Текст книги "Багряное затмение"

***

На Дальнем Востоке уже перевалило далеко за полдень, а поздний весенний рассвет в окрестностях Дома только вступал в свои права.

Элитный поселок, состоящий из двух-трехэтажных коттеджей, просыпался неспешно. Сквозь задернутые шторы и жалюзи окон то здесь, то там начинал пробиваться электрический свет. Просыпались свирепые сторожевые псы, спокойно спавшие всю ночь в своих отапливаемых будках. При уровне охраны класса «Экстра-Х», неизменно поддерживавшемся на территории поселка, присутствие почти за каждым забором зубастых кровожадных тварей, специально натасканных в лучших московских кинологических школах, казалось атавизмом.

Периметр, обнесенный высокой кирпичной стеной, через каждые сто метров усилен охранными башенками. В них строгие вооруженные парни круглосуточно несут дежурство, наблюдая за мониторами следящих и контролирующих систем. Въезд на территорию осуществляется через единственные ворота, способные выдержать таран среднего танка. Система пропуска отлажена до мелочей, персонал частного охранного предприятия, обеспечивающего охрану, каждую неделю проходит выборочную гипнологическую проверку. Хитроумные психологи из службы безопасности Корпорации «STU-ltd.» ведают про охранников даже то, что они сами про себя не знают. Причины малейшего сбоя обычного эмоционально-психологического фона подвергаются тщательной проверке. Может быть, просто с любимой девушкой поссорился, а вдруг недоброе задумал?

Но даже в этом защищенном месте имелась территория, куда допускались немногие. В географическом центре поселка высился двойной забор из дорогого голландского огнеупорного кирпича, обычно пускаемого грамотными и бережливыми хозяевами лишь на облицовку домов и коттеджей. За ним виднелась двускатная, крытая черепицей крыша одноэтажного приземистого строения, не отягощенного архитектурными излишествами. Перед этими стенами гости любого ранга оставляли свои личные авто и охрану на специальной бетонной площадке и пересаживались в подъезжающие легкие электрокары. Затем через автоматически открывающиеся неширокие ажурные ворота посетители попадали в пространство между двумя стенами и, только проехав более трехсот метров вдоль них, натыкались на будку охранника, напоминающую дзот времен Второй мировой войны. Сходство усиливали стволы двух тяжелых станковых пулеметов, торчащие из амбразур. После короткого обмена фразами по селектору и сличения антропометрии гостей с базой данных охранной системы электрокары пропускались сквозь находящиеся за дзотом массивные броневые ворота. Со дня возведения поселка в конце прошлого века данная процедура не изменялась ни на йоту. Исключений не делалось ни для кого.

Ворота во внешней стене открывали въезд в просторный двор, засаженный всевозможными кустарниками и карликовыми деревьями. Чуткое ухо могло бы уловить негромкий голос ручейка, бегущего по искусственному руслу. Иногда то тут, то там сквозь пока еще голые ветки виднелись очертания больших деревянных беседок, соединенных между собой гравийными дорожками. Искушенный посетитель мог рассмотреть в ассиметрично-утонченной простоте сада влияние японской культуры на вкусы хозяина Дома. И оказался бы не прав.

