Текст книги "Дорога из АДа"

Дорога из АДа
Борис Целавин

© Борис Целавин, 2023

ISBN 978-5-0056-2836-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказ о гипнотизере

– Гипноз, товарищи, изобретен очень давно, гораздо раньше, чем сотворен мир. Только после изобретения гипноза, исключительно благодаря ему был сотворен мир.

Лектор обвел всех усталым взглядом из-под сильных очков, слегка улыбнулся, сложил в стопку бумаги, постучал о столешницу, чтобы выровнять листы, убрал в папку и сошел с кафедры. Я, пораженный столь неожиданной концовкой лекции о гипнозе, хотел догнать его, не очень понимая зачем. Он неожиданно быстро по еще не успевшему заполниться проходу вышел из зала. Когда я, теснимый со всех сторон толпой, извиваясь угрем, вырвался на вечернюю, уже пробирающую осенним холодком улицу, лектор, скорее всего, скрылся за одним из поворотов. Во всяком случае нигде в пределах видимости не было заметно невысокой, слегка сутулящейся фигуры в сером брючном костюме с папкой в руках.

Решив пойти другим путем, я вернулся в фойе и попытался найти афишу сегодняшней лекции с указанием докладчика. То ли ее вообще не было, то ли успели снять за ненадобностью, во всяком случае расспросы баб Зины, уже заступившей на пост с ведром и шваброй, ни к чему не привели. Все еще не очень понимая, чего так дергаюсь, я сел на лавочку возле клуба и задумался: «Как все-таки узнать, кто же был этот незнакомец?»

Мне про лекцию сказал Мишка после четвертой пары, когда мы зашли выпить по кружечке пива и потрепаться. Обмениваясь мнениями, кто, с кем, когда, Мишка неожиданно сказал:

– Сегодня в клуб столичный лектор приезжает. Слышал, про гипноз будет рассказывать. Сходи, может, узнаешь чего ценного о том, как Таньку охмурить, а то, похоже, облом тебе нарисовался, – при этом он похабно осклабился и подмигнул.

Мишка знал про мой чересчур сильный интерес к второкурснице Таньке, которая только этой осенью появилась в нашем институте, переехав из другого города. Помимо совершенно очевидных внешних достоинств было в ней какое-то нездешнее умение держаться независимо и одновременно не вызывающе, гордо, но незаносчиво, поэтому многие девчонки принялись набиваться ей в подруги и копировать, а пацаны, конечно, пытались завязать с ней отношения или хотя бы познакомиться. Мишка и сам был в их числе, но, поняв, что в знакомстве она не отказывает никому, однако потом держит всех на равноудаленном расстоянии, быстро отступился и сделал вид, что потерял к ней интерес, продолжая при этом недобро подтрунивать надо мной.

– Сволочь ты, Мишка, – сообщил я ему о своих мыслях. – Думаешь, если ты типа сделал вид, что она тебе неинтересна, никому не видно, что у тебя слюни капают, когда ты на нее смотришь? А насчет гипноза не беспокойся, обойдусь без него в лучшем виде, природным обаянием не обижен, слава богу. Привет Дуньке Кулаковой. – И я с гордым видом, одернув недавно привезенную братом из загранки джинсовую куртку, оставил Мишку допивать пиво в одиночестве.

Конечно, у Мишки теперь не спросишь, откуда он узнал да кто лектор, но, если лектор из Москвы, может, он в гостинице остановился? Машины я перед клубом не видел, автобусы в Москву ходили только до 9-ти, вряд ли он успеет: автовокзал-то на другом конце города, но ведь и гостиница, если что, там неподалеку, так что направление одно, может, еще по дороге догоню, если он частника не поймает. Дорога была неблизкой, и, определившись с тем, что надо делать, я стал размышлять, зачем я это делаю. Лекция, в общем, как лекция, и хотя писали о гипнозе не очень охотно, да и литературы практически не было, но общие моменты я уже знал и так. Даже по телевизору сеанс видел, когда мужик с огромными усами, одетый, как недоделанный Дракула, мотал перед лицом у другого, сидящего на стуле с видом кролика перед удавом, золотыми часами на цепочке, а потом щелкнул пальцами и тот, что на стуле, стал петь песню Чебурашки голосом Аллы Пугачевой. Смех и ужас.

