Текст книги "Любовь и Разум"

Не ожидая сопротивления от Умарова, ещё более рассвирепев от боли, Ворон вторично отбросил Умарова к стенке.

Михаил принимал мощные импульсы от Умарова. Он понял, что в карцере происходит нечто неординарное.

Сообщив майору Дронову о подозрительной обстановке, Сапушкин попросил его срочно явиться туда с охраной. Дронов воспринял сообщение Михаила, как приказ и тотчас же с двумя сотрудниками направился в расположение карцера. Сапушкин ожидал их возле двери бунтарного помещения.

Открыв дверь, майор Дронов увидел неожиданную картину. Ворон стоял позади Вадима Петровича в дальнем углу карцера. Он левой рукой обхватил горло Умарова, а в правой руке держал нож.

–Воронов, брось нож и отпусти заключённого, – потребовал майор Дронов.

–Если сделаете ещё один шаг, я полосну по горлу этому доходяге.

Умаров не считался силачом, но он никогда не был, ни худеньким, ни слабым. Его до глубины души задели слова Ворона. Тем не менее, ему не хватало сил, чтобы освободиться от железной хватки соседа.

–Ты меня знаешь, майор. Я слов на ветер не бросаю.

–Что ты хочешь, Воронов?

–Я хочу свободы. Сейчас я вместе с моим дружбаном буду выходить отсюда. Ты, майор, прикажешь всем постовым покинуть свои рабочие места и открыть все двери для выхода. Мы спокойно идём на выход, а ты, майор, будешь в десяти метрах следовать за нами. Если произойдёт какое-нибудь замешательство или не выполнение твоего приказа, этому чудику не видать больше не только твоей марухи, но и любимой стряпухи, которая так вкусно готовит жрачку.

–Не дури, Ворон, – вмешался в разговор Михаил. – Здесь восемь постов – тебе не вырваться отсюда.

–Мне терять нечего. Я теперь буду идти до последнего. Если смерть, то – вдвоём. Мне не суждено жить, то и этому дорога туда же. А с тобой, моряк дальнего плавания, я буду разбираться отдельно. Жди.

–Отпусти Умарова, – по-настоящему испугавшись за жизнь своего подопечного, приказал Дронов.

–Теперь я буду командовать, шеф. Выйдите все за дверь. Отдай приказ постам, чтобы сделали свободную дорогу. Я долго ждать не собираюсь.

Нож, так знакомый Вадиму Петровичу, верой и правдой служивший его любимой жене, крепче прижался к горлу, угрожая в любую секунду полоснуть по нему.

Дронов посмотрел на Михаила в поисках защиты, или, хотя бы, совета. Но, и тот впервые оказался в такой неожиданной и опасной ситуации, и не знал, как поступить. Мысленный совет он не мог передать Дронову: Ворон сразу же уловил бы его, и дальнейшие его действия были бы непредсказуемы.

Сапушкин молчал и медленно стал выходить в коридор. Дронов понял это как согласие с требованиями Ворона и необходимостью покинуть караульными своих постов.

Михаил вместе с охраной и начальником тюрьмы отступили на десять шагов и освободили дорогу к выходу для вооружённого преступника.

Не раз, проходя по коридорам от наружного караульного поста до карцера и других тюремных помещений, Ворон знал этот путь и теперь уверенно шёл вперёд. Горло Умарова продолжало оставаться в опасной близости от острого лезвия ножа.

–Ты команду постовым передал, майор? – остановившись, спросил Ворон.

–Всё в порядке, Ворон, – за начальника тюрьмы ответил Михаил.

–Я не тебя спрашиваю, шестёрка. Что молчишь, майор?

–Шагай вперёд. Все получили мой приказ, – подтвердил Дронов слова Сапушкина.

Медленно, с оглядкой на сопровождение, парочка продвигалась по коридорам тюрьмы.

–Последний пост был автономным. Его охрана не подчинялась начальнику тюрьмы и, естественно, приказов от Дронова не получала.

