Текст книги "Джокер и Палач"

Как назло, ожидаемый человек ожиданий не обманул и в одежде монаха Церкви Учителя именно в этот раз в условленном месте и объявился. Место было выбрано не без юмора. Монаху надлежало околачиваться на небольшой площади напротив дома, чей фронтон был украшен изваянием Проказника – теологической противоположности Учителя, почитаемого его верой. Впрочем, изваяние стоило того, чтобы поглазеть на него минут десять. Было оно, конечно, не здешней работы и красовалось на доме задолго до того, как началась колонизация Заразы. В пору, когда герои пантеона Учителя еще не воплотились в канонические образы изобразительных искусств.

Такого Проказника монах видел впервые и поэтому рассматривал его с любопытством и интересом. Прождав положенное время, он неприметно убыл в сторону шумной аллеи Гастингс, где из первого попавшегося по дороге автомата отправил электронное письмо в анонимный «почтовый ящик».

* * *

Дом, украшенный древним, вывезенным с одного из Старых Миров изваянием Проказника, вовсе не был храмом этого божества. По крайней мере, храмом в прямом смысле этого слова. Хотя, безусловно, здание это было посвящено именно ему. Ведь почти на всех своих изображениях Проказник если не творит свои не всегда добрые шутки, то занят игрой. Или – это почти каноническая для игорных домов версия – предлагает сыграть тем, кто задержится у священного изображения.

Так вот, перед Чоп-хаусом, известным больше как Дом Секача, на свой манер, вроде как по-турецки сидел худющий бронзовый оборвыш и с хитрой миной на голодной физиономии предлагал прохожим срезаться с ним в рассыпанные на игральном блюде магические кости. Время покрыло бронзу тонким слоем патины, но все равно Проказник был как живой. Многие поколения мальчишек и даже народ постарше пытались стащить весьма натурально исполненные кости, отчего те блестели, будто начищенные.

Бронзовый игрок был практически бесплатным зазывалой. Потому что в Доме Секача регулярно, пару раз в неделю, происходили самые крупные в Семи Городах турниры Игры в самые настоящие магические кости. Отнюдь не в их бронзовые подобия. Ее и называли Игрой с большой буквы, и никак иначе. Занятие это было крайне предосудительным – ввиду того что шутки с магией вечно влекут за собой неприятности для третьих лиц. Мы еще убедимся в этом. И над подобными турнирами, разумеется, тяготел запрет Магистрата.

Но если бы Магистрат хоть что-то мог поделать с Секачом, то в Семи Городах не было бы и духа Гарри Гордона, носившего эту кличку (и носившего ее не без гордости и не без оснований). Но дух сей в Городах был. Был и пропитывал, пожалуй, все области царства Запретного Бизнеса. От невинных кабаньих боев и «крышевания» в разной степени законного бизнеса до наркотрафика и контроля за торговлей органами для пересадки, «живым товаром» и оружием. Да всего и не перечесть. При этом, заметим, Гарри был еще не самой большой шишкой в криминальных кругах Семи Городов, хотя и входил если не в десятку, то уж наверняка в дюжину «нужных людей», державших на откупе здешний Магистрат и полицию.

Присутствовал в Семи Городах не только дух Секача, но и сам Секач – мужчина видный, всегда одетый с иголочки и уже начинающий стареть. Седина придавала ему даже некую респектабельность и легкий налет аристократизма. Правда, речь его носила обычно непарламентский характер и в хорошем обществе портила всю обедню.

Впрочем, в хорошем обществе Секача видели нечасто. Его фотогеничные, тщательно подстриженные усы ни разу не украсили экрана телевизора или страницы газет. И если ему и взбредало в голову раскошелиться на журналюг, то только затем, чтобы снять упоминание о своей персоне из эфира или прессы. «Светиться» ему было совершенно незачем.

