Текст книги "Средневековье"

Карл Анжуйский и Людовик IX

Идеалу средневековой доблести суждено было воплотиться в лице Людовика IX.

Людовик был воспитан умною и строгою матерью своею, Бланкой Кастильской (1188–1252). Все четыре сына[45]45
  Заразившись дизентерией во время похода против альбигойцев, Людовик VIII Лев умер 8 ноября 1226 г. В возрасте 40 лет. У него было 12 или 13 детей. К 1225 г. В живых из них осталось только пятеро: Людовик IX – второй сын Людовика VIII и Бланки Кастильской; Роберт I Храбрый и Добрый (1216–1250) – граф д’Артуа (1237), участник VII крестового похода в Египет, основатель династии Артуа, просуществовавшей до 1452 г.; Жан (1219–1232) – граф Анжу и Мена (1226); Альфонс (1220–1271) – граф Пуатье (1241) и Тулузы (1249); Изабелла Благословенная (Французская) (1225–1270) – основательница и аббатиса францисканского монастыря в Лоншане, канонизирована в 1521 г. папой Львом X.


[Закрыть] ее получили одно воспитание; но природные наклонности взяли верх, и юноши вступили в жизнь с разными характерами. У них была, впрочем, одна общая черта, состоявшая в глубоком благочестии. Но прежде, чем перейти к представлению Людовика IX, стоит сказать несколько слов о его брате, Карле Анжуйском (1227–1285).

У Карла Анжуйского даже это высокое свойство обнаруживалось в какой-то жестокой и мрачной форме. Современники почти единогласно говорят об его задумчивом и суровом нраве. Он почти не спал, мало ел и никогда не улыбался. Не мудрено, что такой характер он получил из-за сурового детства, во время которого мать постоянно усмиряла французскую знать и Карл был предоставлен не только сам себе, но и рассчитывать мог исключительно на свои силы.

Вступив в наследство графством Прованским, Карл не отказался приносить клятву вассальной верности императору Фридриху II (1194–1250). Но утвердиться в землях Прованса было не так просто, так как прежние сеньоры предоставили столько свобод городам и знати, что умалить их было не так просто. Вместе с Карлом в Прованс приехала целая армия юристов и счетоводов, намеренная подтвердить его законное право на власть в этих землях. В Провансе вспыхнуло восстания. Его поддержали соседние Марсель, Арль, Авиньон. Карл вынужден был уехать, а города тут же объединились и образовали оборонительный союз.

Карла Анжуйского нельзя обвинить в трусости, скорее всего он был хорошим политиком и стратегом и проявлял решительность, когда она была оправдана и необходимо. Так он отличился храбростью во время VII Крестового похода (1248–1254), во время которого узнал о новом восстании в Провансе, но дипломатией и хитростью сумел не только усмирить восставших, но привлечь их на свою сторону.

Удачные браки, тонкая политика с римскими папами в конце концов превратили Карла в одного из самых влиятельных правителей Европы. У него была корона не только Сицилийского королевства, но и власть во всей южной Италии, Ломбардии, Тосканы, Анжу и Прованса.

Между памятниками, изображающими время и личность Людовика IX, особенно замечательны два – «Записках Жуанвиля» и «Жизни Св. Людовика», написанной духовником королевы Маргариты Прованской (1221–1285), женой Людовика IX. Главная прелесть и оригинальность Жуанвилевых рассказов заключается в резко выдающейся противоположности между повествователем и его героем. Жуанвиль был храбрый рыцарь и по тогдашнему времени довольно начитанный человек, с простым и даже несколько прозаическим взглядом на жизнь. Тем поразительнее для внимательного читателя тот поэтический отпечаток, которым, вероятно, без воли и ведома автора, отличается его сочинение. Жуанвиль простодушно рассказывает все виденное им в бытность его при Людовике; но поэзия предмета согрела его фразу, сообщила ей красоту и порою возвышенность, каких не было в природе самого повествователя. Отношения короля к сенешалу[46]46
  Сенешал, сенешаль – с XIII в. на юге и западе Франции: государственный чиновник, наделенный административными, военными, судебными и финансовыми полномочиями.


