Текст книги "Дорога из АДа"

Сцена 2

Генеральной действительно было не до АДа. В последнее время ее не покидало чувство опасности. Опасность исходила отовсюду.

Да, она была единственной, кто мог поддерживать цепь: поглотитель – резервуар – генератор, в рабочем состоянии – это давало ей некоторую уверенность в том, что устранить ее в ближайшем будущем не получится. Но ей также было известно, что никакие усилия не в состоянии до бесконечности сдерживать прогресс научной мысли и, возможно, очень скоро найдутся светлые головы, всесторонне поддержанные темными силами, которые смогут додуматься, как запустить процесс без ее участия. Эта угроза еще была относительно контролируемой.

А сколько в ближайшем окружении было людей, в глазах которых читалось нескрываемое желание вцепиться ей в горло и вытрясти всю информацию о работе цепи, прежде чем окончательно задушить. Конечно, эта информация ничем бы им не помогла, было общеизвестно, естественно, без подробностей, что все технологические процессы были только дополнением к ней лично. Но до какого момента это могло останавливать постепенно сходящих с ума от жажды абсолютной власти Соратников? Здесь о контроле нечего было и думать.

Не говоря уже о тех дремучих народных течениях, которые призывают вовсе отказаться от использования G-поля, забывая, что только благодаря ему удается сохранять цивилизацию, а кому не нравится, – может уйти к степнякам. Для них даже делали временные коридоры, свободные от поглотителей. Поначалу желающих было довольно много, но, когда почти все ушедшие не вынесли тягот степной жизни, а при попытке вернуться на глазах у сограждан гибли один за другим, попадая в поглотители, желающих не стало вовсе и про коридоры забыли.

Иррациональное народное мышление продолжало порождать новые версии о том, как хорошо будет, разрушив поглотители и взявшись за руки, идти в светлое будущее. Пахать пашни, ткать ткани и строить стройки. Это несмотря на то, что никто даже примерно не представлял, как это на самом деле делается. При всей кажущейся нелепости эта угроза была вполне реальной. Все чаще близкие тех, кто случайно попал в поглотитель, подкараулив Работников, толкали их в тот же поглотитель. Генеральной было все равно, чье G-поле поступало в резервуар, но недовольство Работников создавало еще одну дополнительную угрозу.

Однако в данный момент ее внимания требовало другое событие. Обычно она не любила казавшиеся ей совершенно никчемными торжества, но сейчас была даже рада немного отвлечься на подготовку празднования очередной годовщины «Открытия». Полностью этот праздник носил название «20-я годовщина Гениального Открытия Генеральной», он был посвящен дате, когда «Институтом Поля» (название G-поле оно получило позже, от названия ее должности General Designer), в котором она была генеральным конструктором, был создан и успешно испытан первый Генератор полного цикла, включавший: Поглотитель, Резервуар и, собственно, Генератор.

Через 20 лет она по-прежнему гордилась своим творением, но к этому чувству примешалось уже много чего. Благодаря этому открытию она вернула людям, казалось, навсегда забытые блага цивилизации, но и лишила их элементарной радости труда. Она поднялась на вершину социальной иерархии, но совершенно потеряла возможность не только жить, как обычный человек, но даже думать и чувствовать ей приходилось только с оглядкой на всеобщие интересы, а точнее, принимая в расчет Соратников, Работников и сограждан, следить, чтоб и волки были сыты, и овцы целы.

– Свет мой зеркальце, скажи, кто это у нас такая вся из себя Генеральная? – пыталась улыбнуться она своему отражению, одновременно подводя правую бровь. – Галочка у нас вся такая Генеральная, – отвечала она себе, на этот раз уже выщипывая лишний волос из левой брови. – А кто у нас пойдет сейчас слушать дифирамбы придворных идиотов и всех их скопом облагодетельствует? – переминаясь на сгенерированных вчера для такого случая шикарных туфлях, она уже внутренне ликовала от поразившей ее блестящей идеи.

Сейчас ей предстояло выслушать отчет Комитета Открытия, который целый год трудился над проблемой «Создания праздничной атмосферы, духа всеобщего ликования и гражданского единства по случаю 20-летия ГОГ» – так выглядела тема отчета. Она, естественно, уже ознакомилась с его содержанием, и сейчас ее осенило, как, мотивируя это заботой об интересах сограждан, можно заставить Соратников растрясти свои задницы, а заодно и поволноваться за свои шкуры. Одновременно как женщина сразу подумала, что с помощью этого плана сможет прекрасно замаскировать свой личный интерес.