В центре этого странного сада возвышался серый куб Дома. Абсолютно ровные, покрытые нарочито грубой штукатуркой стены не имели окон, зато каждая оказалась снабжена массивными двустворчатыми дверями высотой в два человеческих роста. Двускатная крыша, имевшая необычно малый угол скоса, не несла на себе никаких надстроек; не было на ней ни спутниковой тарелки, ни иных приемопередающих антенн. Оценить реальные масштабы здания, высотой превышавшего обычный трехэтажный дом, получалось, только оказавшись в непосредственной близости от него. У людей, впервые его увидевших, Дом вызывал неосознанное чувство тревоги, поневоле заставляя вспоминать десятки просмотренных триллеров с однозначно плохим концом. По периметру двора на равном удалении друг от друга располагались четыре уменьшенные копии центрального строения – помещения для охраны и прислуги. Внутреннее убранство Дома, несмотря на первое впечатление, было как нельзя лучше приспособлено для жизни и вполне отвечало вкусам его Хранителя. Толстые полутораметровые стены скрывали череду комнат с высокими потолками и фальшивыми витражными окнами. Мебель казалась безликой и функциональной. Украшения и какие-либо другие штрихи, позволявшие сложить представление о привычках и образе жизни обитателей Дома, отсутствовали. Черный мраморный пол, отполированный до глянцевого блеска, словно бы впитывал в себя мягкий свет, исходящий от светильников, симметрично расположенных на стенах и потолке. Основной коридор представлял собой правильный крест, каждый из лучей которого оканчивался витой кованой лесенкой, ведущей на второй этаж.

Где-то наверху раздался бой старинных часов. Восемь утра. И ровно с последним ударом по лестнице, находящейся в южной части Дома, на первый этаж спустился невысокий сутулый мужчина. Свободный костюм-тройка не мог скрыть аскетичную худобу. Длинные светлые волосы, гладко зачесанные назад, открывали высокий, прорезанный глубокими поперечными морщинами лоб. Высокий воротник белой накрахмаленной рубашки упирался в волевой подбородок, изуродованный давним шрамом, поднимающимся от основания шеи через правую щеку и исчезающим за стеклами непроницаемо черных очков.

– Доброе утро, господин. – Беззвучно появившийся рядом одетый в черное широкоплечий секретарь предложил ему свою руку. Мужчина, оставив перила, привычно опустил ладонь на предплечье слуги. Тот подождал секунду и, не получив иных указаний, повел незрячего хозяина в кабинет.

Пока они следовали по коридору, мужчина по-прежнему хранил молчание и, только устроившись в высоком деревянном кресле с жесткой спинкой, негромко произнес:

– Мне показалось или в комнате для гостей ожидает Бруно?

– От вас, как всегда, ничего не укроется. Бруно прибыл перед рассветом, господин.

– Надеюсь, он принес хорошие новости.

– Не знаю, господин, я с ним о делах не говорил.

– Это был не вопрос, Самум, – бесстрастно обронил слепец. Слуга промолчал.

В кабинет, открыв широколобой мордой узкую дверь, протиснулся похожий на бурого медведя туркменский алабай. Скрежеща по мраморному полу длинными когтями, он неторопливо протрусил к креслу хозяина и, обойдя монументальный стол с одиноко стоящей хрустальной пепельницей, уткнулся ему в колено. Коротко вильнул обрубком хвоста и замер.

– Привет, Абрек, дружище, – неожиданно тепло поприветствовал зверя Хранитель Дома. – Ложись. Разберусь с делами – пойдем гулять в сад.

Алабай грузно опустился на пол прямо у его ног, зевнул, показав пасть, полную устрашающих костяных кинжалов, и уставился недобрым взглядом на обувь секретаря. Слуга нервно переступил с ноги на ногу и отодвинулся на полшага назад.

– Самум, – обратился к нему мужчина, – пригласи сюда Бруно. Пока мы будем беседовать, составь подробный отчет по действиям нюхачей за прошедшую неделю. Не думаю, что они выудили что-то действительно стоящее, но все же… Можешь идти.

Слуга коротко кивнул, как будто слепец мог это видеть. Как ни странно, мужчина ответил таким же полупоклоном. Не поворачиваясь спиной к алабаю, буквально сверлящему его своими темными глазами, секретарь покинул кабинет. Мужчина уверенно открыл ящик стола, достал сигару, обрезал кончик позолоченными ножницами, затем долго и старательно ее раскуривал. Наконец пустил в воздух кольцо ароматного дыма. Когда в коридоре раздались твердые шаги, он щелкнул пальцами, и зверь, рывком подняв тело с пола, тут же сел рядом с креслом.

