Текст книги "Джокер и Палач"

С идеей как-то выйти на Шишела Енот не расстался. Но действовать напрямую означало светиться перед «Своими». Нет, вопрос надо обмозговать... Где-нибудь за столиком с доброй закуской... Еноту вдруг дьявольски захотелось есть. В чем, впрочем, не было ровно ничего удивительного. Тут как о чем-то, что было с ним в далеком прошлом, он вспомнил, что назавтра ему обещан дармовой обед «от пуза» на двоих в ресторанчике Сяна. Что ж... Этой возможностью он решил не пренебрегать и использовать ее наилучшим образом.

Но – завтра будет только завтра. А есть отчаянно хотелось сегодня и сейчас. Вытащив свой мобильник, он начал вызывать такси.

* * *

– Ну все. Мне пора, – решительно произнес Гринни. – Ждите меня здесь, ребята, и костерите последними словами. Вернусь ближе к полуночи. Со щитом или на щите.

– Ни пуха тебе ни пера! – напутствовал его Сян, который никогда не забывал про ритуальную часть любой затеи.

Тимми и Мика просто сделали Гринни ручкой. И тот исчез в дверях.

Вздохнув, Тимоти повернулся к заскучавшему было бармену. В «Топоре и плахе», одном из немногих пабов, был самый настоящий, живой бармен. Не кибер-автомат. Не удивляйтесь. На Заразе такое сплошь и рядом.

– Три пива, – буркнул Тимоти. – А лучше – сразу шесть.

– Я буду только имбирное, – предупредила Мика. – Или колу.

– Все равно – шесть вашего фирменного и большую колу для дамы, – уточнил Тимоти. – Нам тут сидеть долго. И если можно, переключи Ти-Ви на что-нибудь повеселее.

Из двух действовавших в Семи Городах каналов один транслировал дебаты в Магистрате, а другой – учебный фильм о способах оказания первой помощи. Бармен выбрал последнее.

Когда на поясе у Микаэллы залился трелью мобильник, друзья уже успели узнать, как определять, получил ли пострадавший сотрясение мозга или же является таким козлом от рождения, а также, что надо делать в случае отравления ребенка плодами дрянь-дерева.

Девушка допила колу, нехотя поднесла трубку к уху и приветствовала звонившего мрачным «ну?..». Дурные предчувствия одолевали ее.

Послушав с минуту говорившего на другом конце канала связи, она нахмурилась и морщась, как от приступа мигрени, попросила:

– Шишел, дорогой... Не грузи меня сегодня. Я понимаю, у тебя проблемы. Но давай – завтра. Ладно? Ты уж извини... – и отключила трубку.

Вид мобильника навел Тимоти на одну почти позабытую за делами вещицу.

– Вот что, Мика... – начал он, доставая из внутреннего кармана давешний, поуродованный предположительно дурнем Чувырлой дешифратор. – На-ка посмотри...

– Посмотрела, – сообщила ему Микаэлла, выждав секунд пять или шесть. – Знаешь, ума у меня от этого не прибавилось.

– Это дешифратор, – пояснил Тимоти.

– Да, это дешифратор, – признала Микаэлла. – Сдаюсь, ты выиграл. С тебя кола.

– Понимаешь, Мика, – задумчиво протянул Тимоти и положил аппарат на стойку. – Один урод мне, похоже, сбил у этой штуки настройку... Колу для мисс, пожалуйста. Маковую.

Последнее было адресовано бармену.

Тот с сомнением посмотрел на часы и заметил, что время, вообще говоря, уже не детское и если у мисс нет удостоверения...

Мисс предъявила удостоверение личности, получила маковую колу и поинтересовалась у Тимми:

– Какой урод?

– Макс Чумацки, – отмахнулся Тимоти. – Ты его не знаешь. Это не важно.

– Еще как знаю, – заверила его Микаэлла. – Чувырла. Говнюк еще тот.

– Так вот, – горестно сообщил ей Тимми, – он это еще раз доказал: вернул мне вещь в неисправном состоянии. Эта штука теперь все время ловит один и тот же канал и его дешифрует. И можно круглые сутки слушать голосок Чувырлы и его друзей. Но мне это не надо. Я не могу продать вещь... У тебя нет знакомых, которые...

