Электронная библиотека » Борис Давыдов » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 30 сентября 2024, 10:20


Автор книги: Борис Давыдов


Жанр: Историческая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 8

Даже умные мужчины иной раз мыслят и действуют глупо, по шаблону… Впрочем, не станем слишком придираться к доблестному товарищу Пухову! Ну, вот поставьте себя на его место, даже без всяких волшебных перемещений между эпохами. Шлялись где-то, возвращаетесь домой сильно навеселе… и застаете зрелище, описанное во множестве анекдотов и поучительных историй. Жена рыдает, жена соперника орет, а сам соперник (пусть и бывший) лепечет что-то несуразное, да еще и угрожает вашей драгоценной половине. Дескать, не виноватый я, она сама сюда затащила, а потом еще и покусилась. На его невинность, надо полагать… Остатки сомнений развеяла чугунная сковорода. Воспользовался, гад, что хозяина нету дома, полез к Симке, та сковородой отбилась, а тут и «кабаниха» подоспела…

Боец полка имени парижских коммунаров все понял именно так, как поняли бы 99 из 100 мужиков на его месте. «Кабана» надо было проучить немедленно и как следует. Душа болела, обливалась кровью, кипела от праведного гнева и требовала действий.

– Ах, ты, паскудник! Ах, кобель! – с чувством произнес Пухов и приступил к возмездию. Правда, возникла крохотная заминка: руки-то были заняты! В правой – именной наган, а в левой – наполовину опорожненная бутыль самогона. Стрелять в «кабана» не стоило: бывший красноармеец был все-таки не настолько пьян и жесток, да еще и срок дадут за него, паразита… Разбить о его голову драгоценный сосуд? Душа возопила благим матом при одной мысли о таком кощунстве. Оставались ноги. Бить по самому дорогому и уязвимому месту «кабана» тоже не очень хотелось: во-первых, в деревне такие удары испокон веку считались «подлыми», во-вторых, так и убить можно, в-третьих, если и не убьешь, Дашка-то ни в чем не виновата, зачем ей попусту страдать?! Поэтому ударил по голени чуть ниже колена. Тоже, знаете ли, очень больно…

Сотрудник ГПУ с истошным воем рухнул на дощатый пол, схватился за ушибленное место, начал крутиться, яростно ругаясь, поминая пуховскую родословную и грозя жестокими карами:

– Уа-а-а!!! Что ж ты делаешь, ирод… Под суд пойдешь, вместе с бабой своей!

Боль и злость начисто вытеснили из его головы суеверный страх при виде волшебного повторного «перенесения». Не ударь Пухов, Семка точно так же трясся бы, как в первый раз, и крестился, шепча: «свят, свят!»

– Убивают, демоны! Спасайте! – донесся снаружи крик Дарьи. – Выручайте, люди добрые! Батюшку, батюшку вперед, со святой водой, с кадилом… Да иди же, делай свое дело! Ты отец духовный или где?! Изгони демонов святой молитвой! Да ладаном на них, ладаном, они его на дух не выносят!

Раздался дружный согласный гул. Видимо, к дому приближалась целая толпа.

– Остынь, окаянная! – огрызнулся отец Онуфрий (уж его-то бас трудно было не опознать).

– Признавайся, ты откуда?! – рыкнул ГПУ-шник, злобно уставившись на Лесовичка.

Тот, сбитый с толку, неуверенно ответил:

– Из лесу, вестимо…

– Ага! Я так и думал! – зловеще прищурился Семка, продолжая держаться за ногу. – Уж не от Березы ли?! Признавайся!

Лесовичок, у которого в голове все гудело, кивнул, глупо улыбаясь. Ясное дело, в лесу берез – хоть отбавляй!

– Попался, гад! – ликующе взвыл «кабан». – Ну, Петька, все! Ты арестован! Вместе вот с этим…

– Да за что же?! – хором ахнули Серафима и Марфа.

– Да смелее, смелее, толстопузый! Чего застрял?! – донесся сердитый крик Дарьи. – Или ноги не несут?

– Как с отцом духовным говоришь, ехидна?! Прокляну! – возопил в ответ отец Онуфрий.

– Еще не так поговорю! Живо, иди, прогоняй демонов! Маши кадилом, святой водой брызгай! Мужа там убивают, а ему хоть бы что! В ГПУ захотел?!

– Бери баб, и переносись, живо! – заорал Пухов, подталкивая вконец обалдевших жену и соседку поближе к Лесовичку.

