Текст книги "Длань Господня"

– Говоришь, умный жид его тебе прислал? – спросила она таким голосом, что у торговца спина похолодела.

– Я… Я клянусь, госпожа, – заблеял он, – у меня и письмо от него есть, я сейчас найду, покажу вам.

Он кинулся к столу, стал рыться в бумагах и выхватил одну из них, принялся махать ею, как флагом:

– Вот же, читайте, госпожа, читайте.

Она читать не стала, даже в руки не взяла бумагу, и так знала, что книготорговец не врет, не его это ложь, не его придумка, иначе она бы его уже убила. Девушка лишь сказала ему, отчетливо выговаривая каждую букву:

– Шар пуст, стекляшка глупая, из меня твой умный жид дуру хотел сделать. Сколько денег за него просил?

– Десять гульденов желал, – лепетал Люббель. – Тут, в письме, все писано. Вот, читайте.

– Этот шар ему отошли обратно, скажи, чтобы настоящий прислал, иначе… – Она помолчала и продолжила, смакуя: – Иначе я ему весточку пошлю, да такую, что с последней половины его головы кожа оползет.

Она не врала, казалось, что не будь у нее шара, так и не найдет она хитрого жида, не сможет без стекла ему проклятие послать, но у Агнес уже была мысль, как наказать мошенника.

– Слышишь, Люббель, напиши, что я от него настоящее стекло жду, иначе пожалеет он, – сказала она, повернулась и пошла прочь из этого вонючего дома.

Глава 19

Волков никогда такую мебель не купил бы. И простыни такие не купил бы. Все, что привезла госпожа Ланге, оказалось красивым и дорогим. Ему было жаль денег, он бы пожадничал такие кресла и такую кровать с балдахином приобретать. Впрочем, госпожа Ланге не знала того, что все это в один день, когда сюда придут горцы, возможно, будет украдено или сгорит. Она стояла у входа в новый дом, смотрела, как дворовые заносят мебель, и всем видом показывала, что ждет похвалы. Волков уже думал похвалить ее, но тут прибежала Элеонора Августа. Дочь графская торопилась, запыхалась, волосы растрепались, как у крестьянки простой. Схватила Бригитт под руку и, хитрыми глазами поглядывая на мужа, поволокла подругу по лестнице наверх. Глупая, глупая женщина. Все в тайны играла. Он ухмыльнулся, глядя вслед своей жене.

Кавалер прекрасно знал, что это значит. Его жене не терпелось получить письмо от любовника, которое должна была привезти госпожа Ланге и о котором ее муж все знал.

Дьявол! Нужно было письмо у Бригитт брать да читать, а не стулья рассматривать красивые. Как он мог забыть про это, следовало прочесть письмо прежде, чем жена его получит. Теперь оно у нее в руках. Кавалер вздохнул. Надеялся он на то, что Бригитт передаст на словах содержание. А пока он взял один из новых ажурных стульев, поднял его, взвешивая. Стул оказался на удивление легок. Волков сел. Да, стул был удобен и красив, подлокотники хороши, жаль, что украдут его горцы. Конечно, украдут, жечь не станут такую красоту.

Кавалер недавно позавтракал, дел и просителей у него сейчас не было, вот он сидел и смотрел, как мужики и бабы дворовые таскают из телег новые вещи. Хотел уж рявкнуть на глупую бабу, что неаккуратно несла гобелен, но к нему пришла Мария и сказала:

– Опять к вам гонец, господин. Приехал в старый дом, я его сюда привела.

«Опять!» Кажется, даже кухарка уже узнавала гонцов от герцога.

– Тот же, что и всегда?

– Нет, одежа та же самая, красивая, а сам другой, – сообщила Мария. – Звать?

– Зови, – вздохнул Волков.