Вообще, если он покидал свою резиденцию, то исключительно по делам или отправляясь на охоту. Так что из посторонних в лицо его знали в основном только крупные браконьеры, с которыми он был дружен. Ну и, разумеется, его прекрасно знали коллекционеры предметов Магии. Преимущественно магических игральных костей. Секач держал одну из лучших в Городах коллекцию этих металлических, деревянных, из кости или керамики выполненных кубиков. Но истинной его страстью было магическое оружие. Мечи, кинжалы, зеркала-убийцы и всякое такое, чему и названий-то толковых придумано не было. Однако же, к глубокому сожалению Секача, его коллекция подобной смертоносной амуниции не могла пока что считаться одной из лучших в Семи Городах. И это буквально ранило ему душу.

* * *

Несмотря на личность хозяина, Чоп-хаус не являлся уж таким гнездом греха и вертепом, как следовало бы ожидать. Два верхних этажа были всего лишь прекрасно обставленной и ухоженной (хотя и по-холостяцки) квартирой самого Секача. Стены внутренних помещений были обшиты панелями дорогих сортов древесины. Комнаты насыщены лучшими образцами бытовой техники. Далеко не дешевые – произведения самых разных видов искусств были не без вкуса размещены по всему жилищу. В доме имелись плавательный бассейн, спортзал и оранжерея – одним словом, земной рай, куда допуск имел не всякий смертный.

Гнездо же греха, где бушевали порой адские страсти, естественно, располагалось в подвале. Занимало оно, однако, далеко не весь подземный этаж. За получение права присутствовать на сражении требовалось выложить кругленькую сумму, а это было не всякому гражданину Семи Городов по карману. Поэтому зал для игры в кости был сравнительно небольшим помещением.

Итак, только кости. Все остальные незаконные виды бизнеса не были допущены в стены Дома Секача. Исключение для магических костей Гарри Гордон сделал лишь потому, что сам умел в них сражаться. Это было предметом его гордости.

Секач часто играл с претендентом на победу в турнире заключительную партию и редко когда проигрывал. Тем, кто доставал его вопросами о причине такого везения, он любил отвечать сакраментальной сентенцией: «Любая азартная игра, парень, это только на треть случай. И это очень хреновая треть! На другую треть это еще соображаловка. И если ты в ней, в игре, не уверен, то твое место у параши, парень! А на главную треть (тут Секач вздымал к небу указательный перст, увенчанный наманикюренным и толстым, как броня танка, ногтем) – это, блин, знание людей!» К каждому турниру он готовился тщательно, не оставляя вниманием личность каждого из возможных противников. Вынюхивал его слабые и сильные стороны. Точно так же он готовился и к турниру, который должен был состояться в эту ночь.

Сегодня Секач поднялся ни свет ни заря и первым делом вызвал «к ноге» своего первого помощника.

– Ну?.. – сурово бросил Гарри, хмуро уставившись на занимавшего изрядную часть его нетесного, заметим, кабинета громилу.

Легко было подумать, что Секачу не понравилось что-то во внешнем виде Себастьяна Горнецки, прозванного Себастьяном Мочильщиком. Громила был, однако, несмотря на ранний час, чисто выбрит, наряжен в более чем приличный костюм – даже подобранный в тон к галстуку платочек торчал из нагрудного кармана – и попахивал дорогим одеколоном. Впрочем, немолодому уже уголовнику со стажем, облеченному особым доверием самого Секача, полагалось выглядеть респектабельно. Ну хотя бы чтобы соответствовать вкусам шефа. Несмотря на полную дебильность, означенную природой на упитанной физиономии, Мочильщик справлялся не только с выбиванием долгов с крысятничающих «богатеньких зверушек» Семи Городов, но и с ролью главы «внешней разведки» Секача.

Мрачный вид Гарри ничуть не взволновал Себастьяна. Секач редко когда выглядел иначе.

– Я провентилировал этого перца, – сообщил Себастьян, усаживаясь на дорогой кожаный диван. – Это действительно приемный сын Шинни. Но фамилия у него по родному отцу – Звонков. Так сказать, в память. Тот накрылся, когда парень еще мочился в пеленки и говорить не умел... Кстати, тогда же накрылась и жена Шинни. При том что Шинни и отец парня были друзья не разлей вода... Так что хоть он и неродной, но для Шинни ближе родного. Хотя прохиндеем растет. Полиция им уже интересовалась не по-детски...