– Куда?! – испуганно вопросил тот, доставая очередную порцию мухоморов из торбы.

– Куда угодно, лишь бы подальше! Главное, потом верни назад!

– Попробую… – Челюсти Лесовичка заработали, пережевывая волшебное средство.

– Не надо!!! – перепуганным хором взвыли женщины, но Лесовичок крепко ухватил их за руки. Раздался стеклянный звон, сгустился почерневший воздух… Троица исчезла под яростный вопль Семки: «куда?!», в тот самый момент, когда дверь распахнулась, и внутрь буквально влетел отец Онуфрий. Судя по негодующему виду попа, а также по ясно различимому отпечатку сапога на рясе пониже спины, у кого-то из толпы лопнуло терпение.

– Анчихристы! Поднять руку… тьфу, ногу на отца духовного! Прокляну! – спохватившись, он испуганно охнул и заорал, размахивая кадилом так, что ударь оно кого-то по голове, дошло бы до сотрясения мозга: – Изыди, сатано! Сгинь! Пропади! Откуда пришел, туда же… – в запальчивости, поп употребил слово, за которое регулярно накладывал ептимьи. – Тьфу!!! Довели, окаянные! А где демоны?!

Святой отец осекся и захлопал глазами.

– Закусывать надо! – с вежливой укоризной произнес бывший боец полка имени парижских коммунаров.

Отец Онуфрий громко икнул, закашлялся, обвел глазами избу… Его взгляд, где при всем желании невозможно было отыскать даже малой толики христианской любви к ближнему, остановился на «кабане».

– Что случилось?! Твоя жена прибежала как безумная: мужа демоны убивают, у Пуховых в доме нечистая сила! Я и примчался, как дурак, с кадилом да святой водою… А за мною половина села! Это что же получается? Насмешки?! – его голос задрожал от негодования. – Раз поп, изгаляться можно?!

«Кабан» ничего не мог ответить, он только трясся, крестился и что-то беззвучно шептал… Третье по счету потрясение оказалось слишком сильным.

– Да я твоему начальству пожалуюсь! Или еще выше! В Москву, во ВЦИК! А то и самому товарищу Ленину! – окончательно разошелся святой отец. – Ну, Дашка, стерва! Задрать бы ей подол, да всю задницу выстрочить! Ну, я вам…

– Так что там с демонами, с чертями-то?! – испуганно-любопытным хором заревела толпа, утомившаяся ждать.

– Ох, и всыплю чертей кое-кому! – рявкнул поп, распахивая дверь и хватая за рукав трясущуюся Дарью. – Ты что же, сукина дочь, шутки шутить вздумала?! Иди, своими глазами бесстыжими посмотри и укажи: где здесь нечистая сила?!

Дарья на подгибающихся ногах вошла в избу (точнее, ее втянул туда огнедышащий отец Онуфрий). Следом, хоть и с заметным испугом, ломанулся еще добрый десяток мужиков и баб, самых храбрых. Остальные пока топтались у крыльца.

– С-сама в-видела… Из об-блак-ка в-возникли… Петька и м-мужик к-какой-то… – стуча зубами, запинаясь, бормотала ополоумевшая бабенка. – Я ж-же н-не р-рехнул-лась!

– А п-потом в об-блаке ж-же и ис-счезли… – героическим усилием взяв себя в руки, проблеял «кабан».

– Верно говорят, что муж и жена – одна сатана! – вздохнул товарищ Пухов, осторожно ставя бутыль на стол. – Даже врут одинаково. Хотите знать, как все на самом деле было?

«Общество» во главе с отцом Онуфрием тут же страстно возжелало узнать все до тонкостей. Протестующие выкрики Семки с Дарьей не были приняты в расчет.

– Меньшинство подчиняется большинству, как говорил товарищ Ленин! – наставительно сказал им Пухов. И начал свой рассказ. На удивление складный и правдоподобный, особенно в устах изрядно захмелевшего человека, да еще и придумавшего все за считанные секунды… Впрочем, не зря бывший красноармеец долго пробыл на Востоке, который, как известно, дело тонкое!