– Мастер-Ловец приветствует Гранд-Мастера, – прозвучал из-за двери голос гостя.

– Входи, Бруно, – холодно ответил слепец. – И оставь этот официоз, прибережем церемонии до лучших времен.

На пороге, опираясь на трость, появился высокий, еще крепкий на вид старик в строгом костюме. Загорелое горбоносое лицо почти полностью скрывала густая коротко подстриженная борода, шапка абсолютно седых волос на голове пребывала в беспорядке. Войдя, он окинул помещение быстрым коротким взглядом, поправил шикарный шелковый галстук и произнес густым хриплым басом:

– Доброго времени суток, Вильгельм. Я вижу, ни Дом, ни ты не изменились. Все такие же холодные и неприветливые.

Слепец откинулся на спинку кресла, неторопливо выпустил в сторону гостя струйку густого сигарного дыма и замер.

Создавалось полное ощущение, что он разглядывает Бруно сквозь непроницаемые очки. Алабай, сидевший все это время неподвижно, также поднял взгляд от пола и теперь смотрел прямо в глаза вошедшего, на морде огромного зверя застыло настороженное выражение. Наконец, хозяин приглашающим жестом указал на единственный стул, приставленный к столу. Бруно неторопливо устроился на узком неудобном сиденье, словно сообщающем о том, что любая аудиенция будет короткой и деловой. Гранд-Мастер сделал очередную затяжку, безжалостно затушил сигару в пепельнице и приказал:

– Докладывай, Ловец. Начни, пожалуй, с очередного своего промаха, стоившего жизни нескольким загонщикам.

– Я знаю, что нюхачи уже успели донести это известие до твоих ушей. Готов ответить за каждого потерянного человека. И все же их смерть не была напрасной, Вильгельм, – спокойно и размеренно пробасил Бруно. – Общая картина все больше прорисовывается. Мы знаем, какие из Врат доступны для нас, а какие пока еще остаются вне сферы нашего контроля. Кстати, не забывай, что отдельные Врата находятся под охраной и защитой разнообразных правительственных и частных структур.

– Это как раз никогда не было проблемой. Главное – склонить на нашу сторону Привратников. В момент перехода только этот фактор будет иметь значение. Насколько я знаю, Привратник Северных Врат в очередной раз отклонил наше вежливое предложение? Напомни, Бруно, скольких загонщиков он забрал с собой, до того как вы его уничтожили?

– Пятнадцать, – четко доложил Мастер-Ловец, вставая с неудобного стула и выпрямляясь во весь свой немалый рост. Не глядя на сидящего напротив человека, он с мазохистским смирением начал перечислять: – Три полноценные, специально обученные захвату Привратников боевые пятерки. Командиры: Джинн, Зеро и Шерр. Личный состав первой пятерки…

– Список безвозвратных потерь и полный отчет о бездарно проведенной операции передашь моему секретарю, – оборвал его слепец.

– В нашем поражении есть и свои плюсы. Изгой не сможет в этот раз воспользоваться Северными Вратами.

– Да, не сможет. Но только в ближайшее Затмение. А следующий Привратник никогда уже не встанет на нашу сторону. В итоге мы получили вместо нейтрала реального врага. Плохо, Ловец, плохо. Грубо сработано. А теперь, будь добр, ответь, сколько загонщиков родилось за последнее тысячелетие?

– Девяносто два, – опустил голову Бруно.

– Плохо, Ловец, плохо, – вновь повторил Гранд-Мастер, как будто это собеседник виновен в том, что представители их расы, очень давно сбежавшие в этот мир, постепенно утрачивали репродуктивные функции. Если бы не почти бессмертное, по местным меркам, существование, процесс полного вымирания и ухода в ничто завершился бы много сотен лет назад. Потеря каждого члена общины, будь то рядовой загонщик, Подмастерье, или, спаси Хозяин, один из Мастеров, обходилась очень дорого. К тому же большинство рожденных здесь сами почему-то оставались бесплодны. «Мулы» – презрительно называли их ветераны, помнившие цвет неба родины. Именно таких – молодых и бесплодных – кидали на самые опасные задания.