Он знал, что гонец от герцога мог привезти только дурные вести. Гонец и вправду оказался другой, он достал из сумки бумагу. Нет, не свиток с лентой цветов Ребенрее, просто бумага, сложенная вчетверо, даже без сургуча, развернул ее. Текст в письме был прост и понятен кавалеру:

«Граф с женой, что гостит тут, завтра отправится домой, а вслед ему пойдет гауптман Фильшнер со ста двадцатью людьми, чтобы брать Вас и вести к герцогу. Так как Вы крепки и людей у Вас достаточно, то при гауптмане будет предписание властям города Мален дать ему еще людей двести и арбалетчиков сколько выйдет. И граф должен собрать ополчение первого порядка в тридцать рыцарей или пятьдесят конных людей с послугой. Также у гауптмана будет при себе пятьдесят талеров, если нужда настанет собрать среди горожан и имперских слуг еще охотников против Вас. Наказано гауптману Фильшнеру, коли Вы сбежите в другую землю, встать у Вас на Эшбахте лагерем на постой и брать стол и кров из Вашей земли. И ждать, пока Вы не явитесь с покорностью. Сим письмом благодарность свою пред Вами полагаю исполненной».

Подписи или экслибриса не было. Но они и не требовались. Конечно, это письмо от канцлера. Он всего два письма Волкову написал.

«Сим письмом благодарность свою пред Вами полагаю исполненной».

Дорогие письма получались. Две тысячи талеров и груда отличных мехов были посланы канцлеру в подарок. Очень дорогие письма получались, но вот это письмо, то, что Волков держал в руках, было весьма ценным. Оно давало ему не только время.

Кавалер вздохнул, сегодня он думал заняться новым домом, побездельничать хоть немного. Нет, ничего не выйдет.

– Передай господину, что послал мне это письмо, – сказал Волков гонцу, – мою большую благодарность. Пусть тебя покормят, и езжай, ответа не будет.

Гонец поклонился, а Волков крикнул, не отрывая глаз от бумаги:

– Эй, кто-нибудь, Максимилиана ко мне.

Он вчитывался в строки, прикидывая время, что у него есть. Да, суров герцог, суров. Одно письмо – просьба, второе письмо – приказ, а третьего письма… не появится. Вместо него будут у тебя, вассал, добрые люди при железе и славном капитане Фильшнере. И поволочет сей капитан тебя к герцогу на суд, хорошо, если не в кандалах. Нет-нет, не выйдет ничего у капитана. Письмо давало Волкову время. Он уже знал, что будет делать. Слава богу, не жадничал, не поскупился на подарки для канцлера.

– Кавалер, звали? – появился Максимилиан.

– Собирайте людей. Офицеров ко мне, скажите, что жду немедля, сами собирайтесь в дорогу: вы, Увалень, Сыч, кавалер фон Клаузевиц, господа Фейлинги оба, господин Гренер… – Волков на мгновение прервал перечисление. – Вы, Максимилиан, выдайте господину Гренеру из моих конюшен коня из тех, что поплоше, а мерина, на котором он приехал, отдайте в конюшню Ёгану.

Волков не хотел, чтобы кто-то из его выезда ездил с ним на мерине. Да, теперь его людей уже можно было считать настоящим выездом, хоть кавалер и не хотел его себе заводить, но раз уж есть всадники, то пусть будут похожи на кавалеров, а не на мужиков, что вздумали ездить верхом на своих меринах.

– Кавалер, – не уходил Максимилиан, пряча улыбку, – а дорога будет дальняя, едем в Мален?

– И в Мален, и в Малендорф, к графу, и во Фринланд. Дорога, в общем, будет неблизкая, пару дней проведем в отсутствии.

Максимилиан поклонился и ушел выполнять распоряжения.

А кавалер остался сидеть на удобном красивом стуле посреди красивой залы в красивом доме и не замечал всей этой красоты. Он перебирал в уме всевозможные варианты развития событий, намечал встречи, думал, какие слова и кому станет говорить. А тут в дом пришел брат Семион, и был на вид счастлив, сразу заговорил:

– Да благословит вас Бог, кавалер. Свободны ли вы, уделите мне время? У меня есть хорошие новости.