Себастьян вытянул из кармана футляр с сигарой и принялся ее раскуривать. Подобные вольности в присутствии шефа были Мочильщику дозволены за большие заслуги перед этим самым шефом и верность ему.

– Откуда столько монет набрал, чтобы на турнир выставляться? – поинтересовался Секач. Себастьян усмехнулся.

– Их трое – таких вот прохиндеистых парнишек. И одна девчонка. Поняли, что дурачить народ всякими псевдолотерейками и толкать лохам паленый товар долго не получится, и решили рискнуть. Скинулись. Насколько я знаю, магия это допускает. Я имею в виду: если несколько владельцев магических монет доверят вести игру кому-то одному. В смысле – добровольно... Так что...

– Ясно... – буркнул Секач. – Это неплохо. А как насчет слухов, что в кости за парня играет сам Господь Бог?

– Вот тут плохо, – вздохнул Себастьян. – Похоже, что в этом что-то есть...

* * *

В этом действительно что-то было.

Все дело в том, что Гринни (Грегори, Григорий, Гришка) уже в свои двадцать лет не хуже, чем Секач, знал, что любая игра состоит из тех самых трех частей. Причем, несмотря на младые годы, вторая часть (напомним – «соображаловка») проблем ему не создавала. А третья («знание людей») хорошо давалась ему по части интуитивного чувства партнеров и противников. Нет людей, которые полностью владели бы своими эмоциями. Даже если бы игроки садились за стол, нацепив маски – как это заведено у картежников Ауреллы, – Гринни по движениям пальцев, верчению на стульях, вздохам и кряхтению читал бы настроения и намерения игроков не хуже уличных вывесок. И прекрасно отличил бы игру от настоящих эмоций. Даже в игре по электронной почте люди умудряются выдавать себя. Ну хотя бы теми ошибками, которые делают. Правда, за такую чуткость в обыденной жизни Гринни приходилось порой платить тяжелыми нервными срывами и периодами мрачнейшей депрессии. И это было как раз его слабой стороной. Высокий, угловатый и худощавый, он был слишком нервен и неуравновешен. Зная за собой этот недостаток, как мог, гасил свои эмоции. Иногда – чересчур удачно, просто впадая в апатию. Если такое случалось в критические моменты, когда надо было принимать решение и действовать, то, увы, можно было сказать, что «дело – труба».

С везением (как вы помните, первой составной частью всякой азартной игры) у Гринни обстояло своеобразно. И хотя случались с ним невероятные неудачи, в целом с тех пор, как он взял в руки магические кости, везло ему невероятно. Микаэлла Кортни, поднаторевшая – даром что молодая – в делах магии, уверенно поставила ему диагноз. Согласно этому диагнозу, попади в руки Гринни нужный амулет – у него прорезался бы Дар управления случаем.

В общем, в задуманной четырьмя молодыми прохиндеями комбинации Гринни отводилась роль главной пробивной силы. Но – никак не руководителя. Руководителем проекта был Тимоти Стринг.

Из всей четверки ему одному удалось заняться бизнесом всерьез и даже заиметь свой офис. И магазинчик, который если и не давал сколько-нибудь приличного дохода, то, по крайней мере, служил неплохой «крышей» для бизнеса самого разного рода. Правда, бизнес, основанный на торговле «паленым» товаром, законным не назовешь, но и деловой жилки у Тимоти отнять было нельзя. Точно так же, как верности своим обязательствам и жесткости. Будучи лишь на пару лет старше Гринни, он вполне годился ему в отцы.