– У меня есть знакомые, – вздохнула Мика, взяла дешифратор со стойки и кинула его в висевшую на плече сумку. – Это всё?

* * *

– Еще раз прокрути мне схему того, как этот тип намеревается из Магии делать деньги, – попросил Мутти Шведа. – Это выше моего понимания. Магию ведь задумывали так, чтобы все время Магия была бы отдельно, а денежки отдельно.

– Ты розовый идеалист, Мутти! – отмахнулся от него Янек. – Швед заманался уже объяснять тебе простые вещи...

Швед только зло зыркнул на обоих болтунов. Они отвлекали его от довольно важного занятия. Занятие это состояло в том, что он извлекал из стоящей перед ним кожаной сумки одну за другой пачки «орликов», пересчитывал их и укладывал аккуратными стопками на журнальном столике перед собой. В отдельную кучку укладывались попадающиеся среди золотистых «орлов» невзрачные на вид сотенные федеральной «зелени». Сидевший рядом Коста Леонидис зачарованно провожал каждую из них благоговейным взглядом.

«Орлики», что пересчитывал Швед, люди Пуделя внесли и сдали четверым «зоологам» под расчет через пять минут после того, как Пудель, он же Мишель Лакост, разъяснив своим новым подопечным ситуацию, убыл болеть за своего человека на подпольный матч в Чоп-хаусе.

Швед с шумом выпустил воздух из ноздрей, отложил в сторону непересчитанную пачку денег и зло уставился на бестолкового партнера.

– Нет, – обессиленно выдавил он из себя. – Для этого надо быть дипломированным драконоведом, чтобы не понимать простых вещей. Ты не задумывался, Мутти? Почему это «деньги – отдельно, Магия – отдельно»? А от какой такой радости самые большие коллекции предметов Магии оказываются в руках у самых богатых буратинок нашего мира, а не у кого-нибудь другого?

Он поднялся с продавленного дивана, подошел к Ти-Ви, что-то вещавшему в углу гостиной, в которой происходил разговор, и переключил его на музыкальную программу. В отличие от «Топора и плахи», дом 33 по Ботанической был оснащен чертовой уймой кабельных каналов.

– Магия сама по себе, Мутти, не продается за деньги. В этом вся ее подлая натура, – пояснил Швед. – Но услуги, оказываемые Магией, вполне продаются. Нельзя продать самих дракончиков. Но можно продать их работу, боевую работу. И из полученного дохода содержать таких, как мы, «зоологов». И тренеров. И подпольные базы. Но большую часть дохода оставлять себе. Владельцы драконов – богатый народ. Вот Пудель и захотел к их компании присоединиться. Они только купоны стригут с таких, как мы. Ты думаешь, с этой кучи «капусты», – он кивнул на сумку у себя под ногами, – мы получим большой навар? Нет, дорогой. Все это предназначено хозяину нынешней кладки. Как отступные. Мы договорились не называть вслух имен. Поэтому промолчу. Себе мы оставляем обычный процент и премиальные за проведение переговоров с хозяином кладки. Если мы, конечно, проведем эти переговоры успешно. Вся беда в том, что хозяева дракош – народ скрытный. И с кем попало не общаются. Поэтому-то Пудель и нуждается в наших услугах. Потому что настоящих хозяев кладок знаем только мы. И только с нами эти хозяева станут разговаривать.

– И как мы заставим хозяина драконов согласиться на такую дурацкую сделку? – поинтересовался Коста.

– Мы оба слышали, что сказал мсье Лакост, – напомнил Швед. – В случае отрицательного результата мы лишаемся премиальных и передаем ведение переговоров напрямую самому мсье Лакосту.

– То есть сливаем хозяина Пуделю? – уточнил Коста. – Это не называется сделкой... И это не называется партнерством. Пудель – просто дурак. Магия не терпит насилия, шантажа и обмана.