Увидев необычную картину в виде двух обнявшихся заключённых и сопровождения в составе начальника тюрьмы, одного заключённого и двух служащих внутренней охраны, постовые сразу поняли, в чём дело и приготовились, в соответствии с инструкциями, решать эту проблему.

Ворон поверил в свою удачу. Все посты охраны благополучно преодолены, и впереди – заветные ворота. Дронов со своими служивыми не пытается препятствовать исполнению его плана. Ворон ослабил свою удавку на горле Вадима Петровича и потом совсем отпустил. Остался последний шаг и… всё. Вот она свобода! В двух шагах!

–Сейчас ты можешь уйти со мной или остаться здесь, – тихо говорил он Умарову, – выбор за тобой.

Вадим Петрович, почувствовав, наконец, отсутствие давления на горло, глубоко вздохнул, потом ещё раз, и ещё…

Он рванулся вперёд к контрольно-пропускному пункту, ожидая, что там будет его защита и освобождение.

Но, и Ворон был не промах – не впервой ему бывать в сложных жизненных переплётах. Он тут же бросился за Умаровым и в два прыжка догнал его, схватил за руку, потом снова за горло и крепко придушил.

В это время из охранного помещения выскочили двое вооружённых охранников и устремились на помощь Умарову.

Ворон понял, что на последнем охранном посту не сработал его план, и он звериным рыком прокричал:

–Стоять на месте. Ещё шаг – и я его прикончу.

Остановить бегущих охранников уже было невозможно. Ворон понял это и с остервенением всадил нож в правый бок Умарова.

С лёгким стоном Вадим Петрович сполз из объятий Ворона на бетонную дорогу.

Подбежал Дронов со своими служащими, тут же подскочила наружная охрана и Михаил Сапушкин.

Скрутили Ворону руки, надели на них наручники и положили его на землю рядом с Умаровым.

Миша подбежал к нему, перевернул на спину и спросил:

–Как Вы, Вадим Петрович? Вы меня слышите?

Умаров лежал с открытыми глазами, пытался что-то ответить Михаилу, но, сумел только пошевелить губами.

По распоряжению Дронова прибежали санитары с носилками и немедленно понесли раненого в лазарет.

–Ну, Ворон, моли бога, чтобы остался жить Умаров, иначе вышка тебе светит, – Михаил своими мощными руками схватил, тоже не слабого, Ворона и таскал его вправо-влево, словно пушинку.

Ворон, молча, без сопротивления, поддавался рывкам Михаила, потеряв, видимо, всякую надежду на только что ускользнувшую, свободу.

17.

Мирная, спокойная жизнь на Гениании, впервые за последние тысячи лет стала давать сбои. Генианцам пришлось решать ряд проблем, связанных с появлением землян на их планете. Сначала присутствие Михаила доставило некоторый дискомфорт в местную среду, потом Лютый своим поведением внёс полный разлад в идеальный, веками отлаженный, порядок. И, наконец, земная генианка Анюта – Калеона , сначала быстро вписавшаяся во все сферы их жизни, потом, вдруг, стала причиной возникновения семейного конфликта и частичного нарушения гармонии и структуры энергетической оболочки Гениании. И самое страшное, чего можно было ожидать от такого земного нарушения гармоничной жизни на планете, это вовлечение в конфликт коренного генианца Иллиана – Калеония.

Этот факт был особенно непонятен и не принят генианцами.

Калеоний попал в герметичную тюремную ячейку, давно превращённую в музей. Энергетически она была полностью изолирована от общего генианского пространства. Суровость её состояла в том, что, находясь в ней, осуждённый не имел общения с внешним миром. Никакие энергетические сигналы не могли проникнуть внутрь, так же, как и оттуда для внутренней энергии не было выхода. Питание для, находящихся внутри, существ через специальный канал поступало в виде порций энергии малой мощности.

Когда Калеоний появился в ячейке, его там встретил Лютый. Эта встреча двух старых знакомых не была похожа на первую их встречу в лесу, на Земле, когда и Анастас Одинцов впервые познакомился с гениацами.

Здесь, в тюремной ячейке, земной уроженец Лютый, был похож на генианца: тело осталось там, на Земле, а здесь присутствовала, существовала только его жизненная энергия.