[Закрыть] Шампании[47]47
  Шампань – историческая область на северо-востоке Франции. Со второй половины IX в. на территории Шампани существовало графство, которое в 1284 г. вошло в состав французского королевства.


[Закрыть] нельзя лучше объяснить, как следующим анекдотом. Однажды Людовик, поучая беседою верного служителя, спросил у него: «Что бы ты предпочел, смертный грех или проказу?» – «Лучше тридцать грехов, чем проказу», – поспешно отвечал рыцарь, к крайней печали благочестивого государя. Жуанвиля нельзя, однако, упрекнуть в недостатке религиозного чувства, но он был не в состоянии подняться до той высоты, на какой стоял причисленный западной церковью к лику святых король французский. Читая дошедшие до нас биографии последнего, нельзя не спросить себя, где находил он время для управления государством? Ежедневно посещал он все божественные службы, проводил значительную часть дня в одинокой и горячей молитве, немилосердно бичевал себя, читал творения Святых Отцов, охотно беседовал с учеными богословами и вообще с людьми, посвятившими себя науке. Он поверял им свои сомнения и требовал от них разрешения вопросов, смущавших его душу. Но не в одних молитвах и благочестивых беседах высказывалось глубоко религиозное настроение этой души.

В 1228 году по инициативе Людовика IX и Бланки Кастильской в 35 километрах от Парижа было основано аббатство Руаймон, переданное затем монахам Цистерцианского ордена, в 1230 году – аббатство Нотр Дам де ла Соссэ близ Немура, в 1242 году – аббатство Мобюиссон близ Понтуаза, в 1248 году – аббатство Нотр Дам дю Ли возле города Мелена. При участии короля в 1231 году переделали церковь Сен Дени, а в 1242–1248 годах в Париже построили часовню Сен Шапель для хранения тернового венца Иисуса Христа и частицы его креста, переданной французскому королю Бодуэном II, византийским императором. В 1257 году Людовик IX основал доминиканский монастырь в Компьене, а в 1263 году – в Канне.

Нужно ли говорить о его щедрости к бедным, о его частых посещениях больниц, о выстроенных им храмах?

Не без ужаса рассказывают современники о бедствиях, поразивших крестоносцев в Египте. Испорченные, отвратительные видом и запахом трупы умерших от язвы воинов остались бы непогребенными на чужой земле, ибо испуганное духовенство отказывало им в последнем христианском обряде. Король собственным примером пристыдил малодушных и заставил их исполнять тяжкий долг, присутствуя лично при каждом отпевании. Тела умерших братьев не внушали ему омерзения.

Доподлинно известно, как сильно свирепствовала в Средние века страшная болезнь, которую называют проказою. Люди, пораженные этим недугом, навсегда отлучались от общества; церковь разрывала посредством особенного обряда их связи с остальным миром; жилища, где их обыкновенно содержали, были предметом общего страха. Но Людовик не разделял и в этом случае общего чувства: он ходил за прокаженными и собственными руками омывал их язвы.

Зато западные народы предупредили римского первосвященника и еще при жизни Людовика назвали его Святым. Слава его не ограничилась, впрочем, Западной Европой; она проникла на Восток: послы из Армении приходили в лагерь крестоносцев и просили о дозволении видеть святого короля.

Посмотрим на Людовика IX с другой стороны. Мы увидим, что вся жизнь его, во всех ее направлениях, проникнута одним глубоким и горячим чувством христианской правды. Поставленный среди воинственных поколений, для которых высшею целью деятельности была военная слава, Людовик не любил войны. Он не отличался той блестящей, без нужды вызывавшею опасности отвагой, которая составляла одну из принадлежностей рыцарства; его мужество было спокойное и холодное. Оно вытекало из обдуманного убеждения и не было следствием страсти.