– Да, – пожал плечами Швед. – Лакост – придурок. Но придурок, который знает то, о чем ты забыл. Если хочешь, Мутти тебе прочтет лекцию о том, что драконы приобретают магические свойства только на втором, а то и на третьем году жизни. Когда «становятся на крыло». Им Магией надо заразиться и переболеть. Причем хворают они, болезные, тяжело. Некоторые дохнут. А некоторых выбраковывать приходится. Они к Магии – имунны. Так ящерами и остаются. Фокус в том, что хозяин кладки остается и хозяином драконов, из нее вылупившихся. Как видишь, Магия за деньги таки приобретается. Так что в этом смысле наш Пудель ровно ничем не рискует. А что до честного бизнеса, то я не Джордано Бруно, чтобы терпеть паяльник в заднице ради соблюдения правил игры...

Его излияния прервал переливчато зазвучавший сигнал дверного сенсора.

– Гос-с-споди, кого это несет сюда? – нервно спросил Швед и проверил, на месте ли бейсбольная бита – традиционное орудие самообороны от непрошеных гостей. Бита была на месте – стояла прислоненной к дивану.

Янек дал себе труд покоситься в сторону экранчика системы внешнего наблюдения.

– Да это Чувырла, – махнул он рукой. – К тебе, Мутти.

– Почему это только ко мне? – обиженно возразил тот, но поднялся, чтобы нажать кнопку замка.

Швед хотел добавить к своим словам что-то достаточно нелицеприятное, но по лестнице уже зацокали подбитые фигурными подковками ковбойские сапожки Макса Чумацки. Швед решительно застегнул сумку, накрыл разложенные на столике купюры сдернутым с дивана пледом, с недовольным видом уселся в кресло и сосредоточил свое внимание на экране Ти-Ви.

Макс Чумацки был закадычным приятелем всех, кто еще не сподобился въехать ему в морду. От Мутти ожидать этого было трудно. Янека и Косту он еще не довел до нужной кондиции. А Швед его просто игнорировал. Поэтому в небольшой комнатке, исполнявшей здесь роль гостиной, Макс чувствовал себя как дома.

Надо заметить, что гостиную эту он своим видом не украсил. Смахивал Чувырла больше на белесую моль. Только на моль с крысиной мордочкой. Глаза его были вечно красны и безостановочно бегали, словно опасаясь, что пропустят что-то существенное в окружающей обстановке. Например, что-нибудь, что плохо лежит.

Не дожидаясь приглашения, он вальяжно развалился в свободном кресле у журнального столика.

– Ну что, закурим? – осведомился Чувырла, извлекая из кармана грязноватого плаща портсигар. – Отличный «грезничек»... У хорошего знакомого достал партию...

– Я пас, – хмуро бросил Швед, не потрудившись даже повернуться к гостю.

– И почем травка? – поинтересовался Коста, потянувшись за самодельной сигареткой.

– Для вас – в долг, ребята... – добродушно отозвался Чувырла, раздавая самокрутки «зоологам» и нацеливаясь закурить сам. – Почти что даром...

Мутти понюхал цигарку и с видом знатока покачал головой.

– Не бойся! – захихикал Чувырла. – «Товар сертифицирован»!

Он потянулся за большой настольной в виде бронзового дракона зажигалкой и зацепил покрывавший столик плед. Золотистые «орлики» водопадом хлынули на пол.

– Да я смотрю, вы здесь, ребята, не бедствуете... – крякнул Чувырла, нагибаясь, чтобы собрать рассыпавшиеся купюры.

– Убери грабли! – строго сказал ему Коста, грохаясь на колени и торопливо сгребая золотистое половодье в плед.

– Да я что, я – как скажете... – с демонстративной обидой буркнул Макс и присел – уже не на кресло, а на краешек дивана.

Для такого перемещения у него были свои причины. Он наконец-то смог дотянуться до прилепленного под сиденьем «жучка». «Жучок», оформленный под невинный комок засохшей жвачки, ничем не выдавал себя – ничего не излучал, а только заносил в память каждый звук, раздававшийся в помещении. Сейчас дешевенькая память его уже была близка к переполнению. Чувырла без особых усилий снял устройство, определил его в карман и заменил новым. Все это прошло совершенно незамеченным: «зоологи» были заняты сбором купюр с пыльного ковра.