Потрясенные слушатели узнали, что чета Пуховых, как и полагалось гостеприимным хозяевам, радушно приветила сначала соседку Марфу, зашедшую поболтать с Серафимой «о своем, о бабском», а затем и Семку, заявившегося непонятно по какой причине. Но коль уж пришел, не выгонять же! Как говорится, чем богаты, тем и рады. А тот, подлец, едва дождавшись, пока хозяин отлучился по делу, полез к Серафиме и начал нагло склонять к сожительству, прямо в присутствии свидетельницы! Хорошо, Серафима баба не из робких и силой не обижена, схватила чугунную сковороду и огрела охальника по башке. А тут как раз пришла Дарья, разыскивавшая муженька, увидела это, перепугалась и сдуру начала орать: «мужа убивают!!!» А что попутно ей померещились какие-то демоны, так много ли возьмешь с глупой бабы?

– Врет! Христом-Богом клянусь, врет! – завопила Дарья, от злости и потрясения перестав заикаться.

– Ах, я вру? – голос Пухова мог бы пристыдить даже того самого Хамдуллу Черного, гарем которого он спасал в далеких жарких землях. – Может, скажешь, что и сковородкой по голове твоего Семку не били?! А ежели кто сомневается, гляньте! – он указал на стол. – Четыре тарелки, четыре ложки, четыре стопки. Двое хозяев, двое гостей.

– Так это бандиты были! Которые от атамана Березы! – взвыл «кабан», придя в себя.

– Бандиты? И куда же они делись? – развел руками Пухов. – В печную трубу вылетели, аль тараканами обернулись?

– В воздухе растаяли! Улетели! – взвизгнула Дарья. Но в ее голосе уже чувствовалась неуверенность. Судя по лицу бабенки, ее одолевала страшная мысль: а не сошла ли она все-таки с ума?

– Они улетели, но обещали вернуться… – саркастически усмехнулся боец полка имени парижских коммунаров. «Общество» захихикало.

– А Симка с Марфой где?! – поддержал жену «кабан». Таким же не вполне уверенным голосом.

Товарищ Пухов испустил тяжкий вздох.

– Я же говорил: какие-то бабские дела у них были… Ушли то ли к знахарке, то ли еще к кому. Не хватало еще мужику о таком спрашивать! – голос бывшего красноармейца задрожал от сдержанного негодования. – Я же не фершал и не повитуха!

«Общество» поддержало дружным согласным гулом. У баб, правда, глаза загорелись жадным любопытным огнем: это какие такие женские проблемы могли возникнуть у сестер по полу? Теперь разговоров да сплетен надолго хватит…

– Тьфу! – от души произнес отец Онуфрий и даже топнул. – Дело выеденного яйца не стоит, а сыр-бор устроили, будто и впрямь наступил конец света! Вот дураки-то… Точнее, дуры! – он злобно уставился на Дарью. – Кадилом бы тебя по башке, да со всего размаху!

И, немного подумав, добавил:

– Ополоумела, остолопка окаянная!

– Мудрый Отец, он же – тугарский царь Шалава Одихмантьевич пребывал в состоянии, которое обычно свойственно слабому полу… Нет, вы не подумайте чего дурного, в те суровые времена толерантность и прочие извращения все-таки не доходили до такой степени! Просто владыке Великой Степи было очень нехорошо. По-простому говоря, хреново. Все раздражало, валилось из рук, точнее, бесило, если уж начистоту. Вдобавок терзали потаенные угрызения совести и опасения из-за возможного гнева могущественного тестюшки в далеком златоглавом Киеве…

А при мысли, что он сам во всем виноват, становилось особенно паскудно. Конечно же, Шалава гнал ее от себя, ведь царь не может быть неправым «по определению». Но она, гадина этакая, упрямо возвращалась, мучая вновь и вновь. Собственная совесть – увы, не советник, не заткнешь и с глаз не прогонишь…

При воспоминании, как нехорошо он обошелся со старым и преданным советником, становилось еще хуже. «Ладно, верну его назад!» – решил Мудрый Отец и немного приободрился. Вот таким должен быть настоящий царь: грозным, но отходчивым! Сам накричал и прогнал – сам и вернет на прежнее место. Не башку же приказал оттяпать, в самом деле… Вот ее приставить обратно было бы затруднительно.

Но советник советником, а как быть с Белой Оленихой?! Вот же упрямая шайтанка, чтобы ей до конца жизни лопать одни лягушачьи лапки! И жалость охватывает, и злость берет, и даже бабы не хочется – когда такое было?!

