Текст книги "Багряное затмение"

***

В этот же самый момент в огромной комнате с наглухо зашторенными окнами загорелся еще один из спящих до этого камней. Его бледно-изумрудный ровный цвет присоединился к маленькой желтой звездочке и холодно мерцающему осколку льда.

– Зеленый – это значит выбор, – улыбнулся расположившийся за столом человек. – Что же ты предпочтешь, когда придет время его сделать, будущий Мастер?

Сидящий в позе лотоса на жесткой циновке мужчина тоже пытался получить ответ на этот вопрос, хотя пока и не понимал, что именно хочет вызнать у своего истерзанного подсознания.

Глава 4. Вторник

Уже подходя к Управлению, Ярослав почувствовал неладное. Какое-то смутное беспокойство росло в нем с каждым шагом, а когда он ступил в просторный вестибюль, неосознанные ощущения переросли в уверенность, что день будет полон нехороших сюрпризов. Приставленный к «вертушке» дежурный прапорщик сегодня был официален до приторности. По стобалльной шкале уровень его бдительности смело тянул на сто с плюсом. Естественно. Ведь не каждый день за спиной прохаживается офицер отдела внутренней безопасности, а поодаль маячат фигуры двух «спецов» в облегченной боевой выкладке. Ярослав предъявил удостоверение и подошел к вэбэшнику, баюкавшему в руках планшет со списком фамилий.

– Привет, Олег! Что случилось? Опять какая-то шишка решила почтить присутствием?

– Доброе утро, Ярослав Владимирович! – не очень приветливо отозвался тот. – Ты же из второго Отдела?

– Ну?

– Покаяться не хочешь, пока возможность есть?

– Ни фига себе! Каюсь. Вчера жахнул лишний стакан вина, – отрапортовал Ярослав, привычный к инквизиторским шуткам собеседника. Пять лет, проведенных в соседних комнатах общаги академии, давали право на некоторую долю юмора в отношениях с Олегом. Вэбэшник, не поддержав шутки, долгим внимательным взглядом посмотрел ему в лицо и пожал плечами, как бы говоря: «Мое дело предложить, а решать тебе». Как меняются люди, прослужив с пяток лет под крылом Папаши Мюллера! А ведь еще свежи в памяти веселые пивные попойки на заре оперской юности, до того как Олег перевелся в подразделение ВБ. Профессиональная трансформация в ее классической форме. Ярослав хмыкнул и повернулся, чтобы уйти.

– Ярослав Владимирович, – донеслось из-за спины. – Перед тем как подниматься к себе, спуститесь на цокольный этаж. Стандартная процедура, ничего особенного.

Рязанцев, ничего не ответив, проследовал мимо «спецов», проводивших его настороженными взглядами, ощущавшимися даже сквозь затемненные забрала металлопластиковых «сфер».

На этаже, занимаемом отделом внутренней безопасности, сегодня было как-то непривычно многолюдно. В холле прохаживались несколько коллег Ярослава, пребывавших в таком же, как и он, недоумении.

– Ну и как это понимать? – поинтересовался он у направленца Жоры Немирова. Тот стоял чуть в стороне от остальных и со скучающим видом обламывал иголки с унылого кактуса, растущего в не по размеру огромной кадушке.

– Внеплановая промывка мозгов, – пояснил опытный Жора, который на три года дольше, чем Ярослав, работал в «аппарате». – Ты еще ни разу не попадал? Приятного мало, зато потом чувствуешь себя как после исповеди, чистым, аки агнец… О! Моя очередь подошла. Ай’л би бэк, камрады!

Он нанес ногтями еще одну рану кактусу и, с сожалением прекратив терзать несчастное растение, направился к черной двери без номера. Из-за нее, озираясь вокруг ошалевшими глазами, выходил очередной сотрудник Отдела.

На другом конце коридора показались две фигуры. Полковник Жук внимательно слушал неторопливо шагающего рядом с ним начальника отдела ВБ, лысоватого, крепко сбитого мужчину. Практически все в Управлении, включая непосредственных подчиненных, «за глаза» называли его Папашей Мюллером из-за сходства с персонажем бессмертного советского блокбастера и, конечно, за род деятельности. Номинально он подчинялся начальнику Управления, но в оперативном плане замыкался на Питер.

Любой опер знает разницу между понятиями «казаться» и «быть».

