Текст книги "Пирамида"

– Прошу, прошу, – широким жестом указал он на кресла, а когда Ольф стал развязывать тесемки папки, спросил: – Не получается что-нибудь?

– Да нет, все получилось… Мы так думаем, – сказал Ольф.

– Да… Ну и что же?

Шумилов явно не понял его.

– Я хочу сказать, что мы закончили, – пояснил Ольф.

– Вот как, – не сразу сказал Шумилов. – Ну что ж, давайте посмотрим.

И он стал внимательно смотреть их выкладки. Он вчитывался в каждую строчку, «искал блох», как выразился потом Ольф, и только однажды спросил:

– А это откуда следует?

– Там внизу сноска, – сказал Ольф.

– Да-да, вижу…

Закончив читать, он откинулся на спинку стула и улыбнулся:

– Поздравляю. Отличная работа.

И тон его был по-прежнему сердечным.

– Откровенно говоря, – продолжал Шумилов, – я не предполагал, что вы сможете так быстро сделать эту работу. Я ведь ориентировался на обычный уровень выпускников. Ну что ж, тем приятнее, что я ошибся. Вы уже занимались когда-нибудь самостоятельной работой?

– Да так, делали кое-что, – неопределенно ответил Ольф.

– Это чувствуется, – кивнул Шумилов. – Я думаю, мы хорошо сработаемся с вами.

– Мы тоже так думаем, – с ясной улыбкой ответил Ольф. – И если уж зашел разговор об этом… Видите ли, Николай Владимирович, мы действительно уже около полутора лет занимаемся одной проблемой… некоторыми вопросами К-мезонных распадов. Нам кажется, мы кое-чего уже достигли. Может быть, и не очень многого, не знаем… Мы еще никому не показывали своей работы…

Ольф замолчал и испытывающе посмотрел на Шумилова.

– Продолжайте, я вас слушаю, – бесстрастно сказал Шумилов.

– Видите ли, нам бы хотелось продолжить эту работу… если, конечно, она действительно чего-то стоит, – поспешно добавил Ольф. – Мы понимаем, что это идет вразрез с вашими планами, но… может быть, удастся как-то совместить наши интересы. Я думаю, работать мы действительно немного умеем, и можно будет сделать так, что и ваша работа не пострадает, и мы смогли бы продолжить свою.

– То есть вы хотите одновременно делать и свою работу, и то, что я вам буду поручать? – уточнил Шумилов.

– Да, – сказал Ольф и впился взглядом в лицо Шумилова.

– Ну что ж, – задумчиво сказал Шумилов. – В принципе это вполне возможно. Надо подумать.

– Тогда, может быть, – сразу вступил Ольф, – вы взглянете на нашу работу?

– Конечно, – благосклонно кивнул Шумилов.

Ольф выложил перед ним еще одну папку. Шумилов наугад просмотрел несколько страниц и закрыл ее.

– Хорошо, я постараюсь поскорее посмотреть это.

– А чем нам пока заниматься?

Шумилов помедлил.

– Чем угодно. Я пока не хочу давать вам никакого задания. А потом видно будет.

И он вновь проводил их до двери кабинета и напутствовал обворожительной улыбкой.

– Уф! – с облегчением вздохнул Ольф в коридоре. – Прямо как в инквизиции. Одного я только понять не могу – неужели он действительно доволен, что мы так быстро сделали эту ерунду?

– Похоже, – сказал Дмитрий.

– Тогда он лучше, чем я думал. Не всякий может так невозмутимо сносить подобные уколы собственному самолюбию. Прошу прощения, доктор Шумилов! – И Ольф отвесил почтительный полупоклон в сторону его кабинета.

– Перестань, тут же люди, – одернул его Дмитрий. – И не радуйся прежде времени. Еще неизвестно, что получится из нашей затеи.

– Хорошо получится, – уверенно сказал Ольф.

– Ну-ну…

– Сейчас меня только одно интересует, – сказал Ольф. – Долго он нас будет мурыжить?