Будто почувствовав, что господин и повелитель не в духе. Лебедь тотчас прильнула пышным телом, обвила шею руками:

– Соловушка, ай заскучал? Позволишь развеять грусть-тоску? – грудной голос так и манил погрузиться в негу наслаждения…

– А-а-а… Отштань, не до тебя шейшаш!

– Разлюбил? Охладел? Надоела? – на женские глаза тотчас навернулись слезы. Бывшая пленница всхлипнула. Но тут же истошно заорала: – А-а-а!

Посреди царского шатра завертелось облако темного дыма. Послышался испуганно-сконфуженный голос Лесовичка:

– Ой, бабоньки, опять куда-то не туда попали… Тьфу, что за невезуха! Батюшки! Шалава Одихмантич! Сколько лет, сколько зим! А ты, Лебедь Блудовна, не кричи понапрасну, не пужайся! Аль не узнала меня?

– Пока вшего одна жима и минула! – проворчал владыка Великой Степи. – Ну, будь ждоров, путешешственник шертов! А это кто ш тобой?

– Э-э-э… Женщины. Гостьи из будущего…

– А ты откуда знаешь, что моего батюшку Блудом звали? – настороженно спросила баба, когда немного успокоилась. – Я же вроде о том не сказывала…

– А я и не знал, честное слово! По поведению судил… Ой! – спохватился Лесовичок, покраснев. – Самогон проклятый! Крепко в голову бьет…

На его счастье, Лебедь от негодования лишилась дара речи, а Шалава то ли не обратил внимания на обиду, нанесенную любовнице (или уже жене, шайтан этих баб разберет!), то ли решил, что на правду обижаться глупо.

– Свят-свят-свят! – испуганно закрестились Серафима с Марфой, углядев незнакомую обстановку и сурового мужика явно басурманской внешности. Правда, вид явно славянской бабы рядом с мужиком немного успокоил. Ее заплаканные глаза (к слову, мгновенно высохнув) загорелись от любопытства…

Глаза Марфы тоже загорелись. При виде того, насколько роскошной была незнакомая обстановка!

– Иж будушшего?! Ну, ты даешш! По такому поводу, и бужы выпить не грех! А ну! – Мудрый Отец хлопнул в ладони. Откинулся шелковый полог, вбежали служанки.

– Принешите угошения для дорогого гоштя и баб его! И выпить! Живо! – распорядился Шалава. Глаза его украдкой скользили по бабским фигурам, все подмечая и оценивая. Серафима смутилась, покраснела. Марфа тоже вроде бы смутилась, но инстинктивно приняла позу «вполоборота», дабы соблазнительные выпуклости предстали в более выгодном виде.

– Симка, давай сразу условимся! – прошептала она на ухо соседке. – Ты баба замужняя, а я вдовая, так что на этого мужика не зарься. Он мой!

– Да он мне сто лет в обед не нужен! – также шепотом возмутилась Серафима Агеевна. Но особой уверенности в ее голосе как-то не ощущалось. – К тому же, вон его баба сидит… Не боишься, что все волосы повыдергает?!

– Это мы еще посмотрим, кто кому! – усмехнулась Марфа.

– Шадиш, што штоиш, как бедный родштвенник! – добродушно рассмеялся зять великого князя киевского. – И бабам швоим ражреши шешть. Вон, на те подушки, подальше, штоб не мешали!

– Не добрался сюда еще Петенька! – вспыхнула жена товарища Пухова, от обиды утратив контроль за мыслями и речью. – Мало он басмачей поубивал и прочих ксплататоров, которые бабу за человека не считают! Ой… – запоздало спохватившись, женщина прикрыла рот ладонями.

– Что несешь, неразумная?! – всполошился Лесовичок, героическим усилием одолев хохот, готовый вырваться наружу. – Царь-батюшка, ты уж не серчай на нее. Баба она хорошая, добрая и гостеприимная, только вот с высокими особами покуда не зналась…

– Царь?! – хором ахнули «гостьи из будущего».

Серафима была близка к обмороку от страха. Марфа – тоже, но от нахлынувших чувств и ожиданий.

«Я не я буду, окручу! Никуда не денется, басурман окаянный! Царицей стану! Ну, или любовницей, на крайний случай».