Подавленное состояние энергетического сгустка Калеония сразу внесло коррективы в энергетическую атмосферу изолированной ячейки. Лютый, отбыв в ней определённый срок, и сам был не в радостном состоянии, но дополнительную угнетённость атмосферы почувствовал сразу.

–Здравствуй, Иллиан, – узнал Лютый появившегося Калеония. – Что такой пасмурный?

Лютый, не зная о генианском правиле получения нового имени при вступлении в брак, обратился к новому осуждённому по тому, первому имени, с которым Калеоний и его родители пребывали на Земле.

Калеоний помнил Лютого и знал о его теперешнем пребывании в тюремной ячейке.

На вопрос Лютого Калеоний не ответил, вспоминая события последних дней и, скучая по своей любимой Калеоне.

–Тебя тоже изолировали от генианского общества? Не знаешь местных законов? – снова с вопросом обратился он к Калеонию.

В ответ опять молчание.

–Презираешь? Не хочешь общаться со своим старым другом?

–Нам, Лютый, не о чём говорить. Мы с тобой на разных ступенях осуждения. Ты – преступник и сидеть тебе здесь долго-долго. А я – мелкий нарушитель, комиссия в ближайшее время пересмотрит своё решение. Я скоро буду на свободе.

–Замолвишь за меня словечко? Мы с тобой, хоть и на разных ступенях, но в одной ячейке. У нас там так не принято. В каталажке все должны помогать друг другу. Пусть ты здесь пахан, но, я же – друг по несчастью.

–Будешь находиться здесь столько, сколько определила тебе комиссия, – нехотя, отбивался Калеоний от притязаний Лютого.

–Может случиться так, что в следующий раз, будучи на Земле, ты тоже попадёшь в неприятную ситуацию, тогда и вспомнишь о взаимопомощи.

–Не будет такого, Лютый.

–Как знать, как знать, Иллиан. Всё течёт – всё изменяется. У нас, на Земле, говорят: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

Калеоний не стал отвечать и пререкаться с соседом по несчастью. Мысли его были полностью поглощены воспоминаниями о той, которая осталась за пределами ячейки, о его любимой Калеоне.

«Как она одна, без меня? – думал он, – мы не можем жить друг без друга. Потеря близкого, родного существа сокращает родственникам жизнь…. Надо вести себя здесь образцово, как предписано генианскими законами, чтобы комиссия скорее пересмотрела своё решение и освободила меня».

–Ну, ничего, погрустишь день-другой – по-другому будешь воспринимать нашу ситуацию, – не переставал терзать Иллиана соскучившийся по общению Лютый. – Мы с тобой ещё и побег отсюда устроим. Как ты на это смотришь?

Калеоний с удивлением и презрением слушал сумасбродные планы Лютого. Ему хотелось отделиться, спрятаться от этого назойливого, преступного элемента. Раздражение и злость на Лютого вместе с раскаянием и тревогой за любимую превращалось в такую гремучую смесь чувств, какую ни Калеоний, ни кто-либо другой на Гениании не испытывал в последнее тысячелетие.

–Что там, на воле? – снова начал приставать Лютый. – Жизнь налаживается? Как твоя земная жёнушка себя чувствует?

Этот вопрос о Калеоне был последней каплей, которая прорвала сдерживающие силы Калеония. Мощный всплеск энергии всколыхнул ровную, энергетическую атмосферу внутри ячейки. Вырваться наружу, за пределы герметичной оболочки, возникшая волна не могла, и вся её мощность обрушилась на энергетический сгусток Лютого.

После первого мощного всплеска раздражения, пошёл второй – более слабый, потом – третий и, наконец, всё успокоилось. Калеоний смог быстро восстановить равновесие своего энергетического потенциала, и атмосфера в капсуле приобрела первоначальное состояние.

–Вот так-то лучше, – почувствовав облегчение, сказал Лютый, – больше не дави на меня с такой силой, иначе тебе срок прибавят за издевательство над человеком.

Наступило время подпитки энергетики заключённых, и Лютый первым подскочил к каналу питания. Калеоний наблюдал за ним, удивляясь жадности и бесцеремонности земного изгоя.