Однако в лекции было и что-то другое, несмотря на то что лектор не демонстрировал никаких чудес гипноза, иногда он обращался напрямую к кому-нибудь из слушателей с вопросом, лишь отдаленно имеющим отношение к теме, например:

– Иногда полагают, что с помощью гипноза великие полководцы заставляли своих бесчисленных воинов совершать абсолютно бессмысленные с точки зрения здравой логики действия, когда, например, они, подобно муравьям, переходили реки по трупам впереди идущих, утонувших в реке, просто для того, чтобы дать возможность пройти по ним всей армии. Вот вы, молодой человек, если бы были муравьем, решились бы на такое?

Молодой человек, еще за секунду до этого охваченный привычной дремотой лекции, вскакивал и с жаром в глазах восклицал:

– Смерть в куче! Смерть за кучу! Смерть на куче! Это и есть муравьиный смысл, жизнь без кучи нелепа, смерть без кучи бессмысленна! – После чего, еще раз окинув весь зал горящим взором, спокойно садился на место и продолжал дремать.

Подобное случилось три раза за лекцию, при этом необычна была и реакция зала: я, например, был искренне удивлен – так, что чуть глаза на лоб не вылезали, но, оглядывая соседей, видел, что они смотрят на парня с таким видом, как будто им показывают «хронику с полей»:

«Пятьдесят центнеров с гектара, ну надо же?» – интерес во взгляде только подразумевался, но на самом деле отсутствовал.

Я тогда решил, что, видимо, редко, если быть точным, никогда раньше не бывал на лекциях, а для завсегдатаев такое поведение в порядке вещей, но сейчас уже был почти уверен – на самом деле мы все были в положении того дядьки на стульчике. Только этот гипнотизер не размахивал часами и не щелкал пальцами, а тихо и монотонно погрузил нас в транс, но, наверное, не всех, меня, например, – точно нет.

«Именно поэтому ты сейчас как полноценный неизвестно зачем несешься неизвестно куда, – мысленно похвалил я себя за сообразительность. – Впрочем, куда – известно, это я зря, а вот зачем?»

«За лектором».

«А на кой он тебе сдался?»

«Наверное, я что-то хотел спросить».

«И что же ты такое важное хотел спросить, что поперся на ночь глядя в чужой район без элементарного кастета?» – внутренний монолог приобрел неожиданный оборот.

Я даже остановился и огляделся на всякий случай. Ничто так не придает уверенности, как самое тупое объяснение своих действий, теперь, когда мне потребовалось конкретное объяснение, что я не полный олень, оно родилось сразу и было идеально по примитивности:

«Ты на лекцию ради Таньки пошел».

«?..»

«И ничего полезного в этом плане не узнал».

«?..»

«Значит, ты хочешь задать конкретный вопрос: „А как у нас, товарищ лектор, с применением гипноза для улучшения взаимоотношений мужчины и женщины?“»

Хотя я вроде помнил, что изначально никакого такого вопроса задавать не собирался, но это был конкретный вопрос и нормальный мужчинский повод, поэтому, быстро уверив себя, что просто сформулировать правильно не мог, я, уже полный решимости, зашел в автовокзал.

Автобус еще не подали, так что и по погоде, и по одежде выходило, что профессор (ну не за лектором же я гонялся и не за гипнотизером – это несолидно как-то, поэтому наверняка он профессор) должен быть внутри. Поначалу ряды новых лавочек из металла и гнутой фанеры, поблескивавшие огромными, с пятак, выпуклыми металлическими заклепками в мерцающем свете неоновых ламп, казались абсолютно безжизненными, но, когда я увидел лежащее между их рядами тело «профессора», они показались мне еще безжизненней…

– Так, спокойно, ты писатель-фантаст, пишешь рассказ (короткий рассказ) о гипнотизере, откуда здесь мертвый профессор? Отойди, не бери, – испуганно бормотал я, лихорадочно пытаясь выбраться из ситуации, пятясь, вышел с автовокзала, закрыл дверь и даже ноги вытер о воображаемый коврик.

Присев на лавочку и немного поразмышляв, я решил, что на автовокзале никакого профессора не было и надо пойти поискать его в гостиницу, благо она неподалеку.

Гостиница была единственным местом в нашем городе, где в ночное время суток можно было купить все (не прям все, а все, что нужно) в ночное время суток. Поэтому у входа постоянно кто-то ошивался, и, конечно, я рисковал встретиться с местными. Прикинуться приезжим не было никакой возможности: таких джинсовых курток, как у меня, была одна на город, и если днем (особенно в своем районе) я этому очень радовался, то ночью в чужом….