Первые войны свои он вел с англичанами и мятежными вассалами. Людовик одолел и тех, и других, восстановил нарушенные права свои, но довольствовался непосредственным результатом победы и не подумал о распространении власти или владений. Еще менее могла соблазнить его возможность отмстить врагам.

С ранних лет мысль его была занята войнами в Палестине, где христианскому рыцарю открывалось поприще, вполне достойное его подвигов. В то время, когда бедствия крестоносцев в Египте достигли до высочайшей степени и не было более спасения войску, запертому между Нилом и мамелюками, Людовик отказался от предложенного ему средства возвратиться одному в крепкую Дамиету[48]48
  Дамиета – город, располагающийся в Нижнем Египте, в дельте Нила. Летом 1249 г. войско крестоносцев захватило Дамиетту и удерживало город 11 месяцев. В 1250 г. Людовик IX попал в плен и был освобожден лишь после того, как уступил Дамиетту мусульманам. В настоящее время город является административным центром мухафазы (провинции) Думьят Арабской Республики Египет.


[Закрыть], где его ожидала совершенная безопасность. В плену у мамелюков[49]49
  Мамелюки – гвардия египетских правителей из династии Айюбидов (1171–1250), сформированная из невольников: тюрок, грузин и черкесов. 2 мая 1250 г. мамелюки под руководством эмира Актая свергли султана Туран шаха из династии Айюбидов и захватили власть в Египте.


[Закрыть], среди ужасов и страданий всякого рода, он один из всех французских рыцарей сохранил полное спокойствие и ясность духа. Вскоре после поражения крестоносцев мамелюки восстали против своего султана, убили его и с дикими воплями бросились к своим пленникам. Один из убийц показал Людовику вырванное у погибшего султана сердце и спросил: «Что дашь ты мне за сердце врага твоего?» Король молча отвернулся. Прочие христиане думали, что настал их последний час, и готовились к смерти. Жуанвиль откровенно признается, что не мог произнести должного покаяния, потому что не мог от страха припомнить ни одного греха. «По той же причине не помню я ничего из сказанного мне тогда конетаблем[50]50
  Конетабль – военный советник короля, наделенный судебными, административными и финансовыми полномочиями, начальник королевских рыцарей во Франции.


[Закрыть] Кипрским», – прибавляет простодушный биограф Людовика IX.

Есть сказание, достоверность которого подлежит сомнению, но любопытное, как выражение народной мысли. В Европе разнесся слух, что мамелюки, убив своего султана, предложили его место Людовику IX. На возвратном пути с Востока галера, на которой плыл французский король, потерпела значительные повреждения и подверглась большой опасности. На помощь ей подоспела другая галера. Король прежде всего спросил, есть ли на новом судне место и для других, бывших с ним пассажиров? Получив отрицательный ответ, он остался на поврежденной галере. «Я знаю, – сказал он, – что, спасши меня и семейство мое, вы не будете заботиться об остальных моих спутниках». Понятно, почему народ заживо называл его святым.

Последнее военное предприятие Людовика было направлено против Туниса. Король был болен и так слаб еще до начала похода, что едва мог держаться на коне. Жуанвиль часто должен был носить его на руках. Но несчастья, испытанные в Египте, произвели, по-видимому, неизгладимое впечатление на храброго сенешала: он не принимал участия в африканском походе и не был свидетелем кончины Людовика, умершего под стенами Туниса[51]51
  Крестовый поход в Тунис был начат в июле 1270 г. и завершился после смерти французского короля.


[Закрыть].

Людовика IX был рыцарь в самом возвышенном, идеальном значении этого слова, и полагал конечною целью войны торжество истинной веры и восстановление нарушенного права.

Политическая деятельность Людовика IX не раз подвергалась не только нареканию, но и насмешкам. В самом деле, эта деятельность не может не показаться странной, если мы будем разбирать ее с точки зрения обыкновенного житейского благоразумия, определяющего достоинство поступков их непосредственным успехом или неудачею.