Теперь она с нетерпением ожидала, когда все Ближайшие Соратники закончат доклады. Последним выступал Соратник по Творчеству, его управлением были выпущены 8 поздравительных стихотворений от каждого форта, 4 мини-оды от директорий и Большая Ода с Венком сонетов от центра и всех восхищенных сограждан. Не удержавшись, он даже процитировал концовку Большой Оды:

Мы под началом Гениальной

Идем и жнем ее плоды,

Мы будем также неустанны,

Как и ее труды!

Не успел еще румянец гордой стыдливости потухнуть на его щеках, как, коротко поаплодировав, она начала свое выступление:

– Я благодарю всех собравшихся за ответственный подход и глубокую проработку вопросов, связанных с подготовкой ГОГ. Мне особенно приятно встречать эту годовщину в команде столь близких по духу и верных делу Генеральной людей. Я рада сообщить, что приняла решение помочь вам с созданием праздничной атмосферы, духа всеобщего ликования и гражданского единства и лично поздравить сограждан каждого Автономного Департамента с великой датой.

Это было великолепно – видеть, как их расплывшиеся от похвалы в самодовольных улыбках лица вдруг вытягиваются в недоумении и в глазах появляется страх на грани ужаса при мысли, что им на неопределенное время надо будет покинуть уют и безопасность Центра и отправиться по Департаментам, о существовании которых они знали только по отчетам и сводкам происшествий.

– А придется, голуби мои, – мысленно потирая руки, она отдавала распоряжения. – Управление Безопасности уже получило задание по разработке плана турне, а от вас я жду примерно того, что уже блестяще выполнено нашими поэтами, плана торжеств в департаментах, то есть четыре соразмерно уменьшенных и дополненных с учетом специфики плана празднества в Центре. И не благодарите, – сделав усмиряющий жест в сторону онемевших от неожиданности Соратников, она, не давая им опомниться, повернулась спиной и степенно вышла из зала собраний.

– Ну вот, поели – можно и поспать, – представив, что сейчас, сидя за столом с Соратниками, она обошлась с ними, как с едой, откусив от каждого приличный кусок, Галина Михайловна Стельмах, она же Генеральная, даже испытала некоторое чувство сытости, плотоядно облизнулась и закрыла глаза. Поспать – это, конечно, была фигура речи, она давно уже не могла позволить себе отдыхать днем даже во время обеда, решая какие-то вопросы с приглашенными по заранее установленному графику Соратниками.

Сцена 3

Гер сел за руль, Била уложили на заднее сиденье, и Фру всю дорогу заботливо поддерживала его голову, успокаивающе поглаживая ежик седых волос. Бил нашел в себе силы дойти до машины, но в машине сразу отключился, так что, подъехав к трактиру, они еще какое-то время стояли с выключенным мотором, боясь его потревожить.

Компания в баре, несмотря на отсутствие взаимной симпатии, напоминала скорее команду корабля. Остальная публика менялась, но из этих шести каждый выполнял свою функцию изо дня в день. Старик Вил при всей несносности своего характера и беспробудном пьянстве был заслуженным деятелем науки, физиком, одним из отцов холодного синтеза и Х-лучей. До определенной фазы опьянения он обладал проницательным умом и своеобразным чувством юмора. Юношу-аутиста звали Ибрагимом, он был поэтом и просто боготворил Била, считая его мессией, а себя любимым учеником. Держался он всегда рядом с Вилом, т.к. тот относился к нему хотя и грубовато, но практически как к родному внуку, что, конечно, не спасало его от брани и нравоучений. Ибрагим с детства приходил с родителями в заведение Била и восхищенно смотрел, как тот разливает из одного большого бидона с водой разноцветное вино, пузырящуюся полуколу и даже дымящийся кофе в маленькие чашки. Навсегда пораженный этим зрелищем мальчик сначала подолгу не мог отойти от прилавка, а когда подрос, и вовсе перестал выходить их трактира. Поздно вечером родители под руки, как куклу, выводили его домой, но рано утром он сам, бодрый и оживленный, уже занимал свое привычное место за столиком напротив ворона Вила.