Сейчас, этим ранним утром, болтаясь между прилавками, уставленными самым неожиданным товаром, Гринни с тоской ждал, когда наконец Тимоти закончит торговаться с невероятно изворотливым вроде как макаронником Челлини, впарит тому нечто, чего днями хватились на складах «Грандисона», да так и не сыскали, и освободит время для настоящего дела. Это ж надо такому прохвосту такую фамилию присобачить. Хорошо, что звать этого толстенького живчика все-таки не Бенвенуто, а просто и скромно – Апостолос. Что сразу делало его из вроде как итальянца вроде как греком. Притом ни одна живая душа не дала бы руку на отсечение, что это настоящее, при рождении данное имя энергичного, частично лысоватого, частично кучерявого приземистого толстячка, любителя пиджаков в клетку и обладателя располагающей улыбки. Чтобы не ломать над этим голову, всяк, кто имел дело с упомянутым Апостолосом, остановился бы на погонялове Енот, что каким-то внечувственным образом ассоциировалось с обликом не лишенного обаяния проныры.

– Так как? – с явным подозрением в голосе спрашивал Енот у Тимоти. – Есть гарантия или нет гарантии?

– Я что-нибудь говорил о гарантии? – холодно парировал тот неуместный вопрос.

Наблюдать за диалогом этой парочки было презабавно. Хотя бы уже потому, что Тимоти внешне был полной противоположностью Еноту. Он был бледен, как выцветшая моль, коротко стрижен и имел комплекцию хорошо препарированного скелета.

– Опломбированный фирменный ящик, – продолжил он, – прямо со склада. И ноль документов.

– Но там полный комплект? – с надеждой в голосе продолжал настаивать на своем праве не покупать кота в мешке однофамилец титана Возрождения.

– На ящике все написано: корректор наводки, регулятор поля... И все такое. Инерционный стабилизатор – в комплекте отдельной поставки... Все предельно ясно.

Услышав что-то про корректор наводки и инерционный стабилизатор, Гринни подумал, что в ящике вполне может оказаться, скажем, какая-нибудь самонаводящаяся ракета. Он прислонился спиной к стеллажам и продолжил без особого интереса слушать вполне бессмысленный диалог.

– Может быть, документация там, внутри? – без особого энтузиазма предположил Енот.

Его колебания относительно решения приобрести обсуждаемый товар становились все более заметны.

– Может быть, – пожал плечами Тимоти. – А может быть, кирпичи и битое стекло. Я честно тебе объяснил, откуда вещь пришла. Мы оба всегда рискуем. И не одной только «капустой».

– Я заплачу за товар, только если ты вскроешь упаковку и я смогу посмотреть, что там.

– Хорошо, – согласился Тимоти. – Но только в том случае, если ты товар берешь. Гони деньги и заглядывай в ящик.

– А если там будет туфта? Тогда давай договоримся: ты возвращаешь баксы назад.

– Туфта – это что? – парировал Тимоти. – Это когда ты просто не хочешь выполнять уговор? Или когда это мусор в буквальном смысле?

– Туфта – это туфта, – с досадой произнес Енот. – Хватит тянуть резину.

Тимоти устало вздохнул и, кивнув в сторону внутренних дверей заведения, быстрым шагом двинулся к себе.

Офис Тимоти, честно говоря, более всего походил на склад, где среди высящихся пирамид разнокалиберных пакетов и ящиков каким-то непостижимым образом затесался довольно убогий канцелярский стол.

Вот на него-то, слегка поднатужившись, и водрузил хозяин кабинета довольно внушительных размеров ящик. Гринни проявил интерес к товару. Он наклонился и, склонив голову набок, выяснил, что Тимоти впаривает Еноту какую-то «Ангроглиссаду». Гадать о предназначении сей штуковины ему было лень, и он принялся рассматривать остальные коробки и вообще весь хлам, заполнявший офис. За его спиной некоторое время слышалось шуршание и скрип. Потом наступила тишина.

Наконец Тимоти спросил:

– Ну, ты доволен?

Челлини некоторое время молчал, посапывая, и только потом ответил вопросом на вопрос:

– А оно то самое, что надо? Похоже на трансформер... Знаешь, такой, для детей... Только очень большой...

– А ты что? Не знаешь, как должно выглядеть то, что покупаешь?

– Я ж на продажу покупаю! – возмутился Енот. – Я даже не знаю, зачем эта штука нужна.

Последовала пауза.

– Знаешь, я тоже, – с ядом в голосе сообщил ему Тимоти. – Мне такие знания без пользы... Ты мне заказал товар, я нашел...