И все равно это были загонщики! Взращенные по кодексу Своры и познавшие «Догматы Боя». Любой из них в схватке стоил взвода солдат элитных спецподразделений этого мира. Ветераны стоили батальона. Может быть, направь он их вместо молодняка, все повернулось бы по-другому? К чему теперь гадать о несбывшемся, когда кровь погибших впиталась в песок.

Бруно полностью перенес вес тела на здоровую ногу. Долго находиться в вертикальном положении он не мог, не помогала даже верная трость. Тяжело посмотрел на Гранд-Мастера, и лежащий у его кресла алабай ответил прямым свирепым взглядом. Мастер-Ловец быстро опустил седовласую голову, зная: то, что видит пес, видит и его господин.

– Что молчишь? – недовольно спросил Слепой Вилли, комкая в тонких пальцах шерсть на загривке пса, поднявшуюся вдруг дыбом.

Бруно мог многое сказать в свое оправдание. Мог и не сказал.

Потери пятнадцати загонщиков могло и не быть, если бы Гранд-Мастер разрешил ему с самого начала использовать силовой метод решения проблемы. Но Слепой Вилли настаивал на замаскированном шантаже и постепенном склонении Привратника к сотрудничеству. При этом он очень некстати вспомнил успех подобной тактики на Востоке. Но как можно сравнить лед и воздух? Бруно прекрасно помнил свои возражения и оказался прав. Вариант подобного давления очень разозлил Привратника. Вначале он долго не мог понять, кто виновен в его несчастьях. Близорукий, он искал недруга слишком близко, среди своих. Бруно наблюдал и улыбался. Все казалось блестяще рассчитанным. Аналитики из числа опытных Мастеров просчитали возможные ходы жертвы. По их мнению, сама память о Хозяине и его слугах почти исчезла вблизи Северных Врат. Что неожиданного мог выкинуть местный колдун, недавно получивший Имя от престарелого родственника? Безупречно спланированная, растянувшаяся на годы Игра должна была заставить его на коленях приползти к подножию трона Хозяина и лизать сапоги его слуг. Стоило только вовремя протянуть ему руку помощи и напомнить о том, что есть на свете сила (могущественная и справедливая), способная защитить его от напасти. А еще есть враг-вражина. Нынешнее имя и обличье его неизвестны… Изгой. Не он ли виноват в бедствиях Привратника? Не получилось. Северянин оказался смышлен, не зря за короткий срок стал самым сильным кудесником в своей части мира. В итоге долговременная многоходовая комбинация провалена. Северные Врата на время запечатаны, остатки семьи Привратника исчезли, а сам он сдох, прихватив с собой пятнадцать «мулов». И все-таки Бруно не считал себя ответственным за поражение. Точнее, считал, но только отчасти.

– Но… – начал он, собравшись с духом.

– Ты упустил момент для ответа. Теперь помолчи, – негромко попросил Гранд-Мастер, и следующие три минуты они провели в тишине. Гость за это время смог во всех деталях рассмотреть лицо хозяина кабинета, погрузившегося в глубокие размышления и машинально поглаживавшего лобастую голову сидящей рядом собаки.

С момента их предыдущей встречи прошло всего чуть больше десяти месяцев, но Бруно отметил разительные перемены, произошедшие за этот срок. Вокруг тонкогубого рта Вильгельма залегли две поперечные морщины, лицо приобрело восковую бледность, из-за чего уродливый фиолетовый шрам выделялся особенно резко. Несмотря на кажущуюся невозмутимость, опытный взгляд Ловца уловил в жестах и поведении Гранд-Мастера признаки несвойственной ему нервозности. «Наверное, – подумал Бруно, – неудачи загонщиков не единственная проблема, свалившаяся на Слепого Вилли за этот непростой для всех год». Словно уловив его мысли, тот неожиданно поднял голову и произнес:

– А как дела у нашего восточного друга? Он не забыл о нашем существовании?

