Книга: Автобиография пугала. Книга, раскрывающая феномен психологической устойчивости - Борис Цирюльник

Итак, Борис Цирюльник написал «Автобиографию пугала» с целью помочь заинтересованному читателю выработать психологическую устойчивость в сложных жизненных ситуациях. Причем очень хорошо, что автор касается ситуаций экстремальных, какие редко описаны в популярных книгах по психологии: военные конфликты, терроризм, насилие, проблемы беженцев. Человек, переживший подобный индивидуальный крах мира, становится, по мнению автора, своего рода немым пугалом, внутренне полностью опустошенным, выхолощенным, лишенным языка, неспособным описать и истолковать свое новое состояние. А, между тем, человек не может жить в необъясненном мире. Объясняя его на свой манер, он всегда создает некую модель, взгляд на мир, «защитную химеру», «театральную саморепрезентацию».

Мы можем либо умереть, либо сражаться за новую реальность.

И на протяжении всей книги, в её отрывочных главках, Цирюльник показывает на примерах созидательных и деструктивных, как можно и важно истолковывать случившееся, придавать ему смысл, как пугалу заново написать автобиографию.

Практических советов немного: В первую очередь, важно осознание необходимости переосмысления себя. Общеизвестный факт: постановка вопроса – это уже наполовину его решение. Всё можно переосмыслить.

Если человек оказался лишен заботы, поддержки и отклика извне, которые, несомненно, очень важны, то

поэзия, театр и философия могут сделать жизнь более приемлемой.

И это, по-моему, не такой уж нелепый совет, как может показаться на первый взгляд, поскольку мы часто не уделяем должного внимания зацепившим/взбесившим/понравившимся нам вещам, а в них, как в зеркале, отражены многие разгадки про нас самих.

И особенно важно учится эмпатии и настойчиво видеть другие живые души, потому что каждая встреча дает развитие для нового бытия. В век технологий, которые частично стали причиной эмоционального обеднения, субъект всё чаще зациклен на себе и лишен эмпатии. Отсутствие эмпатии ведет к извращенной влюбленности в себя.

Нарцисс заканчивает побегом и погружением в собственное, изолированное ото всех счастье.

Чтобы стать самим собой, человеку необходим Другой. Извращенный мир, по мнению автора, это мир без Другого, то есть мир без каких-либо возможностей.

В итоге, книга отнюдь не бестолковая, как может показаться из-за её низких оценок (в том числе и моей). Книга, конечно, неровная, путаная, сумбурная, многословная и, скорее, узкоспециальная, однако, с точки зрения профессиональной психотерапии вовсе не еретическая, и я полностью согласна с её немногочисленными выводами.

Раньше мне не приходилось ничего слышать о знаменитом французском психоаналитике, нейропсихологе, этологе, писателе и гуру всех французов Борисе Цирюльнике, хотя он, оказывается, к своим восьмидесяти годам написал уже не одну книгу для спасения человечества от самого себя. Но прочитав «Автобиографию пугала», я не смогла проникнуться его громко провозглашенной харизмой. Для меня книга оказалась слишком уж простой и информационно пустой, как если бы один из трех известных индийских мудрецов решил поведать мне о слоне после моего возвращения из зоопарка. Я долго не могла не то что даже вербализовать нарастающие отрицательные эмоции, а просто поверить, что мне подсунули фальшивку, симулякр.

Маленькие, по-житейски незамысловатые текстовые фрагменты, озаглавленные с претензией на оригинальность и многозначность (например, «Адаптация и эволюция. Тараканье счастье», «Горе победителю», «Меланхоличное пугало», «Странный вкус “оживания”», «И наступает страдание… Надо ли возлюбить его?», «Фея Карабос и Белоснежка», «Общественная функция логического бреда» и даже «Когда туман, окутывающий наше происхождение, рассеивается, появляется солнце»), реально оказывались вязкой амплификацией какой-нибудь одной простенькой мысли, повторенной для убедительности несколько раз, но имеющей весьма относительную новизну и ценность за пределами авторского сознания. В сущности эта книга ни о чем – просто коллекция авторских рассуждений «по поводу» и «без повода». Выискивая хоть сколько-нибудь новую и знáчимую информацию на ее страницах, я ловила себя на том, что «тону в фарисействе», что «король-то голый», что «пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». Мне трудно представить, чтобы читатель или клиент, даже очень наивный, совсем уж был далек от понимания спасительной силы чувства юмора или необходимости выговориться в трудной ситуации, от осознания важности привязанности ребенка к родителям, от знания, что у всего может быть не одна, а множество причин…

Какой-то новой авторской конструктивной общей идеи я в этом творении не нашла. Неприятно было и то, что от фрагмента к фрагменту автор с настойчивостью повторял свои предыдущие, по большей части околовоенные примеры (истории Пьеро, Эмили, Акайесу), присоединяя их по цепочке к следующим фрагментам. Все это создавало впечатление пробуксовки, логического торможения и искусственного смыслового затягивания: читатель уже давно схватил основную идею, а автор все еще неспешно подводит его к тому, чтобы начать рассказывать о ней. Это было откровенно скучно, не актуально и ни разу не интересно.

Наверное, найти простой стиль, чтобы поговорить о сложном и важном с широкими читательскими массами, нелегко. Но автор и не затруднял себя поисками. Он оседлал уже не раз использованную лошадку заигрывания, пафоса, суггестии и незамысловатых примеров «из жизни». Наверное, стремясь написать бестселлер, трудно не скатиться в банальность. Но автор, судя по всему, и не ставил себе высоких планок. Книга оставила впечатление резонерства и еле-еле замаскированной фальши, и мне было неуютно на ее страницах. Я не верила автору. Мне все время хотелось даже не вежливо уйти, а сбежать от его липкого пустословия. Даже нуждаясь в помощи, я вряд ли смогла бы обрести устойчивость и ужиться с последствиями пережитой травмы с этим поверхностным аналитиком. Все это показалось мне беззастенчивым лицемерием.

Я через «не могу» прочитала «Автобиографию пугала» в рамках 59-го тура игры «Спаси книгу – напиши рецензию!» и вряд ли наберусь окаянства кому-то ее порекомендовать. У меня появилось стойкое желание расстаться с этой книгой самым радикальным способом, а после этого вымыть руки и «перечесть “Женитьбу Фигаро”».