«Ну дают! – подумал Гринни. – Когда-нибудь Тим доторгуется – этак вот...»

– Ты платишь? – уже с раздражением осведомился Тимоти у Челлини. – Или ты затем пришел, чтобы просто так глаза на эту штуку таращить? Типа того, что у меня свободного времени до хрена?

– Ну знаешь, – уныло прогундел Енот, – двести «орликов» за незнамо что – это перебор получается. Сбрось половину. Или накинь чего в придачу...

Тимоти без лишних слов прихватил с полки небольшую приятного вида коробочку и кинул ее Еноту. Тот поймал и повертел приборчик перед носом.

– Шифратор к «мобиле»?

– Угу. И дешифратор тоже, – подтвердил Тимоти. – Причем без прямого подключения. Достаточно настроить и таскать в кармане. Полицейские дешифраторы отдыхают...

– Так ведь нужна парная... Для того, с кем... – закапризничал Енот.

– Вот «того, с кем» и присылай ко мне, – жестко оборвал его Тимоти. – Продам со скидкой.

Енот разочарованно повертел дешифратор перед носом и сунул в карман.

– И это всё? – спросил он разочарованно.

– Нет! – окрысился Тимоти. – У меня тут еще шапка Мономаха где-то завалялась! Прямой доставкой из Метрополии. Не помню только, из Кремля иль из Эрмитажа!.. – Он решительно задвинул крышку ящика. – Знаешь, я раздумал вещь продавать. Она мне самому пригодится. Витрину украшать.

– Ладно, не кипятись, – вздохнул Енот и с удрученным сопением полез за бумажником. В бумажнике, судя по его виду, мог уместиться валютный запас какого-нибудь не особенно большого государства.

Еще некоторое время Гринни наблюдал, как Енот пытался расплатиться с Тимоти кредитными карточками банка Магистратуры, затем заплатил-таки «орликами», ухватился за ящик с «Ангроглиссадой» и с кряхтением поволок его на задний двор, к своему кару.

Тимоти, не говоря худого слова, отпер свой сейф, бросил на верхнюю полку до кучи пару сотенных, полученных от Челлини, а с нижней достал кожаный кисет и положил его на стол.

– Мои три, – сухо сказал он. – Первую сам нашел. Еще там. В Простом Мире... Остальные две на всякую всячину выменял. Которую с Джея еще в багаже притащили. Больше магии у меня не осталось. Не подведешь?

Гринни ответил ему только взглядом. Тим понимающе кивнул, развязал кисет и вытряхнул три тяжелые, из тускло поблескивающих сплавов монеты на тисненую крышку кожаного бювара – единственного предмета роскоши, украшавшего его основательно захламленный стол. Гринни полез в карман и молча выложил рядом свою тройку магических монет. Когда-то, в день совершеннолетия, его приемный отец Шеннон О'Нейл вручил ему оставшуюся от погибшего отца мелкую магическую монетку «твинк», приносящую добрые сны. Ее Гринни давно проиграл. Но в ту пору, когда она еще была его монеткой и давала право участвовать в играх любителей, успел выиграть пару других, котирующихся куда как выше. Правда, так же как и все игроки, он никогда не использовал их силу. Это означало бы, по всеобщему мнению, верный сглаз и неудачу в игре. Третью монету, а с ней и право участвовать в «настоящих» турнирах он выиграл только недавно. Собственно, это и дало толчок их затее.

Некоторое время они любовались красотой неброской чеканки, таинственным блеском неведомых металлов, из которых были сработаны эти увесистые диски и многоугольники (может, они были и не монетами вовсе?). Потом Тимоти решительным движением сгреб все шесть монет в кисет, затянул его потуже и упрятал во внутренний карман.

– К Сянчику или к Мике теперь? – осведомился Гринни.

– Мика просила раньше полудня к ней не появляться, – пожал плечами Тим. – Так что к Сяну как раз успеваем.