28

Шумилов «мурыжил» их целую неделю. Встречались они ежедневно, но ни разу и словом не обмолвились о работе, хотя Дмитрия так и подмывало подойти к нему и спросить, как обстоят дела. Шумилов, как обычно, был лучезарно вежлив и прямо-таки светился доброжелательностью, но вел себя так, словно они и не давали ему никакой работы.

– Вот барбос! – ругался Дмитрий. – Хоть бы намекнул как-нибудь…

Он нервничал, а Ольф посмеивался и успокаивал его:

– Спокойствие, Матильда, спокойствие. Наша прима-балерина набивает себе цену.

Наконец Шумилов мимоходом бросил им:

– Прошу после обеда ко мне.

И величественно удалился.

– Вот прохиндей! – разозлился Дмитрий. – Обязательно ему надо поиграть на нервах! Как будто сейчас два слова сказать нельзя было!

– Спокойно, Матильда, спокойно, – повторил Ольф.

Шумилов встретил их как обычно – радушной улыбкой. И когда они уселись, он положил перед собой папку с их выкладками и немного торжественно сказал:

– Ну что ж, приступим. Я с большим удовольствием посмотрел вашу работу. Разумеется, сейчас еще трудно говорить, чем она закончится, но одно бесспорно… – Шумилов помолчал и веско закончил: – Да, бесспорно. Это весьма и весьма серьезная заявка на значительную работу, и я от души рад за вас. Еще раз поздравляю.

– Спасибо, – пробормотал Ольф, чуть-чуть растерявшись.

– Разумеется, – продолжал Шумилов, – вы получите возможность продолжить свою работу, и я постараюсь оказать вам посильную помощь. Но, как вы, вероятно, знаете, К-мезоны – не совсем моя специальность, и я взял на себя приятную обязанность представить вашу работу моему другу члену-корреспонденту Академии наук Дубровину…

Ольф уставился на него и переспросил:

– Дубровину?

– Да, – кивнул Шумилов, явно довольный произведенным эффектом. – Вам, конечно, известно это имя…

– Ну, еще бы, – пробормотал Ольф.

– Дубровин просмотрел ваши выводы и высказал свое мнение… – Шумилов опять помолчал и эффектно закончил: – Весьма лестное для вас мнение. Он заинтересовался вашей работой и хочет встретиться с вами. Вы, надо полагать, также не будете возражать против этого? – с улыбкой спросил Шумилов. – Завтра утром он ждет вас.

– Где? – хриплым голосом спросил Ольф.

– У себя в кабинете, разумеется. Вы знаете, где он находится?

– Да разве… – начал Ольф и осекся.

– Что? – поднял брови Шумилов.

– Мы не знали, что Дубровин работает здесь.

– Вот тебе и на! – развеселился Шумилов. – Да он с самого основания института заведует лабораторией. Кабинет его в этом же здании, на третьем этаже, комната триста шестнадцать. Завтра в девять он ждет вас. Он просил передать, чтобы вы приготовили более подробные обоснования своей работы.

– Ну конечно, – сказал Ольф. – Ведь эти выкладки, так сказать, для общего ознакомления.

– Понятно, – кивнул Шумилов. – А потом уж поговорим детально, как вы будете работать.

В коридоре Ольф растерянно похлопал по карманам, отыскивая сигареты.

– Идем, Димыч, в какой-нибудь темный уголок, помыслим.

И они стали мыслить.

– Ну, как тебе все это нравится? – спросил Ольф.

– Хорошо нравится, – засмеялся Дмитрий.

– Нет, ты только подумай… Он, кажется, и в самом деле доволен, что у нас есть что-то этакое… свое. А с другой стороны, чего бы ему быть довольным? По идее, он должен заботиться о том, чтобы мы работали на него, именно потому, что у нас шарики крутятся. А он как будто и в самом деле рад, что мы будем заниматься своей работой. Чем все сие объясняется?

