одного из гулявших по залу серых котов. Он положил тяжелого зверя к себе на колени и попробовал почесать ему за ухом, а сам тем временем переключил электроглаз. Теперь он смотрел на мир огромными желтыми кошачьими глазами.

Теллон боялся, что эти две дамы просидят в ресторане слишком долго, а тем временем появится еще кто-нибудь и сорвет всю его затею. Но вот наконец они собрали свои покупки и позвонили в звонок, чтобы им принесли счет. К удивлению Теллона, из-за ширмы у дальней стены ресторана появилась не официантка, а какая-то высокая брюнетка лет тридцати, в очках с черной оправой, в деловом костюме, явно сшитом у дорогого портного. Теллон решил, что это либо хозяйка, либо управляющая.

Возвращаясь от кассы, брюнетка остановилась возле его столика. Он поднес к губам почти пустую чашку кофе.

– Вам подать что-нибудь еще?

Теллон покачал головой:

– Нет, спасибо. Я наслаждаюсь вашим превосходным кофе.

– Я вижу, вам понравились мои коты.

– Я вообще очень люблю кошек, – соврал Теллон. – Удивительно милые существа. Вот, например, этот кот. Какой красавец! Как его зовут?

– Ее зовут Этель.

Теллон отчаянно ухмыльнулся. Интересно, настоящие кошатники с первого взгляда отличают котов от кошек? Он принялся сосредоточенно гладить Этель по голове, и брюнетка, с подозрением глянув на него, направилась к ширме. Небольшой инцидент вызвал у Теллона острое чувство беспокойства, и он решил больше не тратить времени зря. Он приподнял кошку, повертел ее в разные стороны, чтобы убедиться, что ресторан пуст, и быстро прошел к кассе. Аппарат был старомодный и вряд ли работал бесшумно. Поэтому Теллон сперва приоткрыл дверь, чтобы можно было сразу удрать. Потом нажал кнопку аппарата и принялся лихорадочно выгребать из ящика купюры.

– Заключенный Сэмюэль Теллон, – мягко произнес у него за спиной женский голос.

Не выпуская кошку из рук, Теллон обернулся и увидел ту самую шикарно одетую брюнетку. Глаза ее за черной оправой очков горели суровым огнем. Автоматический пистолет с золотой рукояткой смотрел ему прямо в грудь.