– Ну вы, я вижу, сильно заняты, ребята, – сохраняя обиженный тон, пробормотал гость, поднимаясь с дивана. – Я тогда пошел...

– Да, лучше заходи как-нибудь в другой раз, – виновато пробормотал Мутти, пытаясь бейсбольной битой извлечь забившуюся под шкаф золотистую бумажку. – Ты уж не обижайся...

Каблуки Чувырлы торопливо зацокали вниз по лестнице.

– Я буду не я, – буркнул Коста, прислушиваясь – хлопнула ли входная дверь, – если подлюка не утащил с собой пару сотенных...

* * *

– Твой пропуск, парень! – с ленцой окликнул Гринни мордоворот на входе.

Конечно, бизнес Секача был «священной коровой», неприкосновенной в общем-то для людей Закона. Представить себе налет Городской Стражи на игорный зал Чоп-хауса мог только человек, одаренный большой фантазией и начисто лишенный чувства юмора. Если уж и было от кого ждать подвоха, так только от кого-либо из партнеров и конкурентов Гордона, чего-то с ним не поделивших, или от какого-то закусившего вдруг удила Ордена.

Так или иначе, несмотря на очевидную безнаказанность Секача – хотя бы внешнюю, – тот тщательно соблюдал конспирацию.

Входили игроки и приглашенные зрители исключительно с черного хода, оставив свои роскошные кары на стоянках не ближе чем за квартал от Чоп-хауса. Желающих поставить свои магические монеты на того или иного игрока или на самого себя было гораздо больше, чем мог за раз вместить скромный игровой зал. Поэтому в зал (по очереди, расписанной на полгода вперед) допускались только сами игроки или лица, сподобившиеся предъявить записку, собственноручно написанную Секачом и им же подписанную. Эти автографы тут же на входе и забирали даже у самых важных персон. Во избежание повторного использования

– Я в списке, – коротко бросил Гринни.

– Я знаю парня в лицо, – буркнул второй охранник и заглянул в список. – Монеты с тобой?

Гринни молча предъявил кожаный кисет.

– Записано: «Ставка за четверых», – констатировал охранник. Он пересчитал монеты. – Двенадцать. Проходи!

Следующая пара охранников – в коридоре – обыскала его. Один – вручную, другой – с помощью хитроумного детектора. Третья пара стражей – уже на входе собственно в зал – оставалась совершенно равнодушна. Что входило в функции этих двоих, Гринни не знал.

Зал был убран строго – никаких вульгарных «магических» росписей, никаких атрибутов дешевой кунсткамеры. Только массивный стол для Игры посередине, тяжелые дубовые стулья для шести игроков вокруг. Помост для судей, точнее – скамья на возвышении на три-четыре персоны, отгороженная от зала трибуной-барьером. И в три яруса скамьи для зрителей вдоль стен. Не больше чем на две дюжины мест. Толчея недопустима. Если вы не входили в число личных друзей Секача, то место на такой – не слишком комфортабельной – лавке обошлось бы вам в стоимость неплохого автомобиля. Правда, колу, виски и соленые орешки подали бы вам совершенно бесплатно.

Секач сидел во главе стола. Пока что всего лишь как Хозяин Игры и почетный зритель. Его партия всегда бывала последней. Провожала игроков к столу и рассаживала их по местам модератор Игры – седая как лунь и сухая, как демон пустыни Азазель, Тася Млинская. Ужасная тетка, связываться с которой побаивался и сам Секач.

Гринни досталось место прямо под трибуной судей и напротив Секача. Не самая лучшая позиция. Но спорить не приходилось. Трое игроков, пришедших раньше, уже заняли свои места и тихо сидели, приглядываясь друг к другу. Лишь один из них, Везунчик Тони, явно выделывался на публику. Разминал пальцы с помощью хитроумных упражнений, со значением елозил задом по стулу, бросал то на кого-нибудь из сидящих за столом, то в зал исполненные таинственного смысла взгляды, давая понять, что он на короткой ноге со многими из пришедших поглазеть на Игру богатеев.

«Он вылетит из Игры первым, – отрешенно подумал Гринни. – От силы – вторым. Как эта “дешевая повидла” вообще сюда просочилась?»