– Ну, знаешь ли, – возмутился Дмитрий. – И охота тебе подозревать его во всяких гадостях? Почему бы ему и не радоваться, что у нас есть своя идея? Тем более что мы не отказываемся работать и для него.

– Так-то оно так, – задумчиво сказал Ольф. – Да мне что-то плохо верится во врожденное благородство его натуры.

– А, да иди ты… А потом, не все ли равно, почему он так делает? Главное, что мы можем заняться своей работой.

– Это верно, – согласился Ольф. – Нам просто грешно жаловаться. Но представляешь, какого дурака сваляли мы?

– А именно?

– Да с Дубровиным. Если бы мы знали, что он работает здесь…

– И что тогда?

– А, недотепа! – рассердился Ольф и передразнил его: – «Что тогда»! Да то, что с самого начала явились бы к нему, выложили наши карты и поклонились бы в ножки: возьмите, ради Христа, под свое крылышко!

– Ага, – саркастически усмехнулся Дмитрий, – и он бы с радостью обнял нас и воскликнул: вот вас-то мне и надо!

– А почему бы и нет? Может быть, не сразу, но потом-то он нашел бы для нас место. А теперь поздно переигрывать… впрочем, чем черт не шутит. Знаешь что, давай наведаемся в библиотеку и посмотрим, чем он занимается сейчас. Может быть, это не так уж и далеко от нашей идеи.

Они пошли в библиотеку и разыскали последние статьи Дубровина и отчет его лаборатории.

– Жаль, – огорченно сказал Ольф вечером, захлопывая отчет. – Если верить этим бумажкам, он не занимается К-мезонами уже года два. Хотя это все-таки ближе к нам, чем работа Шумилова. Жаль. Сдается мне, что с Дубровиным мы отлично спелись бы.

Ольф открыл журнал с последней статьей Дубровина, стал еще раз просматривать ее и восхищенно покачал головой:

– Ты только взгляни, какая работа мысли! Это тебе не Шумилов. Все четко, ясно, отточенно, ничего лишнего. Вся статья-то четыре странички, а ведь Шумилов наверняка сделал бы из этого по меньшей мере четырнадцать!

– Да ладно тебе, – недовольно сказал Дмитрий. – Человек ему добро делает, а он же его и облаивает.

– Да нет, я не о том, – отмахнулся Ольф. – Ведь недаром говорят, что стиль – это человек. А ты сравни стиль Дубровина и стиль Шумилова. Это же небо и земля!

Дубровин оказался худым большеголовым человеком невысокого роста с нездоровым отечным лицом и изрядной плешью. Он прихрамывал, но ходил быстро, по-птичьи припадая на больную ногу. Кабинет его был обставлен прямо-таки по-спартански – простой стол, жесткие стулья и потрескавшаяся во многих местах доска в грязно-белых меловых разводах.

Дубровин приподнялся и протянул руку:

– Будем знакомиться. Дубровин Алексей Станиславович.

Ольф и Дмитрий назвали себя.

– Ну-с, приступим к делу. На полях ваших заметок я поставил девять вопросительных знаков, вам ясно, к чему они относятся?

– Да, – сказал Ольф.

– Тогда начнем с них.

Разговор напоминал допрос. Дубровин говорил так, как писал статьи, – только самое главное, ничего лишнего, и несколько раз поморщился, когда его не поняли и ему пришлось повторять. В отличие от Шумилова, он сразу понял, кто есть кто, и обращался преимущественно к Дмитрию – Ольф к концу разговора и совсем умолк.

Дубровин великолепно разобрался в их работе и словно мимоходом делал такие замечания, что Дмитрий хватался за карандаш и быстро записывал, опасаясь что-нибудь упустить. Говорил Дубровин как будто недовольным тоном и два раза безапелляционно бросил: «Чепуха!» Дмитрий и глазом не моргнул – в первый раз буркнул: «Возможно» – и поставил большой вопросительный знак, а во второй спокойно заявил:

– Не думаю.