Внук Филиппа Августа[52]52
  Филипп II Август (1165–1223) – французский король из династии Капетингов (1180–1223), один из руководителей III крестового похода в Палестину (1189–1192), дед Людовика IX. В 1202–1204 гг. Филипп II Август отвоевал у английского короля Иоанна Безземельного часть его владений во Франции (Нормандию, Мен, Анжу, часть Пуату и Турень).


[Закрыть] начал с того, что усомнился в законности своих прав и подверг их строгому испытанию. Предшественники его не могли быть очень разборчивы в выборе средств и пользовались всяким удобным случаем к утверждению своей власти. Людовик предложил себе вопрос, на каком основании Капетинги[53]53
  Капетинги (987–1328) – династия французских королей.


[Закрыть] владели землями, перешедшими к ним от других владельцев? Более всего тревожило его сомнение относительно областей, отнятых его дедом у Иоанна Безземельного (1167–1216)[54]54
  Король Англии (1199), герцог Аквитании и рода Плантагенетов, пятый сын Генриха II и Алиеноры Аквитанской.


[Закрыть]. Он положил конец этой внутренней тревоге договором 1258 года, по которому добровольно возвратил сыну Иоанна, Генриху III (1207–1272), четыре богатые провинции. На возражения своих советников Людовик отвечал, что он отказывается от этих провинций, потому что они незаконно ему достались и для того, чтобы Генрих был ему настоящим ленником[55]55
  Ленник – владелец лена (земельного надела), получивший его на условиях несения военной или административной службы.


[Закрыть]. Чтобы понять глубокий смысл этого ответа, надобно составить себе ясное понятие о роде отношений, существовавших между феодальным господином и его вассалом.

Ленная связь состояла не из одних юридических условий, но заключала в себе чисто нравственное начало обоюдной верности и любви. Отсюда происходили частые нарушения этой связи, которую Людовик хотел поднять до ее высшего духовного значения. Разумеется, что такое идеальное стремление не могло быть всеми понято по достоинству и встретило много порицателей среди общества, привыкшего к насилию. Стоит заглянуть в песни трувера Рютбёфа[56]56
  Рютбёф (ок. 1230–1285) – французский поэт и драматург, автор лирических и сатирических стихотворений, религиозных драм, гимнов и молитв, дидактических и сатирических сказаний.


[Закрыть]. Даже в глазах простого народа кротость благочестивого государя принимала иногда вид слабости. «Ты не король, а монах», – сказала однажды Людовику женщина, получившая отказ на какую то незаконную просьбу. Жители возвращенных Генриху III областей не могли простить Людовику этой уступки и долго не признавали установленного в честь его западной церковью праздника.

Замечательно также враждебное отношение к нему скептической, проникнутой античными стихиями Италии. Граждане Флоренции явно обнаружили неприличную христианам радость при получении известий о поражении и плене крестоносцев под Мансурой. Но огромное большинство европейского населения глубоко чтило Людовика, хотя, вероятно, не в состоянии было вполне оценить всю чистоту и все бескорыстие его намерений.

Людовик IX обратил особенное внимание на судебное устройство Франции. Нигде не обнаруживались так ясно недостатки феодального государства, как в этой сфере. Коренное, основанное на глубоком разделении сословий начало средневекового суда было очень просто: каждый должен быть судим судом своих перов[57]57
  Пэры– во Франции: первоначально вассалы короля, наделенные привилегией суда равных себе, позднее – духовные и светские члены высшего дворянства, обладавшие особыми политическими правами.