Тася провела к столу последних двух игроков и окинула взглядом зал.

Все поняли, что отсчет времени уже пошел.

Последние зрители расселись по местам. Игрокам подали тоник. Везунчик попросил заменить пойло на виски. Ему принесли.

Гонг!

Один удар – предупреждение. Тишина.

* * *

– Напоминаю! – каркающим голосом провозгласила Тася. – Игра идет в три раунда. – В каждом раунде: ставки, розыгрыш костей, размен костей, бросок. Двое выбывают после первого раунда и оставляют ставку в Игре. Двое – точно на тех же условиях – выбывают во втором. Оставшиеся двое могут поделить выигрыш и закончить Игру.

Зачитывая правила, Тася поворачивалась то вправо, то влево. То ли проверяла, не оглохли ли слушатели. То ли давала этим слушателям лицезреть свой аристократический профиль. Профиль этот наводил даже сведущих людей на бредовую мысль о том, что, может, и впрямь существовала в незапамятные времена в Российской, надо полагать, империи (на худой конец в Речи Посполитой) династия князей Млинских.

– В последнем раунде, если игроки решают продолжить Игру, – продолжала она, – выбывает один из двух оставшихся. По желанию Хозяина Игры играется четвертый раунд – с победителем. Победитель не может отказаться. Отказ равен проигрышу. Это всё. Все всё расслышали? Ни у кого уши не заложило?

Ответом ей был тихий гул. Нестройный и невнятный.

Гонг!! Два удара. Полная готовность.

Везунчик Тони демонстративно смаковал виски. Гринни смотрел перед собой. Мимо зрачков Секача. Это у него получалось.

К столу подошел служитель с деревянным подносом. На подносе – кости. Встал за спиной Секача.

– Кто-нибудь желает проверить подлинность инструмента Игры?! – прокаркала Тася. – Повторяю. Тот, кто хочет убедиться в подлинности костей, может это сделать сейчас.

– Дайте-ка сюда на пробу... пару... – небрежно попросили с трибуны судей.

Знакомый голос.

Гринни осторожно посмотрел через плечо. Мэтью Честертон! Во как! Давно Мэта в Семи Городах видно не было. И вот – нате. Один из трех судей... В общем-то, какое Гринни до этого дело? Но любая неожиданность в Игре неприятна. Наверное, потому что отвлекает. Да, конечно.

Служитель почтительно приблизился к трибуне судей, и Мэтью Честертон наугад подхватил с подноса две кости – костяную и металлическую. Для порядка рассмотрел их, положив на ладонь под разными углами. Прислушался к ним, принюхался... Хорошо, что не лизнул.

«Дешевый спектакль, – подумал Гринни. – И все-таки зачем здесь этот клоун? Ведь зачем-то Секач пригласил его сюда. Посадил на судейскую трибуну... В костях Мэт разбирается не лучше любого другого. А в чем он по-настоящему разбирается?»

Какая-то неясная тревога коснулась его души холодным лезвием.

– Я удовлетворен, – сообщил Честертон, возвращая кости на поднос.

Служитель ссыпал содержимое подноса в огромный кожаный кисет, затянул его горловину и принялся с большим почтением перетряхивать его.

Гонг! Сигнал игрокам.

– Господа, приготовьтесь делать ставки! – каркнула Тася жестким, жестяным голосом. – Напоминаю: размер ставки – не менее четырех монет! Разрешается ставить монеты, доверенные игрокам любыми другими лицами. – Млинская снова обвела игроков взглядом коршуна. – Ваши монеты – на стол, господа! Напоминаю: все время Игры все выставленные на Игру монеты должны находиться на виду у всех, на столе. В любой момент любой из игроков или любой из судей может потребовать проверки выставленных на Игру монет – всех сразу или любой из них – на подлинность. Напоминаю. Предъявивший фальшивую монету лишается всех выставленных на Игру монет. Лишается права участвовать в Игре. Лишается права участвовать во всех других Играх этого дома. Лишается права входить в зал Игр навсегда.

Тася, не глядя, подтянула под себя кресло на колесиках и, опускаясь в него, добавила то, чего не говорила обычно:

– Напоминаю. Строгие Правила приравнивают кривые монеты к фальшивым.