– Царь и есть! Шалава Одихмантич, властелин тугарский. Между прочим, еще и зять великого князя Владимира, крестителя Руси! – пустился в объяснения словоохотливый хмельной Лесовичок. – Да вы садитесь, в самом-то деле, царь дозволяет… – он сам опустился на ковер, скрестив ноги, и вопросил повелителя Великой Степи: – Кстати, а как жена-то твоя, Любава Владимировна? Ох, будто вчера на свадьбе гуляли, ели-пили, здравия желали…

Будто тень пробежала по лицу Шалавы, но Мудрый Отец тотчас взял себя в руки. Лесовичок ничего не заметил. А вот Марфа тут же приметила. И то, как сразу вскинулась, поджала губы баба, именуемая Лебедью Блудовной – тоже. Теплая волна прошла по сердцу «гости из будущего», спустилась и сладостной истомой опоясала низ живота. Дело оборачивалось еще лучше!

«С женой поссорился, как пить дать. С другой бабой, Блудовной этой… тьфу, ну и отчество! – живет… Всех-то дел – отодвинуть и на ее месте угнездиться… Ай да царь, ай да кобель! Впрочем, все они, мужики, такие».

Марфа, смиренно потупив взор, ласковым грудным голосом поблагодарила «государя тугарского» за великую честь сидеть в присутствии столь высокой особы, после чего плюхнулась седалищем на мягкую подушку, постаравшись сделать это как можно грациознее. Пусть не думает, что раз баба из деревни, то манерам не обучена! Неподдельный интерес, засветившийся в глазах Шалавы, заставил ее затрепетать в предвкушении блаженства, а неприкрытая угроза: «волосья повыдеру!» в глазах Блудовны доставила истинное удовольствие. Она с трудом удержалась, чтобы не показать сопернице язык.

– Любава… э-э-э… отдыхает после родов, – с явной неохотой пояснил зять крестителя Руси. – У нас дочка.

– А вот за это точно надо выпить! – возликовал Лесовичок. – Ох, жаль, шампанского моего любимого здесь нет…

– Счастье-то какое! – не сдержавшись, по-бабски всплеснула руками Серафима. – Радость великая! Детки – это же благодать божья! Ох, поздравляю от всего сердца!

Заинтересованный взгляд царя тугарского тут же переместился на вторую «гостью из будущего».

– Сядь, чего стоишь столбом! – прошипела сквозь зубы Марфа и дернула соседку за рукав, заставляя приземлиться на другую подушку. После чего яростно зашептала ей на ухо: – Симка, зараза, помни наш уговор! У тебя Петька есть, а у меня мужа три года как убили! Имей совесть!

– Можно подумать, ты все три года монашкой жила! – не сдержавшись, ехидным шепотом отозвалась Серафима. – Твое счастье, что матушка Олимпиада будто слепая, ничего не видит…

– Ну, стерва, нашла, чем попрекать! – взвилась Марфа.

Разгоравшуюся ссору очень кстати прекратили служанки, явившиеся с подносами и кувшинами. При виде мясного изобилия, о котором простые деревенские женщины и мечтать не могли, особенно в разгар эпохи борьбы с «ксплататорами», их глаза синхронно полезли из орбит.

– Штупай к бабам! – велел Шалава Лебеди. Та, хоть и с большой неохотой, повиновалась. – А ты шадишш рядом шо мною, гоштем дорогим будеш! – владыка тугарский поманил Лесовичка.

– Надо же, баб отдельно от мужского стола держат, будто они нечистые! – обиженно шепнула Серафима Марфе.

– В чужой монастырь со своим уставом, подруга, не ходят! – отозвалась та, попеременно оглаживая любящим взглядом то повелителя Великой Степи, то блюда с мясом, поставленного перед женщинами.

– Святая правда! И есть еще хорошая поговорка: на чужой кусок не разевай роток! – подхватила Лебедь с медовой ядовитостью. – А то, как бы без зубов не остаться…

Марфа уставилась на нее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

Шалава величественно кивнул. Служанки по этому знаку наполнили глубокие чаши хмельной бузой. Естественно, лишь для мужчин. Негодующим гостьям из будущего и Лебеди поднесли чаши с пенным кумысом.

