Текст книги "Записки народного депутата"

Учиться у Лэй-Фэна

В Советском Союзе в работе с кадрами существовала отлаженная годами система. Руководитель любого ранга был на виду у людей. Даже будучи назначенным, он обязательно избирался в Советы депутатов трудящихся, партийные комитеты, а это значит, его отношение к людям и деловые качества получали систематическую оценку результатами голосования. И часто зарвавшемуся демагогу или выскочке опущенные бюллетени товарищей напоминали об этом.

Резервом руководящих кадров был комсомол. Работа в его аппарате давала молодым людям возможность проявить себя. И после этого они часто выдвигались в партийные и советские аппараты, профсоюзы, в промышленность и сельское хозяйство.

Как правило, уже с районного и городского звена руководители комсомола входили в составы партийных комитетов, избирались в депутаты и руководящие органы общественных организаций. Этим актом комсомольский вожак становился в ряд людей, отвечающих за результаты работы района и города; был в курсе проблем их и мог активно, пользуясь трибуной и влиянием, защищать интересы молодежи.

Руководители комсомола областного, краевого и республиканского уровней привлекались уже к общественно-политической жизни страны. Они избирались в Советы депутатов трудящихся, вплоть до Верховных Советов республик и СССР, становились участниками важнейших политических событий.

Так я, первый секретарь Кемеровского обкома комсомола, оказался делегатом XXIII съезда КПСС, участником Пленума ЦК КПСС. Вспомнить об этом пленуме мне пришлось во время недавней встречи с китайскими товарищами, перебирая, как драгоценные зерна, те давние дни, когда ковалась наша дружба, когда в прессе, по радио, с экранов кинотеатров звучало: «Русский с китайцем – братья навек!», когда о Китае и его славных боях нам напоминал страстный призыв В. Маяковского:

 
Давайте, китайцы,
вместе с Китаем
С империалистами
счеты сквитаем.
 

С этими друзьями – талантливыми и успешными – в студенческие годы мы учились в одних аудиториях (за один год они изучили русский язык); в общежитиях вместе разделяли скудный послевоенный московский быт; вместе шагали по брусчатке Красной площади, приветствуя на трибуне «вождя народов» товарища И.В. Сталина.

А тот Пленум ЦК КПСС обрушил на нас лавину злых слов и примеров, требующих, забыв о прошлом, клеймить позором наших старых и добрых друзей.

К тому времени отношения между нашими странами и прежде всего – между КПСС и КПК резко ухудшились. Дело доходило до военных столкновений на границе. А в Китае царил разгул «демократии», бесчинствовали отряды молодых людей, так называемых хунвейбинов, громивших партийные комитеты, унижающих кадры, прошедшие горнило китайской революции.

Все это делалось «по заветам великого кормчего Мао Цзэ-Дуна». Красная книжечка с его цитатами была путеводной в руках молодежи, обновляющей историю своей страны.

В пятичасовом докладе на Пленуме ЦК КПСС Н.С. Хрущев клеймил «клику Мао Цзэ-Дуна», призывал партию осудить его культ.

Странные в то время были пленумы ЦК КПСС. В Кремлевский Дворец съездов со всей страны приглашались партийные, советские, хозяйственные лидеры – около 5 тысяч человек. Слушали эмоциональный доклад-импровизацию (без чтения текста), чтобы затем услышать заверения партийной элиты, которые можно выразить словами: «Не дадим в обиду нашего дорогого Никиту Сергеевича!». Ведь главным в коммунистическом движении после Сталина стал признаваться Мао Цзэ-Дун.

Дальше такие деяния продолжались на всех уровнях на местах. Наш первый секретарь Кемеровского обкома КПСС Л.И. Лубенников специально возвращался из Москвы поездом, чтобы за время пути подготовиться к докладу. Подражая московскому лидеру, он тоже в течение пяти часов импровизировал на трибуне. Снова заверения верности от партийной организации области. В этой говорильне уже не имели значения поднятые на Пленуме ЦК КПСС очень важные и необходимые для страны вопросы развития химической промышленности (а именно этот вопрос стоял главным в повестке). Осталось лишь воспоминание о том, что с гордостью провозглашалась потом уточняющая В.И. Ленина формула: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны» – с добавлением «и химизация народного хозяйства».