Ловушка захлопнулась.

* * *

Такси в Семи Городах еще только пробивало себе дорогу. И если вы думаете, что, выйдя на улицу и нажав предназначенную для вызова такси кнопочку на корпусе вашего мобильника, вы его дождетесь, что через пару минут (ну минут через пять максимум) по кромке тротуара к вам подплывет привычно ярко-желтая «субмарина» такси-автомата и голосом робота извинится за задержку, то вы жестоко ошибаетесь. Так – не было. По крайней мере, так не было на Заразе и особенно в Семи Городах.

А эту самую кнопочку считайте пустым декоративным украшением вашего средства связи.

Еноту пришлось связываться подряд с четырьмя фирмами, практикующими в Семи Городах извоз пассажиров, пока наконец бестолковый диспетчер «Крылатых колесниц» не соизволил пообещать ему, что «минут через пятнадцать-двадцать кто-нибудь из наших парней освободится и завернет за вами... Если ему будет по пути».

Вольный предприниматель скрипнул зубами и стал пристраивать мобильник на поясе. Тут-то и раздался у него за спиной тихий знакомый голос:

– Разрешите предложить вам воспользоваться моей машиной, мистер. Уверен, что нам по пути...

Ни монашеский наряд, ни слегка измененный голос не могли ввести Енота в заблуждение. Сердце его радостно екнуло. И горестно в то же время. Он послушно последовал за монахом к небольшому «Субару Каприз», стоящему поодаль.

– Вы на редкость не вовремя нашли меня, святой отец, – тихо произнес Енот, усаживаясь справа от места водителя. Водителем был, понятное дело, сам носитель одеяния посвятивших себя вере Учителя.

Он без лишних слов захлопнул дверь и устало уведомил пассажира:

– Всякое прослушивание блокируется только в полностью закрытом салоне.

«Субару» тронулся с места.

– Что происходит, резидент? – спросил монах, выруливая в путаницу кривых улиц Речного Порта. – Я уже счел вас пропавшим без вести.

Енот только горестно усмехнулся:

– Вы, отче, разгуливаете под капюшоном. А мне вот приходится ходить под колпаком...

«Отче» промолчал.

* * *

Гонг!

– Ставки первого раунда, господа. Напоминаю, – каркнула Тася. – Выигравший будет вправе требовать обмена выигранных монет на любой из выставленных на обмен призов. Но только – после партии с Хозяином Игры. Кладите ваши монеты на белую линию...

Гринни выложил первые четыре монеты из своих двенадцати. Три – полученные от Сяна и одну – монету Тимоти. Монету Микаэллы он решил приберечь напоследок. На душе у него скребли кошки.

– Теперь каждый из господ игроков получает на руки по шесть костей. Каких – определит рулетка.

Тася запустила руку в кожаный кисет, оказавшийся уже перед ней, и выбросила на поднос ровно полдюжины совершенно непохожих друг на друга кубиков.

Первая шестерка костей пошла!

Служитель крутанул рулетку.

Ворожба началась. Зрители большей частью зачарованно смотрели на метания блестящего шарика по бешено вращающейся чаше, в отличие от рулетки казино разбитой только на шесть секторов. Игроки просто терпеливо ждали. Возможно, Везунчик и выпендривался каким-то новым способом, но на него не смотрел никто. Гринни – в том числе.

Метания шарика становились все менее и менее паническими. Наконец он с затихающим «глок-глок-глок...» замер в каком-то из секторов. Номера секторов, понятное дело, совпадали с номерами, под которыми значились игроки. Гринни выпал четвертый. Шарик остановился на шестом.

Служитель ссыпал кости перед усатым Ноэлем Ашкенази.

Затем последовали: номер три – Везунчик, номер четыре – Гринни, номер один – Хосе Мартинес, номер пять – Бенедикт Мальта...

Номеру второму – Ване Четному – без закручивания рулетки досталось шесть последних костей, оставшихся в кисете.

Наступила слегка потрескивающая напряжением пауза.

* * *

Гонг!

Первый размен костей.

