Текст книги "1712 год – новая столица России. Энциклопедически записки"

Впоследствии Рагузинский принес еще немало пользы в дипломатических контактах России с различными странами, в том числе и с Китаем. Совмещая дипломатические миссии с коммерческой деятельностью, он также приобретал по просьбе царя произведения искусств. Благодаря его стараниям в Петербург были доставлены многие мраморные статуи Летнего сада, в том числе и Венера Таврическая.

Савва Лукич скончался 17 июня 1738 г. в имении Матокса (ныне деревня во Всеволожском районе). Его похоронили в Алесандро-Невском монастыре, в крипте Благовещенской церкви, с наивысшими почестями. В 2011 г. в Шлиссельбурге ему установили памятник.

«Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший собор»

Это одна из сумасбродных затей царя Петра, целью которой было опорочить христианскую церковь. За это, как и за многое другое, государь получил в народе прозвище царь-Антихрист.

Это шутовское общество, созданное по принципу орденских организаций, но с явно сатирическим уклоном, главной целью ставило проведение карнавальных увеселений силами царских единомышленников. Учитывая не слишком высокий уровень этих единомышленников, как и самого царя, что соответствовало уровню развития общества того времени, главным атрибутом веселья было неумеренное пьянство. Этот «Собор» просуществовал значительный период царствования Петра – с 1690-х до середины 1720-х гг.

Идея создания подобной организации, вероятнее всего, появилась в период ранней юности русского государя, когда он проводил время в московской Немецкой слободе. Здесь, в среде протестантской культуры с ее праздниками-ассамблеями, сопровождавшимися пьянством и развратом, не характерными для культуры православной, у Петра возникла мысль приучить православных к этой культуре. Ему здесь нравилось все, особенно свобода нравов в отношениях между полами. Его увлекали европейские дамы, способные зажечь кавалера и интересной беседой, и умением танцевать, и кокетством, и доступностью, и еще многим из того, о чем он ранее даже и не подозревал. Все эти познания из области европейской культуры русский царь приумножил и закрепил во время заграничных путешествий.

Что же касается подражания европейцам, то оно получилось неуклюжим и отталкивающим. О том, как это выглядело, сохранилось достаточное количество письменных источников – уставов и списков «Собора», инструкций по проведению различных мероприятий, а также свидетельств современников.

В начале 1690-х гг. царь Петр написал устав «Собора». Это был подробный документ, в котором определялись чины «Собора», способы их избрания и «рукоположения» по принципу церковной иерар хии. Чинов было много – 12 «кардиналов», «епископы», «архимандриты», «иереи», «диаконы», «протодиаконы». Были также «всешутейшие матери-архирейши» и «игуменьи». Возглавляли «Собор» «князь-папа», он же «патриарх», и «князь-кесарь». Сам государь здесь числился как «протодиакон Петр Михайлов». «Князем-кесарем» Петр поставил князя Федора Юрьевича Ромодановского, а первым «князем-папой» избрали окольничего Матвея Филимоновича Нарышкина, двоюродного деда царя.

Князь Федор Ромодановский, бывший на 32 года старше царя, возглавлял Преображенский приказ, ведавший розыскными делами, – учреждение, внушавшее ужас современникам. Государь называл его не только «князем-кесарем», но также «королем», «пресветлым царским величеством» и «генералиссимусом». Во время потешных церемоний царь Петр всегда целовал ему руку. В период отъезда государя с Великим посольством за границу Федор Юрьевич управлял Москвой, он же «жаловал» Петру воинские чины (в 1706 г. – полковника, в 1709 г. – генерал-поручика и т. д.). После смерти князя в 1717 г. титул «князя-кесаря» перешел к его сыну, князю Ивану Федоровичу, чья жена Наталья (сестра царицы Прасковьи Федоровны) стала разыгрывать роль древней русской царицы, облачаясь в костюм старинного русского покроя.

Все члены «Собора» имели облачения церковных чинов, на собраниях исполняли молитвословия и песнопения по церковному порядку и при этом соблюдали главное требование своего устава: «быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда». К тому же все они носили клички, «которые, – по словам историка В. О. Ключевского, – никогда, ни при каком цензурном уставе не появятся в печати».

В состав «Собора», помимо всякого придворного сброда, входили также серьезные государственные деятели – Г. И. Головкин, Т. Н. Стрешнев И. А. Мусин-Пушкин, Ф. М. Апраксин. Отказаться от «чести» войти в состав потешной компании, созданной царем, было чревато серьезными последствиями.