Дубровин с интересом взглянул на него и поднял брови:

– Вот как?

– Да, – сказал Дмитрий. – Я изрядно посидел над этим вариантом, и, осмелюсь доложить, он заслуживает внимания.

– А конкретнее?

Дмитрий стал объяснять, но не дошел до середины, как Дубровин прервал его:

– Ясно, дальше не надо. Я был неправ.

Ольф расплылся в улыбке, но Дмитрий и ухом не повел, как будто так и надо.

Память у Дубровина была феноменальная – он походя указывал, где нужно искать недостающие материалы, и продиктовал не только названия десятка работ, но и годы издания и номера журналов, где эти статьи были опубликованы.

Часа через полтора он сказал:

– Все, пока хватит. Давайте итожить. Замысел ваш недурен, и исполнение, на данном этапе разумеется, вполне приличное. Надеюсь, ваша работа будет неплохим дополнением к моей, не нынешней, конечно, а предыдущей. Теперь – что вы должны делать? Надо залатать те прорехи, о которых мы говорили, – это первое. Второе – проверить экспериментально кое-какие выводы. Это, как сами понимаете, посложнее. Месяца через три я попытаюсь раздобыть вам время на ускорителе, хотя оно давно расписано чуть ли не по минутам. В крайнем случае – дам вам взаймы несколько часов.

– Когда же мы этот долг отдавать будем? – с улыбкой спросил Дмитрий.

Наконец-то улыбнулся и Дубровин:

– Тоже верно. Это я по привычке сказал. Ладно уж, пожертвую… Я думаю, Шумилов не будет слишком притеснять вас своими задачками. Пока, по крайней мере… А потом уж вам придется основательно поработать на него.

– Джентльменское соглашение? – спросил Дмитрий.

Дубровин недовольно покосился на него:

– Почти. А вам это не нравится?

– Да нет, почему же…

– Еще один практический совет. Программировать вы, конечно, не умеете?

– Нет.

– Советую кому-нибудь научиться. С арифмометрами далеко не уедете. Машинное время найти будет можно, но программисты загружены до предела, а так как вы пасынки, никто с вами возиться не будет. Вычислительный центр у нас мощный, есть обширная библиотека программ на многие случаи жизни, надо только научиться пользоваться ими. И еще – побывайте на ускорителе, познакомьтесь с инженерами и вообще – завоюйте их. Как все экспериментаторы, они смотрят на теоретиков с подозрением, и если вы докажете им, что кое-что смыслите, это будет очень неплохо. В общем, действуйте.

На прощанье Дубровин сказал:

– Ко мне, разумеется, обращаться можно когда угодно, но настоятельно рекомендую: делайте это только в крайних случаях. Забот у меня хватает.

И он выпроводил их из кабинета.

29

И пошла у них, как говорил Ольф, не жизнь, а конфетка. Шумилов действительно не утруждал их работой и, давая какое-нибудь задание, почти извинялся и неизменно приговаривал:

– Разумеется, в сроках я вас не стесняю.

А они каждый раз испытывали чувство неловкости и столь же неизменно говорили:

– Ну что вы, мы сделаем поскорее.

И, разделавшись с заданием Шумилова, продолжали свою работу.

С Дубровиным они встречались часто. Слишком буквально восприняв его прощальные слова, они с месяц не давали о себе знать, и однажды Дмитрий услышал по телефону его сердитый голос:

– Милостивый государь, вам не кажется, что неплохо было бы показаться?

Дмитрий поперхнулся.

– Видите ли, Алексей Станиславович…

– Что я должен видеть?

– Пока что никаких особенных затруднений у нас не возникло…

– Ах, вот как… Но вы что-то сделали?

– Конечно.

– И вы настолько самоуверенны, что не сомневаетесь в истинности сделанного?

– Н-нет…

– Значит, так. Жду вас завтра в пять.