Размен костей... Первая фаза Игры. Каждый из игроков, пожалуй, без всяких сомнений согласился бы с тем, что размен – это решающий для каждого из них этап Игры (и обязательно становился таковым, но никто не мог сказать точно – в какой момент). У каждого игрока была своя теория насчет того, какой обмен ему выгоден, а какой нет. Каждый стремится набрать в своей «горсти» самый «удачливый» набор магических костей. Фокус Игры состоит в том, что, после того как – ударом гонга, конечно, – будет остановлен размен, решать, кому в Игре оставаться, будут уже сами кости.

Торг между игроками шел на привычном для них языке жестов и обмена короткими, непонятными для непосвященных, фразами. Гринни достался – на его взгляд – неплохой расклад, но парой костей он таки обменялся с Мальтой и Четным. Не поучаствовать в размене было дурным тоном.

Снова прозвучал гонг.

Игроки сложили кости в кожаные стаканы и принялись трясти. Трясли каждый на свой манер. Шептали заклинания. Гринни свой набор магических слов решил оставить напоследок. Всяк знает, что в Игре одно заклинание работает только один раз. Не больше. Первым выкинул свои кости Ашкенази. Последним – Везунчик. Секунд десять игроки рассматривали выпавшие у каждого из них комбинации. Потом Мальта молча налил себе виски, проглотил его, поднялся и вышел из-за стола. Он даже не стал занимать место в зале, чтобы досмотреть, как сложится Игра. Просто повернулся и покинул зал. Везунчик отреагировал на неудачу (а она, как верно угадал Гринни, его постигла) куда как более бурно. Побледнел, хватил об пол стакан с виски и был мгновенно выдворен из зала двумя мордоворотами из охраны.

Самой выигрышной была комбинация Ашкенази. Тася лопаточкой отодвинула выложенные на белую линию монеты к нему.

Гринни потер лоб. По своей силе комбинация, выпавшая у него, была третьей с конца. Он тоже позволил себе глоток виски. И почувствовал на себе пристальный взгляд Секача.

* * *

Гонг!

Второй тайм Игры. Ставки второго раунда.

Теперь в запасе у Гринни остались только его собственные монеты и монетка Микаэллы. Ашкенази – строго по правилам – выставил на Игру весь свой выигрыш, убрав с белой линии только четыре монеты – по выбору. Как свой выигрыш первого тура. Такое право у Игроков было.

Розыгрыш костей. Размен...

Перед тем как вытряхнуть свой набор костей на зеленое сукно стола, Гринни все-таки произнес еле слышно одно из своих заклинаний. Оно, видно, помогло. В этот раз он снова остался в Игре. С дистанции сошли Мартинес и Ашкенази. Последний – сохранив (и немного увеличив) свой запас магических монет. Оба остались в зале – досматривать третий и – неминуемый – четвертый раунд.

Во время короткого перерыва, ожидая, когда же снова по нервам ударит гулкая медь гонга, Четный и Гринни потихоньку прихлебывали виски и осторожно присматривались друг к другу поверх стаканов.

Гонг!

«Делайте ставки, господа»...

Четный поднял руку и негромко произнес: «Игра на равных».

Это был удар под дых. Это означало, что сам он выкладывает на белую линию все выигранные монеты и все, что были оставлены для третьего раунда, – в сумме тридцать шесть монет. Но ровно столько же дожен выложить и его противник. Если противник этого не сделает, то потребовавший «Игры на равных» считается победителем, но ставка проигравшего сохраняется за ним. Такое не приветствовалось. Но Строгими Правилами допускалось.

Тася Млинская молча повернулась к Гринни. Тот также молча указал глазами на выложенные им на белую черту четыре монетки. Ровно четыре – ни больше ни меньше.

Наступила тишина.

* * *

– Внимание, господа! – проскрежетала Млинская. – Игрок потребовал «Игры на равных». Противник, как я понимаю, не имеет нужного количества монет. У него есть право просить дополнительные монеты у того, кто пожелает участвовать в его ставке. Есть здесь такие?

Она обвела зал взглядом.

В глубине зала гулко откашлялся сухой, субтильный, с иголочки одетый Николас Толль. Всем известный игрок, дожидавшийся второй Игры этой ночи. То, что он богат на магические монеты, было известно каждому.

