Текст книги "Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания"

Некоторые люди, желавшие угодить, говорили, что моя общественная деятельность началась с должности секретаря комитета комсомола МВТУ. В таких случаях я всегда напоминал, что в МВТУ я никогда не поднимался выше заместителя секретаря комитета комсомола, секретарями были люди более достойные, яркие, талантливые, очень сильные ребята. Горько и обидно, что многих из них уже нет на этом свете.

Вот, например, Толя Ганичев, секретарь комитета комсомола МВТУ. Он был с факультета «М». Это закрытый факультет, где готовили ракетчиков. Любопытнейшая судьба. Мальчишкой Толя Ганичев снимался в нескольких кинофильмах. Был он исключительно обаятельным и открытым человеком. После комсомола сумел отбиться от настойчивых предложений работать по партийной линии (обычная судьба секретарей комитетов комсомола крупных вузов). Он посвятил себя науке. Многого успел добиться. Но, к великому сожалению, рано умер. Убежден, что его ожидала высокая судьба. У этого человека я многому научился.

И вот что интересно: я, задержавшись в комсомоле на многие годы, как-то прошел мимо многочисленных гадостей, которыми отмечена жизнь партийного работника. Думаю, что это не случайно. У нас в МВТУ, где формировалось наше представление о смысле и порядке жизни, этих низостей не было, ну почти не было, а если случалось нечто подобное, то единодушное отношение к этому было до крайности презрительным и нетерпимым. А человек, который какую-то мерзость затевал, долго в МВТУ не задерживался.

Несколько слов о Вадиме Тищенкове, я уже называл эту фамилию. Его очень любил Егорычев, да и все, кто его знал. К сожалению, Вадим тоже довольно рано умер. Когда он был секретарем комитета комсомола института, то был избран членом ЦК ВЛКСМ, и мы все, комсомольцы-студенты, старались ему подражать. Он всегда был рядом с нами. Когда случались знаменитые призывы на комсомольские стройки, в стройотряды, на целину, наши секретари никогда не ограничивались агитационными речами и формированием отрядов, они обязательно ехали сами и честно, как все остальные, работали. Нам было хорошо с ними.

Наш механико-технологический факультет был громадным. Полторы тысячи человек. В МВТУ всегда набирали много студентов, но немало и отчисляли. Кого-то исключали за «хвосты» и нарушение дисциплины, кто-то сходил с дорожки сам, не все выдерживали, учиться у нас было трудно. Мы в комсомоле считали себя обязанными всеми силами бороться против отсева студентов и боролись за повышение успеваемости.

Мы были максималистами и фантазерами, пытались изобретать какие-то новые способы воздействия. Старались делать по-своему. Результатов мы добивались, но о некоторых случаях я сейчас искренне жалею.

Вот, например, проводили мы общее факультетское комсомольское собрание. Ну где вы найдете зал на полторы тысячи человек? У нас в училище такого не было. Договорились, упросили коллег дать нам для собрания актовый зал МГУ на Ленинских горах.

Полторы тысячи человек собираются в зале университета. Комсомольское собрание называется так – «Будущее не придет само, если не примем мер, за хвост его, комсомол, за жабры его, пионер». Хотелось, чтобы собрание было необычным, открытым и боевым. Но главное – откровенный разговор по делу, а основное дело студента, конечно, учеба. Так что сразу берем «хвостиста» за хвост.

Опять же если такая острая тема собрания, то нужно подумать, как его сильнее и ярче начинать? С проникновенного выступления декана или мудрой нотации парткома? Нет, это все уже было и нас, конечно, не вполне устраивало. Мы выбрали для разбора одного знаменитого нашего «хвостиста» (все знали, что папа у него замминистра), который нередко дурака валял, плохо учился, прогуливал лекции. Меня отрядили поехать к нему домой и пригласить на собрание отца.