– Да, от Привратника Восточных Врат регулярно поступают отчеты и заверения в лояльности. Но ты же знаешь Привратников, Вильгельм, они неуправляемы. А давить на него смысла нет, может вообще сорваться с крючка. Получится потом как с этим, северным…

– То есть дать стопроцентную гарантию в его честности ты не можешь?

– В наше время я даже за свою правдивость на все сто поручиться не смогу. Не напрягайся, Вильгельм, это шутка. А по поводу Привратника… Ты изобрел способ чтения мыслей этих уродов?

– Нет, Бруно, – спокойно ответил Гранд-Мастер. – Только Хозяин мог ломать их волю, но есть же и другие способы вызнать то, что нас интересует. Покопайся в его ближнем окружении. Бывает, что отдельные штрихи и намеки очень надолго задерживаются в памяти людей. Для них они ничего не значат, но мы сможем их правильно истолковать.

– А твои нюхачи уже не справляются?

Гранд-Мастер вновь откинулся на спинку кресла и, как показалось гостю, с плохо скрываемым раздражением произнес:

– Среди них тоже потери. Ты как будто не знал? Все силы брошены на поиск следа Изгоя. В прошлый раз ему не удалось прорваться через Врата, он обязательно попытается сделать это сейчас. А мы не знаем, ни какое обличье он использует, ни какими Вратами собирается воспользоваться.

– А время перехода все ближе… – едва слышно обронил Бруно.

– Вот именно! – рявкнул Гранд-Мастер. Алабай угрожающе зарычал и начал приподниматься, готовясь к атаке, но легкое поглаживание по холке заставило его вновь опуститься рядом с креслом.

– Мы не можем промахнуться и в этот раз, Мастер-Ловец. Поэтому должны приложить все усилия к пленению Изгоя. Идеальным был бы вариант захвата всей его пятерки-звезды. Учитывая, что все действующие Мастера на нашей стороне, ему придется набирать помощников среди слабообученных новичков или вообще проводить инициацию тех, кто окажется под рукой. В любом случае он будет пытаться осуществить переход. Поэтому начиная с этого дня я, властью мне данной, объявляю введение особого режима. Необходимо усилить охрану Западных и Южных Врат до оранжевого уровня. Привратников – под домашний арест. Если взбрыкнут – усыпить. Рисковать мы не можем. Вратами больше – Вратами меньше, сейчас это уже не имеет значения. Окрестности должны просто кишеть твоими загонщиками. Когда наступит время перехода, Изгой не должен пройти мимо них незамеченным. Нюхачи возьмут под опеку всех активных Мастеров независимо от степени их лояльности. Обеспечь подготовку нескольких групп захвата. Они должны находиться в готовности вылететь на место, при наличии малейшего подозрения о предстоящем прорыве…

Бруно, казалось, не слушал слепца. Все известно заранее. Ничего нового придумать они не могли. Меры безопасности, вводимые для обеспечения особого режима, оставались неизменными на протяжении многих сотен лет. Пройти сквозь создаваемые заслоны просто нереально. И, несмотря на это, Изгой не оставлял попыток прорваться к Вратам. Набирал помощников, создавал звезду и бросался в бой, теряя ее лучи один за другим, так и не достигнув цели. Вот только Гранд-Мастер терял в этих схватках ветеранов, а ради Изгоя умирал глупый молодняк. Разнокалиберные недоучки из местных. Невероятно, но факт. Всей силы Гранд-Мастера и его армии не хватало, чтобы пленить Изгоя. Ни во время активности Врат, ни после – в период ожидания следующего Багряного Затмения. Никто не мог знать, какой облик выберет себе Изгой для маскировки. Иногда, отступая, он затаивался на несколько столетий.