[Закрыть], т. е. людей, равных ему по происхождению. Дела вассалов разбирались при дворе их ленного господина и под его председательством, судом, составленным из перов истца и ответчика. Но бароны неохотно исполняли эту часть своих феодальных обязанностей и уклонялись от судебных съездов, сопряженных с разными неудобствами и даже опасностью. Недовольный приговором подсудимый нередко вызывал на поединок не только противника, но свидетелей и судей. Большая часть тяжб решалась судебным поединком, который взял верх над всеми другими доказательствами. Людовик запретил прибегать к этому средству в собственных и в церковных владениях. Власть феодальных судов была ограничена определением тех случаев, которые исключительно подлежали разбору судов королевских. Сверх того, лица, недовольные решением местных феодальных судов, получили право жалобы, т. е. апелляции в суды королевские. Если бы кто-нибудь из первых Капетингов задумал такое нововведение, то встретил бы упорное, вероятно, неодолимое сопротивление. Но то, что сделал Людовик, не вызвали, однако, сильного противодействия, потому что он лично внушал неограниченное доверие, и никто не подозревал его в честолюбивых расчетах, в намерении усилить власть свою к ущербу других. В тесной связи с судебным поединком находилось право феодальной войны. Когда два владельца ссорились между собою и начинали войну, то в ней обыкновенно принимали участие все их родственники и друзья. Таким образом, мелкая распря, вспыхнувшая на одном конце Франции, немедленно отзывалась на другом. Король постановил, приводя, кажется, в исполнение мысль, принадлежавшую его деду, чтобы отныне между поводом к войне и ее началом протекало 40 дней (la quarantaine du roi)[58]58
  Королевский карантин (фр.)


[Закрыть]; нарушитель постановления подлежал наказанию, как государственный изменник. Этим не ограничился законодатель: он предоставил каждому члену феодального сословия право обращаться прямо к верховной власти в случае предстоявшей ему борьбы с противником более сильным или богатым. Разумеется, такой переворот в укоренившихся привычках средневековой аристократии не мог совершиться разом: для этого нужно было много времени и много усилий, но Людовик IX подал пример, от которого не отступали более его преемники. Его постановления относительно судебных поединков и частных войн легли в основание позднейшего законодательства. Помощниками Людовика в этих преобразованиях были пользовавшиеся его особенным уважением и доверием ученые юристы. Преобразования, которых они были виновниками, конечно, не входили в виды короля, думавшего только об облагорожении и прочнейшем утверждении феодальных учреждений большею правдою и нравственностью. Он знал, что рыцари плохие судьи, и заменял их по возможности людьми, изучавшими право как науку.

Последствия обнаружились уже по смерти Людовика. Выведенные им на поприще практической деятельности юристы составили целое сословие, неприязненное идеям и формам Средневековья. Они противопоставили строго логические и общеприложимые определения римского права местным и своенравным обычаям, которые развились в основанных германцами государствах Западной Европы. Они засудили средневековое папство в лице Бонифация VIII[59]59
  Бонифаций VIII (1235–1303) – итальянский религиозный и политический деятель, юрист, дипломат, кардинал (1281), римский папа (1294–1303), сторонник теократической концепции папской власти.


[Закрыть], духовное рыцарство – в тамплиерах. Феодальное дворянство и община равно испытали их влияние.

Судьба французских юристов XIV и XV столетий не лишена некоторого трагического величия и поэзии. Стараясь создать крепкую и стройную монархию по образцу Римской империи, они должны были вести постоянную и жестокую борьбу с непривыкшими подчинять себя государственным целям силами феодально общинного мира. Почти каждый новый король принужден был жертвовать вернейшими советниками своего предшественника ненависти вассалов, смутно понимавших, что дело шло об их независимости. Но упраздненные таким образом места в совете и судах королевских недолго оставались порожними. Сын казненного клерка смело садился на место отца и действовал в том же духе и направлении, не заботясь, по-видимому, о предстоявшей ему участи. Людовик IX не мог предвидеть политического значения, какое получили впоследствии юристы римского права, и дорожил только их судебною деятельностью.