Накануне пленума мне позвонили из обкома партии:

– Борис, тебе надо выступить на пленуме.

– Хорошо, – подтвердил я, – ведь у нас много проблем на ударных стройках химии. Мы готовим выступление.

– Нет, – сказал звонивший, – тебе надо выступить по вопросу о взаимоотношениях с Компартией Китая. З.В. Кузьмина, секретарь обкома партии, назвала тебя.

Мы в комсомоле знали о бурной деятельности хунвейбинов, сталкивались с их закидонами во время международных встреч, читали верноподданнические «упражнения», распространяемые среди молодежи под лозунгом: «Учиться у Лэй-Фэна» – молодого рабочего, поэта, живущего и работающего так, как он писал об этом в своих стихах.

К примеру:

 
С утра сегодня дождик лил,
Но для меня он не был —
Ведь Мао – наш Великий вождь,
Как солнце, светит с неба.
 
 
Пусть мяса нет, пусть хлеба нет,
Пусть я больной, усталый —
Я сыт и счастлив: есть портрет,
Со мной Великий Мао.
 

Об этих стихах, впечатлениях от разнузданной работы китайских молодежных лидеров на прошедшем накануне в Москве Всемирном форуме молодежи, свидетельствующем об их стремлении расколоть единство антиимпериалистических сил, что уже привело к созданию целого ряда «шумных левацких» молодежных союзов; о работе обкома комсомола по подготовке молодежных туристических групп и внимании к этой работе партийных комитетов – обо всем этом сказал я в своем выступлении. Оно получило активную поддержку. З.В. Кузьмина не преминула сказать:

– Комсомольцы всегда найдут что-то оригинальное.

А это было слово по делу, выходящее за рамки звучащих «осуждаем… и поддерживаем…»

И никто не обратил внимания, что в стихотворных опусах Лэй-Фэна звучало осуждение существующей в то время и нашей партийной действительности. Это было и о нас, нашем «вожде» и его «славном десятилетии». За критикой культа Сталина в КПСС махрово процветал культ, названный потом волюнтаризмом.

Сегодня наши народы вновь обрели уверенность в завтрашнем дне наших взаимоотношений. Развиваются экономические, культурные связи, миллионы совершают туристические поездки.

И как же надо сожалеть о годах, омрачивших естественную взаимную любовь и уважение людей!

«Раб КПСС»

Весь прошедший XX век наша страна прилагала гигантские усилия, чтобы освоить несметные богатства Сибирского края. Тысячи энтузиастов на месте таежных просторов строили шахты, рудники, заводы; возводили новые города и поселки. И память об этом подвиге народа золотыми буквами вписана в историю свершений страны.

Но мало кто вспоминает о том, что часто это строительство начиналось с зоны, обнесенной колючим забором, за которую свозились со всей страны тысячи людей, лишенных свободы. В годы моей работы в области еще часто недобрым словом вспоминали о существовавших ранее Севкузбасслаге и Южкузбасслаге, объединяющих многочисленные исправительно-трудовые лагеря на севере и юге Кузбасса, заключенные которых работали на стройках, шахтах и лесоразработках.

При упоминании об этих зонах сердце мое замирало и мысли возвращались к моему отцу, прошедшему их горестную науку, правда, на Дальнем Востоке и Урале. Но какая разница?!

Во времена хрущевской оттепели отношение к этим местам изменилось. А когда страна с содроганием прочитала «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицина, не стало нужды сторониться этой темы. Наоборот, партийные органы получили указание сверху разобраться с положением, существующим здесь. Чтобы вести предметный разговор, активу было рекомендовано встретиться с теми, кто работает и отбывает срок в зонах. На мою долю выпал лагерь для особо опасных преступников.

