Текст книги "Пропажа свидетеля"

19

Два выстрела с коротким промежутком раздались с реки в первом часу ночи. После сытной ухи и легкой выпивки загонщики уже спали в палатках. Возле костра сидели только Путятин, Коньков да Кончуга. Зуев с Дункаем храпели под небольшим пологом, натянутым возле самого ручья, где поменьше комарья. Сырости они не боялись – для подстилки прихватили с собой две больших медвежьих шкуры.

Эти выстрелы всполошили только собак да Зуева с Дункаем, а загонщики в палатках и не почухались.

Коньков, как спринтер после знака, поданного стартовым пистолетом, рванулся в таежную темень за собаками, далеко оставив всех позади себя. Он поспевал за собаками огибать буреломную заваль и выворотни, словно держал их на невидимой шлее, и, не успев даже запыхаться, через какую-то минуту выбежал на бугор к тому ильму, где был натянут полог. Коньков сунулся было в полог, но там никого не было.

Инга покрикивала внизу, от реки:

– Лодку вытащи насухо! Так, а теперь брось шест и не вздумай вильнуть или побежать… Уложу как зайца. Подымайся на берег!

Коньков сам хотел спуститься вниз, но за спиной услышал хруст валежин и тяжкое пыхтение. Он посветил фонариком – Зуев! «Ах, сволочь! Не спал и даже не раздевался…» – успел подумать Коньков.

– Что здесь за стрельба? – спросил Зуев, щурясь и заслоняясь руками от света.

– Сейчас узнаем.

Пока Инга вела по откосу какого-то здоровенного мужика сюда, к ильму, подоспели и Дункай, и Кончуга, и Путятин.

Задержанный шел сутулясь, низко опустив голову, за ним – Инга, держа его под прицелом; оплечь висел у нее второй карабин с раздробленной ложей. Коньков высвечивал их обоих фонариком. Задержанный наконец поднял голову, и все увидели его скуластое, блестевшее от пота лицо, мертвенно-синее от страха.

– Кузякин! – удивился Коньков. – Ты что, с неба свалился?

– Шел вдоль берега, на шесте, с выключенным мотором, – сказала Инга за Кузякина. – Я его окликнула. Он развернул лодку и стал заводить мотор. Я выстрелила в мотор. Тогда он поднял со дна лодки карабин. Я выстрелила в карабин. Вот, ложу раздробила, – Инга сняла с плеча карабин и протянула его Конькову. – Я крикнула ему, если не причалит к берегу, продырявлю голову, как пустую банку. Он понял, что с ним не шутят. Вот и причалил.

– У кого вы взяли карабин? – спросил Коньков Кузякина.

– Зуев дал, – ответил тот, глядя себе под ноги.

– Врет он! – крикнул Зуев.

– А вы помолчите! – строго сказал ему Коньков и опять Кузякину: – Как вы здесь оказались? Куда шли?

Кузякин мотнул головой, как притомленная лошадь, и опять уставился себе на ноги.

– Кашевара Слегина шли выручать? Отвечайте! – повысил голос Коньков. – Зуев вас послал?

– Да. Сегодня утром…

– Сволочь! – крикнул Зуев.

– А мясо у кого брали? Тоже у Зуева?

– Да.

– Врет же он! Врет! – надрывался Зуев.

– Да чего уж там? – глянул на него виновато Кузякин. – Не все ли равно теперь?

– Дубина! – сказал Зуев и отвернулся.

– Где брали мясо? – спросил Коньков.

– Тут недалеко есть тайник. – Кузякин кивнул на Зуева: – Он сам покажет.

– Ладно… – зло покривился Зуев. – Я покажу… Но имей в виду – ты сейчас сам себя приговорил к смерти.

– Разговорчики! – прикрикнул на Зуева Коньков. – И Слегин там прячется?

– Там, – ответил Кузякин.

– Значит, ты шел, чтобы вывезти отсюда Слегина?

– Да!