Члены «Собора», или «соборяне», имели штат обслуги и штат смехачей. В штат смехачей входили 12 «грозных заик», 12 «папиных поддьяков плешивых», 24 «весны», подражавших голосам птиц, а также музыканты, шуты, «дураки» и лица, изображавшие Бахуса.

Свои сборища «соборяне» называли «заседаниями». Проходили они по-разному, но в основе своей это были пародии на христианские праздники. На Святки ежегодно устраивалось «славление». В этот день «соборяне» разъезжали по городу, заходили в дома состоятельных жителей и там пели пародии на духовные стихи с использованием ненормативной лексики. После этого они требовали угощения, а получив его, заставляли пить хозяев и домочадцев дома, доводя их до состояния сильнейшего опьянения. При этом жители дома подвергались оскорблениям и насилию со стороны гостей.

На первой, строгой неделе Великого поста «соборяне» устраивали так называемую «покаянную процессию». Она проходила в виде карнавального шествия в масках, в вывернутых наизнанку шубах и полушубках. Участники его перемещались на ослах, волах или в санях, запряженных свиньями, козлами или медведями. При этом они были сильно навеселе и опять-таки орали матерные песнопения.

Подобным же образом проводились и другие «заседания» по самым разным поводам – пародирование церковных традиций, «освя щение» дворца в честь Бахуса, карнавальные шествия по случаю побед русского оружия или церковных праздников, свадьбы членов «Собора». На «заседаниях» зачастую должны были присутствовать члены семьи соборян.

Историк К. Валишевский писал:

«Шутовским кардиналам строго воспрещалось покидать свои ложа до окончания конклава. Прислужникам, приставленным к каждому из них, поручалось их напаивать, побуждать к самым сумасбродным выходкам, непристойным дурачествам, а также, говорят, развязывать им языки и вызывать на откровенность. Царь присутствовал, прислушиваясь и делая заметки в записной книжке».

В речи «соборян» присутствовало значительное количество сленга. Так, пьянство на их языке именовалось «Ивашкой Хмельницким», разврат – «Еремкой» и прочее. Кроме того, как уже было отмечено, их речь пестрела ненормативной лексикой, то есть отборным русским матом.

Многих исследователей петровского времени интересовал и не перестает интересовать вопрос: а зачем русскому царю был нужен этот дикий «орден»? Ведь государи никогда ничего не делают просто так. На этот вопрос в разное время были даны многие ответы, а какой из них правильный – решать читателю. Вот некоторые из них.

1. Для царя Петра «Собор» был механизмом отбора и сплочения наиболее преданных лиц, так как во время «заседаний» они проходили проверку на послушание и демонстрировали свои творческие способности и фантазию.

2. Петр хотел показать столичным жителям, как непривлекательно пьянство и воспитать презрение к пьянству и распутству.

3. Деятельность «Собора» была пародией на допетровское русское общество с византийской традицией разделения священства и царства, и Петр готовил общество к упразднению патриаршества.

4. Дикие оргии «Собора», по словам историка Ключевского, нужны были царю Петру для того, чтобы «преодолеть неуверенность и страх, снять стресс, выплеснуть необузданную разрушительную энергию».

«Соборяне» на царской свадьбе

Учителю царя Петра Никите Моисеевичу Зотову в 1712 г. исполнилось 68 лет. Подьячий Сыскного приказа Зотов начал обучение будущего государя, когда царевичу исполнилось 5 лет. В течение неполных трех лет он обучал мальчика грамоте, а также читал ему церковные книги: Часослов, Псалтырь, Евангелие и рассказывал о деяниях русских князей и царей, иллюстрируя свои рассказы специально написанными для этой цели картинками.

Затем Зотов был отстранен от учительской деятельности при царевиче и продолжил свою чиновничью службу в различных ведомствах. В 1689 г., в период обострения борьбы между Петром и правительницей Софьей Алексеевной, он был первым думным дьяком, прибывшим к царю в Троице-Сергиев монастырь. В 1695–1696 гг. Никита Моисеевич сопровождал Петра в Азовских походах в должности «ближнего советника и ближней канцелярии генерал-президента». Службу он исполнял исправно и в 1696 г. получил вотчину в 40 дворов, кафтан на соболях, кубок и еще кое-что по мелочи.

Далее служба проходила тоже неплохо. Зотов трудился в комиссии по расследованию Стрелецкого бунта 1698 г., исполнял службу думского дворянина и печатника. В 1703 г. Петр поручил ему возведение одного из бастионов Петропавловской крепости, получившего название Зотова бастиона. К этому времени он владел уже 446 крестьянскими дворами, а в Петербурге приступил к строительству собственного дома на Городском острове, при слиянии Невы и Большой Невки. Впоследствии он построил дом на острове Котлин.