Ну, я поехал. Отцом «хвостиста» оказался приветливый и симпатичный пожилой человек (примерно моего нынешнего возраста). Я его официально пригласил на наше собрание.

Он пообещал прийти и не обманул, хотя ему нетрудно было найти повод, чтобы не приехать. Он был настоящим мужчиной и прекрасно понимал, что ничего приятного его на собрании не ожидает. Об этом я честно его предупредил.

Он не только сидел и слушал, как разделывают его сыночка, но выступил сам и пообещал (за себя и сына) исправиться. И ведь действительно, этот парень стал хорошо учиться и впоследствии с блеском защитил диплом. Одним словом, результат был достигнут, но…

Но теперь, оглядываясь назад, я не без досады думаю о том, как тяжело пришлось этому немолодому человеку, занятому на сложной и ответственной работе, присутствовать на весьма жестком разборе учебы и поведения его сына. Думаю, что это собрание отняло у него, возможно, не один год жизни.

Мне сейчас как-то даже неудобно за наше тогдашнее мероприятие, и хотя уже явно поздно, хочется извиниться перед этим симпатичным человеком за наш бессознательно жестокий юношеский максимализм.

С другой стороны, может быть, это и стоило сделать. И не ради одного этого парня, а ради всех наших комсомольцев, которые вместе с этим «хвостистом» и его отцом пережили несколько десятков очень неприятных минут. Тогда-то я не сомневался, что мы все делаем правильно. А вот сейчас, прожив жизнь, очень сомневаюсь в необходимости данного «мероприятия».

Одним словом, жили мы в своем замечательном МВТУ по-всякому и поступали пусть и не всегда правильно, но всегда искренне.

Мы видели цель и к ней стремились. Нам бывало и хорошо и плохо, но никогда не было скучно, мы не знали равнодушия.

Последние годы я учился легко, получал повышенную стипендию, все у меня было как надо.

Все, да не все. Получилось так, что за всеми комсомольскими и прочими общественными делами я сам пропустил время защиты диплома. Все ребята защитились, а я не был готов, и мне пришлось отложить защиту на пару месяцев.

Диплом у меня был непростой – проект восьмишпиндельного станка-автомата для обработки сложных деталей. На обычном станке делают одну операцию, а на восьмишпиндельном можно обрабатывать сразу восемь различных деталей, устанавливая для каждой свой инструмент.

Идея эта родилась во время практики на Московском шарикоподшипниковом заводе (ГПЗ-1). Я работал там помощником мастера-станочника, у меня было два или три станка, и я постоянно между ними бегал, постепенно осваивая свои непростые обязанности. Со временем дошло до того, что, когда я работал, мастер мог пойти курить, зная, что я его не подведу. Но уже тогда мне эта беготня не нравилась, и я подумал, насколько было бы удобнее, если бы все операции производились на одном станке. Так постепенно и появилась идея восьмишпиндельного станка-автомата, которая в итоге превратилась в мой институтский диплом.

Преддипломную практику проходил на Киевском заводе станков-автоматов имени А. М. Горького. По нынешним временам, когда компьютеры управляют десятками сложнейших станков и целыми конвейерными линиями, моя разработка уже не покажется чем-то очень уж передовым, но по тем временам это было интересное и довольно сложное техническое решение. Повозиться пришлось изрядно. Ну а кроме обязательной дипломной программы я успел изъездить на велосипеде и обойти пешком весь Киев и на всю жизнь полюбить этот совершенно неповторимый замечательный город.

Осень была в самом разгаре. Неописуемой красоты бульвары сияли всеми оттенками золотого, оранжевого и багряного. Чудное время!

Мы жили в общежитии политехнического института. Рядом зоопарк, киностудия. До завода рукой подать – пара трамвайных остановок. Этого завода станков-автоматов сейчас уже нет. Жаль. Очень жаль.