– Врешь, мерзавец! Ты шел, чтоб его зарезать. Убрать, чтоб не проболтался, – сказал Зуев со злобным азартом.

Коньков посмотрел на Зуева, потом на Кузякина и спросил:

– Так кто же из вас троих стрелял в Калганова?

– Не знаю, – ответил Кузякин.

– Х-хе! Он не знает! – усмехнулся Зуев и кивнул на Кузякина: – Да он же, он убил Калганова.

– Это еще надо доказать, – исподлобья посмотрел Кузякин на Зуева.

– Идемте. Я докажу… – Зуев пошел впереди по речному берегу.

– Идите! – сказал Коньков, подталкивая Кузякина. – Разберемся…

Тайник оказался совсем неподалеку.

В полуверсте по реке вверх от устья Медвежьего ключа и метров на сто в глубь тайги стоял могучий тополь Максимовича, эдак обхвата в три. К нему и подвел всех Зуев и сказал:

– Здесь он.

Коньков осветил фонариком лесные заросли вокруг тополя, в надежде увидеть какую-нибудь избушку на курьих ножках. Но ничего такого не увидел.

– Где же тайник? – недовольно спросил он.

Зуев подошел к тополю и стукнул три раза по шершавой коре. И вдруг дерево открылось – дверь была врезана в ствол и замаскирована искусно набитой на доски корой. Из тополя выглянула испуганная физиономия; высвеченный фонарем, парень заслонился ладонью и спросил хриплым спросонья голосом:

– Это ты, что ли, Иван?

– Выходи давай! – сказал ему Зуев и, обернувшись, пояснил Конькову: – В тополе большое дупло. Я устроил в нем избушку.

Парень был маленький, шустрый; он вылез и таращил испуганные глаза на Конькова.

– Не ждал нас? – усмехнулся Коньков. – Вы – Слегин Иван?

– Ага! – с готовностью отозвался тот.

Коньков заглянул в дверь: в избушке, устроенной в дупле исполинского дерева, стоял топчан, столик, табуретка и даже «буржуйка», труба от которой отходила вверх, в дыру, невидимую за огромным суком. На перекладине над топчаном висели копченые окорока, а под ним и под столом лежали перебинтованные панты.

– Шесть пантов! – пересчитал их Коньков и сказал Зуеву: – А у тебя здесь промысел налажен.

Зуев промолчал.

– Как ты здесь оказался? – спросил Коньков Слегина. – Тебя же тигр слопал?

– Какой тигр? – испуганно переспросил парень и глянул на Зуева. – Я это… Иван меня сюда послал…

– Когда?

– Да вроде четыре дня назад. Я уже здесь и дни-то перепутал.

– А ты вспомни, и поточнее! – строго сказал Коньков. – Скажи все, подробнее. И не врать!

– А чего мне врать? Я мясо не крал. Я покупал его. Вот у них, – указал он на Зуева и Кузякина.

– Как ты здесь оказался? Почему ушел из бригады?

Зуев хотел было что-то сказать, но Коньков прикрикнул на него.

– Молчать! – и Слегину: – Говорите.