Стараясь внешне не показать волнения сопровождающему меня офицеру, прошел узкую, ограниченную двумя дверями проходную (сознание разделило два мира – волю и неволю), за которой открывалась площадка для построения. Жутко было пересекать ее, спиной ощущая стволы нацеленных на нас пулеметов с вышек охраны. Машинально делая шаги, мы проходили мимо мрачных, злобно бросающих в нашу сторону взгляды людей в робах с «бубновыми тузами» на спинах. Стоял строй брусчатых бараков, из которых выбегали спешащие на построение.

Зашли в один из них. Сохранился затхлый запах мужских тел, покинувших помещение, было прибрано. В глаза бросалась наглядная атрибутика, призывающая ударно с чистой совестью трудиться ради своей свободы и счастья детей, в слезах глядящих с плакатов. При нашем появлении возник человек, представившийся дежурным. Он доложил о численности проживающих, распорядке дня, наличии больных.

Но слова пролетали мимо сознания, все наше внимание было обращено на лицо этого человека.

На его узком лбу выделялась яркая татуировка – немыслимые для того времени слова: «Раб КПСС». И он позой, жестами как бы призывал нас обратить на это внимание.

Естественно, последовал вопрос:

– Зачем эти слова на лбу?

Он усмехаясь ответил:

– А это чтобы не было соблазна впредь убегать из зоны. Мне уже 41 год, и я с 13 лет кочую из лагеря в лагерь.

– Это почему же? – уточнили мы.

– Нет в стране такого, из которого бы я не уходил. Но гулял недолго, в первые же дни «воли» снова оказывался за решеткой. Ведь я был неграмотный, не знаю вашей жизни, не знаю простых вещей: как купить в магазине еду или одежду, даже не знаю, как пользоваться трамваем, да и еще много чего… Но главное – у меня на свободе нет родных или близких. На вокзалах озирался – все казалось, что за мной кто-то следит. Вашему брату это все подозрительно. Так попадал снова, – горестно завершил он свою исповедь.

На наш вопрос, за какие преступления получил срок, ответил:

– Вначале по глупости попался, украл для продажи из вагона несколько кило соли. А потом понеслось… За каждый побег или убийство – новые сроки и новые лагеря, всего набрал уже свыше 50 лет.

Уточнили, много ли убитых людей на его совести.

– Да не считал я… Но одно скажу: все были из нашей братии. Ваших на моей совести нет.

В его словах за показной бравадой сквозила безнадежность и, думаю, желание исповедоваться перед людьми из неведомого ему мира.

«Для чего живет этот человек? На что он потратил самое драгоценное? Родители дали ему жизнь, наделили здоровьем, пытливым умом – и как он распорядился всем этим и один ли он ответственен за все это. Ведь кроме каменной глыбы, вывороченной из недр расположенного рядом карьера, он ничего не оставит на земле» – эти раздумья преследовали меня.

Жизнь этого человека фокусировала мое отношение к насилию над личностью, изолируемой от общества. Горькие слова и сочувствие прозвучали в моем выступлении на итоговом совещании в обкоме партии. Даже высказал такую мысль, что следовало бы молодых людей, ставших на путь преступлений, но не совершивших еще их, в порядке профилактики водить на экскурсии в эти зоны, чтобы представляли завершение своих бесшабашных деяний. А когда еще посочувствовал безнадежно больным, встретившимся в зоне, на меня обрушился справедливый огонь критики:

– Ты еще потребуй на курорты отправлять преступников!

Встреча в зоне долго не давала мне покоя. Ведь этот человек задумался, так казалось, учился в лагерной школе, мечтал, что, может, попадет под амнистию, чтобы завершить жизнь на воле среди людей.

На мои запросы руководство лагеря сообщило, что А. Баранов – так звали этого заключенного – умер в возрасте 43 лет от сердечного приступа.