Что касается четверых картежников, они приходили только к семи часам вечера. В отличие от Вила и Ибрагима, которые появлялись с самого утра, а Вил даже иногда засыпал за столом, положив под голову свою безразмерную кружку. Появлялись они почти одновременно, но заходили по одному, как будто у них была договоренность не встречаться за пределами трактира. Они были людьми достаточно скрытными, и с уверенностью можно было сказать только одно: что лет им всем было около сорока, доходы имели выше среднего, а семьи, судя по тому, что расходились они далеко за полночь, не имели вовсе. Иногда они включались в разговоры других посетителей, перебрасывались короткими фразами друг с другом и примерно каждые сорок минут заказывали кофе с коньяком и свежие пепельницы.

Ближе к вечеру могла появиться новая публика. Поэтому Гер и решил заехать в гараж, надеясь оттуда незаметно перенести Била на кровать. Но, не услышав звук подъехавшей машины, глуховатый от старости Вил все же не мог не услышать грохота и скрипа ржавых гаражных дверей:

– Ага, вот и чертов Бил со своими вонючими дружками, хренов Гер должен проставиться за здоровье своей маленькой дурехи, а не то я скажу Работникам Генеральной, куда делась ее собственность, и они-то уже вернут все сторицей… – Он хотел было продолжить, но неожиданная боль в затылке заставила его обернуться. Из-за стойки ровным немигающим взглядом, слегка улыбаясь, на него смотрел Бил. Все еще бледный, но уже достаточно сильный для того, чтобы старик, поперхнувшись, стал заискивающе улыбаться, так, что, казалось, его щеки кто-то резко оттянул в сторону ушей, хриплым свистящим шепотом выдавил: – Били, я как раз рассказывал ребятам о твоих подвигах, ты же знаешь своего старого друга Вила, никто так не превозносит твою доброту и не гордится дружбой с тобой, как я. Рад снова видеть тебя в добром здравии, – и скосил глаза в сторону своей пустой кружки.

– Да, Вил, нет у меня лучше друга, чем ты, – Бил продолжал смотреть на старика и улыбаться, отчего у Вила возникло ощущение, что во лбу ему пытаются просверлить дырку не очень острым сверлом. – Вижу, ты будешь душевно рад уступить свое место рядом со стойкой уставшим с дороги гостям и дашь отдохнуть наконец своему телу и горлу, чтобы завтра с новыми силами прославлять мои подвиги.

Улыбка так же резко исчезла с лица Вила, как и появилась. Чертов Бил, конечно, все слышал, и теперь не было никакого шанса раскрутить его даже на ведро сивухи. Он тяжело поднялся и, волоча за собой кружку, казавшуюся продолжением его руки, двинулся на выход. Перед ближайшим к двери столиком он задержался и сделал попытку разжалобить Била, обратив к нему полный скорби взгляд постоянно слезящихся глаз, но Бил уже не обращал на него внимания, и старик, тихонько кряхтя и матерясь, вышел в сумерки.

А навстречу ему уже шла в трактир толпа молодых людей, они, оживленно жестикулируя, о чем-то спорили, смеялись и чуть не сбили с ног погруженного в невеселые мысли старика, что неожиданно вывело его из оцепенения, и он, размахивая кружкой, закричал им вдогонку:

– Чертовы сосунки, если б вместо G-поля я продолжил работать над Х– лучами, вы бы на сковородке в аду сейчас плясали, ублюдки. – Несмотря на то что никто из компании даже не обернулся, воспоминание о своей былой значимости придало старику сил. Дальше он пошел, выпрямившись и даже сипло что-то напевая себе под нос.

В трактире с приходом молодежи и уходом Вила сразу изменилась атмосфера. Даже Бил, несмотря на усталость, нашел силы обслужить всех пришедших, налив каждому напиток по его вкусу, но на этом его силы, похоже, иссякли, и он, представив пришедшим Гера и Фру как своих старых друзей, ушел к себе в «нору». Так он называл каморку под лестницей с кроватью и тумбочкой, которая раньше предназначалась для прислуги, а теперь иногда заменяла Билу спальню, подняться в которую у нагруженного работой и джином Била все чаще не было сил.