Волков оторвался от размышлений, поглядел на монаха. А тот словно этого и ждал:

– Говорил я с епископом, он принимал меня долго и ласково, очень грустил поначалу, что брат Бенедикт, блаженный наш отшельник, почил безвинно, убиенный зверем сатанинским. Но когда я сообщил его преосвященству, что надумали мы его канонизировать и сделать местным святым, поставить ему часовню, так епископ возликовал. Сказал, что мудры мы необыкновенно и что придумка наша очень хороша. Велел с утра сегодня во всех церквах на заутрене читать за упокой и славу невинно убиенного брата Бенедикта, бить траур на всех колокольнях города. Сегодня уже весь Мален знает о том. Готов поставить десять талеров против одного, что к нам пойдут людишки со всего графства на молебны к мощам. Да что там… Готов ставить талер против крейцера, что уже на следующей неделе богомольцы появятся. Дело, считайте, решенное. Я обещал описать подвиг брата Бенедикта и подать его епископу, он подпишет и пошлет архиепископу. Говорю вам, дело пошло.

Волков смотрел на сияющее лицо монаха и, когда тот замолчал, спросил у него:

– Ты опять у епископа денег выклянчил?

Монах сразу престал светиться, вздохнул и закатил глаза, блаженный в невинности своей. Вздыхал и молчал.

– Сколько взял у него? – не отставал кавалер.

– Только на часовенку маленькую, – вздохнул монах, так глаз от неба и не опуская.

– Двести монет?

– Да что вы, господин, откуда двести, дал старый скряга всего сто двадцать. Только лишь на часовенку.

– На часовенку? Это не на ту ли, которую архитектор грозился строить бесплатно? И на которую все господа Эшбахта, мои офицеры, хотели дать денег, на которую ты у солдат уже выпросил кирпич задарма? – поинтересовался Волков.

Монах опять стал рассматривать потолок и вздыхать.

– Давай восемьдесят монет мне, – без всяких церемоний заявил Волков.

– Господин мой, да побойтесь вы Бога! – возопил брат Семион. – Уж и дом забрали, и последние крохи отбираете?

– Дурак, – беззлобно ответил кавалер и протянул ему письмо от канцлера, – читай.

Монах схватил бумагу, быстро прочел ее и посмотрел на Волкова.

– Дом у него отняли, – недовольно продолжал Волков. – Дом твой сгорит к весне, как горцы сюда пожалуют, забыл, что ли, что воюем мы. И уже не только с псами горными, теперь еще враг есть у нас такой, что похлеще горцев будет.

Монах вздохнул:

– Так сколько денег заберете?

– Дай хоть восемьдесят, найму на них людей из Фринланда.

Монах вернул кавалеру письмо, достал большой кошель из-под сутаны, стал тут же считать деньги, выкладывая их на только что поставленный новый стол.

– И не уходи никуда, – говорил ему Волков, – сейчас в Мален со мной поедешь убеждать бургомистра и нобилей тамошних, чтобы этому капитану солдат не давали.

Монах кивал согласно, продолжая отсчитывать серебро. Ничего против не говорил, понимал, что дело серьезное.

Глава 20

Офицеры собрались не сразу, он хотел ехать быстрее, да пришлось их ждать, хоть день уже за полдень пошел. Приехали Брюнхвальд, Рене и Бертье. Вместо Рохи был молодой сержант Вильгельм, коего все звали Вилли. Он заметно робел, когда Максимилиан предложил ему сесть вместе с теми людьми, что собрались за столом кавалера. Тут же был и брат Семион, его Волков не погнал: умный, всегда знает, что сказать. Тянуть времени не оставалось, люди кавалера почти на конях ждали, он сразу все и объяснил собравшимся. Так и так, господа офицеры, сеньор мой посылает за мною видного гауптмана своего с людьми и при железе с приказом меня взять. Еще он людей в городе набрать хочет, и еще ему граф призыв из помещиков соберет.

Он договорил и стал ждать, кто и что ему ответит. А все офицеры молчат, думают. Одно дело – с горцами воевать, а другое дело – с законным сюзереном целой земли, которую из края в край за неделю не проехать. Не шутка, тут господам офицерам подумать захотелось. Только молодой да глупый Вилли посмотрел на старших товарищей и, хоть не по чину то было, первый кавалеру ответил:

– Мне герцог не указ, я не с герцогом в Ференбурге Ливенбаха и мертвяков бил, не с герцогом на обоих берегах реки горцев учил. Скажу вам от всех стрелков, господин: все, когда надо будет, встанем под руку вашу.