«Министр спорта ЦК КПСС»

Это было на зимних Олимпийских играх 1988 года в канадском Калгари. Нас, большую группу спортивных работников, разместили в уютном коттедже, сданном хозяевами в аренду на все время этого спортивного праздника.

В нашем распоряжении были не только спальные комнаты, но и кухня со всей утварью, что давало возможность, вспомнив студенческие годы, организовать общий стол. Готовили по очереди, каждый день меню менялось: сегодня разносолье русское, завтра украинское, потом казахское, киргизское, белорусское – всё запасливо привезли с собой из дома.

На тренировки спортсменов и соревнования тоже выезжали группами, хотя иногда интересы не совпадали. Но на соревнования по горным лыжам, до которых надо было преодолеть свыше 100 км, объединились все.

В горах нас встретил тренер сборной страны, наш хороший товарищ Л.В. Тягачев. Здесь он знал все, был всюду вхож: показал нам не только соревнования, но и трассы, подъемники, трамплины. Было видно, что он пользуется большим авторитетом у специалистов и спортсменов. К нему подходили разные люди, чтобы услышать оценку организации судейства, спортивной формы соперников. Со всеми он был приветлив, охотно отвечал на вопросы, и мы получили много важного для нашей работы из уст нашего замечательного сопровождающего.

В заключение этого насыщенного впечатлениями дня наша внушительная группа собралась на финише трассы скоростного спуска. Находящийся в ее центре, Леонид Васильевич по-прежнему привлекал внимание, к нам подходили люди из разных стран: тренеры, судьи, руководители федераций. Тягачев представил нас – советских спортивных функционеров:

– Знакомьтесь: Бака – председатель комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров Украинской ССР.

Видя непонимающие взгляды иностранных друзей, он уточнил:

– Проще – министр спорта Украины.

Далее уже по этой схеме назвал «министров» Белоруссии, Казахстана, Киргизии. Меня он представил как «министра спорта» профсоюзов. А на стоящем рядом В.И. Киселеве запнулся… и протянул:

– Это… товарищ из ЦК КПСС.

Последовал вопрос:

– Что, тоже министр спорта?

Мы под общий хохот подтвердили:

– Да-да, «министр спорта ЦК КПСС».

В этой группе оказался канадский журналист. Обилие «министров», да еще упоминание ЦК КПСС его заинтересовало. Он вмешался в наш разговор, обратился с вопросами к В.И. Киселеву.

Весь обратный путь мы обсуждали пребывание в горах и в этом веселом настроении попросили завернуть в торговый центр – у всех были заботы о подарках для дома.

Торговый центр в Канаде… В те годы для нас это было непривычно. Размеры, оборудование залов, обилие товаров, обслуживание – все поражало. Казалось, невозможно разобраться в секциях, переходах, витринах. Да и хорошо владеющих английским языком в группе не было.

Больше всех задавал вопросов М.М. Бака. У него было какое-то поручение от жены. И толком не мог разъяснить это молодым женщинам, обслуживающим покупателей. В зале рядом с нами возникли расторопные соседки, тоже глазеющие на прилавки. Услышав русскую речь, они радостно приветствовали. А узнав, что среди нас их земляк с Украины, обрушили на него шквал вопросов. Их интересовало буквально все о родине их предков и льстила возможность помочь своему земляку. Но что-то не клеилось: то цвет не нравился, то фасон не подходил, то размер смущал – так и разошлись их пути по лабиринтам секций.

Неожиданно в спокойствие и тишину зала ворвался пронзительный вопль, заставивший посетителей вздрогнуть. Кричала одна из новых знакомых:

– Эй, хохол, а какая у твоей жены задница?! – хотела уточнить размер одежды.

…Крик повторился, еще и еще… Сломя голову помчался Михаил Макарович к ретивым помощницам. Ну а для нас это был еще один повод, чтобы позубоскалить о приключениях дня.