Жуанвиля повествует, как король, окруженный мужами, опытными в науке права, сам решал тяжбы своих подданных и произносил приговоры под знаменитым Венсенским дубом[60]60
  Венсенн – город, основанный в XII в. и располагавшийся к востоку от Парижа, рядом с Венсеннским лесом, где были замок и охотничьи угодья французских королей. В настоящее время Венсенн является юго восточным пригородом Парижа. Согласно Жану де Жуанвилю, Людовик IX лично занимался рассмотрением судебных тяжб, сидя под дубом в Венсеннском лесу. Венсенн – город, основанный в XII в. и располагавшийся к востоку от Парижа, рядом с Венсеннским лесом, где были замок и охотничьи угодья французских королей. В настоящее время Венсенн является юго восточным пригородом Парижа. Согласно Жану де Жуанвилю, Людовик IX лично занимался рассмотрением судебных тяжб, сидя под дубом в Венсеннском лесу.


[Закрыть]. Король и правда сделались в то время однозначащими словами для Франции. В целом государстве, кроме его, не было нелицеприятного судьи, потому что он один стоял вне, или, лучше сказать, выше всяких корыстных стремлений. Идея монархической власти облекалась в нравственное сияние неподкупного правосудия.

Глубоко религиозное настроение души Людовика, возможно, было следствием излишней уступчивости сословию, которое в Западной Европе нередко теряло из виду свое священное призвание и предавалось чисто мирским исканиям и помыслам. В самом деле, никто из королей французских не оказывал большего уважения к духовенству и не хранил так бережно его права, как Людовик IX; но, с другой стороны, немногие умели так твердо отстаивать права светской власти. В споре между императором и папою Людовик громко порицал последнего. Когда французские епископы жаловались ему, что отлучение от церкви не производит достаточного действия, он отвечал: «Не отлучайте от церкви ради корыстных расчетов и страстей ваших, и тогда я буду готовым исполнителем ваших приговоров». Для всякого другого государя, кроме Св. Людовика, распри с духовенством могли быть в то время опасны. К чести пап надобно сказать, что они почти всегда были на стороне благочестивого короля против честолюбивых епископов. Здесь не место входить в разбор известий о так называемой прагматической санкции[61]61
  Прагматическая санкция (Sanctio pragmatica) – документе который закреплял независимость французской церкви от папского престола.


[Закрыть], которой Людовик будто бы определил духовные отношения Франции к римскому двору. Вопрос о подлинности этого акта еще не решен окончательно. Но допустив даже подлог, нельзя не признать, что в этом памятнике высказалось только общественное мнение о том, как поступал бы Людовик IX при разграничении прав своих с правами папы и духовенства.

Но отчего же, среди столь обширной и богатой результатами деятельности, это благородное лицо носит почти постоянное выражение внутренней глубокой грусти? В дружеских разговорах Людовика с Жуанвилем, в беседах его с учеными, которыми он любил окружать себя, в дошедших до нас словах его молитвы – часто слышится скорбный голос души, недовольной действительностью, не обретшей в ней удовлетворения своим требованиям. Нигде это чувство не высказалось так просто, как в следующих словах духовника королевы Маргариты. «Блаженный король чудесным образом пожелал (иметь) дар слез, и поверял своему исповеднику, что ему недостает слез и говорил кротко, смиренно и доверительно, что когда во время литании говорят следующие слова: «Господь, мы просим у тебя, чтобы ты нам дал фонтан слез», святой король с благочестием говорил: «О Господь Бог, я не осмеливаюсь требовать фонтан слез; мне были бы достаточны несколько слезинок, чтобы оросить свое черствое сердце…» И как то раз он признался своему исповеднику, что как то раз Господь наш дал ему в дар слезы: эти слезы, когда он чувствовал, как они тихо текут по его лицу и попадают в уста, они казались ему столь сладостными и приятными, и не только сердцу, но и устам».

Недовольный миром Людовик несколько раз обнаруживал намерение отказаться от власти и искать покоя в стенах монастыря. Но жизнь, которую он вел во дворце своем, была так чиста и строга, что могла служить достойным образцом для тогдашнего духовенства. Государственная деятельность не тяготила Людовика, ибо он по преимуществу был мужем долга и подвига. В отношениях его к семейству раскрывались не внесенные нами в эту краткую характеристику свойства нежной и любящей души, которой суждено было совместить все добродетели государя, рыцаря, инока и простого гражданина.