* * *

Из всех четырех приятелей Сян Ли был единственным, кто жил в полнейшей гармонии и дружбе с Законом. Хотя Закон на территории Семи Городов был настолько запутан и стремен, что это казалось совершенно невозможным. Сян, как и многие поколения его предков – выходцев с берегов желтых рек, был поваром и на паях с двумя братьями (старшим и младшим) содержал ресторанчик на довольно респектабельном отрезке Мэйн-стрит. Ресторанчик, правда, предстояло выкупать у давшего под него кредит банка еще долгие и долгие годы.

Репутацией заведения Сян чрезвычайно гордился и вошедших с черного хода Гринни и Тима не пустил даже на порог блещущей чистотой и чудесами современной техники кухни. Разговор состоялся в кабинете Сяна, размерами не превышающем аварийную капсулу патрульного орбитера. Громоздящийся в углу этой каморки сейф всегда напоминал Гринни неразрешимую задачу о том, как больший предмет можно поместить внутри меньшего.

Впрочем, обеспокоил его не давно привычный слоноподобный несгораемый шкаф.

Гринни впервые увидел на круглой, как полная луна, физиономии Сяна тень тревоги и сосредоточенность игрока.

Обычно физиономии этой было свойственно выражение благостной радости от созерцания собеседника или счастья от возможности обслужить долгожданного клиента. А иногда – в компании с друзьями – просто дурашливого веселья. Суровый Сян – это было дурное предзнаменование.

Три его монеты не были, собственно, его монетами. Сян никогда не играл в магические кости или другие подобные игры, в которых такие монеты посчастливилось бы выиграть. Среди предков его не было ни одного, кто был бы связан с Магией – даже простых гадальщиков. Так что и наследство, полученное им и братьями, ничего магического, на что можно было бы выменять такие монеты, не содержало. Нет... Сян представлял в четверке китайскую общину, в которой нашлось трое обладателей магических монет, пожелавших удвоить их количество в своих заветных кошельках. Уговорить на эту роль именно Сяна (а уговорить его было совсем нелегко) их подвигло то, что в лучших друзьях Сяна ходил Гринни.

Когда-то в другой жизни – во время перелета из Мира Малой колонии в Закрытый Мир – их родители жили в недрах корабля бок о бок. Приемный отец Гришки Звонкова и родной Сяна сдружились на почве одинаковых интересов. Шеннон собирался открыть на Заразе свой бар (он его и открыл впоследствии), а отец Сяна – свой ресторан (но в этом преуспели уже только его сыновья). Сошлись и их совсем малые тогда отпрыски – но не столько интересами, сколько их различиями. Их достоинства и недостатки дополняли друг друга, словно зубья сдвинутых вместе расчесок.

Вечно встревоженный и нервный Гринни то и дело подзуживал (иногда не без успеха) уравновешенного и добродушно-беспечного Сяна на разного рода проделки. А тот, в свою очередь, всячески наставлял Гринни на путь истинный и вечно учил, в чем состоит жизненное предназначение достойного сына своих родителей. С тех пор и по нынешнее время он чувствовал себя ответственным за похождения своего приятеля. Кем-то вроде его старшего брата. Принимая во внимание то, что Сян был года на два младше Гринни и, как и все потомки выходцев с берегов Хуанхэ, выглядел к тому же моложе своих европеоидных сверстников, такое распределение ролей среди них двоих забавляло всех, кто их знал достаточно хорошо. Тем не менее каждый из них был чем-то жизненно необходим для другого.

Вот и сейчас, поглядев на Гринни, Сян покачал головой и заметил, что в день турнира тому надо было бы получше выспаться и не налегать с утра ни на спиртное, ни на кофе, ни на...

– Тебе что-то мерещится, Сянчик, – остановил его Тимоти. – Я за Гринни присматриваю и отвечаю. Как-никак мы в него вкладываем по полной.

– Меня мешки под глазами у него беспокоят, – озабоченно вздохнул Сян и полез в сейф за своим вкладом в игру.

– Так... Типа бессонница... – вялым голосом объяснил Гринни. – Так, на ночь припоминал все, что про Секача говорят. А такие воспоминания, знаешь ли, как-то сна не навевают. Опять же снотворного никогда не пью. А тем более перед хорошей игрой... Так что слегка дурной теперь. Ну ничего. Днем часика четыре поспать успею.