Гранд-Мастер с нетерпением ожидал предстоящее Затмение, надеясь, что именно в этот раз неуловимый враг будет захвачен. Проигрывая неумолимо подступающему дряхлению, теряя одного за другим соратников-ветеранов, Вильгельм внутренне улыбался. Ведь Изгой тоже не вечен и рано или поздно должен поставить все на карту в безнадежной попытке прорваться домой. Почему бы не в этот раз?

А Хозяин, запертый между двумя мирами, оказался не способен чем-либо помочь своим слугам.

***

В красном углу служебного кабинета подполковника Некрасова висел портрет бородатого лысого мужчины средних лет с хитро прищуренными глазами и красным бантом в петлице старомодного пиджака. На никелированной табличке, прикрепленной к нижней части рамы, было выбито: «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства».

Некрасов аккуратно убрал документы в сейф, туда же отправил съемный жесткий диск старого, но надежного «шестого пенька». Работа на сегодня закончена, хотя составление очередного аналитического документа заняло больше времени, чем он мог предположить. Девятнадцать сорок пять по местному времени. Пора домой.

В отличие от подавляющего большинства своих коллег Классик был убежденным холостяком. В свое время это весьма ощутимо тормозило его карьеру. В самом, пожалуй, консервативном чекистском сообществе до сих пор с подозрением смотрели на сотрудников, не спешивших обзаводиться семьей. Многие кадровики впадали в ступор, когда не находили в аттестациях и характеристиках, составляемых на очередных этапах службы Некрасова, непременных строк: «…отношения в семье строятся на основе доверия и взаимного уважения…». Перезванивали руководителям сотрудника, уточняли – да, не женат.

Экран видеофона замигал сигналом вызова. Прежде чем нажать на кнопку связи, Классик выждал несколько секунд, но изображение абонента не появилось. Странно. Мимолетом удивившись, что кто-то пытается найти его в Управлении, после того как рабочий день официально закончился более чем полтора часа назад, он нажал кнопку «принять вызов».

– Некрасов у аппарата, – слегка растягивая гласные, произнес он.

Тишина. Экранчик видеофона остался черным, и лишь в динамике раздавались едва слышные потрескивания. Затем невидимый абонент сбросил вызов, экран пошел частой рябью.

– Ну и сам пошел на х…й! – с досадой сказал Некрасов и стал собираться домой.

Покидая кабинет, он не к месту вспомнил одну старую шутку про оперативника, крайнюю степень опьянения которого можно узнать, когда он при выходе из ресторана пытается опечатать дверь. Это был сигнал, и игнорировать его не стоило. «Доверимся интуиции, – решил Классик. – Сегодня кончатся все деньги, сегодня пиво и блюз! О-о-о я хучи-кучи мэн!»

На город уже легли плотные сумерки, а фонари должны включиться только в десять часов вечера. Классик любил эту пору, когда улицы освещались только светом, падающим из окон домов и фарами проезжающих мимо автомобилей. Он решил прогуляться пешком, тем более что весенняя погода располагала к небольшому променаду. По пути сделал пару звонков с мобильного. Друзья-приятели, в большинстве своем семейные, на приглашение «сходить куда-нибудь в кабак» с сожалением отказались. Подруга Леночка, разбитная синеглазая физкультурница, в течение последних трех месяцев скрашивавшая своим присутствием холостяцкие будни Классика, пожаловалась на болезнь мамы: «…Оставить ее в таком положении просто преступление!» В завершение беседы она пообещала, что все выходные проведет только с ним, но на это уже был не согласен сам Некрасов. Вынести сорок восемь часов ее присутствия не получалось ни разу, Леночка утомляла своей ненасытностью и откровенной глупостью.