Молодежь разместилась за сдвинутыми столами почти в центре зала, несмотря на то что пришли они сюда с целью провести собрание молодежной организации, присутствие в трактире Фру спутало им все карты. Теперь вместо обсуждения повестки дня они сидели, смущенно переглядываясь и подначивая друг друга, но поистине неземная красота незнакомки и ее статус «старой знакомой Била» мешали им решиться познакомиться ближе.

Фру чувствовала обжигающие спину взгляды, они, конечно, смущали, но больше все-таки льстили ее только начавшему пробуждаться женскому самолюбию. Возможно, в другое время она с удовольствием насладилась бы всеобщим обожанием, присоединившись к молодым людям. Но сегодня, пережив смерть и воскрешение, она казалась себе гораздо взрослее этих беззаботных юнцов, как будто этот загадочный Стальной Бил (как она стала его называть про себя) вместе с G-полем передал ей часть своего жизненного опыта. Поэтому, тщетно стараясь сохранять степенность, присущую, как ей казалось, взрослой женщине, она, не жуя и почти не ощущая вкуса, проглотила свой ужин, а потом силой утащила брата наверх в приготовленные для них комнаты, чтобы в темноте и тишине наконец-то спокойно подумать о том, что сегодня произошло и как это может отразиться на ее дальнейшей жизни.

Сильно разочарованные бегством прекрасной незнакомки молодые люди тем не менее с быстротой, свойственной их возрасту, переключились на тему собрания, испытав при этом даже некоторое облегчение, т.к. пропало неприятное стеснение, вызванное робостью. А тема сегодня была острой и явно не предназначавшейся для чужих ушей. Возникнув в рамках генерального движения молодежи для претворения в жизнь планов Генеральной, их группа вскоре обнаружила склонность к самостоятельным суждениям и сегодня решила сформировать свою платформу. О том, что делать дальше, единого мнения еще не было, но в то, что необходимы коренные реформы движения, верили все без исключения. Первым слово взял неформальный лидер группы Сол:

– 20 лет правления Генеральной, да пребудут ее блага с нами вечно (ехидная ухмылка собравшихся), окончательно дискредитировали само понятие генерального движения. – Одобрительные возгласы. – То, что нам предлагалось улучшать и развивать…

Расходились они далеко за полночь, радостно возбужденные, окрыленные своим дерзким планом, видя в себе новых спасителей Гражданства и уже имея перед глазами практически готовый проект памятника себе на центральной площади «вот с такой рукой!» (устремленной в сторону и вверх).

Сцена 4

– Да прибудут блага мои вечно с вами, – напевала про себя Генеральная, представляя, какой переполох сейчас стоит среди Соратников, как они лихорадочно придумывают способ угодить Генеральной, но лично не участвовать в поездке.

Ближайший Соратник по Безопасности, опираясь на донесения своих людей, уже проинформировал ее, что Соратники по Творчеству устроили поэтический турнир, победитель которого должен был остаться в Центре, а Соратники по Генеральному Обеспечению, пользуясь своей близостью к излучателю, пытались посулить Соратникам по Медицине внеочередные блага за справку о губительном воздействии степного климата на их здоровье, медики, в свою очередь, готовили снадобья, которые вызвали бы у них в нужный момент симптомы опасных заболеваний. В общем, подготовка к 20-летию шла полным ходом.

Галина в который раз уже похвалила себя за разумное распределение функций. Каждое Управление курировали пять Ближайших Соратников (сутки через трое и один в отпуске), конечно, в итоге все ответственные решения приходилось принимать самой, но зато в такой ситуации, как сейчас, она была уверена – каждый из Соратников не допустит, чтоб другому было лучше, чем ему, поэтому все их ухищрения ни к чему не приведут. Завтра как миленькие все разобьются на четыре группы (по одному представителю от каждого Управления) и отправятся на все четыре департамента готовить встречу на местах. А те, кто останется, будут сопровождать ее в турне. Так что всем сестрам по серьгам.

Ей оставалось только наполнить резервуар и проинструктировать Соратников по Безопасности, чтобы в ее отсутствие не провоцировали сограждан и не давали распускаться Соратникам, которые будут возвращаться в центр из департаментов по мере продвижения Праздничного турне Генеральной, как было официально озаглавлено это мероприятие.