Насытившись, Лютый отстранился от канала, предлагая Иллиану занять его место и насладиться скромным, тюремным, генианским обедом.

Калеоний, не теряя достоинства генианца, спокойно подключился к каналу подпитки и получил свою порцию жизненной энергии.

Некоторое время в капсуле-ячейке была послеобеденная тишина. Лютый, по привычке одиночного пребывания, решил подремать, насладиться сытостью.

Калеоний впал в некоторое благостное состояние, но грустные мысли не оставляли его и не давали возможности присоединиться к Лютому и обрести полусонный покой.

Попав в критическую ситуацию на Гениании, Лютый не изменил своего характера и не перестал быть сторонником нарушения законов общества, независимо от того, какое это общество и каковы его законы.

Возможности выбраться из капсулы-ячейки Лютый не видел, и всё время мучился от сознания того, что он, пахан земного преступного мира, так бесславно «прожигает» здесь свою жизнь.

Появление Иллиана в его сообществе, подтолкнуло его на поиски возможности использования мощного энергетического потенциала Иллиана для свершения побега, освобождения из герметичной капсулы. Лютый пока не знал, как выполнить задуманное, но желание было огромное, и надежды он не терял.

«Для начала надо мощный потенциал Иллиана ослабить, а ещё лучше – перекачать его энергию на себя, – рассматривал Лютый варианты. – Но, как это сделать? Хорошо, что капсула герметична, и никакое общение с внешним миром отсюда осуществить нельзя».

Одним из возможных путей, показавшимся Лютому реальным, является поглощение той порции энергии, которая отпускается на долю Иллиана в качестве ежедневного питания. Это воровство. Для Гениании оно ново, но для Лютого – то, что надо!

«Если я буду потреблять двойную порцию, свою и Иллианову, то это даст мне возможность значительно увеличить свой энергетический потенциал и уменьшить его у Иллиана, – размышлял Лютый. – Надо всё время опережать его и подключаться первым к энергетическому каналу подпитки. Если ему будет оставаться частичка энергии, он не догадается о моих планах. Будет думать, что нам обоим по каким-то причинам уменьшили питание. Да, это хорошо. Потом я смогу заставить его сделать то, что мне будет выгодно».

Калеоний всё время был в состоянии грусти, раскаяния и тоски по своей Калеоне. Он даже не пытался задуматься о коварстве Лютого. Генианский образ воспитания и само существование общества на миг не допускали мысли о возникновении какого-либо злодейства внутри герметичной тюремной капсулы-ячейки. По этой же причине, Калеоний не стал обращать внимания на хаотичные обрывки мыслей Лютого, которые, сквозь дремоту, доходили до него.

Надо было терпеливо и честно переносить заслуженное наказание. Это, и только это может быть доказательством осознания своей вины и досрочного освобождения из заточения. Такие естественные рассуждения и поведение Калеония могли быть залогом и надеждой на скорую встречу с любимой Калеоной и на восстановление нормальной семейной жизни.

Два существа: одно – земное-генианское, другое – чисто, генианское, находящиеся в заточении на планете Гениания, совершенно по-разному размышляли и строили планы на будущую жизнь.

Следующие несколько генианских дней атмосфера в тюремной ячейке была спокойной. Обмениваясь несколькими фразами в день, и Лютый, и Калеоний не проявляли друг к другу ни теплоты или уважения, ни оскорбления или ненависти. Казалось, сложившаяся ситуация обоих устраивала и будет оставаться такой до законного её завершения. Калеоний, в силу своего генианского воспитания и уважения законности и порядка, был убеждён, что его заточение скоро мирно закончится, и он покинет ненавистную ячейку вместе с её земным обитателем.

Лютый, совсем наоборот, приступил к осуществлению своего задуманного плана и верил в его успешный исход.

Каждый день, при приближении времени подпитки, так называемого на Земле, времени кормёжки, Лютый приближался к каналу питания и первым потреблял почти всё, отпущенное на двоих количество энергии. Небольшую частицу её он оставлял Иллиану, чтобы тот мог существовать дальше. Хитрость и вредность представителя Земли была совсем не понятна и не раскрыта жителем сверхразумного генианского общества.