Они полночи и весь следующий день просидели за работой, готовясь к такому же допросу, как и в первый раз. Но Дубровин встретил их почти ласково. Тон его по-прежнему был ворчливым, но говорил он уже не так безапелляционно и прислушивался к каждому возражению. Выслушав их отчет, он одобрительно сказал:

– Недурно, недурно… Вы неплохо поработали. К эксперименту подготовились?

– Не совсем, – сказал Дмитрий.

– Почему?

– Вы же сказали, что время нам дадут месяца через три.

– Мало ли я что сказал… Время будет через три недели. Хватит вам, чтобы подготовиться?

– Наверно, – сказал Дмитрий.

– Наверно или точно?

– Хватит.

– Через неделю представьте подробнейшее описание эксперимента, несколько вариантов. Дам вам четыре часа, для начала хватит. Но если будет очень нужно, прихватите еще. Шумилов вас не притесняет?

– Нет, что вы.

– Ну и отлично. Я скажу ему, чтобы эти три недели он вас не трогал. А теперь прошу учесть вот что.

И Дубровин стал детально разбирать их работу и давать советы.

Когда они примчались к нему с результатами эксперимента – именно теми, которые они ожидали, – Дубровин просмотрел снимки, график, на скорую руку набросанный Ольфом, и будничным тоном сказал:

– Ну что ж, недурно. Можно двигаться дальше. Кажется, вы довольны? – спросил он, обращаясь к Ольфу.

– Еще бы, – заулыбался Ольф.

– Спасибо вам, Алексей Станиславович, – сказал Дмитрий.

– Спасибо? – вопросительно повторил Дубровин. – «Спасибо» вы скажете, когда я приглашу вас к себе и вы разопьете бутылку коньяку. Вот там «спасибо» будет уместно, но сейчас… В науке, по-моему, слово «спасибо» не имеет права на существование. А теперь, – он внимательно оглядел их, – вам неплохо было бы отдохнуть. Сегодня четверг, если не ошибаюсь?

– Да, – сказал Ольф.

– Я думаю, до понедельника вы со спокойной совестью можете отдыхать, с Шумиловым я договорюсь. Для начала отоспитесь, а потом отправляйтесь куда-нибудь. Вы, насколько я знаю, не женаты?

– Еще нет, – пробормотал Дмитрий.

– Но девушки у вас есть?

– Есть.

– Вот и отправляйтесь с ними.

– Будет сделано, – растянул рот в улыбке Ольф.

Через неделю Дубровин позвонил им:

– Ну как, вы не раздумали пить коньяк?

– Коньяк? – опешил Дмитрий.

– Ну да, коньяк. За вашу удачу. Или вы не пьете?

– Да нет, почему же, пьем…

– Я думаю… Значит, жду вас у себя. Да не в кабинете, конечно, а дома. После семи в любое время… Кстати, нет ли у вас какого-нибудь глупого дефектива?

– Чего? – не понял Дмитрий.

– Ну, детектива, – буркнул Дубровин. – Я лежу в постели, должен же я чем-то развлекаться. Если вам не трудно, поищите что-нибудь.

– Хорошо, что-нибудь принесем. Значит, после семи.

Их встретила маленькая женщина с ласковыми глазами.

– Может быть, мы не вовремя? – пробормотал Дмитрий.

– Ну что вы, наоборот… Меня зовут Мария Алексеевна.

Они назвали себя.

Дубровин лежал на диване в своем кабинете – похудевший, небритый. Увидев их, он с видимым удовольствием произнес:

– Прошу, прошу… Я не встаю и не извиняюсь – болен. Рассаживайтесь, как вам будет удобнее.

Они сели вокруг низкого столика. Дмитрий спросил:

– А что с вами?

– Почки, – буркнул Дубровин и позвал жену: – Маша!

– Да, сейчас, – тут же откликнулась Мария Алексеевна и через несколько минут внесла бутылку коньяку и закуски.

– Может, вам помочь? – тут же вскочил Ольф.

– Да, пожалуйста, – просто сказала Мария Алексеевна, и Ольф ушел с ней.