Когда бываю в Киеве, скажем, на фирме Антонова, то как раз проезжаю мимо… он слева там… вернее, то, что от него осталось. Теперь здесь все благоустроилось. Трамваи больше не ходят, не гремят, метро появилось, новых жилых домов настроили. Внешне, надо признать, вроде бы все хорошо, но не для меня. Когда был завод, все выглядело родным. Всегда шапку снимаю, когда проезжаю мимо…

Защищал диплом на кафедре станков-автоматов, где заведующим был профессор Григорий Арутюнович Шаумян. Вот еще один великий человек в МВТУ – Шаумян.

Руководил моим дипломом его ассистент – Владимир Николаевич Васильев. Мой давний знакомый, член комитета комсомола, человек с очень своеобразным характером. Это в комитете комсомола он был для меня просто Володя, а тут, когда я приходил к нему и показывал готовые листы моего станка, он был уже Владимир Николаевич, и вообще – не подступись. Периодически он меня крепко и громогласно драил и шерстил, причем не всегда по делу. Он, видимо, считал это полезным и даже необходимым, чтобы никто не подумал, что вот, мол, один комсомолец другого проталкивает.

Потом он защитил докторскую диссертацию. Превратился в профессора и работал за границей от Госкомнауки, а затем вновь в МГТУ имени Н. Э. Баумана…

Теперь пришло время рассказать о Бауманском райкоме комсомола, где я начал работать сразу после института.

Очень не хотелось мне идти на эту работу. Я тогда мечтал быть инженером-конструктором, и после восьмишпиндельного автомата хотелось проектировать еще более совершенные станки и оборудование. Идей было хоть отбавляй. Комсомольскую же работу я всегда любил, но считал делом побочным. Интересным, конечно, и полезным, но не главным. Но кто в молодости знает, что главное, а что второстепенное?

Наш дорогой райком… Наш дорогой Бауманский райком! Нет, не потому, что мы стареем и память ярко высвечивает то, что было давно. Помним, боготворим и бесконечно благодарны пристани нашей молодости, нашего комсомольского братства 50–60-х годов прошлого (уже прошлого!) столетия. Мы были молоды, горячи, одержимы, но какое счастье и сегодня, спустя столько лет, вспоминать о своих товарищах и друзьях. О каждом из них можно написать отдельную книгу. В их судьбах – биография нашей страны, которая поднимала к высотам простых, скромных ребят и девушек.

Моя работа в Бауманском райкоме начиналась при Татьяне Петровне Новиковой (потом Архиповой), которая прошла уникальный путь от секретаря Бауманского райкома комсомола, работника Бауманского райкома партии, первого секретаря Октябрьского райкома КПСС до заведующей отделом пропаганды Московского горкома партии. Редкий человек, порывистая, умная, «сумасшедшая Таня», как мы в шутку звали ее между собой, работала много и увлеченно. Все вокруг нее кипело, все должно было делаться именно как требовала Новикова. Ее предшественники тоже очень неплохие сотрудники: Виктор Стукалин, Юра Бочаров, выпускники МВТУ имени Н. Э. Баумана, также оставили яркий след в жизни районной комсомольской организации. Взять хотя бы Дмитрия Дмитриевича Дёминова, которого через какое-то время на посту первого секретаря райкома сменила Татьяна Петровна Новикова. Он окончил Московский строительный институт, работал на различных должностях в строительном комплексе Москвы, стал начальником Главмосстроя. Виктор Стукалин был чрезвычайным послом, заместителем министра иностранных дел, а Юра Бочаров – доктор технических наук, профессор, вернулся на работу в МГТУ имени Н. Э. Баумана.