Живя в Петербурге, Зотов получал письма на имя Петра, а затем переправлял их адресату в особой сумке со своей печатью. После Полтавской битвы царь пожаловал ему свой портрет, а в следующем году произвел в графское достоинство, правда, без передачи титула потомкам, которые получили его только в царствование государя Александра Павловича. В 1711 г. одним из царских указов было повелено считать Никиту Моисеевича Зотова одним из «верховных господ» в государстве, наравне с А. Д. Меншиковым, Ф. М. Апраксиным, Г. И. Головкиным и П. П. Шафировым. В том же году князь Зотов был назначен государственным фискалом с чином тайного советника.

И этот государственный человек играл важную роль в деятельности «Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего собора». Здесь он с 1 января 1692 г. носил титулы «князя-папы», «архиепископа прешпурского, всея Яузы и Кокуя патриарха», а также «святейшего и всешутейшего Иоаникиты».

В 1714 г. царь решил женить Зотова (тот был вдовцом и имел от первого брака троих сыновей) на вдове Анне Еремеевне Стремоуховой, урожденной Пашковой. Потешную свадьбу назначили в доме Г. И. Головкина 16 января 1715 г.

В день свадьбы, после трех пушечных выстрелов, мужчины съехались в дом графа Головкина, а женщины с императрицей и другими царственными особами – в дом «князь-игуменьи» Дарьи Гавриловны Ржевской, находившийся по соседству с домом жениха. Оттуда шествие направится в церковь. Знатные особы поехали в санных экипажах, обрученная чета шла пешком, поддерживаемая четырьмя старцами. Впереди, в качестве «скороходов», выступали четыре тучных и неповоротливых мужика.

Жених был в кардинальском одеянии, гости обряжены в одеяния лютеранских пасторов, католических епископов, рыцарей, рудокопов, китоловов, рыбаков, скороходов и пр. Также были представлены одеяния китайцев, американцев, японцев, армян, лопарей, турок и т. д. Сам царь шел в матросском платье. Вся эта публика играла на барабанах, дудочках, медных тарелках, флейтах, свирелях, трещотках и разных подручных инструментах. Весь этот шум сливался с колокольным звоном. Для венчания выписали из Москвы 90-летнего священника Архангельского собора.

Из церкви тем же порядком шествие направилось в дом новобрачного князя-папы, который усердно потчевал присутствующих спиртным. На улицах выставили для народа бадьи с вином и пивом.

Историк С. М. Соловьев так оценил эту свадьбу:

«Свадьба Зотова заслужила особенное внимание: одни вооружаются против неприличия этого торжества, другие стараются оправдать его и вообще хотят видеть здесь насмешку над патриаршеством, желание унизить сан, который хотелось уничтожить. Но мы знаем, что это была просто игра в короли, папы и патриархи, игра, понятная при тогдашнем состоянии юного общества. Зотов назывался Кокуйским патриархом еще тогда, когда настоящий патриарх был в Москве, когда, по всем вероятностям, не западала еще мысль об уничтожении патриаршества; теперь этот Кокуйский, шутовской патриарх вздумал жениться и свадьбу его отпраздновали приличным его званию образом. Если предположить, что Петр хотел насмеяться над патриаршеством, то надобно предположить, что он хотел насмеяться и над своею собственною царскою властию, потому что у него был и шутовской Пресбургский король, впоследствии кесарь; со смертию старика Зотова шутовское патриаршество упразднилось, но остался князь-папа в соответствие князю-кесарю».

Через два года «князь-папа» граф Никита Моисеевич Зотов скончался. В память о нем сохранились московские палаты (Кремлевская наб., 1 / 9).

Дряхлый и тучный тайный советник Петр Иванович Бутурлин в 1712 г. носил в «Соборе» титул «всешутейшего, всепьянейшего митрополита Санкт-Петербургского, Ижорского, Кроншлотского, Ингерманландского». В Петербурге он жил в собственном доме на Городовом острове на берегу Большой Невки, воспитывая рано осиротевшего племянника, будущего генерал-фельдмаршала и графа Александра Борисовича Бутурлина. Еще у дяди с племянником имелась дача на 11-й версте Петергофской дороги.

Однажды, находясь на этой даче, царь Петр узнал об очередной победе над шведами и повелел построить там деревянный храм во имя Святого Петра митрополита Московского на участке нынешней улицы Лени Голикова, дом 3. В 1780-е гг. церковь перестроили в камне, а во время блокады она была разрушена.