– Дак ночью, значит… Они шли на лодке вверх. А я еще не спал, на косе сидел. Вот мы и договорились: обратно пойдут – мяса мне продадут. Возвращались они на рассвете. Я вышел на косу. Дали мне мяса и говорят: мол, теперь сматывайся. Почему? А потому, говорят, что шухер. Утром приедет сюда Калганов, он по нашим следам идет, и станет пытать тебя – у кого ты мясо покупал? А я говорю – не скажу. Тут мне Зуев говорит: «Дурак! Вы вторую неделю изюбрятину варите. Ведь кто-то же проговорится из рабочих. Да они уж, поди, сказали ему. Он же тут околачивается». Я испугался. А Зуев еще добавил: «Он тебя потянет в милицию за незаконную покупку дичины. Там все скажешь. И получишь срок вместе с нами». Я чуть не заплакал: что ж мне теперь делать, говорю. А Зуев мне сказал: «Заблудись в тайге дней на пять. Пройди на Медвежий ключ и поживи в моем тайнике. Возьми с собой хлеба. Остальное все там есть. Не отощаешь. А Калганов уедет – я дам знать. Вернешься к себе на стан. Скажешь: плутал». Сейчас, говорю, хлеба возьму и дам деру. Но Зуев меня остановил: «Куда, – говорит, – ты, дурень? Сперва мясо свежее спрячь. Положь его в большую кастрюлю да прикопай возле воды, не то пропадет». Это я все сделаю, говорю. И хотел за кастрюлей бежать. А Зуев меня опять остановил: «Вот еще что, – говорит. – На Кривом Ручье свежие тигриные следы. Тут, мол, какой-то приблудный тигр появился. Кинь свою кепочку возле следа, а сам по ручью, по воде, топай на перевал. Оттуда спустишься к Медвежьему. Пусть думают, что тебя тигр слопал. Так будет вернее. Когда придешь в стан, еще посмеешься над своими». Я все так и сделал. А насчет того, что мясо покупал, не отказываюсь. Виноват, судите.

– А кто убил Калганова? – строго спросил Коньков.

– Как убили? Калганова? – испугался Слегин. – Когда?

– В то утро, когда ты бежал из стана.

– Я? Калганова?! Да что вы, товарищ лейтенант? – Слегин осекся голосом и всхлипнул: – Да я разве замахнусь на такого человека? Я ж совсем ничего не знаю!

– Ну? Так кто же из вас убил Калганова? – спросил опять Коньков, поочередно глядя то на Кузякина, то на Зуева.

– Не знаю, – сказал Кузякин.

– Зато я знаю, – с ненавистью смерил его взглядом Зуев. – Мы возвращались с мясом. Возле Бурунги, на косе, остановились. Я пошел домой, за женой приглядеть. А он в лодке остался. Пока я выяснял там с ней свои отношения, Калганов накрыл Кузякина. Он его и кокнул. Я слыхал выстрел. Когда прибежал – все было кончено…

– И тут выкручивается! – гневно сказала Инга.

– Чем докажете? – спросил его Коньков.

– Человек я запасливый. – Зуев прошел в свою избушку и вышел оттуда со вставным стволом, и, подавая его Конькову, сказал: – Убили Калганова из этого ствола. Проверить не трудно. Ствол нестандартный, пуля хранится у вас.

– Как он у вас оказался? – спросил Коньков, оглядывая этот вкладыш.

– Кузякин вынул его из своего дробовика и в реку бросил. А я уж потом достал его. Благо что вода неглубокая и светлая. Авось, думаю, пригодится.

– Какой негодяй! А сам вроде бы и ни при чем? Негодяй! – Инга всхлипнула и вдруг сорвала свой карабин с плеча.

– Инга! Не смейте! – крикнул на нее Коньков.

– Таких стрелять надо, как бешеных собак! – завизжала она, передергивая затвором.

Кончуга схватился за ствол и с трудом вырвал из ее цепких рук карабин.

Она зарыдала, забилась в истерике и упала на землю лицом вниз.

– Она больной немножко, – сказал извинительно Кончуга, передавая карабин Конькову. – Она целую неделю не спит… Вот какое дело.

– Инга, успокойтесь! – сказал Коньков, наклоняясь над ней. – Ведь слезами горю не поможешь. Вставайте! Пора идти.

Она не ответила, только рыдания стали судорожнее и ходуном ходили ее плечи.

– Пускай плачет, – сказал Кончуга. – Легче будет, такое дело. Вы идите. Все. Я здесь оставайся.

– Заберите панты, дверь тайника заприте, – сказал Коньков Путятину и Дункаю. – И пойдем к лодкам.

– А как насчет облавы? – спросил егерь.

– Облава отменяется. Как видите, тигр не виноват. Так что все по домам.

И они двинулись гуськом по тайге, все дальше уходя от лежавшей ничком на земле Инги и от Кончуги, сидевшего возле нее с трубочкой во рту и с карабином на коленях.

1969