Я, помнится, отказывался, сколько мог, на бюро Бауманского райкома партии, когда рассматривалось назначение вторым секретарем райкома комсомола заместителя секретаря комитета комсомола МВТУ, кандидата в члены КПСС Пастухова Бориса. В самом начале держался я весьма независимо и, может быть, даже чуточку нахально. Меня, распределенного в систему средмаша инженера-конструктора, на райком? Конечно нет! Но вот за длинным столом бюро райкома поднялся Александр Васильевич Афанасьев, председатель нашего Бауманского райисполкома. Огромный детина, он вышел из московских ломовых извозчиков. Ударив по столу своим могучим кулачищем, да так, что подпрыгнул не только чернильный прибор председательствующего, но и сам наш ведущий, рявкнул: «Исключить из партии этого нахального молокососа!!!» Я, естественно, дал задний ход. Утверждение состоялось. Началась моя райкомовская жизнь.

В ней было всякое: и радости, и огорчения. Не было только равнодушия, уныния. И еще на работе в райкоме никогда не было бутылок, выпивок, сплетен за спиной. А тот памятный агитационный прием А. В. Афанасьева я и сам использовал не однажды, когда надо было «кадрить» в райком Ольгу Грекову, Валерия Жарова и некоторых других. Мы жили одной семьей. Замечательные ребята Саша Набюлин – слесарь-сборщик авиационного опытного завода, Наташа Бондарчик – из работящих пионервожатых, Стас Гавриленко – инженер, Алик Алхимович – воспитатель строительного общежития и другие, чьи имена и образы бережно хранит моя память.

Новая Басманная улица, наш райком на первом этаже в одном здании с партийной и советской властью района. Потом все переехали, а райкомовские окна одеты сегодня в металлическую решетку – там теперь подразделение МВД.

Новая Басманная – район моей любви. Сколько всякого видела эта хорошо известная московская улица! Рядом с райкомом – старое здание – полицейский околоток, а потом отделение милиции, куда приводили арестованного Владимира Маяковского.

Или вот такой эпизод. Это было в 1958 году. Последнее воскресенье июня было объявлено Днем советской молодежи – крупнейший молодежный праздник в истории страны и конечно же каждого московского района. Мы решили удивить всех массовым шествием молодежи от райкома на Новой Басманной до стадиона «Строитель»: колонны с оркестрами, представители комсомольских организаций района с флагами, да и все желающие. Впереди колонны для участия в матче с рабочей командой района должны были идти – в спортивной форме с медалями и значками мастера и заслуженного мастера спорта – футболисты «Спартака», многие из которых совсем недавно стали олимпийскими чемпионами, в «Спартаке» их было около десятка.

В один прекрасный день в райком комсомола были приглашены старший тренер «Спартака» Николай Петрович Старостин, капитан команды Никита Симонян и комсорг Игорь Нетто, великие имена которых до сих пор на слуху у настоящих болельщиков.

Беседуем в райкоме, а разговор не клеится. Выходной день, лето, а тут надо идти в трусах и майках на стадион, а там еще два тайма по 45 минут после митинга гонять мячик с работягами? Нет, это не для великих мастеров «Спартака». Чувствую такое настроение и спрашиваю:

– Друзья, ну вы как?

– Нет, мы не можем, – говорит Старостин, – у нас запланирован выезд в Красногорск – коммерческий матч, немножко заработаем и отдохнем. Где же вы были раньше?

– Адресуйте этот вопрос к советской власти, к ЦК КПСС (это они учредили День молодежи). Игорь (обращаюсь к Нетто), вот ты любишь собирать пластинки, в отличие от своего товарища по сборной Льва Яшина, который коллекционирует галстуки. Нам известно, что из каждой поездки за рубеж ты привозишь уникальные пластинки. Но ты имей в виду, никакой помощи от райкома, никаких характеристик вам не будет, если вы сорвете нам праздник. Думайте, размышляйте, дорогие друзья.

После этого короткого и бурного разговора Николай Петрович, как старейшина, самый уважаемый спартаковский деятель, говорит:

– Ладно, мы согласны.