–Как ты себя чувствуешь, Иллиан? – время от времени спрашивал Лютый напарника, хотя стал замечать «недоедание» его и ослабление энергетического поля.

Калеоний не мог себе представить, что находящийся рядом с ним преступный элемент, умышленно делает вред, потребляя большую часть поступающей для двоих энергии.

«Тюрьма – есть тюрьма, – думал Калеоний , – здесь недоедание – тоже является элементом наказания».

Лютый замечал, что его энергетический потенциал стал значительно превосходить потенциал Иллиана. Он начал чаще обращаться к, слабеющему генианцу, спрашивать его о том, о сём и, одновременно, подавлял его мышление.

–Ты уже стал забывать свою Анюту, – говорил он Иллиану, – она там тоже без тебя не скучает.

–Да, я начал привыкать жить без неё, – нехотя, соглашался Иллиан-Калеоний. – Думаю, ей без меня там тоже неплохо. Она собиралась посетить родителей на Земле. Наверно, она у них и уже не собирается возвращаться ко мне. Зачем я ей? Нарушитель законов! Арестант!

–Я тоже так думаю. Земные девочки ненадёжные. Уж я-то их знаю, – подтвердил Лютый неуверенность Иллиана, – чуть что, сразу переметнутся к другому.

–Не знаю. Мы так любили друг друга. Если бы она осталась здесь, на Гениании, мы бы снова стали жить вместе. У нас нельзя разрушать семью. Это не по закону.

–Да, законы нарушать плохо,– с сарказмом в голосе подсказывал Лютый. Ему было выгодно внушить Иллиану чувство безысходности, соглашательства с ним во всём и, в конце концов, подчинения его воле.

Прошло ещё немало коротких генианских дней. Лютый уже убедился в полной готовности Иллиана подчиняться ему. Каждое слово, предложение получали полную поддержку. Иллиан был слаб. Недостаточное питание сделало его настолько податливым, что Лютому стала казаться его полная неспособность мыслить и высказываться самостоятельно. Хитрость и дерзость Лютого, выработанные им за годы скитания по земным тюрьмам, сделали своё дело. Теперь можно уверенно управлять этим генианским преступником.

–Послушай, Иллиан, – продолжал обработку Лютый, – ты любил свою ненаглядную жёнушку.

–Я её и сейчас очень люблю.

–Вот я и говорю. Твоя любовь не умирает. Ради неё ты готов пожертвовать собой. Правда?

–Конечно. Я умру, если понадобится, чтобы вернуть мою любимую.

–Зачем же тогда возвращать её, если ты хочешь умереть? Надо бороться за любовь. Так у нас на Земле принято. Любовь – превыше всего. Выше законов, главнее разума.

–Я согласен. Ты умнее меня, Лютый. И правила жизни на Земле справедливее генианских.

–Вот и хорошо, что ты теперь это понял.

–Но, пока я здесь, я не могу бороться. Я не знаю, что мне делать. От недостатка питания, от горя я стал совсем бессильным.

Слова Иллиана для Лютого были, как бальзам на душу. Он окончательно понял, что Иллиан готов действовать так, как он ему прикажет.

–Теперь надо ждать, когда твоя комиссия посчитает, что хватит тебя держать в темнице. Преступление твоё не велико, и ты сполна расплатился за него, находясь здесь.

Дни на Гениании пробегают один за другим незаметно. Находясь в герметичной капсуле без малейшей связи с внешним миром, Лютый и Калеоний потеряли не только счёт, но и элементарную смену дней и ночей. Только время подключения источника питания чётко отслеживалось Лютым и непременно использовалось для своей выгоды. Он не пропускал таких мгновений, и Калеоний тоже, вслед за ним, не спеша, подтягивался к каналу подпитки и поглощал остатки неиспользованной напарником энергии.