Через несколько минут они сидели все вместе, и Дубровин скомандовал:

– Наливайте. Мне – минеральной.

– Почему? – спросил Ольф.

– Я же сказал – почки. Я уже лет десять капли в рот не беру. А вы пейте, это для вас припасено.

Хорошо было сидеть в этом уютном кабинете, заставленном книжными шкафами. Дмитрий нет-нет да и бросал взгляд на книжные полки, пока Дубровин не заметил это и не сказал:

– Вам, я вижу, не терпится? Посмотрите.

И Дмитрий пошел рыться в книгах.

Книг у Дубровина множество, и среди них – редкие дореволюционные, издания. Дмитрий так увлекся ими, что не сразу понял вопрос Дубровина и переспросил:

– Что?

– Я смотрю, моя библиотека пришлась вам по вкусу.

– Ну, еще бы.

– Можете любую книгу взять с собой.

– Правда? – обрадовался Дмитрий.

– Почему же нет? – удивился Дубровин. – Читайте на здоровье. И можете приходить в любое время, если что-то понадобится. Если меня не будет, жена проведет вас сюда – и мой кабинет к вашим услугам.

– Спасибо, – сказал Дмитрий.

– Пожалуйста, – иронически бросил Дубровин и обратился к Ольфу: – К вам это тоже, конечно, относится. Кстати, вы нашли для меня что-нибудь?

– Да, сейчас принесу.

Ольф принес из передней книги. Дубровин небрежно просмотрел их:

– Это я читал, это тоже… А это что-то новенькое. Благодарю… Кстати, вы-то читали это? Нет? Ясно, вы слишком умны для этого, и у вас мало времени.

– Нет, почему же… – начал сконфуженно оправдываться Ольф.

Дубровин перебил его:

– Да вы не оправдывайтесь. Я сам читаю такие книжонки, только когда ничем не могу заниматься.

Дубровин помолчал.

– Видите ли, меня давно интересует история человеческой глупости. Скажут, неприлично обзываться. Неприлично считать себя умнее других. Скажут, что надо быть скромным. Но еще Гете говорил, что только нищий скромен. Кстати, в нашей работе скромность вовсе ни к чему. Так мне кажется. Мы в конечном итоге работаем для того, чтобы добыть хоть какие-то крупицы истины, еще неизвестной людям. А истина и скромность – понятия несовместимые. «Истина так же мало скромна, как свет», – угадайте, чьи это слова?

Дубровин хитро взглянул на них.

Ольф пожал плечами:

– Не знаю.

– Это говорил Маркс, – сказал Дубровин. – А потому – не будьте скромными! Если дело касается истины, вы не должны ни на кого и ни на что обращать внимания. Ни личные привязанности, ни авторитеты, ни соображения удобства и материальной выгоды, ни семья – ничто не должно вас сдерживать. Я думаю, много открытий не было сделано вовремя только потому, что интересы истины не были для исследователя на первом месте. А истина не терпит никаких компромиссов. Никаких, даже самых незначительных, – подчеркнул Дубровин и откинулся на подушки.

Когда они прощались, Дубровин с неожиданной теплотой в голосе сказал:

– Очень хорошо, что вы пришли. И неплохо, если мы будем почаще так встречаться. Не бойтесь, если я занят или нездоров, я скажу вам об этом.

30

Шумилов был с ними все так же вежлив и доброжелателен. На заседании Ученого совета, когда речь зашла о новом пополнении, он с большой похвалой отозвался о Дмитрии и Ольфе, и им незамедлительно сообщили об этом. Еще несколько раз он при случае хвалил их и всячески подчеркивал свое расположение к ним. А между тем они все меньше работали для него, и Шумилов воспринимал это как должное.

– Слушай, – сказал однажды Ольф, – все-таки я не пойму, что он за человек. Почему он позволяет нам такие номера?

– А, нашел о чем думать, – отмахнулся Дмитрий. – Не все ли равно? Лишь бы давал нам возможность работать.