Вот, например, шагает некто солнечным утром по пешеходной дорожке. Видит: благообразный пенсионер кормит и без того жирных голубей крошками белого хлеба. «Какой славный, сентиментальный дедушка!» – подумает прохожий и пойдет себе дальше. Но это ему только так показалось, про дедушку. Если он остановится и обернется шагов через десять, то сможет увидеть, как старичок целеустремленно лупит доверчивых тупых птиц своей длинной черной тростью. Может быть, конечно, борется с эпидемией «птичьего гриппа», но не исключено, что добывает себе ужин. И теперь он для прохожего уже не славный и совсем не сентиментальный, а вовсе даже жестокий и мерзкий старикан. Но и это не есть правда в последней инстанции. Как посмотреть, в общем.

Так вот, в случае с начальником отдела Внутренней Безопасности иллюзии отпадали при первом взгляде на него. Он и казался, и был очень-очень опасным человеком и серьезным профессионалом, чуявшим измену и коррупцию, словно акула запах крови в чистой воде. К такому голуби по доброй воле слетаться не станут.

Постепенно замедлив шаги, оба начальника остановились в географическом центре коридора, обменялись несколькими фразами и разошлись. Папаша Мюллер нырнул за одну из дверей, а Шеф направился к своим сотрудникам.

– Здравствуйте, гвардейцы, – без улыбки поздоровался полковник Жук, подходя к первой кучке обеспокоенных происходящим коллег.

«Гвардейцы» встрепенулись в надежде узнать причину переполоха, но начальник уже прошел мимо.

Шеф выглядел расстроенным, и даже безупречно отутюженный костюм сидел на нем сегодня как-то непривычно. Начальник второго Отдела шел, ссутулившись и засунув правую руку глубоко в карман брюк, чего обычно себе не позволял. Поравнявшись с Ярославом, он поднял голову и взглянул на него через тонкие стекла очков так, как будто первый раз в жизни увидел. Рязанцеву стало неуютно под этим холодным изучающим взглядом, он даже не успел первым поприветствовать начальника.

– Доброе утро, Ярослав, – поздоровался Шеф.

– Здравия желаю, Игорь Николаевич, – в меру бодро отчеканил Ярослав, пожимая крепкую ладонь Князя Игоря.

– Ты вчера с Некрасовым после работы не общался?

– Нет, – растерялся Рязанцев. – А что случилось?

– Узнаешь скоро. Как закончишь здесь… – Шеф покрутил растопыренными пальцами у виска. – Пять минут на приведение себя в порядок, и жду в своем кабинете.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и, не глядя ни на кого, направился к лестнице, ведущей на первый этаж. Ярослав отметил, что плечи Шеф уже не сутулит.

Когда пришла его очередь посетить кабинет «мозговедов», как в Управлении прозвали сотрудников отдела ВБ, ведающих хитрыми секретами обращения с гипнографом нового поколения, Ярослав постарался максимально расслабиться. Он не чувствовал за собой никакой вины, верил в объективность электронного «детектора лжи», но все равно испытывал подсознательный протест против подобных методов проверки собственной благонадежности.

Помещение за черной дверью было довольно просторным. За непрозрачной ширмой скрывались громоздкие приборы. Пол покрывал толстый темно-зеленый ковролин. Освещение ненавязчивое, расслабляющее. Для создания дополнительного ощущения уюта и безопасности в напольных кадках, расставленных вдоль стен, росли карликовые деревья. Центральную часть кабинета занимало удобное кресло с регулируемой спинкой, напоминающее о кабинете стоматолога. Вот только подлокотники и подставки для ног оказались снабжены крепкими зажимами для удержания конечностей испытуемых. Иногда, по слухам, «мозговеды» пускали их в ход. Но сегодня необходимости в них не возникло, все совершалось по обоюдному согласию и из любви к истине.

Рязанцева встретили две симпатичные ухоженные дамочки средних лет в белых врачебных халатах. Их приветливый вид мог обмануть кого угодно, кроме коллег. Ярослав знал, что начиная с первого его шага по ковролину накрашенные глазки «мозговедов» уже снимали с него показания не хуже, чем их хваленый прибор.

– Вам удобно? – спросила одна из женщин, когда Ярослав устроился в кресле. Получив утвердительный кивок, она провела короткий формальный инструктаж:

– Вы проходите процедуру не впервые. Тем не менее я обязана напомнить основные моменты предстоящего исследования вашей личности. Итак, в течение следующих нескольких минут вам будет задан ряд вопросов. Условно их можно разбить на несколько групп. Отдельные из них нужны только для того, чтобы проверить степень вашей концентрации в процессе исследования. Определенные вопросы могут показаться странными, но так и должно быть. Ведь они такими и являются. Да, кстати! Иногда они будут повторяться в той или иной последовательности и интерпретации. Не старайтесь запомнить свои ответы, а попытайтесь просто говорить правду. От вас потребуется отвечать только «да» или «нет» в зависимости от личной убежденности. Отсутствие ответа расценивается машиной как отрицательный ответ, имейте это в виду. Обмануть гипнограф невозможно, и вы это знаете. Попытки задерживать дыхание, шевелить пальцами ног и прикусывать язык ни к чему не приведут. Компьютер обрабатывает совокупность информации, поступающей одновременно со всех датчиков, в результате чего любые помехи однозначно нивелируются. В памяти машины находятся данные предыдущих тестов, и они, конечно, тоже будут подвергнуты анализу при составлении конечного вывода.