Глава 9

Князь Владимир, обведя гридницу (вновь заполненную ближними боярами, которых пришлось отлавливать и чуть не силой загонять обратно) суровым взглядом, заговорил:

– В прошлом годе решили вы, почтенные мужи, сослужить службу и мне, и всему государству нашему. Самовольно, не спросив моего согласия, свергли Калина-царя и поставили вместо него братца двоюродного Шалаву… Прости, Господи, ну и имечко! – чуть не сплюнул с досады креститель Руси. – Мало того, уговорили дочь мою, Любавушку, которая уже была просватана за прынца хранцузского, стать женою этого басурмана, ради вечного мира и избавления от позорной дани. Верю, что хотели только лучшего, однако же получилось… как бы сказать мягче… В общем, не по задуманному пошло! Одно хорошо, что на рубежах тугарских ныне спокойно. А дань платим по-прежнему! Да еще этот самый Шалава, зять мой трижды окаянный, такое учудил, что самой лютой кары будет недостаточно.

Князь умолк, выдерживая зловещую паузу для пущего эффекта.

– Истинно, истинно! – гневно зашумели бояре, затрясли посохами, затопали, прожигая волхва, Добрыню и Поповича нехорошим коллективным взглядом. – Хотели как лучше, а вышло как всегда! Самовольники, торопыги!

– Вы бы, мужи почтенные да спесивые, сами попробовали что-то сделать, угрозу от Руси отвести! – не сдержавшись, в запальчивости крикнул им Алеша. – Со стороны-то судить легко!

– Тихо! – спокойно, но твердо одернул его волхв. – Пусть сперва выскажутся, наш ответ подождет.

– Басурман отдалил от себя жену свою, Любаву Владимировну. Дочь мою родную! – голос князя налился силой, загудел, будто набатный колокол. – Растоптал святые брачные узы! И это после того, как дочь ему дитя родила, внучку мою единокровную! Не желает больше с ней жить в супружестве, приблизил к себе какую-то потаскуху по имени Лебедь…

– Ох, вот беда-то какая! – простонал волхв, хватаясь за голову. – Мало я ее, сучку, учил посохом пониже спины! Надо было оглоблей!

– А это оскорбление не только дочери моей, но и меня, ее родителя. А в моем лице – всего великого княжества Киевского! – распалился Владимир. – Оставить такое безнаказанным нельзя, достоинство государства не позволяет.

– Не позволяет, истинно, не позволяет! – зашумели бояре.

– Однако же и пороть горячку не следует, – продолжал креститель Руси. – Воевать с погаными всегда успеем. Прежде нужно попробовать мирные способы. Ты, почтенный волхв, и вы, добрые молодцы, богатыри мои славные, эту кашу заварили – теперь исправьте.

– Так ведь еще Муромец с ними был, княже! – угодливо подсказал Твердило Ясноглазыч. – Пущай тоже отвечает!

– Я о нем не забыл, – отозвался Владимир. – Не прибыл еще, путь-то от Карачарова не самый близкий.

– Ну, а у ваш-то как? – допытывался Шалава, изрядно захмелев и придя в хорошее настроение. – Што в лешах Шерниговшких творитша? Небошш, жашкушали беж меня, Шоловья-ражбойника? – владыка Великой Степи захохотал, очень довольный своим юмором.

– Да как сказать… Живем помаленьку! – с трудом ворочая языком, отозвался Лесовичок. Буза, добавившаяся к самогону, произвела должное действие. На душе было очень хорошо. Вот если бы еще царь тугарский не качался перед глазами туда-сюда… – Водяник вроде не озорует, а Баба Яга… Ой, слушай! Я тебе сейчас такое расскажу, упадешь! – Он пронзительно, по-бабьи, захохотал. – Она же замуж вышла!

Мудрый Отец схватился за живот, согнулся, задергался всем телом. По смуглому лицу потекли слезы.

– Жамуж?! – еле выговорил он. – Да шмилуютша над нами боги! И кто же шшаштливый ижбранник?

– Выпьем еще по одной, и скажу! – простонал Лесовичок, стараясь успокоиться. – Ни за что не догадаешься!

– Ох, мужики! Все бы им пить! – осуждающе-скорбно вздохнула Серафима Агеевна, утерев белую пену с губ. – Потом еще до мордобоя дойдет…

– После пробудятся, опохмелятся, и снова лучшие друзья! – вздохнула и Марфа, допив новую чашу кумыса. – А что во хмелю чудили, баб таскали за волосы, и не вспомнят!

– Вот такая наша доля горькая, бабская! – всхлипнула Лебедь. – Да ну их, мужиков, в одно место! Выпьем еще по одной, девочки! – Она кивнула служанкам, и те поспешили наполнить чаши.

– Ну, вообще-то Петя меня за волосы никогда не таскал, только грозился, – неуверенно возразила Серафима Агеевна. – Пару раз… Когда не слушалась.