–Когда придёт время твоего освобождения, – поучал Лютый внимательно слушающего Иллиана, – скажешь этим освободителям, что ты не хочешь свободы без меня. И ещё скажешь, что я полностью осознал свою вину и готов начать новую жизнь по генианским законам. Также убедишь их, что я очень разумный человек и принесу пользу генианскому обществу. Ты понял меня, Иллиан?

–Я тебя хорошо понимаю, Лютый, – соглашался Калеоний, – без тебя не хочу никакой свободы. Ты мне стал лучшим другом, и только ты поможешь вернуть мою любимую землянку. Тебе легче будет договориться с ней. Вы оба земляне и понимаете друг друга.

–Вот это правильно, Иллиан. А если твои освободители не захотят выпустить меня отсюда, мы поднимем бучу. Подключим сюда твоих родителей Иллиания и Иллиану. Я думаю, они поддержат своего сыночка и встанут на нашу сторону.

–Непременно, Лютый. Ты – гений. Так основательно всё продумал, что у комиссии не будет другого выхода, как выпустить нас обоих.

–Не обольщайся, Иллиан, В этом деле могут быть разные повороты, и мы должны быть готовы к любому варианту.

–Лютый, как тебя звали на Земле?

–Николай Егорович, если я правильно помню. Чаще меня звали Колян.

–Вот и я буду тебя звать Колян. Я восхищаюсь тобой и хочу быть твоим верным другом.

–Мы уже друзья, Иллиан. Кореша, как у нас называют друзей.

Лютый не рассчитывал на такой колоссальный успех своего предприятия по перевоспитанию генианца. Теперь он может полностью рассчитывать на его помощь и сотрудничество.

–Я хочу стать землянином, кореш. Мне больше нравятся ваши законы, ваш образ жизни. И моя Калеона будет рада жить вместе со мной и рядом со своими родителями.

–Вот это правильное решение. За это мы и будем бороться вместе. Только, как ты будешь жить на Земле, ведь у тебя нет тела? А без тела у нас не живут, – задумался Лютый и тут же понял свою ошибку, опрометчиво подбросив Иллиану мысль о невозможности его жизни на Земле.

–Хотя, нет. У нас всё можно купить, были бы деньги. И тело – тоже, – немножко глуповато, но, всё-таки выкрутился Лютый. – Мы здесь насобираем драгоценных камней, а их у вас навалом, и там будем продавать. Тут тебе и деньги будут и тело тоже. Какое захочешь! Молодое или постарше. Даже девочкой можешь стать.

–Нет, девочка у меня уже есть. Моя любовь.

–Как хочешь, моё дело – предложить.

–Может быть, я и родителей заберу с собой на Землю, – разошёлся в своих мечтах и фантазиях Калеоний. – Мы вместе там создадим генианскую колонию. Будем учить вас, и учиться вашей жизни.

Так далеко Лютый не заходил в своих планах, и мечты Иллиана показались ему чрезмерно фантастическими и несбыточными.

–Посмотрим, Иллиан. Может быть, ты прав, – Лютый решил подыграть своему корешу, – а у родителей есть друзья, лучшие друзья. Они тоже захотят жить в иллианской колонии. Представляешь, какая жизнь начнётся? Наладим постоянно действующий канал по переброске ваших несметных богатств на Землю, и жизнь там устроим такую, какая вам и не снилась на вашей Гениании.

–Это прекрасно, – продолжал мечтать будущий землянин, – жить на вашей прекрасной планете! Всем вместе!

–Потом ваша колония разрастётся, и мы Генианию превратим в филиал нашей планеты. Жизнь на Земле будет раем. Богатства несметные! А мы с тобой, корешок, стоим во главе! Самые главные паханы! Все нас уважают, подчиняются, слушаются.

Лютый, сам того не замечая, начал подсознательно считать правдой то, о чём говорил. Ему так хотелось в это верить, что фантазия выглядела, как реальное будущее. В этой фантазии воплотились все мечты и планы прожитой на Земле жизни Лютого.

Время неумолимо шло вперёд. Лютый с Иллианом больше не обсуждали планы. Они уже стали частью жизни, их совместной жизни на сегодня и на всё будущее время.