– Это верно, – одобрил его слова Сян, уже наполовину скрывшийся в недрах несгораемого шкафа. – Перед игрой поспать – святое дело. Говорят, изредка везучим сам Киш-ар-Беш в таком сне приходит. Побеседовать. И если его верно понять...

– Не учи ты его, – остановил поток речи китайца хмурый сегодня Тимоти. – Гринни знает, что ему делать перед игрой. А про Киша он тебе самому все сплетни рассказать может, так что не учи дедушку кашлять...

Он был прав. Хотя Киш-ар-Беш и не посещал Гринни в снах, его ум впитал с детства столько россказней и легенд о Непобедимом Боге Игр, что не принимать его всерьез (а так принято относиться к Пестрой Вере и ее богам по всему Обитаемому Космосу) он просто не мог. И никогда не забывал благодарить того после удачной игры маленьким жертвоприношением. Когда купюрой в пять «орликов», сжигаемой перед изваянием Киша, а когда свечкой, затепленной в часовенке Пестрой Веры.

Но у Сяна в уголке его офиса-каморки пропитанная благовониями свечка теплилась перед янтарным, похожим на нэцкэ изваянием другого, тоже вполне заслуживающего уважения бога – изваянием Наири-о-Наори – Доверчивого Бога Надежд.

Решение они приняли уже давно и всерьез. Меняя одни магические игрушки на другие, не сделать ни денег, ни удачи. Приводить в действие магическую мелочовку вроде отдельных монет – себе дороже. И магию транжирить, и только душу себе травить. Для того чтобы счастье действительно улыбнулось тебе, надо завладеть большой массой Магии. Или огромным количеством мелочовки, или чем-то одним, но стоящим. Дары, находки, обмен и поединки для достижения такой цели – путь долгий, ненадежный и порой смертельно опасный. Только одно может привести к цели – победа в Игре!

Правда, завладеть сильной Магией – значит превратиться в мага самому, а в этом есть что-то жуткое. Но каждый делает свой выбор. И Тим, Гринни, Сян и Микаэлла его сделали.

* * *

– И чего мы монеты наши под замком храним? – уныло спросил Гринни, наблюдая за копошением Сяна в недрах сейфа. – Просто рефлекс какой-то...

Вопрос он адресовал не кому-то из друзей персонально, а так – в пространство.

– Ведь каждый дурак знает, что магический предмет спереть – только приключения на свой зад поиметь...

Действительно, уж где-где, а в Закрытом Мире и стар и млад сызмальства знали, что предметы Магии можно заполучить лишь пятью, и только пятью способами: найти, поменять на другой магический атрибут, выиграть, унаследовать у предков или у насмерть поверженного в честном бою противника. Купля-продажа, воровство или ограбление могли привести к весьма бедственным для приобретателя последствиям. В лучшем случае – к потере предметом магической силы.

– Что под замком держишь – того не потеряешь! – поучительно провозгласил Сян, появляясь на свет божий с шелковым, расшитым лепестками лотоса сверточком в руках.

Мелодично позвякивающий сверток был помещен в центр очищенного от посторонних предметов столика и с величайшим уважением развернут. Глазам друзей предстали еще три вполне подлинные – это было видно как-то само по себе – магические монеты.

Конечно, в китайской общине не принято «кидать» своих тем более в делах, связанных с магией. Но береженого бог бережет. Гринни подержал по очереди монеты в ладонях. Закрыв глаза, впитал нечто, исходившее от каждой из них, снова разложил на платке и молча кивнул – «порядок!».

Как водится, тут же, в самый неподходящий момент, за дверью кабинета послышался шум: возбужденное лопотание младшего брата Сяна, возмущенные восклицания, издаваемые кем-то весьма знакомым всем трем друзьям. Дверь отворилась, и в кабинет колобком вкатился разъяренный обладатель клетчатого пиджака, импозантной лысины и живописных остатков кучерявой шевелюры, а именно Апостолос Челлини, известный в миру как Енот. Каким чудом в комнатушке уместился четвертый представитель рода людского, объяснить трудно.