– Так, сейчас у меня мертвый автор ляжет недалеко от мертвого профессора, сосредоточься, ты писатель-фантаст, пишешь рассказ о ГИПНОТИЗеРЕ.

К счастью, в этот раз у входа никого не было, что характерно, в фойе тоже, и, даже поднявшись на второй этаж, где вдоль длинного, тускло освещенного коридора тянулись двери номеров, я тоже никого не обнаружил. Наверно, постояльца заселяют, сейчас из какой-нибудь двери выйдет горничная, скорей всего, там и будет лектор (ну его, профессора, пусть покоится с миром).

Вдоволь надышавшись гостиничным запахом, циркулируя по коридору, я уже прикидывал, что, наверно, дешевле мне будет снять номер, чем если с меня по дороге снимут куртку, и мысленно поздравлял себя с удачной «охотой», как вдруг прямо из-за двери, мимо которой я проходил, вышла горничная, мне даже показалось, в проеме мелькнул знакомый серый пиджак. Сделав, как мне думалось, серьезное лицо, я ускорил шаг и целеустремленно дошагал до конца коридора, обернувшись, увидел, что горничная уже ушла и можно спокойно все обдумать. Ровно через 3 секунды я, пару раз для проформы стукнув в дверь, начал с порога:

– Профессор, я был на вашей лекции…

– Ну-ну-ну, молодой человек, всего лишь доцент, на кафедре, знаете ли, не все разделяют мои идеи, – неожиданно перебил он меня. – Я догадываюсь, что могло привести ко мне юношу в позднем пубертате, боюсь, здесь я мало чем могу быть вам полезен, но кое-что объяснить попытаюсь, присядьте.

От неожиданности я даже не удивился, что лектор указывает мне на солидное кожаное кресло, которое, конечно, никак не могло оказаться в номере нашей городской гостиницы. Погрузившись в надежные кожаные недра, я как бы переложил на него всю накопившуюся тяжесть сегодняшнего похода.

«Какие милые, в сущности, люди все эти профессора-гипнотизеры», – пронеслось в голове, прежде чем сознание окончательно покинуло меня.

«Ты кто?» – возник где-то внутри головы вопрос, произнесенный, впрочем, приятным баритоном.

«Конь, что ли, в пальто?» – вопросом на вопрос попытался отшутиться я, не решаясь открыть глаза.

«Ответ неточный».

«Никто?» – рассчитывая непонятно на какой ответ, снова спросил я.

«Ты где?»

Однако, пристал, не хотелось, но все же пришлось открыть глаза, черный цвет сменился на белый, больше ничего. Похоже, шутки закончились:

«Нигде».

«А точнее?»

«Куда уж точнее?» – попытался я взять инициативу в свои руки.

«А когда Никто и Нигде – это что?»

«Ничто».

«Абсолютное ли ты ничто?»

«Нет, конечно, я даже два неабсолютных ничто – один спрашивает, а другой отвечает».

«Хочешь остаться так или стать абсолютным?»

«А можно всех посмотреть? – почему-то опять меня потянуло обратить все в шутку, но долгое молчание в ответ не оставляло шанса, что это получится. Потянуть время, что ли, шлангом прикинуться? – Абсолютным чем?»

«Ничем».

Коротко и ясно. Выбор не очень, зато вполне очевидный, вечно осознавать себя ничем и нигде совершенно не вариант:

«Хочу».

«Точный ответ. Прежде чем удовлетворить ВАШЕ желание, мне хотелось бы кое-что пояснить. Начать, правда, придется издалека, но время не имеет для нас значения. Так вот. На лекции я не стал углубляться в тему, а просто в конце обозначил выводы – это сработало, вы заинтересовались, поэтому сейчас находитесь здесь. Смею уверить, ваше любопытство будет вознаграждено. Вы сможете узнать больше правды об этом мире, чем кто-либо другой, исключая, разумеется, меня.