Но напрасно было это веселье. На утро следующего дня нас срочно пригласили к руководителю советской делегации М.В. Грамову. На столе перед ним лежала газета, на которой была наша фотография с соревнований и интервью с «министром спорта ЦК КПСС» В.И. Киселевым. Видимо, напичканный соответствующей информацией от стоящих рядом представителей «бдительных сопровождающих» из органов, он в гневе обрушился на нас:

– Что это еще за самозванцы появились? Какие еще министры спорта? Уже вроде и раздающий интервью претендент на мое место появился? Буду требовать, чтобы завтра же этот новоявленный выскочка был отозван в Москву. Пусть там с ним разбираются.

Общими усилиями нам удалось утихомирить страсти. В красках рассказали ему об истоках этого интервью. В конечном итоге заверили, что будем впредь более осмотрительны в общении с «друзьями». К великой радости Валерия Ивановича, сгустившиеся над ним тучи были развеяны.

Так порой из ничего возникали проблемы.

Глава II
«…Боевые спутники мои»

«Спутник» всегда находился в фарватере народной дипломатии, осуществляя программы, участниками которых ежегодно становились сотни тысяч юношей и девушек планеты.

Е. Примаков

Талантливые организаторы

На вечере, посвященном 60-летию «Спутника», озвучена цифра: свыше 120 млн человек за эти годы вовлечено в его орбиту!

Предполагал ли кто из создающих молодежную туристическую организацию такие объемы!?

И это звучит сегодня особенно, когда туристические фирмы возникают, а затем с шумом или безмолвно банкротятся, оставив людей на произвол бесцеремонных, жаждующих наживы, партнеров. И какое-то неосознанное удовлетворение ощущаешь от того, что в этих тревожных сводках ни разу не было запятнано слово «Спутник».

Значит, есть у этой структуры вместе с обязывающим космическим названием тот сохраняемый годами стержень, на котором держится все сооружение. Эти размышления вновь позвали меня пролистать страницы записей тех лет.

Комсомол, осваивая новое направление работы, не располагал кадрами, готовыми возглавить его, и из своей среды выдвигал талантливых организаторов – неравнодушных, любящих работу с молодежью, знающих ее интересы и трудности. И они, А.В. Кисляк, Н.Я. Новокрещенов, Л.В. Керестеджиянц, В.П. Мошняга, Е.М. Рыбинский, А.С. Бочуров и их боевые последователи, заложили особые требования к кадрам молодежного туризма. Беспрецедентно, уже 33 года эту организацию возглавляет А.Н. Хохлов. Он начал работу в «Спутнике» не в самые лучшие времена, обрел единомышленников, вместе преодолели трудности и наветы и в новых рыночных условиях сумели сохранить структуру, базы, службы, а главное, сплоченный дееспособный коллектив товарищей – профессионалов туризма.

Сохранился высокий нравственный и общественный облик сотрудников молодежного туризма, приобретенный ощущением потребности времени в постоянном общении с широким кругом добровольцев. Среди более тысячи внештатных консультантов «Спутника» были и такие, как Борис Ноткин, в то время молодой преподаватель МГУ имени Ломоносова, известный затем широкой аудитории – как увлеченный, объективный и знающий ведущий программ на Центральном телевидении.

Вспоминая сейчас Виктора Шульгу, Татьяну Мазуряк, Бориса Морозова, Виктора Сухотеплого, Владимира Пахомова, Надежду Горошкову, Елену Коложвари, Ирину Полозову, Свету Фарберову, Аллу Кулачкову, Владимира Терина, Тамару Гусеву и, конечно, уважаемую и беспокойную Зинаиду Ивановну Маковскую и еще многих и многих моих дорогих товарищей, о которых мы, пользуясь словами известной песни, пели «боевые спутники мои…», я представляю сформировавшийся облик спутниковцев.

Это патриоты страны; гостеприимные рачительные хозяева, получившие право представлять гостям страну и комсомольскую семью; умеющие вести бюджет каждого действия туристической программы, удовлетворяя желания гостей, заплативших за свое пребывание; умеющие зарабатывать валюту на нужды молодежной организации; как правило, обладающие знанием иностранного языка, истории страны и носители русского языка; до тонкостей овладевавшие правилами этикета.