В итоге он оказался дома в одиночестве, зато с бутылкой любимого виски «Джек Дэниэлс», купленного в ближайшем супермаркете.

Однокомнатная квартира Некрасова казалась стерильно чистой и по-самурайски суровой. В единственной комнате привольно размещалась «полутораспальная» кровать, два глубоких кресла и журнальный столик. На противоположной от окна, забранного римскими шторами, стене чернел прямоугольник плоской панели телекоммуникатора. Все немногочисленные пожитки аккуратно расставлены, сложены и развешаны в шкафах-купе, занимающих три стены из четырех. Классик пытался завести какую-нибудь зверюшку, радостно бы встречавшую его по приходе домой, но один случай навсегда поставил крест на этом желании. Несколько лет назад, сорвавшись во внеплановую командировку, он совсем забыл про своего сиамского кота, делившего с ним холостяцкий быт. Вспомнил через два дня, позвонил другу (у него Николай на всякий случай хранил запасной комплект ключей от квартиры) и через некоторое время увидел в экранчике видеофона расцарапанную физиономию. Никогда еще Классик, в то время только получивший на погон майорскую звездочку, не слышал такого отборного мата от кандидата философских наук Якова Абрамовича Бредгауэра. К слову сказать, кот, проложивший себе путь к свободе прямо через заслуженного ученого, так обратно и не вернулся.

Некрасов переоделся в домашнее и активировал на коммуникаторе функцию ТВ. По главному федеральному каналу передавали очередной выпуск новостей. Они мало отличались от утренних и были известны наперед. В Отечестве сегодня спокойно; курс рубля по отношению к основным мировым валютам стабилен; арабы на Ближнем Востоке вяло грызутся с евреями и янкесами; Египет на треть снизил стоимость услуг своих туроператоров, но любоваться на пирамиды почему-то желает все меньше россиян. А очередную забастовку железнодорожников во Владивостоке упомянули вскользь, как досадное недоразумение. Разбираться с инцидентом спешно вылетел из Питера министр путей сообщения, получивший крепкого ускоряющего пинка непосредственно в кабинете премьера.

– «Кинескопы телевизоров – это презервативы реальности», – с усмешкой процитировал он Дитера Хильдебрандта, переключил канал на «Русский музыкальный» и под бодренькие звуки очередного попсового хита ушел на кухню. Обстановка здесь в отличие от комнаты поражала многообразием предметов.

Получая приличное, по меркам обывателя, денежное довольствие, Некрасов не отказывал себе в дорогих бытовых игрушках. Хотя гости порой не могли понять, зачем холостяку мощнейшая посудомоечная машина или многофункциональный кухонный комбайн, занимавший отдельный столик. Чтобы объяснить пристрастие хозяина к механическим помощникам, позволяющим сократить бытовые хлопоты до минимума, прямо посреди стены над встроенной в кухонный стол стиральной машинкой красовалась латунная табличка с изречением Сенеки: «Сколько бы мы ни старались, жизнь бежит быстрее нас, а если мы еще медлим, она проносится, словно и не была нашей, и, хотя кончается в последний день, уходит от нас ежедневно». Те, кто смог прочитать и запомнить с трех раз эти слова, вопросов больше не задавали.

Достав из холодильника вакуумную упаковку «Мясного ассорти» и опустошив форму для изготовления ледяных кубиков в специальную вазочку, Некрасов вернулся в комнату. Упал в кресло, распечатал «JD» и, достав из бара хрустальный толстостенный стакан, на два пальца наполнил его тягучей янтарной жидкостью. Последний штрих – три кубика льда – ни больше и ни меньше.

Пощелкав каналы, остановил в конце концов выбор на «Ретро-фильм». Там начиналась историческая кинокартина Бодрова-старшего «Монгол», впервые просмотренная в далекой юности.

«То, что доктор прописал!» – решил Некрасов и сделал первый крохотный глоток.