И в воскресенье Новую Басманную заполонили частные автомобили спартаковских мастеров, в которых они переодевались из цивильных костюмов в спортивную форму. При каждом мастере был мальчик-адъютант с чемоданчиком, из которого извлекались медали, в том числе золотые чемпионские Советского Союза и Олимпийских игр. Народу на Басманной и на стадионе, понятное дело, было видимо-невидимо. Первый тайм «Спартак» без труда выигрывает 3:0.

В перерыве в раздевалке я говорю Старостину:

– Николай Петрович, вы что, решили испортить праздник? Это же не сборная Югославии, а наша районная рабочая команда, ориентируйтесь. – Виноват, конечно, понимаю, что заслуживаю глубочайшего осуждения как организатор «договорника» – договорного матча, но ведь это было не первенство страны, а массовый молодежный праздник.

– Ладно, сделаем все как надо, товарищ секретарь, – через губу, но все же пообещал Старостин.

Матч закончился со счетом 3:3. Все были по-настоящему счастливы…

Мы влюбились тогда в этих замечательных мастеров и хороших людей. Дружили и продолжаем дружить с теми, кто еще на этом свете, а весь райком стал коллективным болельщиком московского «Спартака».

Жизнь продолжается. Новая Басманная жива и никогда не будет забыта.

В наши райкомовские годы в Бауманском активе был Сергей Молокин, секретарь комсомольской организации Государственного центрального института физической культуры (ГЦОЛИФК). У него была интересная особенность – постоянный и неизменный тост. И во всех случаях, когда нам приходилось вместе поднимать рюмку, я слышал от него одну и ту же фразу: «За мужество!»

Те, кто уже не раз этот тост слышал, отмахивались от него: «Ну что ты заладил?!» Но Серега стоял на своем: «Ребята, за мужество!..»

Долго не везло институту физкультуры на комсомольских секретарей. И партком принял тогда единственно правильное решение – рекомендовать секретарем комсомольской организации ГЦОЛИФКа молодого коммуниста. Им стал Сергей Михайлович Молокин, преподаватель, ассистент кафедры лыжного спорта. Был он в то время возраста уже не комсомольского. Но, как спортсмен и преподаватель, пользовавшийся большим авторитетом, он сумел подобрать своих товарищей по комитету, обрасти активом, и дело пошло.

Открытый, ясный, принципиальный, физически сильный парень был очень симпатичен. Мы подружились. Сергей был истинным москвичом. Он был из тех, кого мы видели в выпусках кинохроники военных лет – мальчишки, что стоят на деревянных ящиках за токарными станками, едва дотягиваясь до ручек суппортов. Своей первой наградой – медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» – Сергей очень гордился.

Большая семья Молокиных жила трудно, все братья работали, но все и учились. В чемпионы Молокин не выбился только потому, что нужно было не только тренироваться, но и учиться, а еще и подрабатывать.

В Бауманском райкоме активисты-инфизкультовцы стали заметны. В лыжных походах на загородных школах актива и на многих других мероприятиях они были настоящими заводилами.

На одной из встреч Нового года в Кремле Сергей встретил свою будущую жену Светлану. Она была преподавателем пединститута. Два разных человека полюбили друг друга. Серега был настоящим семьянином. Где бы он ни работал, руководил ли спортивными обществами «Труд» и «Зенит», или был председателем Спорткомитета Москвы, семья для него всегда была на первом месте.

Он был настоящим другом. Помню, когда Валерий Жаров, наш райкомовский заворг, попал в беду, Сергей, не раздумывая, сел за руль своего только что купленного «москвича» и повез меня в Курск выручать Валерку. Его «москвич» с еще не снятым ограничителем скорости мчал нас к цели изо всех сил. Ночевали где-то в поле у реки, а утром в обкоме комсомола и в областной милиции отбили нашего товарища. Помчались назад все с той же «бешеной» скоростью 60 километров в час. Надо было успеть на Киевский вокзал в Москве и встретить мою Жанку. Встретили с полевыми цветами на автомобиле. Все получилось весьма трогательно и торжественно.