– Прошу прощения, – вмешался Ярослав. – Мне интересно, а если я, например, недавно пережил сильное потрясение, изменившее мои взгляды на жизнь, или нахожусь в состоянии дикого похмелья и мне не мил белый свет. Я же, по мнению гипнографа, буду совсем другим человеком?

– Это несущественно, – улыбнулась женщина. – Машина оценивает только правдивость ваших ответов на поставленные вопросы. Но человек так устроен, что не может говорить всегда одну только правду. Возможно, на те или иные неприятные вопросы вы будете бессознательно врать. Это нормально. Зато машина сможет сделать сравнительный анализ степени вашей правдивости за все проверки, прошедшие с начала вашей службы. Занятно, да?

– Да уж.

– Тогда начнем, пожалуй, – она кивнула своей помощнице, и та ловко опутала Ярослава сетью тонких проводов.

– Последний штрих, – заговорщицки сообщила она и придвинула к лицу Ярослава небольшой экран на суставчатом держателе. – В процессе всего исследования постарайтесь смотреть сюда. Можете моргать, но не закрывайте глаза более чем на три секунды, ладно?

«Конечно, ладно! Некоторым моргучим голову в специальный каркас зажимают, а веки крохотными, но цепкими распорками фиксируют. Если верить молве, конечно…»

– Разве вам откажешь, – буркнул Ярослав.

– Ну что, готовы? Елена Сергеевна, включайте машину.

***

В рабочем кабинете полковника Жука властвовал полумрак. Тяжелые шторы были опущены, и дневной свет проникал в помещение только через узкую щель между ними. Робкий лучик протянулся от окна к массивному столу, упал на несколько листков бумаги и рассыпанные фотографии. На стене глухо тикали антикварные часы с символикой КГБ, и никакие звуки более не нарушали тишину.

Хозяин кабинета неподвижно сидел в своем огромном кресле: локти на подлокотниках, подбородок упирается в сплетенные кисти рук. Глаза его были закрыты, дыхание ровное и едва заметное. Казалось, он спит. На самом деле Князь Игорь решал одну очень нелегкую задачку. Тик-так-тик-так – угрюмо отсчитывали мгновения старинные настенные часы, – до очередной вехи осталось несколько минут. Наконец он глубоко вздохнул и открыл ясные холодные глаза. Пальцы безошибочно нашли в темноте легкие щегольские очки и водрузили их на законное место. Полковник Жук медленно встал, отдернул шторы и распахнул одну оконную секцию. В кабинет поспешно и радостно хлынули солнечный свет, запах весны и сопутствующие звуки. Где-то недалеко взвизгнула тормозами машина, слышались голоса людей. Жизнь продолжалась.

Начальник второго Отдела вернулся к столу, помешал ложечкой остывший зеленый чай и отпил маленький глоток. С минуты на минуту должен был явиться подчиненный. Князь Игорь еще раз прокрутил в голове составленный план беседы и пришел к выводу, что ничего не упустил. В дверь постучали, на пороге возник майор Рязанцев:

– Разрешите, господин полковник?

– Проходите, Ярослав Владимирович, присаживайтесь.

Ярослав прошел к столу и, уже опускаясь в предложенное кресло, бросил взгляд на бумаги, оставленные Шефом на виду. В горле моментально пересохло. На фотографиях, небрежно брошенных поверх копии заключения судебно-медицинской экспертизы, был изображен Коля Некрасов. Судя по всему, снимки делали в его квартире. Классик, одетый в спортивный костюм, висел под самым потолком комнаты. Тонкий, но, по-видимому, достаточно прочный капроновый шнур был закреплен за крюк для люстры. Остальные фотографии оказались сделаны с других ракурсов и расстояний. На одной из них крупным планом – лицо. Спокойное и умиротворенное, если бы не свисающий изо рта синий язык.

– В Управлении про это пока знает очень узкий круг людей, – не дожидаясь вопросов, сообщил Жук. – Ребята из ВБ носом землю роют. Папаша Мюллер всех на уши поставил.