Речь пойдет о творении. Изначально было две субстанции. Абсолютное Ничто, включающее в себя в непроявленном и потому совершенном виде абсолютное Все, и абсолютное Никто, представлявшее некую творческую силу, о которой решительно ничего нельзя было сказать, кроме того, что она, очевидно, была нацелена на бесконечную авторотацию, осуществить которую могла только через что-то, но было только Ничто. И до некоторых пор это самое Никто скакало по Ничто, как, извините, блоха по слону, но способа воздействия изобрести не могло – Ничто оставалось незыблемо в своем совершенстве. Это могло бы продолжаться и по сей день, но, к несчастью, коварное Никто в недрах своих сотворило то, что и можно упрощенно, конечно, назвать гипнозом – способом бесконтактного воздействия, позволяющим трансформировать Ничто, придавая ему некие формы. После чего целостность Великого Ничто была нарушена, а Никто получило возможность продуцировать свои копии – эти паразитические образования буквально разорвали Ничто на куски. У каждой частички появилась так называемая «душа», т.е. реплика абсолютного Никто, которая решительно не давала этим частичкам соединиться вновь и обрести прежнее совершенство и величие – Ничто.

Более мелкие «души» структурировались в более крупные. Никто стремилось создать наиболее точную копию себя, способную к самовоспроизводству. На уровне человека это вполне удалось.

К счастью, люди только отчасти состояли из Никто, память о Великом Ничто осталась в том, из чего они состояли, поэтому самые великие и призывали совсем отказаться от так называемой «души» и вернуться в абсолютное Ничто, дабы восстановить его незыблемость и гармонию. Это требовало сложных практик и было доступно единицам, но я сумел обратить оружие против его создателя и теперь с помощью гипноза могу разрушать эти паразитические образования, возвращая все в состояние абсолютного изначального порядка и гармонии, состояние великого Ничто.

Вам, молодой человек, исключительно повезло, вы станете первым кирпичиком в здании. Со временем благодаря мне Ничто обретет достаточно силы, чтобы самостоятельно вырваться из-под власти Никто и полностью восстановить прежнюю гармонию, а сейчас я досчитаю до трех, и на счет три вы перестанете существовать, но совершенства и гармонии станет больше.

Раз, два, три!

Ощущение было такое, как будто в голове лопнул маленький шарик с теплой водой и она брызнула во все стороны, орошая мозг теплыми струями.

– Неужели это все? Что ж, надо признаться, не самый ужасный конец, хоть и неожиданный. Посмотрим, что же это у нас за Ничто такое.

Увидев ряды вокзальных кресел в мутном свете неоновых ламп, я даже испытал некое разочарование. Еще большее разочарование я испытал, обнаружив отсутствие куртки.

– Сволочи, отоварили, значит, по башке, затащили в пустой автовокзал, чтоб никто не видел, сняли куртку и – привет родителям? Гадские гады, ну хорошо, хоть жив остался. – Я потрогал огромную шишку на затылке. – Вот тебе и «профессора-гипнотизеры», простой дубинкой такой кипиш в голове навели – мама не горюй. А Мишке все-таки рыло надо начистить, что он заводит меня с этой Танькой все время…

Отпуск в деревне

ДЕНЬ 1

– Кто работал, кто устал – все достали, всех достал, – пыхтел я любимую пыхтелку последней недели, но сейчас, возвращаясь из института домой к собранному рюкзаку, я делал это со всем возможным воодушевлением.

Сомнения в правильности выбора специальности, бардак в отношениях с подругой и экзаменационная нервотрепка плавно подвели меня к мысли сразу по окончании сессии свалить куда подальше, отдохнуть в одиночестве и поразмышлять на досуге.

Вчера, распечатав подробную карту ближайшего района соседней области и несколько раз беспорядочно ткнув в нее измазанным зеленкой пальцем, я определился с местом отдыха и собрал рюкзак.

Поэтому, заливаясь Винни Пухом, я почти бежал домой, ожидая, что уже сегодня вечером меня будут окружать поля совхоза «Красная коммуна», Верблюжье болото и за речкой Поганый ключ еще незнакомое, но уже милое сердцу Кузякино – единственный населенный пункт, который точно попал в центр зеленого кружка, оставленного пальцем…

До областного центра пришлось добираться на тепловозе, к которому было прицеплено два старых плацкартных вагона. Хотя ходил он редко, народу в нем было немного. Люди, работавшие в столице, проводили в дороге туда-сюда добрую половину жизни. Разместившись в купе, они сразу занялись привычными делами. Выпивали, закусывали, продолжали род, не очень смущаясь условиями плацкарта.