Сян молниеносно свернул платок и накрыл его каталогом «Сабатье».

– Тимоти! – сверкнув глазами, произнес Енот. – Я расторгаю сделку! Ты впарил мне невообразимое дерьмо!

Он швырнул на стол дешифратор, который совсем недавно фигурировал как «приз от фирмы» при купле-продаже таинственной «Ангроглиссады».

– Как ты меня тут отыскал? – холодно поинтересовался Тимоти, беря аппаратик и рассматривая его со всех сторон, словно неведомое насекомое. – Что-нибудь не так?

– Не пудри мне мозги! – возмутился Челлини. – Тебя найти сейчас, как говорят на Террамото, легче, чем найти блоху на кобеле сторожа городской помойки! Все Семь Городов знают, что вы, четверо корешей, скинулись монетками под сегодняшний турнир в Чоп-хаусе! Народ бурлит, пари заключает, делает ставки, а ты думаешь, что сидишь, как Мальчик с пальчик под чертовой шапкой-невидимкой! Любому, кто о ваших делах хоть чуть-чуть наслышан, ясно как божий день при хорошей метеосводке, что вы все кучкуетесь у кого-то из вашей четверки! Но у тебя тебя нет, у Гринни тоже. Элли сидит одна и грызет ногти... Это, кстати, очень плохая привычка для девушки ее лет – грызть ногти... И...

– Енот! – остановил его словоизлияния Тимоти. – Кто кому тут пудрит мозги? Если бы ты научился произносить раз этак в десять меньше слов в минуту, ты бы сильно вырос в глазах общества. И люди бы к тебе потянулись... Говори по делу, что не так с вещью?

– Знаешь, Тим, – снова вскипел Челлини. – Нормальному человеку мне проще объяснить, что с вещью «так»! Ее можно включить и выключить – и это самое лучшее, на что она способна! Еще она может работать на прием. Но только на одном канале. Переключить ее никак не можно!

– Стоп-стоп-стоп! – снова притормозил его Тимоти. – Как так «никак не можно»? Парный дешифратор у кого? Ты что – успел уже прикупить такой?

– Да нет! – отмахнулся Енот. – Я такую фигню и не думал покупать. Я просто включил – посмотреть, что будет. А фигня вдруг начала болтать. Отвратительный, между прочим, разговор пришлось выслушать бедному Апостолосу Челлини по твоей вине! Вот послушай!

– У меня труба с этой штукой не согласована, – пожал плечами Тимоти. – И вообще...

– А там внутренний динамик есть, – уведомил его Енот. Тимоти ткнул в клавишу. Каморку наполнило противное потрескивание. Тимоти пожал плечами.

– Нажми «Воспроизведение предыдущего разговора», – подсказал Енот, подпрыгивая от желания предъявить доказательства дерьмоподобия подсунутого ему товара.

Тимоти нажал.

«...Говорил! – прозвучал в динамике хрипловатый низкий голос. – Всегда говорил, что если ты не будешь халтурить, Макс, то все у тебя будет не хуже, чем сейчас. Больше порошка тебе сейчас ни к чему... (Послышалось протестующее кудахтанье, издаваемое на другом конце канала Очевидно, Максом.) Говорю: это тебе же на пользу. Окучивай этих своих зоологов, не халтурь и не петушись. Как принесешь что-нибудь в таком роде, как сегодня, дозу увеличу. Если, конечно, не попытаешься нас обштопать. Знаешь, что бывает за такие вещи?»

Голос с противоположного конца канала заверил, что знает. И попытался вставить что-то еще, но его собеседник, не давая себе труда выслушивать вздорное блекотание, уже отключился от линии.

– Явно антиобщественные элементы сидят на том канале! – констатировал Енот. – Не дай бог, узнают, что какой-то Челлини прослушивает их разговорчики! Очень милую свинью ты мне подложил, Тим! И как я ни корячился, чтоб с этого канала убраться, – ни черта!