– Я не верю, что Классик сам повесился, – глухо сказал Ярослав.

– Никто не верит, поэтому и кинулись по горячему следу. Как тебе понравился набор вопросов у «мозговедов»? – Шеф перешел на «ты», показав, что дальнейший разговор пройдет в неофициальном русле.

– Я было грешным делом подумал, что Некрасова в предательстве подозревают, – ответил Ярослав, – или вычисляют, кто у него документ какой-нибудь похитил. Вышел от них, потом еще с ребятами посмеялись над ситуацией. Классик же у нас чистый, как хрусталь. Был. Бред какой-то!

– Пускай пока так и думают. Папаша Мюллер просил еще три часа инфу о смерти сотрудника не разглашать. Он сейчас всех подозревает, работа такая. Даже своего заместителя Казимира Бойко через гипнограф прогнал. Оказывается, Классик ему ночью звонил, жаловался на какого-то психа, якобы ломившегося в квартиру. Казимир направил туда трех «спецов». Ребята приехали, дверь заперта, никто не отвечает. Отзвонились Бойко. Казимир понял, что дело неладно, рванул в Управление, взял дубликаты ключей от квартиры Некрасова. Когда они наконец открыли дверь, Коля уже успел остыть. В квартире, кстати, следов борьбы не зафиксировано. Пробежались по соседям: никто не слышал никакого шума, никаких криков. Зато в комнате пустая бутылка вискаря и следы кокаина на столике. Странно, ты не находишь?

– Игорь Владимирович, – посмотрев через стол в глаза начальника, спросил Ярослав, – а зачем вы мне это рассказываете?

– Ты знаешь, какой линией занимался Некрасов последние годы? – вопросом на вопрос ответил Князь Игорь.

– Разрабатывал и курировал активные контрразведывательные мероприятия, – достаточно уверенно ответил Ярослав и уточнил: – Вот только какие именно, я не знаю.

– Да, конечно. Режим секретности у нас на высоте, – рассеянно согласился начальник. – На том стояла и стоять будет российская контрразведка. А что тебе известно про «Объект С»?

Ярослав быстро перебрал в голове все возникшие ассоциации и ответил:

– Ничего, за исключением того, что этот вопрос мне сегодня уже задавали «мозговеды».

– Мы к нему еще вернемся, – пообещал Князь Игорь. – А пока скажи мне, кого мог впустить к себе в квартиру Классик в вечернее время? Находясь, судя по всему, под кайфом и только что позвонив сотруднику ВБ?

– Только кого-то, кого знал лично.

– В точку.

– А если гипотетически предположить, что Некрасов, испытав приступ «мании преследования», вызвал Бойко? Потом внезапно испугался, что откроется его пристрастие к наркотикам, и покончил с собой?

– Ерунда, – отмахнулся Жук. – Запись разговора по видеофону между ним и Бойко уже отсмотрели эксперты. Он не был в состоянии наркотического опьянения. Ну, может, употребил пятьдесят – сто грамм виски. А вскрытие показало, что в крови у него содержалась такая доза морфинов, что хватило бы на троих. Вызывать «спецов», затем обнюхаться до состояния невменяемости и полезть в петлю он не мог. С такой порцией отравы в крови он валялся бы в отключке до следующего полудня или умер от передозировки.

Полковник Жук внимательно посмотрел на подчиненного и снял очки. Протирая стекла небольшим бархатным платком, он выждал небольшую паузу, давая возможность Ярославу обдумать всю свалившуюся на него информацию.

– Значит, все-таки убийство, – подытожил Ярослав.

– Да. И совершенное вопреки законам логики.

– Мистика какая-то!

– Ты сам это сказал, – произнес полковник Жук, возвращая очки на их обычное место. – А теперь вернемся к «Объекту С».

***

Внутренности кабинета, никогда не видевшие дневного света, озарялись теперь только отсветами пламени открытого камина. Хранитель Дома сидел неподвижно в своем кресле, и тени, рожденные игрой огня, неузнаваемо меняли его лицо. Оно как будто плавилось, текло, и неизменными на нем оставались только черные непроницаемые очки. Кроме Гранд-Мастера в помещении никого не было. Бруно уехал несколько часов назад. Секретарь и верный алабай находились вне Дома – совершали обход внутреннего двора. Они знали, что в такое время беспокоить хозяина нельзя.