Стука ключей, лязга замков и запоров, как в тюремных камерах на Земле, не было. И Лютый, и Калеоний почувствовали ослабление давления замкнутого энергетического поля тюремной ячейки. Свежий поток внешней энергии, как лёгкий ветерок, ворвался в жизненное пространство двух странных друзей-заговорщиков. Оба сразу поняли – вот оно освобождение! Вот шанс обрести сейчас всё, о чём мечтали. О провале планов ни на секунду, ни один из них не задумывался.

–Калеоний, – услышали друзья обращение к генианцу, – комиссия вынесла решение об освобождении тебя досрочно за примерное поведение и отсутствие тяжкого обвинения.

«Как они могли узнать о примерном поведении Илиана? – сразу задумался Лютый. – Что-то у них не в порядке с наблюдением или с законностью решения комиссии. Всё, как у нас на Земле. А ещё считают себя сверхгениальным образованием! Ну, и ладно. Это мне на пользу».

–Ты можешь покинуть ячейку и быть вполне свободным, – продолжали оглашать решение комиссии члены исполнительной службы.

–Я не могу покинуть ячейку без моего кореша Лютого. У него тоже было примерное поведение, – подтвердил Калеоний серьёзность ранее выработанных с Лютым планов. – Он достоин того, чтобы жить на свободе и в том месте, где ему захочется.

–По поводу заключённого землянина не было решения комиссии и, думается, в ближайшее время такого решения не предвидится.

–В таком случае, я остаюсь здесь и разделю судьбу кореша Лютого, – не отступал Калеоний.

Лютый, молча, слушал переговоры генианцев и не хотел вмешиваться в их диалог, чтобы не испортить задуманное дело.

–За невыполнение решения комиссии тебе могут добавить срок пребывания в тюремной ячейке. Это серьёзное нарушение наших законов, и оно чревато последствиями, – пригрозили члены исполнительной службы.

–У меня к вам одна просьба: сообщите родителям о моём решении остаться здесь до полного освобождения Коляна. Мы – друзья, и будем вместе испытывать лишения.

«Вот это да! – подумал Лютый, – не часто встретишь таких корешей на Земле! Чтобы пожертвовать свободой ради дружбы! Это надо ценить.

После слов Калеония оболочка герметичной ячейки затянулась, и друзья вновь почувствовали замкнутость пространства.

Оба молчали, не зная, как реагировать и оценивать только что происшедшее событие. Но оба были довольны своими действиями.

Члены исполнительной службы немедленно сообщили в комиссию о сложившейся ситуации при освобождении Калеония.

–Как это понимать?

–Он не хочет выходить на свободу?

–Вы его правильно поняли?

–Такого в практике нашей планеты, кажется, ещё не встречалось.

–Какие у него требования?

–Чем Калеоний мотивирует своё решение?

Вопросы и комментарии от членов комиссии сыпались один за другим.

–Мы правильно его поняли, – был твёрдый ответ от членов исполнительной службы. – А мотивирует он тем, что не хочет оставлять первого земного арестанта в тюремной ячейке. Он, говорит, мой друг, и я выйду отсюда только с ним.

–Неслыханно.

–Возмутительно.

–Это позор для всей нашей, идеально построенной, планеты.

–Надо немедленно доложить об этом поступке родителям Калеония. Пусть примут соответствующие меры.

Возмущениям членов комиссии не было предела.

–Он и сам просил сообщить родителям о своём решении.

Любые перемещения и информационные сообщения на Гениании происходят молниеносно. О невиданной выходке Калеония немедленно была доставлена информация его родителям Иллианию и Иллиане. И, хотя Калеоний, их сын, уже был отделён от семьи предков, всё же они с понятным беспокойством восприняли неожиданное решение Иллиана-Калеония.

–Такого не может быть, – говорил Иллианий.

–Я не могу понять этого, – была в недоумении и мать.

–Надо срочно связаться с Калеонием и выяснить причину возмутительного поступка, – принял решение отец.

–Вы можете согласовать этот вопрос с комиссией и по их рекомендациям получить встречу с сыном.

На следующий день членами комиссии было выдано разрешение на новое вскрытие тюремной ячейки для встречи родителей с Калеонием.

