Текст книги "Богатыриада, или Галопом по европам"

Глава 8

Даже умные мужчины иной раз мыслят и действуют глупо, по шаблону… Впрочем, не станем слишком придираться к доблестному товарищу Пухову! Ну, вот поставьте себя на его место, даже без всяких волшебных перемещений между эпохами. Шлялись где-то, возвращаетесь домой сильно навеселе… и застаете зрелище, описанное во множестве анекдотов и поучительных историй. Жена рыдает, жена соперника орет, а сам соперник (пусть и бывший) лепечет что-то несуразное, да еще и угрожает вашей драгоценной половине. Дескать, не виноватый я, она сама сюда затащила, а потом еще и покусилась. На его невинность, надо полагать… Остатки сомнений развеяла чугунная сковорода. Воспользовался, гад, что хозяина нету дома, полез к Симке, та сковородой отбилась, а тут и «кабаниха» подоспела…

Боец полка имени парижских коммунаров все понял именно так, как поняли бы 99 из 100 мужиков на его месте. «Кабана» надо было проучить немедленно и как следует. Душа болела, обливалась кровью, кипела от праведного гнева и требовала действий.

– Ах, ты, паскудник! Ах, кобель! – с чувством произнес Пухов и приступил к возмездию. Правда, возникла крохотная заминка: руки-то были заняты! В правой – именной наган, а в левой – наполовину опорожненная бутыль самогона. Стрелять в «кабана» не стоило: бывший красноармеец был все-таки не настолько пьян и жесток, да еще и срок дадут за него, паразита… Разбить о его голову драгоценный сосуд? Душа возопила благим матом при одной мысли о таком кощунстве. Оставались ноги. Бить по самому дорогому и уязвимому месту «кабана» тоже не очень хотелось: во-первых, в деревне такие удары испокон веку считались «подлыми», во-вторых, так и убить можно, в-третьих, если и не убьешь, Дашка-то ни в чем не виновата, зачем ей попусту страдать?! Поэтому ударил по голени чуть ниже колена. Тоже, знаете ли, очень больно…

Сотрудник ГПУ с истошным воем рухнул на дощатый пол, схватился за ушибленное место, начал крутиться, яростно ругаясь, поминая пуховскую родословную и грозя жестокими карами:

– Уа-а-а!!! Что ж ты делаешь, ирод… Под суд пойдешь, вместе с бабой своей!

Боль и злость начисто вытеснили из его головы суеверный страх при виде волшебного повторного «перенесения». Не ударь Пухов, Семка точно так же трясся бы, как в первый раз, и крестился, шепча: «свят, свят!»

– Убивают, демоны! Спасайте! – донесся снаружи крик Дарьи. – Выручайте, люди добрые! Батюшку, батюшку вперед, со святой водой, с кадилом… Да иди же, делай свое дело! Ты отец духовный или где?! Изгони демонов святой молитвой! Да ладаном на них, ладаном, они его на дух не выносят!

Раздался дружный согласный гул. Видимо, к дому приближалась целая толпа.

– Остынь, окаянная! – огрызнулся отец Онуфрий (уж его-то бас трудно было не опознать).

– Признавайся, ты откуда?! – рыкнул ГПУ-шник, злобно уставившись на Лесовичка.

Тот, сбитый с толку, неуверенно ответил:

– Из лесу, вестимо…

– Ага! Я так и думал! – зловеще прищурился Семка, продолжая держаться за ногу. – Уж не от Березы ли?! Признавайся!

Лесовичок, у которого в голове все гудело, кивнул, глупо улыбаясь. Ясное дело, в лесу берез – хоть отбавляй!

– Попался, гад! – ликующе взвыл «кабан». – Ну, Петька, все! Ты арестован! Вместе вот с этим…

– Да за что же?! – хором ахнули Серафима и Марфа.

– Да смелее, смелее, толстопузый! Чего застрял?! – донесся сердитый крик Дарьи. – Или ноги не несут?

– Как с отцом духовным говоришь, ехидна?! Прокляну! – возопил в ответ отец Онуфрий.

– Еще не так поговорю! Живо, иди, прогоняй демонов! Маши кадилом, святой водой брызгай! Мужа там убивают, а ему хоть бы что! В ГПУ захотел?!

– Бери баб, и переносись, живо! – заорал Пухов, подталкивая вконец обалдевших жену и соседку поближе к Лесовичку.

– Куда?! – испуганно вопросил тот, доставая очередную порцию мухоморов из торбы.

– Куда угодно, лишь бы подальше! Главное, потом верни назад!

– Попробую… – Челюсти Лесовичка заработали, пережевывая волшебное средство.

– Не надо!!! – перепуганным хором взвыли женщины, но Лесовичок крепко ухватил их за руки. Раздался стеклянный звон, сгустился почерневший воздух… Троица исчезла под яростный вопль Семки: «куда?!», в тот самый момент, когда дверь распахнулась, и внутрь буквально влетел отец Онуфрий. Судя по негодующему виду попа, а также по ясно различимому отпечатку сапога на рясе пониже спины, у кого-то из толпы лопнуло терпение.

– Анчихристы! Поднять руку… тьфу, ногу на отца духовного! Прокляну! – спохватившись, он испуганно охнул и заорал, размахивая кадилом так, что ударь оно кого-то по голове, дошло бы до сотрясения мозга: – Изыди, сатано! Сгинь! Пропади! Откуда пришел, туда же… – в запальчивости, поп употребил слово, за которое регулярно накладывал ептимьи. – Тьфу!!! Довели, окаянные! А где демоны?!

Святой отец осекся и захлопал глазами.

– Закусывать надо! – с вежливой укоризной произнес бывший боец полка имени парижских коммунаров.

Отец Онуфрий громко икнул, закашлялся, обвел глазами избу… Его взгляд, где при всем желании невозможно было отыскать даже малой толики христианской любви к ближнему, остановился на «кабане».

– Что случилось?! Твоя жена прибежала как безумная: мужа демоны убивают, у Пуховых в доме нечистая сила! Я и примчался, как дурак, с кадилом да святой водою… А за мною половина села! Это что же получается? Насмешки?! – его голос задрожал от негодования. – Раз поп, изгаляться можно?!