Скорбь Св. Людовика исходила из сознания непрочности того мира, на поддержание которого он употребил лучшие свои силы. Он не мог не чувствовать несостоятельности средневековых форм жизни. Поддерживая одной рукою разлагавшийся порядок вещей, Людовик IX другою закладывал здание новой гражданственности. Собственным чувством права и введением в суды юристов, проникнутых идеями римского законодательства, он убил феодальную неправду. Святостью жизни и нравственною чистотой он осуществил самый возвышенный из нравственных идеалов Средневековья, но чрез это самое укрепил монархию, полное развитие которой было несовместимо с сохранением средневековых учреждений, потому что за ними каждое сословие укрывало свои корыстные и исключительные притязания.

Народ привык видеть в короле верховного, чуждого всякого пристрастия судью. В великие эпохи своей истории, во дни блестящих торжеств и тяжелых испытаний, французские короли называли себя недаром сынами Св. Людовика. Его делом было нравственное значение французской монархии. Предшественники его действовали силой и искусством; к этим двум орудиям он присоединил третье – право. Он внушил к монархическому началу доверие, которого долго не могли поколебать ни грехи, ни несчастья его преемников. Читая некоторые из законодательных памятников его царствования и смотря на них с современной нам точки зрения, нельзя иногда не удивиться жестокости наказаний, определенных за проступки, которые ныне караются только общественным презрением.

Но в таких случаях Людовик IX был верен основному началу всей своей деятельности: он смотрел на государство как на христианскую общину, и не давал в нем места греху.

В сфере науки он допускал спор и разногласие, сам посещал аудитории Парижского университета и охотно слушал лекции и прения знаменитых наставников. Но спор с еретиками, обличение их словом, предоставлял он исключительно ученым; мирянин в подобных случаях должен был, по его мнению, действовать одним мечом, не подвергая своего беззащитного ума ненужному искушению.

Рассматривая с вершины настоящего погребальное шествие народов к великому кладбищу истории, нельзя не заметить на вождях этого шествия двух особенно резких типов, которые встречаются преимущественно на распутьях народной жизни, в так называемые переходные эпохи. Одни отмечены печатью гордой и самонадеянной силы. Эти люди идут смело вперед, не спотыкаясь на развалины прошедшего. Природа одаряет их особенно чутким слухом и зорким глазом, но нередко отказывает им в любви и поэзии. Сердце их не отзывается на грустные звуки былого. Зато за ними право победы, право исторического успеха. Большее право на личное сочувствие историка имеют другие деятели, в лице которых воплощается вся красота и все достоинство отходящего времени. Они его лучшие представители и доблестные защитники. К числу таких принадлежит Людовик IX. Он был завершителем средневековой жизни, осуществлением ее чистейших идеалов. Но ни тем, ни другим, ни поборникам старых, ни водворителям новых начал не дано совершить их подвига во всей его чистоте и задуманной определенности. Из их совокупной деятельности Провидение слагает нежданный и неведомый им вывод. Счастлив тот, кто носит в себе благое убеждение и может заявить его внешним делом. На великих и на малых, незаметных простому глазу, деятелях истории лежит общее всем людям призвание трудиться в поте лица. Но они несут ответственность только за чистоту намерений и усердие исполнения, а не за далекие последствия совершенного ими труда. Он ложится в историю, как таинственное семя. Восход, богатство и время жатвы принадлежат Богу. Не будем же ставить в вину Людовику IX его заблуждение. Думая поддержать феодальное государство, он влагал в него несвойственные ему начала и готовил великую монархию Людовика XIV[62]62
  Людовик XIV (1638–1715) – французский король из династии Бурбонов (1643–1715), известный как Король солнце (Le Roi Soleil). Период самостоятельного правления Людовика XIV (1661–1715) считается вершиной в развитии французского абсолютизма.


[Закрыть]. Он не докончил своего личного дела и не видал его завершения, подобно тем средневековым зодчим, которые завещали новому времени недостроенные, полные чудной и таинственной красоты готические соборы.