Молодец был Вилли, но ждал Волков не его слова. И тогда сказал Брюнхвальд:

– Герцог мне милостей не оказывал, я и люди мои с вашей земли кормимся, солдаты вас Дланью Господней зовут. Вам верят, и меня не поймут, если я не встану под знамя ваше… И моих людей вы под знаменем своим увидите.

– Так все мы будем у вас, – заявил Бертье, он всегда говорил раньше, чем думал, – жаль, конечно, что с герцогом не сложилось. Так ничего тут не поделаешь. А тяжко будет – так уйдем, хотя обвыклись мы тут уже. Нам тут уже нравиться стало. Людишкам нашим тоже.

– Конечно, – заговорил Рене не очень уверенно, – раз по-другому спор с его высочеством не разрешить, придется решать железом. Но, может, еще все образуется, не придется вам с сеньором воевать?

Вот тебе и родственник, а Волков думал, что Рене первый за него будет. Лучше бы Вилли у него в родственниках был или Карл Брюнхвальд.

– Воевать не станем, – сказал кавалер, сразу всех успокаивая. – Но всех людей для того соберите, всех, кого сможете.

– Господин, а как же так, – не понимал Вилли, – воевать не будем, а людей собрать надобно?

Все остальные тоже, кажется, не понимали замысла кавалера, только умный монах понял и сказал с легкой улыбкой:

– Пращуры наши велики умом были, еще тогда говорили: «Хочешь мира – готовься к войне». И чем лучше подготовишься, тем крепче мир будет.

– Больно премудро для меня, – отвечал простодушный молодой сержант.

– Соберите всех людей, кого сможете. – Волков встал, показывая, что совет окончен. – Через четыре дня чтобы были все тут, в Эшбахте. Все до единого.

* * *

В Мален едва поспели до закрытия ворот, пришлось под конец лошадей шпорить. Легли спать в первом попавшемся трактире, трактир тот был обиталищем всех самых свирепых клопов города Малена. Волков спал так худо, как давно не спал, остальные его спутники тоже всю ночь ворочались, да они все молоды были и здоровы, не в пример ему. На заре встали голодные, он же еле поднялся, дорога измучила, а выспаться не пришлось. Они есть сели, каждый ел за двоих, даже монах разговелся на колбасу жареную, а Волков едва молоко с медом и хлебом теплым осилил.

Едва горожане пошли из церквей с утренней молитвы, как он со своими людьми уже был у ратуши. Весь свой выезд брать не стал, в ратушу пошел, взяв только Максимилиана и рыцаря фон Клаузевица, вид у них был представительный и солидный, да еще монаха. Тот не только бархатную рясу носил, но и голову на плечах. Волкова сразу заметили торговые господа и главы гильдий и банков, все оборачивались, кланялись, улыбались.

Кавалер отвечал на поклоны, но шел быстро к столу, за которым заседали бургомистр, секретарь городского совета и один из господ банкиров, что больше всех дал ему денег в долг. Все остальные смотрели удивленно, а Волков, подойдя к банкиру, заговорил негромко и серьезно:

– Господин банкир, соберите всех, кто давал мне денег, у меня для них весть.

Уж чего не любят банкиры, так это таких вот вестей, лицо у господина сразу вытянулось. Он и без подобных вестей всегда недоволен был, а тут посерел на глазах. Писари тут же побежали по ратуше собирать всех, кого надо, а Волков отошел в сторону и стал ждать. По огромной зале покатился взволнованный шепот, шарканье башмаков по дорогим паркетам, важные люди стали сбиваться в кучки и переговариваться. Все хотели знать, что случилось, но не всех пригласили на разговор. А к нему уже вылезли из-за стола и поспешили сам бургомистр и секретарь городского совета, они считали, что имеют право знать, что происходит, и бургомистр еще издали спрашивать стал:

– Кавалер, раз эта весть касается лучших людей наших, может, она коснется и города?

– Коснется, коснется, – многозначительно пообещал кавалер. – К моему глубокому сожалению, и города коснется.

– Неужто горцы высадились? – побледнел бургомистр. Он даже, кажется, покачнулся от мысли такой ужасной.

И секретарь остолбенел, и другие господа, что слышали их разговор, напряглись и побледнели от ужаса. Готовы уже были кинуться прочь, чтобы вещи собирать.

«Горцы?»

«Он сказал, горцы высадились?»

«Что, горцы опять?»

– Да какие горцы! – Волков поморщился, как от мелочи, от досадной ерунды, махнул рукой пренебрежительно. – Такой малостью я бы не осмелился вас беспокоить. Дело хуже.

Их стали окружать важные господа города, как раз те, кто к делу был причастен, да и другие любопытствовали.

– Да что же хуже может быть? – с ужасом вопрошал главный кредитор.

– Разве враги наши из-за реки – не самое страшное? – говорил секретарь.

– Враги из-за реки? Нет же! – Волков опять поморщился. – Дело вот в чем. Герцог в благодарность за то, что я бью врагов его, послал за мной добрых людей, чтобы меня в кандалах доставить к нему в Вильбург, – говорил кавалер с пафосом.

Кажется, у лучших людей города отлегло от сердца, они стали перешептываться, а некоторые даже крестились, что отвел Господь беду. А несчастья какого-то сеньора с юга для них не были бедой. Бургомистр перестал бледнеть и заметно повеселел, с вежливой улыбкой стал спрашивать у кавалера:

– А та весть правдива ли? А точно ли посланы за вами люди?

И только банкиры, главы гильдий городских, главы коммун и купцы, что ссужали Волкову деньги, оставались взволнованы. Они-то беду чувствовали. Вот они и были его главными союзниками в городе. Молодец брат Семион, надоумил денег занять, хитер монах, вперед умеет видеть. Теперь нужно было тех, кто ему денег в долг давал, напугать посильнее.

– Правда, весть верная, – говорил Волков. – Идет к вам гауптман Фильшнер.

– Фильшнер? – спрашивали его господа, кажется, это имя было им прекрасно известно. – Это хороший офицер.

– И что же вы, господин фон Эшбахт, от нас хотите? – интересовался бургомистр, уже волнуясь, как бы город не оказался втянут в ненужные хлопоты и распри.

– Может, иммунитета городского вы ищете? – предположил секретарь. – Ну так это невозможно, иммунитет от власти герцога имеют только избранные члены городского совета и члены консулата города.

– Да нет же! – сказал Волков. – Это мне ни к чему.

– А может, вы думаете, что город даст вам людей против герцога? – удивился бургомистр.

– Как раз наоборот, – покачал головой Волков. – У капитана Фильшнера есть предписание для города, чтобы выделили ему добрых людей двести человек и арбалетчиков. Так вот, если вы дадите ему людей, так я стану с капитаном Фильшнером биться и людей ваших побью во множестве. Нужно ли такое городу?

– Ну а что же мы можем поделать, дорогой наш господин фон Эшбахт? – улыбался бургомистр. – Наш город не входит в лигу свободных городов, в союз городов Имперской Короны, увы, тоже не входит. Город Мален – такой же вассал нашего курфюрста, как и вы. И мы не можем ослушаться веления его высочества.

Вот и все. Еще и двух недель не прошло, как все эти господа устраивали молебны и пиры в его честь, лезли к нему в знакомство, а как дошло до дела, все только улыбались вежливо да руками разводили. Мол, что же мы можем сделать?

И тут заговорил монах, сделал лицо скорбное и заговорил:

– Не знаю уж, нужна ли городу такая распря, но вот те господа, кто ссужал деньги господину фон Эшбахту, точно от распри этой пострадают. Господин фон Эшбахт нравом обладает пылким, в войне всегда ведет своих людей вперед сам, сам среди первых. Он и рану у реки получил, идя впереди своих людей, то все знают. И капитана Фильшнера кавалер побьет, скорее всего, а значит, побьет и людей городских. А если не побьет, то погибнет или попадет в плен к герцогу. И коли так будет, кто господам заемщикам вернет золото?

Он сделал паузу, надеясь, что кто-то ему возразит, но банкиры и главы гильдий молчали, лица их были мрачны. Они начинали понимать, куда тот клонит.

– Может, герцог возместит господам тысячу двести золотых монет? – продолжал монах. – Или, может, они взыщут собственность господина Эшбахта? Но в его роскошном поместье они вряд ли соберут даже и на пять десятков золотых. Или господа думают, что взыщут деньги со вдовы? С дочери графа?

– Так чего же вы от нас хотите? – спросил бургомистр, когда брат Семион закончил.

– Не давайте капитану Фильшнеру людей, – четко выговаривая слова, произнес кавалер. – Не давайте ему арбалетчиков. Не давайте ничего.

– Так как же мы ему не дадим людей? Если герцог распорядился дать, мы не можем ослушаться, – улыбался бургомистр.

– Скажите, что отправили часть людей ловить разбойников.

– Разбойников? Каких разбойников? – начал бургомистр, но не договорил…

Его за рукав богатой шубы схватил тот самый банкир, который ссудил Волкову больше всех денег, он бесцеремонно потянул бургомистра к себе и начал что-то ему втолковывать тихо, но с раздражением. Бургомистр сделал вид скорбный, при этом покосился на Волкова.

На мгновение кавалеру показалось, что они замышляют что-то против него, может, и схватить его надумают, но это было не так.

Наконец, бургомистр покивал согласно и произнес:

– Город не даст капитану герцога всех нужных тому людей. Город даст сотню человек.

Волков вздохнул:

– Что ж, и на том спасибо, я знал, что в городе у меня есть друзья.

Он улыбнулся и пошел из ратуши прочь. Важные городские господа расступались перед ним и кланялись ему.

На улице, когда Волков уже садился на коня, к нему подошел кавалер фон Клаузевиц, взял стремя, чтобы придержать его. Это был знак уважения. Сказал искренне:

– Я восхищен вами, кавалер, я знаю суть, слышал обрывки разговоров. И, кажется, начинаю понимать, что вы задумали.

– Спасибо вам, фон Клаузевиц, ваше восхищение мне льстит, – ответил Волков, – но дело еще не сделано. Нужно спешить.

– Да-да, конечно… Куда теперь? – спросил молодой рыцарь.

– Теперь мне нужно перекинуться парой слов с господами ландскнехтами города Малена. Нам нужен землемер Куртц.

Куртца пришлось поискать, на месте его не было, но кавалеру сказали, что землемер с его закадычным другом почтмейстером пошли в тихий кабачок. Звонко стуча копытами по мостовой, кавалькада всадников во главе с Волковым поехала туда, куда им указали. И в этом кабаке кавалер и нашел бывших ландскнехтов его императорского величества. Он хорошо уже знал обоих, пировал с ними не раз, и они, увидев его, обрадовались, как старому другу, с уважением звали к себе за стол. Но рыцарь отказался и сказал:

– Спасибо, братья-солдаты, некогда выпивать, я к вам по делу.

– Ну так говорите, кавалер.

Он уселся к ним за стол и начал:

– Герцог капитана Фильшнера послал за мной, с ним люди будут.

– Знаем этого капитана, хороший капитан, – кивнул Куртц серьезно.

– За вами?! – изумился почтмейстер. – За что же вы в немилость попали?

– За то, что горцев побил, – отвечал Волков. – Герцог сразу не велел мне их трогать, говорил мир с ними держать, а как их не трогать, если они на моей земле разбойничали и офицера моего чуть до смерти не убили?

– Да псы они поганые, – сплюнул почтмейстер. – Воры и всегда ворами были.

– Сволочь безбожная, – добавил землемер. – Хуже еретиков свет не видывал. Один их людоед Кальвин чего стоит.

– Кальвин – да, сын сатаны, – соглашались и почтмейстер, и Волков.

– Ну а чем же нам помочь вам, кавалер? – спрашивал Куртц.

– У Фильшнера людишек против меня будет немного, он тут в городе хочет взять, да ополчение граф ему собрать должен, а еще ему деньги выданы, чтобы в городе охотников найти.

– Вон оно как, охотников, значит, – задумчиво протянул Куртц и усмехнулся, в его этой задумчивости и в ухмылке было много сомнения в том, что гауптман Фильшнер отыщет добровольцев.

– Из ландскнехтов никто не пойдет против вас, кавалер, – заверил Волкова почтмейстер. – Мы под знаменами императора всю жизнь бились с еретиками да горными свиньями, а теперь что? Вас, обидчика горцев, бить пойдем? Не бывать такому! Сегодня же людей соберем и примем решение, чтобы ни один ландскнехт Южной роты Ребенрее, пусть даже от самой жестокой нужды, не пошел против вас. Это я говорю вам как заместитель председателя коммуны ветеранов города Малена.

– Это я и хотел от вас услышать, братья-солдаты, – произнес Волков, доставая немалый кошель с серебром и кидая его небрежно на стол. – Тут двадцать монет. Самым нуждающимся ветеранам купите хлеба, мяса или дров для дома. Но в городе есть еще и добрые люди, что не были в ландскнехтах, вы про них тоже не забывайте. Пусть каждый, кто не пойдет против меня, получит кружку пива, половину свиной ноги с кислой капустой и ломоть хлеба за мой счет.

– Мы сделаем все, брат-солдат, – пообещал почтмейстер, – чтобы никто из города не пошел против вас.

Волков встал и пожимал старым солдатам руки, они тоже поднялись с лавок, этим людям больше слов говорить нужды не было, уже все сказано.

Когда кавалер садился на коня, Максимилиан спросил:

– Кавалер, а теперь куда?

– К графу, придется нам поторопиться, чтобы быть дотемна.

Но, когда они ехали по одной из улиц уже к восточным воротам города, кавалер увидал вывеску портного и остановился.

– Брат Семион, – окликнул он не очень-то веселого от скачки и спешки монаха.

– Да, господин, что могу сделать для вас? – спрашивал тот.

– Вижу, езда верхом тебе не очень нравится. Ступай к портному, пусть сошьет четыре штандарта для моих рот.

– Сшить четыре бело-голубых знамени? – уточнил монах.

– Да, дождись, пока он закончит, и отвези их в Эшбахт.

– Слава богу, что вы меня тут оставляете. Только денег дайте на знамена.

– Свои заплати, – велел кавалер и пришпорил коня. – Я потом тебе верну.

Его люди поскакали за господином по узким улицам города, монах же хоть и поджимал губы, глядя ему вслед, а все-таки слез с лошади и постучал в дверь портного.

Глава 21

Конечно, до ночи не успели они доехать до Малендорфа. В замке мост подняли, когда они еще въезжали в поместье. Быстро поужинав, легли спать опять в таверне. Ну, хоть тут клопы не свирепствовали, зато трактирщик, мерзавец, экономил на дровах, а ночь уже прохладная была. Но ничего, терпеть холод старому солдату не впервой, если бы нога не разболелась к ночи. А потом и шея стала ныть. Еле-еле уснул на кровати жесткой, на тощей перине, накрывшись другой тощей периной.

Утром, как только открыли ворота замка, пока люди его сели завтракать, Волков надел колет со вшитой кольчугой, который оплатил ему епископ, перчатки такие же надел. Меч, заряженный пистолет, дорогой кинжал, стилет в сапоге. Да, так он и собирался идти в дом родственника своего, своего зятя и своего тестя, графа фон Малена.

И чтобы чувствовать себя спокойнее, взял кавалер с собой всех этих юных господ, что были при нем в свите. Если граф захочет по воле герцога схватить гостя в доме своем, Волков возьмется за оружие, так что людям графа придется убивать всех его людей, а молодые господа, приехавшие с кавалером, не так просты, чтобы убивать их всех безнаказанно. Убивая по своей воле, без суда, молодых дворян, граф рисковал навлечь на себя неприязнь всех дворян графства. А ведь в свите кавалера были и знатные горожане. Тут еще и горожан обозлишь. Нет, не решится граф хватать его в замке своем не только потому, что поступком таким свой дом опозорит, а еще и потому, что не захочет крови благородных юношей, убитых в его доме.

– Ешьте, наедайтесь как следует, – сказал Волков, присаживаясь на край лавки и накладывая куски еды себе в тарелку. Он уже был готов. – Мы сегодня весь день в дороге проведем.

– Куда мы едем, кавалер? – спросил Максимилиан на правах старшего оруженосца.

– Далеко-далеко, господа.

Теодор Иоганн, девятый граф фон Мален, молодой граф, встретил кавалера и его людей с лицом, не выражающим ничего. В лице его читалась скука, а может, даже и брезгливость, но ее молодой граф все же старался прятать. Впрочем, Волкову было понятно еще с первых встреч с ним – граф терпеть не может своего нового родственника. Но пока кавалера это не волновало. Сейчас его волновал только гауптман Фильшнер.