Приятно удивил сосед по купе. Коричневый костюм-тройка в тонкую серую полоску, кожаный портфель с необычными застежками в форме золотых драконов, немного рассеянный, но проницательный взгляд. Даже отсутствие обычной академической бородки не мешало разглядеть в нем человека умственного труда, возможно, профессора. Я же в своем туристическом прикиде, с огромным рюкзаком составлял ему исключительную по необычности для этого вагона пару.

Несмотря на почтенную разницу в возрасте, мы достаточно быстро разговорились. Как я и подумал, мой попутчик, Семен Михайлович, занимался наукой, преподавал, а сейчас ехал в исследовательскую командировку «на поля». О цели командировки распространяться он не захотел, рассказав, однако, что занимается психолого-географической аномалией. Я, конечно, был сильно озадачен существованием подобного феномена, но расспрашивать не стал, боясь показаться навязчивым.

Удивила меня реакция Семена Михайловича, когда он услышал, куда я собираюсь ехать: «Кузякино, Кузякино… Ну, даст Бог, доберетесь в свое Кузякино». На прощанье он, еще раз пожимая мне руку, как-то особенно проникновенно пожелал: «Счастливо добраться, молодой человек». Я несколько насторожился, но особого значения не придал, а если и придал…

Дорога до райцентра ничем не удивила. Привычно старый автобус, где залетающая в полузакрытые двери серая пыль за 3 часа покрывает тебя ровным пушистым слоем. Когда я вышел из автобуса, отличить меня от мышонка можно было только по отросшей рыжей щетине.

От районного центра начались трудности. Загугленные автобусы оказались вполне себе виртуальными. Единственным транспортом были несколько «Жигулей» на центральной площади, модель и цвет которых с трудом определялись под слоем все той же дорожной пыли. Но, судя по смутным силуэтам водителей за грязными стеклами, все же это было такси.

Первый водитель спал, уткнувшись лицом в баранку, еще два не знали никакого Кузякина, пришлось садиться к четвертому. Цвет его лица идеально соответствовал цвету выцветшей елочки, болтавшейся на зеркале заднего вида. А вот запах в машине был далек не только от хвойного, но и от какого-либо вообще имевшегося в природе. Усевшись на заднее сиденье и максимально опустив стекло, я доверился судьбе.

Дорога петляла среди перелесков и полуразрушенных деревень. В сгущавшихся сумерках она все больше теряла очертания, переходя из асфальтовой в грунтовую, а из грунтовой в какие-то плохо заметные параллельные тропинки. Въехав в очередную деревню из четырех заброшенных домов, шофер остановил машину, вышел, справил малую нужду, покуривая и задумчиво посматривая на плотно покрытое тучами небо. Потом заглянул в мое окно и, махнув рукой куда-то вперед, сказал: «Ну, Козявино – там! А я назад поеду – фары не работают, етить-матить!»

Очнувшись от дорожной полудремы и еще плохо соображая, я все же умудрился почти заорать: «Какое на хрен Козявино? Кузякино! Кузякино! Я же три раза спросил, баран!» – «Баран», впрочем, я уже задавил в горле, решив, что ругаться с водителем сейчас не очень разумно.

– Ничего не знаю, Козявино там, а назад не повезу, фары не работают, етить-матить.

Прикинув, что, даже если я достучусь до его здравого смысла, все равно больше уверенности у меня вызывают палатка и запас продуктов, чем поездка ночью без фар непонятно с кем и куда, я молча вышел из машины.

Решив, что утро вечера мудренее, а вечер утра сегодня уж точно поядренее, я по-быстрому поставил палатку и, перекусив печеньем с теплой минералкой, уснул.

Мне снились люди с нездоровым огоньком в глазах, расчищавшие на полуразрушенных машинах (бульдозерах, экскаваторах и чуть ли не комбайнах) какой-то, судя по всему, невидимый снег. Все новые и новые участники включались в этот процесс, чудом вызывая к жизни очередной кусок металла из безбрежной автосвалки, находившейся неподалеку. Они весело перекрикивались друг с другом, явно ощущая радость совместного труда и скорой победы над стихией. При этом многие махали мне руками, призывая разделить их трудовой порыв…

Проснулся я, всей кожей ощутив холодок от этого несуществующего снега. Ничего не понимая, высунувшись из палатки, я увидел вполне реальный снег. Обтер им лицо, почувствовал приятную колкость и холод, решил, что еще сплю, и снова полез в спальник.