– Не оправдывай! – сверкнула глазами Марфа. – Все мужики…

Дикий взрыв хохота, донесшийся с «мужской половины», заглушил ее слова. Царь тугарский не просто смеялся: он выл, рыдал, впав в истеричное состояние.

– Шутишш?! – еле выговорил он, с великим трудом взяв себя в руки.

– Да какие там шутки, ежели я у него был сватом! – вскинулся Лесовичок. – Даже цельную бутыль шампанского пожертвовал, не пожалел!

Изнемогший было, Шалава снова начал ползать по ковру, сотрясаясь всем телом.

– Ой, не могу-у… Умори-ил… Вот это швадьба! Ой, не жавидую шедобородому мудрешу! Уж она его жагоняет… Шилы-то в пошохе больше нет!

– А вот и не угадал! – расхохотался пьяный гость. – Посох-то работает снова! Другие волхвы поколдовали, помогли.

Владыка Великой Степи сразу умолк, сел, резко выпрямившись. Со стороны могло показаться, что хмель мгновенно вылетел из его головы.

– Правду говоришш?! – резко, почти грубо спросил он, уставившись на Лесовичка прожигающим взглядом.

– П-правду… – запинаясь от неожиданности и испуга, промямлил тот.

– Пошох шнова штал волшебным?!

– Стал. А что?

– А то! Перенеши меня к нему, быштро! Шейшаш же!

– Зачем?! – чуть не взвыл Лесовичок, обуреваемый очень нехорошей мыслью: повелитель тугар внезапно рехнулся, то ли от пьянства, но ли по какой другой причине.

– Жатем! Пушть жубы вштавит! Оштошертело уже шепелявить! Што жа шарь, нашмешка одна!

– Э-э-э… – Лесовичок лихорадочно искал слова, чтобы отговорить Шалаву от этой затеи. Или, по крайней мере, отодвинуть на более позднее время. Уж очень не хотелось ему возвращаться в то самое место, где они расстались с волхвом! Опять же, сколько можно жрать сушеных мухоморов?! Этак и отравиться недолго…

– Живо! Это прикаж! Ш шарем не шпорят! – уцелевшие зубы Шалавы оскалились, а глаза вспыхнули. Мудрый Отец, как это часто бывает с пьяными, мгновенно перешел от веселого благодушия к воинственности.

– Хорошо, хорошо, Шалава Одихмантич, только не волнуйся… – забормотал перепуганный Лесовичок, нашаривая в изрядно опустевшей торбе новую пару грибов.

– Бабы! Шидите ждешш, никуда не отлушайтешш! Шкоро вернушш! – отдал указание царь тугарский.

– Да куда же ты собрался, Соловушка?! – ахнула Лебедь. – На кого меня покидаешь?!

Тот только махнул рукой: не до тебя, дескать. Раздался звон, сгустился воздух… Когда темная пелена рассеялась, мужчин в шатре уже не было.

Привыкшие к такому зрелищу бабы почти не испугались. Зато потом сполна отвели душу, сказав много слов, горьких и нелестных для сильного пола. После того, как была выпита дополнительная порция кумыса, и Лебеди, и двум гостьям из будущего стало окончательно ясно: все мужики – сволочи! И страстно захотелось восстановить порушенную справедливость, выведя женщин из угнетенного состояния.

Серафиме Агеевне именно в эту минуту вспомнился рассказ мужа, как он спасал гарем в жарких песках, попутно борясь с предрассудками и доказывая, что женщина – тоже человек.


Толпа, охваченная единым полубезумным порывом, взволнованно гудела, напирала, ворчала, откатывалась и наседала снова… Будто волна, раз за разом упорно бьющая в берег. Басовитый мужской рокот сплетался с пронзительно-истеричными женскими выкриками, ликующие возгласы – с жалобами и проклятиями: «Задавите, окаянные!»

Немногочисленные полицейские, сцепившись руками и образовав сплошную цепь, пока еще с трудом сдерживали натиск людского моря, но было видно: их силы на исходе. Еще один серьезный напор – и преграда будет сметена. А что случится после, вероятно, не смог бы предсказать даже тот святой, праздник которого отмечали в этом городе.