Обеспокоенные, расстроенные и возмущённые поведением сына, Иллианий и Иллиана, вместе с членами исполнительной службы, появились перед входом в тюремную ячейку. Необычная процедура вскрытия законсервированной тысячи лет тому назад, герметичной, тюремной ячейки, уже в который раз происходила с появлением землян на планете Гениании. Из ряда вон выходящее, событие становилось привычным, как для исполнительной службы, так и для всей системы контроля и наблюдения за порядком и состоянием законности на планете.

Когда «открылся вход» в капсулу, и была нарушена герметичность, тотчас состоялся контакт энергетических сгустков Калеония и его родителей. Лютый тоже почувствовал появление в капсуле новых источников энергии.

–Что происходит, Калеоний? – обратился к сыну отец.

–Это правда, сынок? – более эмоционально прозвучал вопрос матери.

–Закончился срок моего содержания под стражей, – издалека начал свой ответ Калеоний. – Члены исполнительной службы предложили мне покинуть это отвратительное помещение.

–Мы это знаем. В чём дело? Почему ты не хочешь выйти на свободу? – спросил Иллианий.

–Я здесь делил все невзгоды с моим напарником. С Лютым. Мы теперь стали корешами, лучшими друзьями. Он хороший товарищ, и я не могу выйти отсюда, оставив его в изоляции.

–Но, ведь, срок ему определила комиссия, и только по её решению может быть он сокращён или продолжен.

–Отец, – решил отстаивать Калеоний своё неординарное решение, – наказание даётся нарушившему закон субъекту не для того, чтобы, формально, на определённый срок он был изолирован от общества, а для того, чтобы он осознал свои ошибки или преступления и встал полностью на путь честной и справедливой жизни. Мой кореш стал таким. Он хочет выйти отсюда и помочь мне соединиться с моей любимой Калеоной. Разве не таковы законы Гениании? И не ты, ли – мой отец, учил меня бескорыстной дружбе и взаимопомощи?

–Да, сынок, ты прав, я тебя этому учил, и сам жил по таким правилам.

–Вот и помоги мне освободить моего друга Лютого и вместе с ним выйти на свободу.

–Прежде, чем принять какое-то решение, я хочу убедиться в том, что этот твой кореш, как ты говоришь, действительно осознал свои проступки и в дальнейшем не повторит ничего противозаконного.

–Отец, я здесь постоянно был вместе с ним и узнал его досконально. Неужели, ты мне не веришь? Кроме того, Лютый – землянин, и он после освобождения вернётся на свою планету. А на нашей Гениании, снова будет, как и тысячи лет, считаться музеем тюремная ячейка-кокон.

–Действительно, Иллианий, – вступилась за Калеония мать, – поверь сыну и помоги ему вместе с другом выйти на свободу.

–Вы меня убедили, и я выступлю перед комиссией с требованием вашего освобождения, – согласился отец с доводами сына и просьбой жены.

Лютый, как и прежде, молча, наблюдал за переговорами родителей с сыном и был доволен проведённой ранее обработкой Иллиана. Он чувствовал и понимал, что, несмотря на разум и гениальность жителей этой планеты, с ними можно сражаться и даже побеждать. Здесь надо применять хитрость, обман, изворотливость, и победа будет возможна. Генианцы уже давно не только утратили такие качества, но и потеряли способность воспринимать их и бороться с ними.

Примерно так размышлял Лютый и был признателен Иллиану за его твёрдую позицию в переговорах с родителями. Самому Лютому хитрости и изворотливости было не занимать, он уже давно научился мыслить таким образом, чтобы энергия мысли не выходила за пределы его собственного энергетического сгустка. Никто, из рядом находящихся субъектов, не получал от него мыслительной энергии и не мог понять его задуманные планы. Школа Одинцова и земные общения с генианцами дали свои результаты.

–Спасибо, отец. Я не сомневался в твоей поддержке, – радостно согласился Калеоний со словами Иллиания. – Не имеете ли вы какие-нибудь сведения о месте нахождения моей Калеоны и о её состоянии?