В 1712 г. Петр Иванович женился на Евдокии Федоровне Шанской, урожденной Шаховской, и государь перевел его из стольников в бояре, а также подарил ему еще одну дачу – под названием Старые Мёдуши – в 47 верстах от Петергофа.

После смерти «князя-папы» Зотова царь Петр обратился от лица «Собора» к «князю-кесарю» И. Ф. Ромодановскому с просьбой: «Великий государь Князь Цесарь Иван Федорович! Известно вашему величеству, что отец ваш и богомолец в. князь-папа, всешутейший Аникита от жития сего отъиде, и наш сумасброднейший собор остави безглавен; того ради просим в. в. призрети на вдовствующий престол избранием Бахусо-подражательного отца». Затем прошли выборы с соответствующей церемонией, и новым «князем-папой» стал Петр Иванович Бутурлин.

В 1720 г. Бутурлин овдовел, и царь Петр решил женить его на вдове Зотова Анне Еремеевне, несмотря на ее протесты. Эта потешная свадьба состоялась 10 сентября 1721 г. Венчание произошло в Троицком соборе. «Князь-папа» скончался 22 августа 1723 г., его похоронили 28 августа на кладбище при церкви Святого Сампсония Странноприимца. Историк Н. И. Костомаров написал: «Он окончил свою жизнь вполне достойно своему званию: умер вследствие своего обжорства и пьянства».

Диверсионные «неприятности» Петербурга

22 января 1712 г. английский посол Чарльз Витворт составил донесение своему шефу статс-секретарю по иностранным делам Генри Сент-Джону. Он сообщил, что «шведские отряды из Карелии были недавней неприятностью в этих окрестностях: два дня назад они были в десяти английских милях отсюда, и дома открыты для всякого нападения; но все солдаты, которых удалось быстро собрать, были посланы по той дороге наблюдать за их передвижением и сдерживать их». Четыре месяца спустя Витворт вновь обратился к своему адресату с подобной информацией, сообщив, что «между тем маленькие шведские отряды действуют смело и несколько дней назад были в четырех английских милях от этого места». То, что английский дипломат называл «неприятностью», было не только для жителей Петербурга, но и для других русских людей, находившихся на территории Ингерманландии, серьезной проблемой.

Вступив на приневские земли в начале Северной войны, русская армия и все, кто пришел вслед за ней, оказались на территории далеко не дружественной. Уже в мае 1703 г. русский главнокомандующий Борис Петрович Шереметев написал своему царю: «… чухна не смирны, чинят некия пакости и отсталых стреляют, и малолюдством проезжать трудно…». Это несмотря на то что годом раньше государь указал русским войскам «не жечь» в этих местах дома и другие постройки местных жителей, представителей финно-угорских народов, которых русские называли чухной, или чухонцами. Правда, в указе не было запрета грабить местное население и брать его представителей в плен. Зато в армии шведской солдатам под страхом смертной казни было запрещено не только жечь дома, но также уничтожать сено, хлеба, грабить местных крестьян. Шведы надеялись отвоевать Ингерманландию, и им нужно было лояльное население.

На территории Ингерманландии проживало и достаточно много русских людей, ведь еще около ста лет назад значительная часть этих земель входила в состав России и была отделена от нее в соответствии с русско-шведским мирным договором, подписанным 27 февраля 1617 г. в деревне Столбово близ Тихвина. Однако главнокомандующий Шереметев в том же письме отмечал, что «и русские мужики к нам неприятны; много число беглых из Новгорода, и с Валдай, и ото Пскова, и добры они к шведам, нежели к нам». Судя по словам Шереметева, русские здесь проживали в основном беглые и их совершенно не радовало появление на этой земле русской армии и русской администрации. Потомки же проживавших здесь когда-то русских людей успели ассимилироваться, ибо шведское правительство за переход православных в лютеранство освобождало от подушной подати на 60 лет. Те же, кто не хотел переходить в лютеранство, получали возможность переместиться на территорию, подконтрольную России, а их земли занимали финские крестьяне лютеранского вероисповедания из восточной Финляндии.

Жители Ингерманландии, не особо обремененные шведским правлением, считали свою землю относительно свободной и не имели желания переходить под оккупацию российских властей. Тем более, их не устраивало ведение на их территории боевых действий со всеми вытекающими явлениями: грабежа, разорения и насилия. При появлении русских войск, в коих местные жители видели прежде всего завоевателей, они прятали продовольствие и фураж, отказывались снабжать ими русских воинов, а при случае помогали шведскому командованию, выступая в роли лазутчиков и разведчиков и добывая ему ценные разведывательные данные.

Сразу после основания Санкт-Петербурга финские крестьяне, проживавшие на этих землях, стали добровольными проводниками шведских диверсионных отрядов, проникавших в окрестности строящегося города и нападавших на русские заставы, а также захватывавших в плен русских работных людей, заготавливающих лес.

Бывали проникновения диверсантов и в сам город. Наиболее дерзкий набег на строящийся город произошел в декабре 1711 г. Тогда отряд из двадцати шведских диверсантов ночью пробрался в слободу Батальона городовых дел на Выборгской стороне и схватил трех солдат в качестве «языков». Нападение оказалось столь стремительным, что солдаты не успели вовремя среагировать на создавшуюся ситуацию. По следам диверсантов отправили казаков, которые сумели захватить только двух диверсантов, остальные ускользнули вместе с пленными. Такого рода случаи происходили в городе регулярно, и без участия аборигенов здесь не обходилось.

Помимо проводниково-разведовательной деятельности и саботажа снабжения русских войск продовольствием и фуражом, местные крестьяне также вступали на путь вооруженного сопротивления русским. Они собирались группами по сто и более человек и нападали на небольшие русские отряды, используя методы партизанской борьбы. Русские в своих документах называли их «шишами». Так в Смутное время называли русских партизан, действовавших против польско-литовских оккупантов. Эти «шиши» также снабжали шведскую армию продовольствием и фуражом, предоставляли шведским отрядам необходимую информацию и ресурсы. Особо этим отличались жители Копорского уезда.

Здесь надо заметить, что подобная форма партизанской войны не имела широкого распространения до того времени, когда шведский король Карл XII обратился к своему командующему в Ингерманландии с повелением истреблять как можно больше имущества неприятеля в разных местах оккупированной им территории. Исполняя волю монарха, шведское командование начало создавать специальные диверсионные отряды, получившие название «кивикесов», или «кивиков».

Свое название отряды получили от имени то ли ингерманландского крестьянина, то ли шведского офицера по имени Кивекяс, которому в 1710 г. выдали патент на чин майора шведской армии и поручили создать систему партизанско-диверсионных отрядов. Эти отряды возглавляли шведские офицеры, а в составе отрядов находились как профессиональные военные, так и представители местного населения, пострадавшие от русских войск.

«Кивики» нападали на небольшие воинские команды русских войск, на курьеров, везущих важные сообщения, на русские обозы. Отряды «кивиков» пользовались поддержкой местного населения. Они были неуловимы и добирались до русских постов через леса и болота, ведь местные жители хорошо знали все леса и дороги, могли пройти узкими болотистыми тропами.

7 сентября 1708 г. Ф. М. Апраксин писал государю: «…вчерашняго дня поймали из копорских чухон 4 человека да из кикиевой станицы одного шпионов, которых я велел повесить по дорогам в разных местах». В этом донесении обращает на себя внимание то, что Апраксин разделяет «шишей» («копорских чухон») и «кивиков», не смешивая их в одну систему. Впрочем, русские и тех, и других просто называли разбойниками. Здесь же надо отметить, что не только в этом, но и во многих других донесениях русских военачальников встречается словосочетание «кикиева станица». Однако речь идет не о населенном пункте, где собирались «кивики», а о первоначальном значении слова «станица», то есть отряд конной разведки.

«Кивики» были головной болью русских военачальников и администраторов. Их деятельность влияла не только на ход военных операций, но и на взаимоотношения местного населения с русской администрацией, призванной обеспечивать на завоеванных территориях спокойствие и порядок. Населению же от деятельности «кивиков» тоже приходилось тяжко. Русские власти боролись с партизанами самым жестоким образом. Сжигались не только деревни сочувствующих «кивикам», но и прилегающие к ним леса, чтобы лишить партизан убежища.

Русские власти обещали за поимку разбойников щедрое вознаграждение. Так, выборгский комендант Г. П. Чернышев распространил среди местного населения свой указ от 16 августа 1710 г.: «Объявляю сим Выборгского уезду мызникам и всяким обывателям: ежели кто услышит про неприятельских или про воров кивиковой станицы людей, чтоб в Выорхе или которые будут отправлены в партию, тотчас объявили; за что ко оным будет государева милость, а именно денежное жалованье». За недонесение грозило наказание. В борьбе с партизанами у русских были и победы, и поражения. Все закончилось после подписания Ништадтского мира в 1721 г.