Растерянный человек в роскошном епископском облачении взмолился испуганным шепотом:

– Ну, придумайте же что-нибудь, отец казначей! Вы же такой умный! Или обратитесь с призывом к этим двуногим баранам! Господь наделил вас красноречием…

– Вот вы и обращайтесь! – злобным тоном, в котором не было ни капли христианского смирения, не говоря уже про чинопочитание, отозвался низенький толстяк, осторожно ощупывая правой рукой шишку на темени. – А я уже обратился. Или не слышали, как я им кричал: «Не верьте ему, это аферист!»? И чем все закончилось? Ох, и силища у проклятого святого… Тьфу ты, прости Господи! Чуть голову не проломил!

– Подлец! Обманщик! Откуда он только взялся?! И обратите внимание, как идет ему одеяние святого Моргена! Если бы мы не знали со всей уверенностью, что этот самый Морген – выдумка… – епископ опасливо оглянулся по сторонам, понизил голос: – Умоляю, напрягите мозги! Он же нас разорит! Если эти идиоты окончательно уверуют, что он святой, ему достанется не только невеста, но и ее приданое!

– А вы уже были уверены, что приданое в кармане у вашей племянницы, непорочной Полиандры! – ехидно скривился ушибленный. – Еще бы, раз на каждой карточке было написано ее имя…

– Не время предаваться досужим сплетням и пустым обидам! – вскинулся было епископ, но тут же, сменив тон, заговорил с вкрадчивой любезностью: – Ну, полно, святой отец! Мы же свои люди, сочтемся! Как насчет того, чтобы в следующий раз невестой святого стала ваша племянница? Полагаю, вы не против?

– Я-то двумя руками «за»! – отозвался отец казначей, глаза которого сразу загорелись. – Но, не взыщите, потребую клятвы.

– Как, разве вы мне не доверяете?! – голос епископа мог бы устыдить толпу голодных африканских каннибалов.

– Как говорится, «доверяй, но проверяй», ваше преосвященство. Уж не взыщите, мы действительно свои люди, друг друга хорошо знаем! Поклянитесь спасением души, что следующей невестой святого будет моя Клеопарта, и тогда, так и быть, что-то придумаю.

– Святой Морген! Святой Морген!! Святой Морген!!! – нарастающий хоровой рев больно бил по ушам.

– Ладно, черт с вами… Прости, Господи! – спохватился епископ. – Клянусь спасением души!

– Так-то лучше… А теперь помолчите, я должен сосредоточиться.

Вор и мошенник Моргис, которого разыскивала вся полиция после успешного побега из тюрьмы, обливался потом. И не только от несусветного зноя, но и от страха. Дернул же его черт ночью залезть в собор, чтобы украсть пожертвования святому Моргену! Кто же знал, что откуда-то появится патруль и спугнет сообщника Фульца, стоявшего на стреме! И что проклятому полицейскому бросится в глаза ключ, торчащий из замка…

Ему еще очень повезло, что полиция не устроила обыска, решив, будто ключ забыли по рассеянности. Но – дверь в итоге оказалась запертой! А Фульц… А что он мог сделать? Не орать же во все горло: пардон, там внутри мой друг! Хорошо еще, что догадался притвориться хромым калекой, явившимся к мощам святого в надежде на чудесное исцеление. Не сцапали. Не догадались сравнить приметы с теми, которые были перечислены в ориентировке на двух беглецов.

– Святой Морген! Святой Морген! – кричали, выли, хрипели люди, рвущиеся к нему, как голодные хищники – к куску мяса. То, что их глаза сияли безумной радостью и любовью, почему-то совершенно не успокаивало. Скорее, наоборот.

Перед самым рассветом вор решил, что облачится в одеяния святого и выйдет навстречу толпе, услышав призыв: «Святой Морген, идешь ли ты к нам?» Это был единственный шанс сохранить свободу, сыграв на людском невежестве и суеверии. Если даже полиция опознает его, никто не посмеет арестовать «святого» на глазах у огромной возбужденной толпы. Таких дураков нет. Хорошо еще, если только побьют, а могут и на куски разорвать!

А теперь до него с беспощадной откровенностью дошло: хорошо, если его только побьют, пусть и сильно. Дуракам дай волю – порвут на части, задыхаясь от радости и любви. Он смотрел на беснующееся людское море, усилием воли заставляя себя сохранять на лице смиренно-ханжескую невозмутимость. А по спине текли ручьи ледяного пота, похолодевшие пальцы мелко дрожали. При виде Фульца, по-прежнему изображавшего калеку на костылях в переднем ряду зрителей, ему почему-то становилось еще хуже.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации