Текст книги "Заоблачная звезда. Фарагундо"

Заоблачная звезда
Фарагундо
Борис Юрьевич Крестолюбов

© Борис Юрьевич Крестолюбов, 2023

ISBN 978-5-0050-2643-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Борис Крестолюбов.
Трагический роман-трилогия.
Книга первая.
Заоблачная звезда. Фарагундо.
 

Друзья! Предложенный Вашему вниманию трагический роман-трилогия, написан о тех временах, когда люди имели живое общение, не было гаджетов, все отношения были открытыми. Сюжетом первой книги явились жизненные события, происходящие с молодым парнем по имени Фарагундо. Его семья обитала в пригороде небольшого портового городка Сан-Луано. На страницах произведения Вы столкнётесь с непростой судьбой парня, состоящей из череды различных хронологических событий, заполненных его чувствами, действиями и переживаниями, образом жизни и конечно любовью, но об этом читайте в книге! Все герои вымышлены и все совпадения случайны. В перспективе выдут еще две части «Грезы. Марина» и «Закат. Сольего».

Итак, вперед!

Заоблачная звезда. Фарагундо

Всё когда-то случается в первый раз. Мы рождаемся, подрастаем, взрослеем, меняемся с каждым десятилетием нашей жизни и в результате выходим на финишную прямую. Если Господь даёт нам полный жизненный путь от рождения до глубокой старости, то мы получаем полноценный опыт и приходим к определенным выводам. Жизнь – это река, в которой нам предстоит плыть в разных направлениях вдоль и поперек, от берега к берегу, по течению и против него и даже под водой. Но всегда наше пребывание в этой реке, так или иначе, связано с движением, которое выбирает наша внутренняя сущность. Вот так много лет назад мой приятель Фарагундо Черес встретил на своем жизненном пути одну особу по имени Марина Барос.

Местность, в которой проживал Фарагундо, была благодатна и щедра к своим обитателям. Пригород небольшого городка Сан-Луано расположился на берегу спокойного залива узкой и закругленной полоской, уходящей в водную стихию и напоминал по форме короткий морской кинжал, как бы наполовину воткнутый в жертву. Пригород так и назывался – кинжал моряка.

Детство Фарагундо ничем не отличалось, от детства каких-либо других мальчишек, проживающих там. Все старшое мужское население занималось рыбной ловлей, и пацанам всегда была работа. Редко кто от неё отлынивал, потому как знали, что рыба, пойманная утром, вечером не продастся. Все старались в торговых рядах первыми потрафить покупателю свежим уловом и особенно в этом поднаторели юные обитатели пригорода Сан-Луано. Иногда отцы или старшие братья брали своих младших членов семьи в море и те в свою очередь старались жадно осваивать морскую науку хождения под парусами на судне. Так же обязательным было и умение рыбной ловли. А потом мальчуганы вечерами сидя на берегу, оживленно делились или спорили о знаниях и навыках, полученных от своих старших родственников.

Семья Фарагундо была небольшая. Его отец Патер в четвертом поколении был потомственным рыбаком. Суровое лицо, отца напоминало о некой отрешённости от этого мира и всегда настораживало людей впервые с ним общающихся. Мать звали Ронзой. Она была очень трудолюбива и работала экономкой в доме важного сеньора и делового коммерсанта Аргана Батисты Сан-Хосе. Ей приходилось очень сильно дорожить своей работой. Даже когда она недомогала, работа для неё стояла во главе всех земных действий и событий. В такие дни она, собиралась дольше обычного, молилась в своей комнате, прося Бога, подать ей силы. Потом она уходила, уверуя в помощь Всевышнего, на свою сокровенную службу. Старшая сестра Фарагундо Адель была очень музыкальна. Она ходила уже третий год в местный церковный хор. Настоятель храма был очень доволен её звучным и сильным меццо-сопрано. Жизнь текла своим чередом. Фарагундо рос и становился крепким, проворным и жилистым парнем. И всё бы ничего, но в день своего восемнадцатилетия с ним произошло событие, перевернувшее его спокойную и безмятежную жизнь…

Рано утром Фарагундо проснулся и, потянувшись, глянул через окно на небо. На, ещё покрытые пеленой, глаза ему попалась загостившаяся ночная звезда. Она как будто заблудилась или, точнее сказать, потерялась на утреннем небе и безнадежно отстала от своих сородичей. Под ней повисло серое облако, в котором можно было бы разглядеть морщинистое лицо ветхой старухи.

– Вот она, какая заоблачная звезда? – слегка иронизируя, прошептал он и, переведя свой взгляд с яркой звезды на облако, тут же добавил:

– Ну, поздравь меня, бабуля, с днём Ангела!

Со стороны двери послышались шаги и Фарагундо, несколько недовольный ранними визитерами повернул голову. Кто-то поднимался по старой и скрипучей лестнице. Дверь тихонько отворилась и в комнату вошли мама и сестра. Они подошли к кровати. Адель присела на край, а мать, немного взволнованная, наклонилась и ласково провела ладонью по голове сына. Немного улыбнувшись, она произнесла:

– С днём Ангела, Фарагундо!

Сестра вслед добавила:

– Храни тебя Господь! Аллилуйя!

Тут брат заметил, что на руках сестры лежит аккуратный свёрток из белой папирусной бумаги. Через мгновение, она протянула ему подарок и тихо сказала:

– Братик, вот то самое, что тебе в дальнейшем, как мужчине, обязательно пригодится в жизни!

Он окончательно проснулся и протянул правую руку. Пакет был плотно свёрнут. Открыть его оказалось не так просто. Но уже через минуту Фарагундо держал в руках новенькую опасную бритву. Раскрыв её, он увидел, как сверкает на утреннем солнце новое, недавно откованное лезвие с острозаточенной ровной режущей кромкой.

– Спасибо, спасибо! – выпалил он, ни чуть ни скрывая своего восхищения, с которым разглядывал изделие настоящего мастера.

Прошло около получаса и за столом собрались мать, Адель и Фарагундо. Отец в ночь ушёл на шхуне в открытое море, и ждать его в такое раннее время было бессмысленно. Фарагундо во всем пытался подражать отцу и поэтому очень старался походить на него. Праздничный завтрак длился недолго. Фарагундо надо было бежать на пирс и встречать отца. Там, несложная на первый взгляд, разгрузка улова требовала на самом деле много усилий и сноровки. Даже каменотёс, старается придать нужную форму и размер камню, вкладываясь в работу своей грубой физической силой.

Улицы пригорода уже ожили и стали наполнятся людским потоком, сопровождаемым различным гамом и шумом. Фарагундо знал, что ровно через пятнадцать минут на пирсе он будет принимать толстый канат, сброшенный отцом с правого борта судна для фиксации пришвартованной шхуны. Он уже поворачивал на улицу, спускающуюся к пирсу, как вдруг перед ним возникла старуха вся в чёрном одеянии с очень морщинистым лицом. Преградив ему дорогу, она протянула навстречу руку с открытой поднятой ладонью, как будто хотела остановить его движение волшебной невидимой силой. Её растопыренные крючковатые пальцы напомнили когтистую лапу сапсана, атакующего свою добычу.

Он, чуть не сбив старушку, еле остановившись перед растопыренной пятерней, не переводя дыхания, коротко выпалил:

– Что вам?

– Ты уже опоздал во многом, мой мальчик, и потерял половину себя! – прохрипела старческим слабеющим голосом старуха.

Тут же Фарагундо попятился назад: всмотревшись в морщинистое лицо, он увидел утренний образ облака точь-в-точь похожий на лицо этой пожилой женщины.

– Изиде, сатана! – прокричал он, всё ещё не выровняв свое дыхание и пятясь назад.

– Не ходи на следующей неделе ни в какой из дней к своему приятелю, у которого одна нога короче другой – и тут же добавила:

– Через него к тебе придет скорая смерть!

Фарагундо передёрнуло.

– Что? – переспросил он, вытянув шею вперёд.

Какое-то время они смотрели друг на друга молча. На перекрёстке, очерченного зданиями пересекающихся улиц, в разные стороны проходили люди, как-бы создавая иллюзию размешиваемого сахарного песка в стакане чая. Фарагундо замешкался.

– Я всё сказала! – прервала молчание старуха, и медленно обойдя парня начала свое движение на подъем в сторону пригорода.

Он молча, проводил её взглядом. Вспомнив о цели своего начального движения, парень повернулся в сторону залива и, ускоряясь, побежал к восьмому пирсу.

Время приближалось к обеду, но шхуны не было видно. К нему подошел соседский парень Андрэ и с усмешкой спросил:

– «Что случилось? Где твой отец, в это время Вы уже заканчиваете продавать рыбу и уже мысленно тратите выручку!»

Фарагундо молчал и вглядывался в горизонт. Он ничего не слышал. Мысли его теснились. То отец возникал в его сознании, то старуха давила его своей пятернёй, то возникал образ приятеля с короткой ногой, с соседней улицы которого звали Юнта. Не дождавшись ответа, Андрэ махнул рукой и резко подался в сторону пригорода.

– Что за бред! Где мой отец? – сам себе в полголоса произнес Фарагундо.

Его мысли поплыли дальше. На горизонте появлялись корабли. Он вглядывался в их контур и понимал, что это не шхуна отца, так как они имели три мачты, а шхуна отца, имела две мачты и походила на большую яхту.

На сердце становилось не спокойно. Прошло еще полчаса. Вот на горизонте в контуре очередного судна он разглядел две мачты. Сердце радостно забилось. Шхуна подходила к пирсу, и Фарагундо узнав её, успокоился. На капитанском мостике он увидел силуэт отца, и при виде своего родителя радость заполнила сердце нашего героя. Но шхуна по-прежнему не замедляла ход, необычно заходя на пирс для швартовки. Фарагундо размашисто замахал руками. Он знал, что его отец старый морской волк и владеет всеми правилами управления шхуной в любой ситуации. Но, несмотря на это, он не выдержал:

– Паруса, убавляй паруса! – закричал, что есть сил паренёк.

Из его гортани вырвался надрывный и сдавленный хрип от вновь нахлынувшего волнения. Шхуна с необычного радиуса быстро подходила к пирсу и рассмотреть отца и что там происходит, было невозможно. Ещё миг и правый борт шхуны с треском обтерся о соседний седьмой пирс, продолжая движение по касательной, постепенно замедляя ход, остановилась между седьмым и восьмым пирсами.

Обычно канат вылетал с борта сразу, так как отец четко владел искусством мореплавания и знал о своевременных и быстрых действиях при швартовке. В этом же случае, подхваченные швартовы мальцом Фарагундо, мгновенно заплетались восьмеркой на кнехте.

Борт шхуны был выше пирса примерно на семь футов, что не давало Фарагундо разглядеть отца. Он по-прежнему ожидал сброшенного каната на швартовку и подачу трапа с борта. Напряжение было максимальным и нервы не выдержали:

– Отец, ты где? Что с тобой? – зашелся криком Фарагундо.

И не дожидаясь ответа, он отбежал назад насколько шагов, развернулся и выдохнув, как будто собирался проглотить враз бутылку рома, со всей силы, в три прыжка подлетел к концу пирса и, подпрыгнув, сумел зацепиться за верх борта руками. Подтянувшись и закинув ногу, он перевалился внутрь шхуны и упал на палубу. Времени разлёживаться не было и он, вскочив, побежал к мостику по слегка покачиваемой поверхности палубы.

Отец стоял на коленях перед штурвалом. Левым плечом и головой он упирался в него, а правой рукой держался за одну из рукояток-лентяек штурвала. Фарагундо увидев отца в таком состоянии замедлился в движении, но полностью не остановился. Наконец он приблизился к нему.

– Отец, скажи, скажи, что с тобой? Папа, что случилось? – полушепотом от растерянности и испуга выдавил он из себя.

Он быстро шагнул за спину отца и, подхватив его под подмышки сзади с особой осторожностью, потянул его от штурвала. Затем, медленно положил отца на бок на палубную часть мостика. Старый волк тяжело дышал. Глаза его были полуоткрыты, а точнее – левый глаз. Правый подергивало судорогой, и он, то открывался, то закрывался. Фарагундо приподнял голову отца и аккуратно подложил под неё свое колено. Губы отца слиплись, как слипаются от длительной жажды. С усилием он разомкнул их и еле слышно прошептал:

– Меня укусила змея, когда вытас…. – сухой кашель оборвал фразу.

Сын не выдержал и крикнул:

– Я, сейчас! – и, мягко положив голову отца на мостик, бросился в трюм.

– Вода и ещё что-нибудь под голову! – проскочило в его сознании.

Схватив старое полотенце и стеклянную флягу с водой в кожаной оплётке, что висела на стене, он выскочил на палубу и приблизился к отцу. Подложив полотенце под голову, и повернув отца на спину, он поднёс флягу ко рту и стал лить воду ему на губы маленькой струйкой. Вместо того, чтобы пить, Патер немного приподнял руку, указывая на корму судна. Он с трудом разомкнул губы, и брызгая стекавшей на его рот водой, произнес:

– Там змея!

Голова его резко опустилась на бок, он закрыл глаза. Из груди на тяжелом выдохе вылетел один и следом за ним второй хрип. Он зашёлся кашлем и приоткрыл покрасневшие глаза. Вглядываясь в сына, он как бы хотел что-то сказать, но кашель перешёл в выдох без конца и края…

Патер обмяк. Рот его неестественно приоткрылся. Глаза остались полуоткрытыми и как бы смотрящими сквозь лицо Фарагундо.

– Папа, очнись! Папа ты что! Разве так можно! Отец! – разлетелось со шхуны во все стороны. Он прижал уже безжизненную голову отца к себе. На лицо Фарагундо сошла обида, перемешанная с только что родившемся горем и от безысходности, он захрипел раненным в горло зверем.

На все крики и звуки со шхуны обратили внимание люди, находившиеся вблизи. Народ начал собираться и толпиться у борта. Из толпы понеслись вопросы от разных людей:

– Что случилось? Эй, там помочь? Сбросьте трап и швартовы!

Через некоторое время на борт заскочили несколько человек и приблизились к трагическому месту. Кто-то попытался осмотреть Патера, но Фарагундо держал его голову и не давал этого сделать. В его отрешенном от всего мира взгляде было только одно – нечеловеческое горе, которое приходит к нам в такие тяжелые минуты жизни!

Спустя время, шхуну пришвартовали, сбросили трап и послали за доктором Корьезой. Это был единственный врач на весь небольшой пригород Сан-Луано.

Прошло, какое-то время. Люди, принявшие участие в последствиях трагедии с Патером, смогли положить его на спину, на палубе и накрыть старым полотенцем. Фарагундо, отвел в сторону какой-то парень постарше, лет двадцати пяти и, приняв его голову на своём плече, успокаивал, как только мог.

Минутой позже на пирс ворвался Корьеза. Он вкладывал все силы в педали своего велосипеда. Его лёгкий плащ, развивался в обе стороны от него как крылья птеродактиля. Уронив велосипед перед самым трапом, он вбежал на судно и, раскрыв свою дорожную медицинскую сумку, присел рядом с Патером и стал осматривать его тело. В это время один из зевак настойчиво попытался расспросить Фарагундо о случившемся. Сначала парень захлебывался слезами, но потом проронил:

– Отец, показал на корму и что-то сказал про змею!

И тут же, его как будто что-то осенило, и он громко, быстро проговорил сквозь слезы указывая на корму:

– Змея, змея его там ужалила, проклятая змея!

Корьеза услышав эти слова, не теряя времени, переключился на поиск ранки от возможного укуса змеи. На внутренней стороне запястья левой руки Патера он обнаружил небольшое красное пятно, в середине которого виднелась две маленькие темно-бурые точки. Сомнений не было, и он произнес:

– Вот он, укус морской змеи!

Все события происходили одновременно. Настойчивый зевака осторожно спустился на корму шхуны и увидел, что Патер сетью пытался вытащить улов пойманной рыбы, но по какой-то причине не смог. Сеть он вытащил только частично. На кормовой палубе валялось лишь несколько крупных скумбрий и еще, какая-то мелкая рыба, при этом сеть не была до конца вытравлена на корму судна. Он подошел ближе к потертому борту кормы и стал вглядываться в сеть, на треть, свисающую со шхуны и на треть, уходящую в воду. Он смотрел на дальний край сети, что был в воде и ни чего там кроме нескольких застрявших в ячейках рыб не увидел.

Вдруг боковым зрением он заметил, какое-то движение слева и, повернув голову, расширил глаза от страха и удивления, перемешанного с неожиданностью. Так и есть! В метре от него извивалась полосатая морская змея Дюбуа – гроза рыбаков и всей морской твари.

Секунда, и он отшатнулся назад с завидной скоростью фехтовальщика высокого класса уклоняющегося от шпаги противника. Змея сделала выпад, но не достала его лица, потому как ее постигла та же учесть нескольких рыб застрявших в узких ячейках сети. Ещё мгновение, и Курьеза был на верхней палубе.

– Видели? Нет, вы видели! Она хотела меня ужалить, как и его! – выпалил он, сморщив от переизбытка чувств свой узкий лоб, указывая пальцем на покойного.

Народ загудел. Уже никто не обращал внимания ни на погибшего, ни на его сына убитого горем. Кто-то крикнул из толпы:

– Давайте её вместе с сетью сбросим в воду!

– Нет, сеть на пирсе… Это, какому-то судну обуза, если зацепится! – начали неистово спорить другие.

Спор быстро перешёл в монотонный гул подобного гулу пчелиного роя. Доктор попросил снести тело покойного на пирс и уложить его у края первой улицы, уходящей в пригород. Так и сделали. По процедуре, труп должны были осматривать в присутствии жандармов в морге. Доктору, Корьезе предстояло рассказать всё это ещё раз.

Блюстителей порядка известили ещё час назад, но они не торопились, так как обед у них был особым временем суток. И именно с него, у них начинался день и всё остальное!

Прошло немного времени и на шхуне приняли простое решение – как поступить со змеёй. Взяли длинную палку и на конец зацепили самозатягивающуюся верёвочную петлю. Когда змею удалось захватить петлёй, то после некоторых усилий её вытянули из сетей, и хотели было разрубить на палубе, но она выскользнула из петли и, упав в воду, была такова.

Подъехавшие жандармы осмотрели шхуну. Они не торопясь погрузили в свою повозку, запряженную двумя лошадьми труп, и вместе с доктором уехали в морг. В толпе зевак был уже известный нам сосед Фарагундо Андрэ. Он повёл Фарагундо домой по улицам, которые были безразличны восемнадцатилетнему парню, получившему в свой День рождения самый прискорбный подарок, который только может быть!

Вдруг случайная мысль скользнула в его голове:

– Люди воцерковленные, а тем более – христиане, по своему вероисповеданию знают, что Бог может попустить человеку разные события. Так, например, иногда полезно и поболеть или потерять кого-то из близких родственников для вразумления или становления на путь истинный, то есть принести Богу истинное покаяние!

Именно эти мысли, и не какие другие, настойчиво пробегали ещё и ещё раз в его голове. Это были слова священника из последней проповеди в прошлое воскресенье.

Подходя к дому Фарагундо, Андрэ приостановился. Он немного наклонил голову и тихо сказал:

– Прости меня, что утром я так неудачно пошутил на счёт твоего отца, улова и выручки!

Фарагундо не поднимая головы, покивал и, повернувшись, подошёл к калитке своего дома. Из окон дома шел тихий многоголосный и беспрерывный женский плач. Он прошёл в дом и увидел мать с сестрой, уронивших свои головы на руки и двух соседок – тетю Алиду и свою крестную – Ферсину, которые безутешно рыдали, сидя за круглым столом. Он бросился к матери и сестре и обнял их. Крупные слёзы катились из его глаз по щекам и прятались в волосах матери и Адель.

– Как же мы теперь без на-а-шего до-ро-гово па-а-а-апочки! – рыдала, всхлипывая Адель и еще сильнее заливалась слезами.

Женский плач в доме усилился.

Вечером этого дня пошёл дождь. Сначала маленький, а потом небо сделалось едино свинцовое и хлесткие косые струи, сверкая от фонарного света, бесконечным потоком вонзались в булыжные мостовые пригорода. Вода струями различной силы, неслась вниз к пирсу. Видимость снизилась до сорока футов. Так дождь пролил всю ночь. (А футами разве измеряют видимость?)

Из присутствующих в доме под утро заснула только Адель. Сон её был короток. Проснувшись, она опять заплакала, ровно, так же, как и все присутствующие.

Фарагундо вспомнил о том, что накануне он просился выйти в море с отцом в качестве помощника, на что отец, потрепав своей грубой и мозолистой ладонью его взлохмаченную голову, строго глядя на него, сказал:

– Сын, приходит то время, когда ты становишься мужчиной… – он на миг замолчал и смягчённо добавил:

– Но это будет завтра! А пока поспи, ещё успеешь! Завтра вернусь, продадим улов и отпразднуем твой День рождения! А вот со следующей недели пойдёшь со мной как полноценный член команды – матросом!

На третий день после гибели Патера прошли его похороны на маленьком пригородном кладбище. Священник прочитал последние молитвы, и небольшая группа людей медленно вышла за пределы погоста. У надгробной плиты остались три человека. Они еще какое-то время стояли, потом повернулись в сторону пригорода, и пошли. Периодически останавливаясь, они опять продолжали свой путь – путь в неизвестность!

На четвертый день после смерти отца Фарагундо решил отправиться к шхуне. Он теперь был единственным и полноценным владельцем шхуны под названием «Удача». Проходя то место, где ему встретилась старуха, он очень сильно смутился, ведь боль о потере отца висела над всеми чувствами и мыслями. Парень неожиданно одернул сам себя:

– Она сказала – «что я, куда-то, опоздал и потерял половину себя?!

– …половину себя?!…Это же она мне сказала про отца! – удивленно для самого себя подытожил Фарагундо, зажмурив глаза от безысходности.

– Кто она такая? Что это было? Ведьма? Проведение? Ангел? Лукавый? Что?! – стуком вагонных колёс пронеслась цепочка перечисленных самому себе вопросов.

Он не заметил, как вышел на пирс и приблизился к месту швартовки «Удачи». Рыбаки вечером того же дня, когда погиб Патер, перед самым дождём подтянули парусник на место стоянки к пирсу за номером восемь и закрепили его должным образом.

Взойдя на судно, Фарагундо завалился в трюм и лицом вниз обессиленно рухнул на койку. Теперь все его мысли были прикованы к предсказанию морщинистой гнездарки.

– Что она ещё сказала? – настойчиво стучалась в его голове мысль.

– Кажется, она сказала, что бы я ни ходил к….. – смутился он в своих догадках, но тут же продолжил:

– ….разноногому Юнте! И при чем целую неделю! Точнее она сказала: каждый день недели – наконец припомнил он.

Дальнейшие воспоминая, притянули в его сознании слова о скорой смерти, которую в случае визита к калеке Юнте предрекла старая женщина. Пробыв ещё какое-то время на шхуне, и обойдя её всю по палубе, он поднялся на мостик и подошёл к штурвалу. Робко взяв, лентяйки руками он обернулся на корму и представил, как отец, вытягивающий сети, столкнулся со змеёй нос к носу, получив смертельный укус в лодыжку левой руки. Как он, понимающий всю серьезность происходящего, не теряя времени, поднял все имеющиеся паруса и, взойдя на мостик, направил свою «Удачу» к берегу. Надеждой на единственный шанс спасения, был укол сыворотки у доктора, к которому надо было срочно добраться! И как он, уже слабеющий всем телом, героически боролся с плотной и сильно сопротивляющейся водной стихией, направляя шхуну обходным маневром через соседний пирс до своего причального места!

Фарагундо понял, что отец не мог спуститься на палубу и убавить количество парусов хотя бы на одной мачте для прямого подхода на малом ходу к своему пирсу! И последнее, что встало в его глазах: та поза, в которой парень застал своего отца у штурвала!

В этот момент вспомнились слова отца:

– Настоящий морской волк бьётся до конца, и капитан покидает мостик только в двух случаях – последним или, когда мёртв!

С головы до ног Фарагундо опять обожгло болью утраты. Он сошёл со шхуны, закинул трап и, не оглядываясь, пошёл домой. А куда ему ещё было идти? Ведь там находились две родные, любимые и облачённые, как и он в горе – мать и сестра!

Несчастье случилось в пятницу одиннадцатого августа. Шёл четвёртый день, после гибели отца, а точнее – понедельник.

Фарагундо брёл ровным и мерным шагом. Все улицы пригорода Сан-Луано вели вверх, и подняться не уставшим или хотя бы без небольшой одышки было невозможно. К дому вели разные улицы. Он шёл просто и неосознанно по направлению к своему жилищу. Порой улицы были настолько узки, что из окон домов, стоящих противоположно друг другу можно было перекинуть десятифутовую верёвку и вторым концом с петлёй зацепить ручку ставней противоположного окна.

Фарагундо не заметил, как оказался на переулке где жил убогий Юнта. Хромым он был от рождения – таким родился, но не смотря на физический дефект он был уважаемым пареньком за свой интеллект и смекалку. Побить или обмануть его было сложно. Он изворачивался как уж и заговаривал своего обидчика на раз-два, всегда выкручивая ситуацию в свою пользу.

Приближаясь к его дому, Фарагундо услышал надрывную мелодию со второго этажа. Необычные звуки, какого-то неизвестного музыкального инструмента, рассекая воздух, неслись в разные стороны. Скрипка, с которой он был не знаком, заворожила не только его, но и всю ближайшую округу. Сначала музыка слышалась на уровне подсознания. Но, подходя всё ближе к дому, надрывные звуки заставили его остановиться и обернуться на балкон.

Его глаза увидели стоящую полубоком к нему стройную и высокую молодую женщину. На вид ей было лет двадцать пять, как ему показалось. Она динамично из стороны в сторону манипулировала смычком. В пригороде не было серьёзных музыкантов, лишь несколько человек умели немного играть на гитарах и мандолинах и по субботам собирались на пирсе под навесом, который был сделан по приказу мэра города для небольших празднеств.

Её чёрные, как смоль волосы были уложены в аккуратный пучок и подколоты длинной заколкой. Чёрное длинное платье с высоким и ажурным воротником подчёркивало и без того её очень высокий рост. Когда она вела смычком в какую-нибудь сторону и туда же подавалась головой, то казалось, что вот-вот потеряет равновесие и упадёт. В некоторые моменты её движения были очень прерывисты, и скрипка издавала непривычные короткие звуки, напоминающие скрип несмазанных петель двери.

Такого Фарагундо в своей жизни ещё не слышал. На противоположной стороне улицы столпилось несколько прохожих, которые с удовольствием слушали музыкальную пьесу, виртуозно исполняемую неизвестной скрипачкой. Неожиданно он поймал себя на мысли:

– Кто она такая? И почему она в доме Юнты?

Вдруг входная дверь в дом отворилась, и на улицу пятясь спиной и прихрамывая, вышел упомянутый интеллектуал. В руке у него была большая пустая плетеная корзина для продуктов. Повернувшись, он увидел своего приятеля и, не выпуская пустой корзины, развёл руки в стороны.

– Фарагундо, дружище, прими мои соболезнования! Патер, был настоящим отцом и заботился о вас, пожалуй, лучше всех отцов в мире! – выпалил он и в два хромых шага оказался перед Фарагундо.

По-прежнему не расставаясь с корзиной, он тут же его обнял.

– Спасибо, Юнта, ты всегда уважал моего отца, я это знаю! – продолжая обоюдные дружеские объятия, выдавил из себя Фарагундо вместе с комом, подкатившим к горлу.

Так они простояли с полминуты. Юнта по-дружески похлопывал свободной рукой плечо Фарагундо, как бы давая понять, что жизнь не остановилась. Медленно отшатнувшись назад, Юнта спросил:

– Ты сейчас не прогуляешься со мной на рынок за продуктами? – и тут же добавил:

– Ко мне вчера вечером издалека на несколько дней в гости приехала кузина. Она работает в музыкальном колледже, преподает скрипку. Сейчас в колледже летние каникулы, вот она и приехала навестить тётку да меня. А мать ушла в город к подруге за сахарным муссом и одному мне корзину не донести, а ты можешь помочь! Да, и заодно, когда вернёмся с рынка, я тебя с ней познакомлю!»

– Пойдем… – повинуясь и не поднимая глаз, одним словом отрезал Фарагундо. И повернувшись, они спокойным шагом пошли на рыночную площадь.

По дороге Юнта не умолкал и пытался заводить разговоры на разные темы, но всегда сталкивался с молчанием со стороны своего приятеля. Фарагундо же быстрее желал закончить моцион на рынок и вернуться к своим домашним.

Через четверть часа они вошли в торговые ряды. На входе пахло рыбой. Быстро взяв свежей и ещё подпрыгивающей скумбрии, они прошли в начало фруктовых и овощных рядов. Там они провели некоторое время, закупая всё необходимое к обеденному столу. Следом они перешли в винный ряд и взяли там большую двухлитровую бутыль крепленого вермута. Последними были ряды с выпечкой и молочными продуктами: Юнте обязательно надо было купить козий сыр и хлеб.

После такого похода корзина набрала приличный вес – фунтов под тридцать! Фарагундо взял корзину и немного напрягаясь, понёс её, периодически меняя руки и слушая пустые разговоры Юнты.

– О, время, как мы тебя не ценим! Сколько в пустую тебя потрачено людьми! – с видом всезнающего старца продолжал Юнта.

И они шли, один хромая и неуёмно рассказывая, другой переваливаясь под тяжестью корзины из стороны в сторону, меняя уставшую руку.

У входной двери дома Фарагундо поставил корзину и с долей шутки сказал:

– Вам еды хватит на все летние каникулы!

Юнта схватил за руку Фарагундо, и с собачьей преданностью глядя ему в глаза, произнес:

– Пошли она очень интересный и загадочный человек! Она волшебница! Пошли, на пять минут? – и он потянул его в дом, одновременно толкая спиной дверь.

Фарагундо тяжело выдохнул и, подняв прилично надоевшую корзину, направился в дом.

– Мы пришли! – восторженно крикнул Юнта.

– Моя дорогая кузина! Спустись к нам! – победоносно завершил он.

По винтовой лестнице поддерживая руками с обеих сторон свое чёрное длинное платье, медленно спустилась очень стройная молодая женщина и статно с легким покачиванием головы подошла к парням. Ростом она была выше Фарагундо почти на пол головы, хотя он сам был выше шести футов. Кожа её лица была белой и шелковистой – в местах, где жили наши друзья, девушек и женщин с такими физиологическими данными не было.

На слегка вытянутом лице незнакомки он увидел глаза, разрез которых был немного поднят к верху в височных областях и придавал ей что-то восточное, а цвет зрачков был настолько особенным, что даже самые черные маслины в сравнении могли показаться жалким подобием светло серого цвета. Самой выразительной деталью её лица были необычно длинные ресницы.

– Здрав-ствуй-те! – низким и в тоже время бархатным голосом медленно по слогам произнесла незнакомка.

Она слегка покачивала головой на каждом слоге произносимого слова. Поприветствовав, она направила свой роскошный взгляд прямо в глаза Фарагундо.

– Марина Барос! – добавила она, продолжая смотреть в глаза растерянного парня.

Преимущество её роста было необычным для Фарагундо. Смотреть снизу в верх в глаза женщины и причём так близко, было для него необычно. В его сознании перевернулись некие песочные часы, и какой-то внутренний отсчёт чего-то нового, запустившись, ударил в правую височную часть головы.