– О, да вы обзавелись свитой, дорогой родственник? – без поклона, не скрывая язвительности, спросил молодой граф, встретив Волкова и его людей в одном из коридоров замка.

– Да, господин граф. – Волков поклонился фон Малену, все его люди тоже стали кланяться. – Времена нынче тяжелы, враги лютуют, сеньоры раздражены. Приходится окружать себя смелыми юношами.

– Сеньоры раздражены? – молодой Теодор Иоганн улыбнулся. – Так не пренебрегай вассалы своим долгом повиновения, может, и сеньоры не злились бы? Как вы считаете, брат?

– Может быть. Может, вы и правы, – отвечал Волков, желая прекратить этот разговор. – Извините, брат, спешу повидать свою сестру перед дорогой.

– Отъезжаете, брат? – уже вслед ему спрашивал родственник.

– Совсем ненадолго, совсем ненадолго, брат, – на ходу отвечал кавалер.

Брунхильда еще, кажется, пополнела, но, как ни странно, полнота ее не портила, лицо молодой женщины, и так красивое, стало еще более выразительным. А когда она увидала кавалера, так и еще вспыхнула краской и красотой, кинулась к нему на шею, не стесняясь сидевшего у камина супруга. Обняла так крепко, словно у нее были руки мужа, а не прекрасной женщины. Обняла прямо за рану на шее, Волкову пришлось зубы стиснуть, чтобы не зарычать от острой боли, но ничего, стерпел, а она вдруг заплакала ему в ухо.

– Сестра моя, да что с тобой? – заговорил он, пытаясь освободиться от ее рук и заглянуть в глаза. – Отчего ты плачешь?

– Ничего-ничего, – говорила она, выпуская его, – сон видала дурной про вас, а тут и вы приехали. Значит, не сбудется, значит, все хорошо будет.

А граф уже встал от камина и шел к ним.

– Моя красавица слезлива стала очень, – говорил он с виноватой улыбкой, – но врачи уверяют, что сие бывает у молодых женщин, обремененных в первый раз. А за здоровье сестры не волнуйтесь, кавалер, врачи в один голос твердят, что не видели еще такой крепкой здоровьем женщины.

Брунхильда уже вытирала слезы, кажется, успокаиваясь:

– Как хорошо, что вы приехали, брат, завтрак вот-вот подавать будут.

– Не до завтрака мне, – Волков повернулся к хозяину замка, – я по делу к вам, граф.

– Чем же могу вам помочь? – Тон старого графа тут же поменялся. Уже не было в нем теплоты и заботы, пред кавалером стоял сеньор и вельможа.

Волков подумал немного и решил действовать без всякой хитрости, без витиеватых намеков и разговоров вокруг да около, он решил говорить по-солдатски прямо:

– Узнал я, что герцог послал за мной капитана, чтобы доставить меня в Вильбург.

– И почему меня это не удивляет? – улыбался фон Мален. – Чего же вы хотите от меня, крова и убежища? Моего заступничества или посредничества?

– Ничего такого. Идет сюда капитан Фильшнер…

– О, Фильшнер, это хороший капитан, видно, его высочество высокого о вас мнения.

– И у него есть предписание, чтобы вы, граф, собрали первый призыв ополчения ему в помощь и…

Волков не договорил, граф резко перебил его, сделал к нему шаг и, заглядывая в глаза, спросил:

– Откуда вам сие известно?

– Об этом я вам не скажу, – твердо отвечал кавалер, не отводя глаз.

Граф помолчал немного, потом посмотрел на жену, она, кажется, была взволнована тоном, которым разговаривали мужчины. Он отошел от Волкова, подошел к ней и проговорил, беря ее за руку:

– Не волнуйтесь, мой ангел, это просто беседа. Мне вообще нравится ваш прямолинейный брат. Ни притворства в нем нет, ни хитрости, да и царедворец он никудышный, грубиян, солдафон.

– Он очень добрый, – сказала Брунхильда искренне, чем, признаться, удивила кавалера. – И вы должны, супруг мой, ему помочь.