Гранд-Мастер поднялся и медленно, словно раздумывая о каждом шаге, направился к дальней стене кабинета. Набрал комбинацию цифр и символов на вмонтированной в стену панели, и через небольшой промежуток времени перед ним возник прямоугольник открытого дверного проема. Лицо омыл сухой и пахнущий пылью воздух. Привычно нащупав ногой первую ступеньку уходящей вниз узкой лесенки, он начал долгий спуск к временному пристанищу Хозяина, где тот находился уже много сотен лет.

Тьма окружила Гранд-Мастера почти сразу же, как он сделал первый шаг, но слепцу и не нужен был свет для того, чтобы идти к цели. Он проделывал этот путь столько раз, что мог с уверенностью назвать количество щербинок на каждой ступени. Пять пролетов по пять ступеней каждый. Долгий путь для его искалеченного тела. Наконец нога ступила на песчаный пол подземелья. Рука Хранителя Дома нащупала последнюю преграду – двустворчатую дверь перед входом к Хозяину, – толкнула ее. Невидимые створки бесшумно разошлись в стороны, и он шагнул вперед. Память подсказала, что именно он мог бы увидеть, имей глаза. Посреди небольшого круглого зала возвышался прямоугольный, грубо обработанный валун, испещренный вязью причудливых символов. В них можно было угадать и намек на человеческие лица, и цветочные орнаменты, и схематические изображения животных. Большинство рисунков выглядели так, как будто их сделала детская рука, но попадались и достаточно художественные картинки, объединенные единой сюжетной линией.

На валуне лежал огромный, не меньше двух метров в диаметре, шар, напоминающий кокон тутового шелкопряда. Поверхность его казалась теплой на ощупь, и когда Гранд-Мастер коснулся ее кончиками пальцев, слегка подалась навстречу человеку.

– Здравствуй, отец. Извини, что я давно не заходил к тебе, – прошептал Хранитель Дома, соприкоснувшись лбом с мягким теплом, исходящим от кокона. – Просто у меня не было хороших новостей, чтобы порадовать тебя. Не знаю, слышишь ли ты меня…

Раньше он приходил в подземелье достаточно часто. Где-то раз в десятилетие. Вместе с ним по лестнице спускался один из Мастеров, после чего на холодном камне появлялся очередной рисунок, а Самум выносил наверх труп того, кто своей энергией и дыханием поддерживал тлеющий уголек жизни Хозяина. Но полстолетия назад очередная жертва оказалась отвергнута. Гранд-Мастер не поверил в случившееся и повторил попытку. И только после пятой или шестой неудачи он понял, что не осталось больше на свете Мастеров, желающих добровольно отдать свое Имя Хозяину, а иной жертвы он не принимал. Для этого нужна была вера, а молодые поколения забыли о силе и могуществе отца. Верные нюхачи (а их тоже осталось не много) искали Мастеров, способных на осознанное самопожертвование, и не находили их среди живущих. Сила или хитрость в этом вопросе не играли никакой роли потому, что перед входом в подземелье Гранд-Мастер обязан был объяснить гостю, что с ним будет дальше.

Хранитель Дома окончательно признал и смирился с мыслью, что отец не сможет больше питаться чужой силой. Он пытался поделиться с ним частью своей энергии, но как только он открылся перед Хозяином, то почувствовал его всепожирающий голод. Существу в коконе было все равно, кто перед ним, он мог в секунды выпить Гранд-Мастера до дна, как путник в пустыне, нашедший вдруг запотевший стакан с ледяной водой. Виной всему время. До ближайшего перехода его оставалось слишком мало.

– Я сделаю все, что смогу, – прошептал он непослушными губами, и внезапно в его сознании словно распахнулась дверь. Он совершенно отчетливо почувствовал, как отец разглядывает его из глубины кокона. Этого, конечно, не могло быть, но ощущение пронизывающего взгляда становилось все сильнее. Потом пришли чужие мысли. Несмотря на сумбур воющего голода и нетерпеливого ожидания, одна из них оформилась достаточно четко: «Приведи мне Изгоя, сын! Ви-Гелл, притащи его ко мне!!!»

– Отец! Отец! Я… – захлебываясь от спешки, почти прокричал Гранд-Мастер, собираясь сообщить, как он старается для него, сколько усилий стоит поддерживать Дом и что Изгой, уже в течение трех столетий недоступный для загонщиков, так до сих пор и не обнаружен, и еще… Не успел. Контакт прервался так же неожиданно, как и начался.

Гранд-Мастер тяжело облокотился на испещренный рисунками камень. По щекам одна за другой скатились две крупных слезы. Одна из них прошла точно по руслу уродливого шрама и повисла на подбородке, задержалась на миг и бесшумно упала на древний валун.