– Тут что-то нечисто, – задумчиво сказал Ольф. – И по-моему, не обошлось без Дубровина. Ты заметил, как Шумилов с ним держится?

– Как?

– Да чересчур уж почтительно.

– Ну и что? Дубровин старше его, да и известность у него куда больше.

И верно – Шумилов держался с Дубровиным как будто запросто, они говорили друг другу «ты», но легко было заметить почтительные нотки, проскальзывающие в его голосе. А Дубровин разговаривал с ним так же, как и со всеми, – с обычной для него прямотой, иногда довольно резко и насмешливо. Шумилов в ответ только улыбался и никогда не вступал в спор.

Ольф несколько дней ходил с загадочным видом и наконец торжественно сказал:

– Ну-с, я кое-что выяснил…

– Что? – непонимающе спросил Дмитрий – он уже забыл о том разговоре.

– Да о Шумилове.

– И охота тебе время тратить на такую ерунду.

– Погоди, сейчас не то запоешь… Во-первых, Шумилов и Дубровин почти ровесники – Шумилов только на полгода моложе.

Дмитрий присвистнул:

– Вот это да… Он же выглядит лет на восемь моложе.

– Вот именно – выглядит, – сказал Ольф, довольный произведенным эффектом. – А им, между прочим, обоим по тридцать девять.

– И только?

– Да. Так что это не Шумилов выглядит моложе, а Дубровин старше. Слушай дальше. Они вместе учились в физтехе, на одном курсе и даже в одной группе. Вместе работали после окончания в каком-то институте. Потом Дубровина направили сюда, и он перетянул к себе Шумилова, а может быть, сам Шумилов напросился. И это еще не все. Дубровин защитил докторскую еще десять лет назад – представляешь? А Шумилов в то время даже кандидатом не был. Кандидатскую он делал уже здесь, под руководством Дубровина, и, если судить по названию, его диссертация – лишь отросточек от работы Дубровина, той самой, за которую он получил Государственную премию.

Ольф помолчал.

– Ну, переварил? И это еще не все. Докторскую Шумилов делал тоже под руководством Дубровина. И отделился Шумилов от Дубровина всего два года назад. Сначала он был руководителем сектора, а после утверждения докторской стал завлабом. Стало быть, нынешняя тема Шумилова – его первая самостоятельная работа. Как тебе все это нравится?

Дмитрий покачал головой:

– Да, теперь кое-что ясно. И откуда только ты выкопал все это?

– Секрет фирмы, – самодовольно улыбнулся Ольф. – А ты еще говорил, что я занимаюсь ерундой. Надо слушаться старших, мой принципал. Но каков Дубровин-то, а? Еще и сорока нет, а он и доктор, и лауреат, и член-корреспондент. А когда-то мы степеней известных достигнем?

– А зачем тебе это? – серьезно спросил Дмитрий.

– Да ведь не одним же только сознанием своей гениальности жить.

– Это на кого намек?

– На некоторых… Не членом-корреспондентом, но замухрыстыми-то кандидатами надо стать?

– Станем, – успокоил его Дмитрий.

Все лето и начало осени они работали, как в добрые студенческие времена, – жадно, с наслаждением, экономя каждую минуту. Дубровину то и дело приходилось сдерживать их – он очень внимательно следил за тем, чтобы они не переутомлялись, и иногда просто приказывал им отдыхать.

Однажды он словно мимоходом заметил:

– Почему вы не познакомите меня со своими девушками?

Ася часто бывала у Дмитрия, но Светлана незадолго перед этим впервые приезжала в Долинск, и Ольф удивился:

– Разве вы видели их?

– Нет, – сказал Дубровин. – Но, разумеется, слышал. В нашем НИИ-хуторе трудно что-нибудь скрыть. И мне хочется посмотреть на них. Вы ничего не имеете против?

– Нет, конечно, – пробормотал Ольф.