В департаментах предполагались встречи с директорами, принятие почестей от сограждан и раздача даров победителям «Спектра надежд». В отличие от Соратников, Генеральная не испытывала страха перед неизвестностью, которая ждала ее в департаментах. Во-первых, она была лучше осведомлена о происходящем там, во-вторых, ей настолько надоело однообразие и постоянное напряжение жизни в Центре, что вряд ли возможность какого-то (даже самого печального) исхода могла ее испугать.

Сначала она планировала облагодетельствовать своим появлением, помимо департаментов, все восемь фортов, но подумала, что это займет слишком много времени и поручиться, что к моменту ее возвращения в Центр все будет в порядке, уже не сможет никто, даже проверенные десятилетиями и спецпоручениями Соратники по Безопасности. Для департаментов она от себя лично приготовила несколько чудес трансформации, показательных исцелений, естественно, с участием Соратников по Медицине, а также пламенные речи, которые должны были укрепить веру сограждан в то, что близится час, когда Главный Источник G-поля будет найден и наступит эра всеобщего расцвета и благоденствия.

– Бред, вред, винегрет, – вальсировала она от шкафа к чемодану с очередным платьем. Сколько сограждане еще будут есть этот бредовый винегрет о Главном Источнике, можно было только догадываться, а правильней – вообще об этом не думать. Но лучшей идеи, чтобы заставить всех довольствоваться скудным пайком благ и сохранять при этом спокойствие и покорность, пока не было, а если б и появилась, вряд ли получится внедрить ее в массы и при этом избежать революции.

Не то чтобы она очень боялась революции или дорожила своей жизнью, но мысль, что последний островок цивилизации прекратит существование и все человечество погрузится на неопределенное время в хаос невежества, ей как ученому была очень неприятна. А пока другого исхода революции не предвиделось. Если Генератор прекратит работу, блага перестанут поддерживать сограждан, поглотители не будут сдерживать степняков, то все построенное с таким трудом за 20 лет будет стерто с лица земли без какой-либо надежды на возрождение в ближайшие несколько тысяч лет.

«Но вся эта фигня без меня, без меня», – продолжала вальсировать она. Даже такие мрачные мысли не могли побороть радостное волнение, охватившее ее в предвкушении турне. Она казалась себе снова молоденькой практиканткой, готовящейся к защите диплома, но уже уверенной, что он тянет минимум на кандидатскую. Когда она в первый раз сказала куратору, о чем хочет написать диплом, то Вил, который тогда еще не был стариком, но брюзгой уже был изрядным, посоветовал ей взять бубен и отправляться ко всем чертям вызывать духов на Лысую гору, а науку оставить раз и навсегда! Но буквально через неделю он, пораженный стройностью ее научных выкладок, предоставил в ее распоряжение целую лабораторию, а потом и сам решил посвятить себя работе со слабым излучением, как тогда называлось недавно обнаруженное G-поле.

«Славное было время. Ничто не могло испортить мне настроения или помешать в работе: ни постоянное брюзжание Вила, ни бессонные ночи в лаборатории, когда эксперимент за экспериментом давал отрицательные результаты, ни абсолютное недоверие коллег, которые, сами не обладая G-полем такой мощности, как у меня, и не чувствуя его, абсолютно не могли понять, о чем идет речь. Только когда первый Генератор, который я подпитывала собственным полем, осуществил-таки мечту всех алхимиков и превратил кучу дерьма (исходное вещество не имело значения, но мой сарказм требовал удовлетворения) в груду золота, все зааплодировали и аплодировали до тех пор, пока я не стала Генеральной, и особенно после, потому что попробовали бы они не аплодировать. Не аплодировал один лишь Бил, который, как и я, обладал мощным G-полем, но этому пижону Генератор был не нужен, как химик он прекрасно представлял субатомные трансформации и осуществлял их безо всяких приборов на потеху публике, чуть не споив мне всю лабораторию».

Она уложила последнее платье, захлопнула чемодан, и тут воспоминание о Биле вдруг лишило ее бодрости, Галя опустилась на кровать и, обняв чемодан, задумалась о том, что же все-таки значил для нее этот патологически неспособный на плохие поступки чудак с непроницаемым лицом.