Все это проверялось каждодневной работой с людьми. Но была еще и содержательная сторона, которой в принципе отличались все молодежные туры.

Социальный туризм

Понятие «социальный туризм» с тех лет стало визитной карточкой молодежных туров.

В первом поезде дружбы, направленном на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Вену, мы, его участники, оказались в атмосфере, далеко не походившей на праздную участь колесящих по миру туристов, созерцающих памятники, выставки; покоряющих горные вершины и перевалы. Мы увидели, конечно, прекрасную Вену и другие города страны, но главным образом познакомились со своими сверстниками из разных стран, узнали из их уст правду о жизни «за бугром», познали, что такое в яви классовая борьба и в чем состоят аргументы наших идейных врагов.

Конечно, не каждая поездка за рубеж была насыщена такими эпизодами. Но, создавая отделение «Спутника» в Кемерово, я только таким представлял подход к организации туристической работы в комсомоле. Мы не ошиблись, выдвинув на эту работу скромную и обстоятельную Эльвиру Старостину, преподавателя вуза. Работоспособная и знающая, она смогла в короткий срок создать очень популярную структуру, работающую с молодежью, в нашем далеком сибирском крае. Это была конкретная возможность воплотить наши задумки об интернациональном воспитании молодого поколения.

В понимании работы, которую в те годы выполняла туристическая группа за рубежом, помогло и то, что пришлось возглавить в Англию группу, сформированную из преподавателей школ и вузов области.

Все то, о чем предупреждали меня бывалые товарищи, испытал лично. Уже при первом знакомстве с руководителями студенческой ассоциации страны, уточняя программу, наши хозяева безапелляционно заявили:

– А сегодняшний вечер нечего обсуждать. Мы согласны идти к вам в отель, чтобы пить русскую водку и пробовать черную икру, – группа, бывшая перед вами, так предложила. Был хороший вечер знакомства…

В наших загашниках все это было, и мы не опозорились перед нашими хозяевами. Но больше в течение всей поездки таких предложений мы постарались избегать. Была насыщенная программа знакомства с организацией учебного процесса в высших и средних учебных заведениях, лицеях. Были и в студенческих общежитиях, беседовали со студентами о житье-бытье; на студенческих вечеринках поражала «моральная» раскрепощенность молодых людей; удавалось в библиотеках учебных заведений раскрыть книги – учебные пособия для групп, изучающих русский язык, убеждаясь примитивизму представлений о нашей жизни в этой стране.

Мои товарищи по группе были впервые за пределами страны, ошеломленные «свободой», когда учитель, равнодушно усевшись на стол, не стесняясь ребят, разглагольствует, что его задача – рассказать предусмотренное программой, а знания – это дело ученика: хорошо окончит начальную школу – может попасть в колледж, а дальше в университет, а с плохими знаниями – техническая школа, после окончания которой путь только в рабочий класс. И его не смущало неадекватное поведение учащихся – это их дело, слушать или шуметь, я отрабатываю свои часы.

Случился и такой казус.

Проверив наше дружелюбие, руководитель студенческого союза пригласил посмотреть условия его жизни. Это было любопытно. Скромная квартира: спальня, кухня, небольшая прихожая с креслами вокруг низкого столика (дополнительно взяли у соседей). Наш переводчик едва успевал воспроизводить вопросы и ответы с обеих сторон. В это время в прихожей появилась женщина, которую хозяин любезно представил: «Это моя мама». После обмена приветствиями она примостилась на стуле у самой двери, вслушиваясь в продолжение нашего разговора. Мы задвигались, освобождая ей место вокруг стола. На что хозяин запротестовал:

– Нет, не беспокойтесь. Она не приглашалась на чай, к столу ее пригласим позже…

Это, по нашим понятиям, не вписывалось ни в какие рамки, но считалось нормой для этой страны.