Ну а чуть позже, добравшись наконец до дома, мы основательно расположились на кухне, и у Сереги появилась долгожданная возможность провозгласить свой знаменитый тост: «За мужество!»

Кто бы мог подумать, что уже совсем недалеко время, когда судьба потребовала мужества… от всех нас и от него, конечно, тоже, потому что жизнь Сергея Молокина начала складываться как-то очень уж тяжело.

Рано ослепнув, потеряв возможность двигаться, умирает от сахарного диабета Светлана Молокина. Потом он трагически теряет младшую дочь. Старшая дочь выучилась на актрису, но работать в театре у нее не получилось. Тоже трагедия.

В конце жизни Сергей лежал в госпитале для ветеранов, я его там навещал. Долго болел, тяжело умирал. Сердце не тянуло, а ведь он спортсмен в прошлом, и ему было особенно тяжело.

Когда он умер, за гробом шли три человека: дочь, ее муж и я. Так что не напрасно он повторял свой знаменитый тост. Жизнь потребовала от него много мужества. Он остался в моей памяти настоящим человеком навсегда.

Так что – «За мужество, Серега!».

Тост, как говорится, на все времена.

Глава 4. «Знаете, каким он парнем был!»

Колпачный переулок, дом 5 – здесь располагался Московский горком комсомола. И это еще один узловой момент моей жизни.

Уникальный особняк, да и само это место очень заметное в центре Москвы, рядом Покровские Ворота.

Из этого здания вышло много известных людей, судьбами которых жизнь распорядилась весьма причудливым образом.

Позволю себе небольшое отвлечение и сдвиг во времени…

Наступили дикие времена развернутого строительства капитализма. Никогда не думал, что в моей жизни будет такое. Я уже работаю в Торгово-промышленной палате. 29 октября, юбилей комсомола. В тот год юбилей, кажется, никто, кроме нас – старых комсомольцев, не праздновал.

И вот звонит мне Михаил Ходорковский – бывший знаменитый «узник», а в то время бурно расцветающий олигарх (захвативший, между прочим, «за так» наше любимое здание в Колпачном), и весело говорит, что вот, мол, приближается главный праздник (он ведь тоже работал в комсомоле). 29 октября мы празднуем и вы празднуете, а потом давайте все вместе встретимся здесь, в Колпачном.

Я тогда уже был неплохо знаком с Ходорковским… Когда я был послом в Дании, мне в кабинет как-то звонит охранник и говорит, что со мной хочет встретиться какой-то молодой человек из Москвы. Говорит, что он бывший комсомольский работник, что он меня хорошо знает и я его тоже.

– Пропустите, конечно, – говорю.

Ходорковский заходит. Представляется как бывший завотделом Фрунзенского (кажется) райкома комсомола. Говорит, что мы встречались на собраниях, конференциях, пленумах. Вы, Борис Николаевич, вряд ли тогда меня запомнили. Я, мол, сейчас стал бизнесменом и хочу приобрести для своей организации недорогие хорошие компьютеры. Мне сказали, что здесь у вас в Дании появилось новое поколение компьютеров и старые просто выбрасывают. Мне бы хотелось эти старые машины купить и привезти в Россию. Думаю, это всем будет выгодно.

Звоню нашему торгпреду и говорю: «Слушай, тут комсомолец один из Москвы приехал, помоги ему с компьютерами».

Ну вот помог по-свойски. И этот оборотистый Миша уехал из Дании с компьютерами, которые достались ему практически задаром, а там, в России, он их продал, наверное, очень выгодно. Таким образом, я оказался причастен к первичному накоплению капитала этим будущим олигархом.

И вот теперь, накануне юбилея комсомола, он на правах старого знакомого звонит мне и приглашает отметить юбилей 30 октября в старом здании горкома комсомола.

– Знаешь что, Миша, – отвечаю я ему, – если ты приглашаешь всерьез, я приду, но только в том случае, если к тридцатому будет восстановлена памятная доска, посвященная Зое Космодемьянской.