– Парень два раза был на грани фола, – произнес он резко. – Я не стану рисковать. И никому из вас не советую. У нас впереди – еще вторая и третья Игра.

Снова наступила тишина.

И в тишине этой добродушно прогудел голос Секача:

– Ты слишком уж наезжаешь на мальчишку... Надо дать ему шанс... Слушай-ка, Гринни... – Секач обратил свою физиономию к молодому игроку. – Подумай... Может быть, конечно, тебе и не стоит рисковать. Но если ты желаешь рискнуть, то... Я тебя поддержу. Только, понимаешь, я не меценат. Ты знаешь условия такой помощи.

Взгляд Гринни заметался между каменной физиономией Секача, иссушенным профилем Млинской и ничего не выражающей маской Четного. Это были даже не лица. Маски Игры. Он затравленно посмотрел в зал. Там среди взглядов, исполненных холодного и циничного любопытства, были и такие, в которых читалось и сочувствие поставленному перед нелегким выбором совсем молодому парню.

А сочувствовать была причина. Все знали, что означают «условия такой помощи». Вот это и было одним из способов делать из Магии деньги. Довольно грязным способом, но кто из сидевших в зале осмелился бы бросить такой упрек Хозяину Игры?

На игрока делал ставку владелец костей. Но за эту услугу надо было платить – по счетчику.

– Я делаю на тебя ставку, – счел нужным объяснить Секач. – Ставлю недостающие монеты. И мы заключаем пари. Если ты выиграешь у парня, то имеешь право взять выигрыш и на весь сыграть со мною. Я предложу тебе самый высокий приз. Знаешь какой?

– Знаю, – ответил, сглотнув слюну, Гринни.

Все знали это. Высшим призом сегодняшних Игр были магические кости. Полный их набор. Хорошая основа для хорошего бизнеса.

– И знаешь... Если ты выиграешь у этого парня, – продолжил Секач, – то считай, что ты мне, можно сказать, ничего не должен. Отдашь, когда заработаешь.

Это был воистину великодушный жест. Зал затих: великодушие Секача означало прелюдию к какой-то исключительной подлости.

– Ну вот, а если ты меня разочаруешь... – Лицо Секача стало из просто жесткого совсем жестким. – Тогда, Гринни, тебе придется выплатить все по полной программе. По правилам. Как-никак я рискую тридцатью двумя монетами.

Гринни мгновенно прикинул в уме, сколько он будет должен. Точностью расчета можно было пренебречь. Он хорошо понимал, что таких денег он не будет держать в руках никогда в жизни. Разве что если сам сделается содержателем подпольного игорного дома. И то даже в таком случае это еще не факт. И неожиданно для себя самого услышал собственный голос:

– Принято. Принято, мистер Гордон.

Секач еще раз смерил парня испытующим взглядом и кивнул возникшему, словно из ниоткуда, Мочильщику.

Тот – жестом фокусника, из-за спины – достал и положил на стол потертый кожаный кисет. И стал из этого кисета одну за другой извлекать магические монеты. Продемонстрировав каждую залу и судьям, принялся укладывать их столбиком на белую линию. Всякий раз при этом он бросал на Четного косой взгляд, и тот непрестанно кивал в подтверждение того, что согласен со сделанной ставкой.

На белой линии – рядом с кинутыми россыпью монетами Четного и выложенными в ряд монетками Гринни выросли два солидных столбика монет, поставленных на Гринни Секачом. Зрелище было, что называется, не требующим лишних слов.

– Господа, ставки сделаны! – объявила старая карга Млинская и повторила роковую формулу еще пару раз: «Господа, ставки сделаны. Господа, ставки сделаны». А для особо непонятливых объяснила: – Ставки сделаны, господа!

Гринни глотнул виски и даже не почувствовал его вкуса.

Гонг!

Раздача костей. Пронзительный взгляд – зрачки в зрачки. Почти формальный, ничего уже не значащий торг парой костей...

Гонг!!

Снова гипнотизирующий обмен взглядами. Сложные фигуры, выписываемые зажатыми в ладонях кожаными стаканами. Пассы. Заклинания...