– Ну и отлично. Значит, как только они снова появятся у вас, прошу ко мне. И желательно предупредить хотя бы за день.

– Хорошо.

Когда они вчетвером пришли к Дубровину, Дмитрий удивился, увидев его. Обычно Дубровин ходил в темной рубашке, в простеньком костюме и только посмеивался, когда Мария Алексеевна сокрушалась по поводу его затрапезного вида. А сейчас он прямо-таки весь блестел – чисто выбритый, помолодевший, он церемонно поклонился Асе и Светлане:

– Очень рад познакомиться с вами.

И видно было, что он действительно рад.

Сначала девушки держались немного скованно, особенно Светлана, но после того, как Мария Алексеевна увела их на кухню и облачила в передники, они быстро освоились. Дубровин с нескрываемым удовольствием поглядывал на них, а на следующий день сказал:

– Должен сообщить, что ваши девушки нам очень понравились. Особенно жене – она просто в восторге. Насколько я понял, отношения у вас с ними достаточно серьезные. Вы собираетесь жениться?

– Вообще-то да, – смутился Ольф.

– Когда, если не секрет?

Ольф и Дмитрий задумались.

– Можете, конечно, не отвечать, и вообще, если хотите, прекратим этот разговор, – церемонно сказал Дубровин. – Я, разумеется, не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь. Но в ноябре наш институт получает дом. Как холостяки, вы можете рассчитывать, самое большее, только на комнату в общей квартире. А вероятнее всего, вам дадут по комнате в общежитии, несмотря на все обещания Шумилова и мои просьбы. А если вы будете женаты, отдельные квартиры я вам гарантирую, для начала, конечно, однокомнатные. Вы, надеюсь, не очень шокированы этой прозой? – иронически спросил Дубровин.

– Нет, конечно, – сказал Ольф.

– Подумайте об этом.

Когда Ольф сообщил ему, что они намерены в сентябре «сообразить коллективную свадьбу», Дубровин обрадовался:

– Вот и отлично, поздравляю вас. Где вы намерены отметить это событие?

– Еще не знаем.

– Если у вас будет не слишком много народу… и если вы, разумеется, ничего не имеете против, – убийственно вежливым тоном сказал Дубровин, – моя квартира к вашим услугам.

Ольф смешался.

– Как-то неудобно, Алексей Станиславович.

– Неудобно? – как будто не понял его Дубровин. – Почему? И где же вам будет удобнее – в ресторане?

– Да нет, не в этом дело. Вас неудобно стеснять.

– А если я скажу, что нам это доставит удовольствие, вы, надеюсь, поверите мне?

– Поверю, – засмеялся Ольф.

– Тогда будем считать, что мы этот вопрос решили, – улыбнулся Дубровин.

Это была великолепная свадьба – нешумная, уютная. Не было пьяных песен и криков «горько», был тесный кружок любящих друг друга людей. Вечером зашли с поздравлениями Шумилов и Жанна, посидели немного и ушли. Дубровин был какой-то тихий и умиротворенный, даже голос у него изменился, стал мягким и ласковым. Он с трогательной заботливостью ухаживал за Асей и Светланой. Когда они расходились, уже под утро, Дубровин поцеловал им руки, и Светлана вдруг всхлипнула и прижалась к нему, выговорив сквозь слезы:

– Спасибо вам, Алексей Станиславович…

И Ольф впервые увидел, как Дубровин смутился. Поглаживая плечо Светланы, он растерянно говорил:

– Ну что ты, девочка, что ты…

Светлана отстранилась от него и улыбнулась сквозь слезы:

– Ничего, Алексей Станиславович, это я так… Знаете, я ведь не помню своего отца. Вот и подумала, как хорошо было бы, если бы он был похож на вас…

– Ну вот, – расстроился Дубровин и неожиданно сказал: – И хорошо, что ты так подумала, приходи к нам почаще, мы всегда рады тебе.

И с того дня Светлана часто бывала у них, гораздо чаще, чем Ольф.