На стене горкома с давних пор висела эта памятная доска, гласившая, что осенью 1941 года в этом здании получила комсомольскую путевку Зоя Космодемьянская.

Дело в том, что, когда фирма Ходорковского заполучила это старинное здание, они сразу стали его реставрировать и сняли с фасада эту доску.

– Ну, Борис Николаевич, к тридцатому, пожалуй, трудно успеть, но я вам лично обещаю, найдем мы эту доску. Восстановим.

– Если к тридцатому доска будет висеть, приеду. Доски не будет, к тебе не только я, вообще никто из комсомольцев не придет.

Вот так поговорили.

Утром 30 октября прошу шофера: съезди на Колпачный, там неподалеку от въезда в заборе дырка. Ты в эту дырку посмотри – есть на стене памятная доска Зое Космодемьянской или нет?

Он поехал. Я жду. Колпачный ведь рядом.

Возвращается, докладывает:

– Доска висит.

Я тогда всем мужикам, своим коллегам, с которыми поддерживал отношения, позвонил и попросил прийти.

Собираемся вечером 30 октября, идем на Колпачный.

Встречают нас очень торжественно. Все помещения отремонтированы, надо сказать, очень здорово, настоящий евроремонт.

Работники Ходорковского меня встречают и говорят: «Пройдите, пожалуйста, в свой кабинет, где вы раньше сидели».

По легенде, которая бытовала в горкоме комсомола, этот особняк знаменитый фабрикант когда-то построил для своей дамы. Потом здание принадлежало Полине Жемчужиной – жене Молотова, которая возглавляла располагавшийся там трест по производству и сбыту парфюмерных и косметических изделий – ТЭЖЭ.

Мой кабинет, перестроенный, конечно, говорят, располагался в том месте, где был когда-то будуар пассии фабриканта.

Кабинет очень здорово отремонтировали, но самое главное… Я смотрю и не верю своим глазам. В углу, возле стола, как и раньше было, стоит знамя горкома, а на подставке лежат два ордена: Ленина и Красного Знамени.

Московская городская комсомольская организация была награждена орденом Ленина за участие в строительстве метрополитена, а за войну она получила орден Боевого Красного Знамени.

Рассказывают, что, когда они (новые капиталисты) хапнули это здание со всем его содержимым, соратники Ходорковского решили, что знамя и ордена нужно сохранить, а по торжественным случаям выставлять на всеобщее обозрение в том же кабинете, где они находились раньше. Что тут скажешь, было приятно.

С комсомольскими знаменами, нужно сказать, у меня складываются какие-то особенные отношения.

Как-то, сравнительно недавно, меня вызывает Валерий Михайлович Серов – генеральный директор Центра международной торговли – и говорит: «Познакомься, вот с Кавказа приехал человек и привез подарок. Купил на толкучке под Пятигорском почетное комсомольское знамя. Говорит, что хочет вам, старым комсомольцам, его подарить».

Эту толкучку под Пятигорском я знаю, она самая большая на Северном Кавказе. Все что душе угодно можно там приобрести. Вот он увидел это знамя. Если его развернуть, то на полотнище можно увидеть красиво вышитую надпись «1918 (год образования комсомола) – 1968». То есть это юбилейное знамя из тех, которые вручались лучшим комсомольским организациям в год 50-летия комсомола.

Я поблагодарил и пообещал передать знамя в клуб бывших комсомольских работников, который называется «Колпачный переулок, 5».

Ну а пока знамя у меня в кабинете, ждет своего часа…

Так что, когда я произношу: «Колпачный, дом пять», – столько всего поднимается в моей душе… и среди первых вспоминаю Олега Кутафина – ректора юридической академии, он был когда-то секретарем комитета комсомола МГУ, членом бюро у нас в горкоме.

Мы с ним многие годы вместе работали и дружили.