Текст книги "Тайфун приходит с востока"

– Как ваша фамилия? – спросила врач.

– Игнатьев.

Она быстро проглядела стопочку медицинских карт.

– Игнатьев, – сказала она, – ах да, Игнатьев Сергей Андреевич! Так, значит, это вы?

– Я, – подтвердил Игнатьев. – А в чем дело?

– Ни в чем, ни в чем, – сказала она, пролистывая страницы его карты. Черный завиток ее волос на самой макушке чуть выбивался из общей ровной поверхности прически, и Игнатьеву вдруг жутко захотелось его пригладить. Даже рука дернулась, но Игнатьев, конечно же, удержался.

– Как вы себя чувствуете? – с внезапной холодностью спросила врач, подняв голову, и теперь Игнатьев сумел рассмотреть ее лицо до последней черточки.

– Нормально.

– У вас часто болит голова?

– Нет, не часто. Вернее, никогда.

– Не часто или никогда?

– Ну, если очень сильно выпью…

– Вы злоупотребляете спиртным? – заинтересовалась она.

– Зачем? – удивленно спросил Игнатьев.

– Вы не ответили на мой вопрос! – сказала она.

– И вы тоже.

Наступила пауза. В глазах врача Игнатьев прочитал интерес и еще что-то, чего он пока не понял.

– А почему вы так плохо побриты? – спросила она с брезгливой, но очаровательной гримаской, которая настолько понравилась Игнатьеву, что на обидный смысл вопроса он поначалу и внимания не обратил. – Это что, ваше обычное состояние или ваши начальники просто перестали следить за внешним видом подчиненных?

Игнатьев удивленно вытаращил глаза, машинально провел рукой по подбородку, на мгновение рассердился и тут же засмеялся.

– Я догадался, – сказал он. – Это провокация. Да, конечно, я все понял. Вы ждете от меня определенной реакции, которую запишете в мою медицинскую карту. Извините, что нарушил ваши планы. Просто я догадался. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась она. – Давайте о другом. Вам приходилось убивать?

– Не думаю, что вам позволено задавать подобные вопросы, – пожал плечами Игнатьев. – Впрочем, лично вам отвечу: разумеется, я никого не убивал. С чего вы это взяли?

– Вы чувствовали сожаление о том, что вам приходилось делать, выполняя служебные задания? – она задала очередной вопрос без малейшей паузы, ничуть не смутившись.

– Конечно, чувствовал. Иногда. А вы?

– Я? Может быть, – медленно ответила она с совершенно новой интонацией. Посмотрела на Игнатьева очень внимательно, потом встала и неторопливо, словно нарочно позволяя разглядеть себя целиком, обошла стол и села на стул напротив. Халатик на ее бедрах собрался странно манящими складками, Игнатьеву понадобилось совершить над собой некоторое усилие, чтобы отвести взгляд в сторону.

– Какие у вас отношения в семье? – спросила она.

– Нормальные. Семьи у меня нет. А у вас?

– Вам приходилось когда-нибудь обращаться к психиатру?

– Нет, – в горле у Игнатьева внезапно пересохло. Довольно плохо отдавая себе отчет в том, что делает, он подался вперед и осторожно взял ее за руку.

Она вздрогнула, попыталась освободиться и тут же оставила эту попытку.

– Что вы делаете? – голос ее слегка дрожал.

– Не знаю, – честно ответил он. – Извините…

Игнатьев легонько потянул ее к себе, они поднялись со стульев одновременно и шагнули навстречу друг к другу. Их первый поцелуй получился торопливым и неловким, но за ним тут же последовал второй, долгий и невероятно сладкий.

– Ты бы хоть дверь сначала запер, – сказала она, оторвавшись от его губ.

Игнатьев бросился к двери, повернул ключ в замке и вернулся. Глаза ее были полузакрыты, руки легонько поглаживали бедра. Игнатьев поднял ее на руки, удивляясь невесомости этого тугого, горячего тела, и осторожно положил на кушетку.

Прозрачный халатик соскользнул вверх вместе с платьем, все прочее белье исчезло намного раньше, чем Игнатьев справился со своими пуговицами. Это был результат химии тел, взаимное ощущение запаха самца и запаха самки, бросившее их навстречу друг другу, подготовившее каждого к акту любви без прелюдии и не требующее совершенно никакого любовного искусства, потому что высшего ощущения блаженства они достигли, едва соединившись, все последующее сделалось лишь его бесконечным повторением…

Их смешанное дыхание понемногу приходило в норму. Она мягко, но настойчиво отстранила его, поднимаясь. Некоторое время, отвернувшись друг от друга, они приводили в порядок свою одежду, ощущая при этом одинаковую неловкость. Игнатьев услышал щелчок отпираемого замка, потом ее шаги по направлению к столу и разрешил себе повернуться.

Она сидела на прежнем месте, поправляя легкими движениями прическу и стараясь на Игнатьева не смотреть.

– Ну вот, сеанс психотерапии закончен, – чужим голосом сказала она и принужденно рассмеялась.

– Не говори так, пожалуйста, – попросил Игнатьев.

Она взглянула на него с тревогой, изумлением, надеждой и снова быстро отвернулась.

– Рабочий день тоже закончился, – проговорила она совсем тихо. – Мне пора домой.

– Можно я тебя провожу?

– А тебе в самом деле хочется?

– Очень, – выдохнул Игнатьев, и это была истинная правда.

Она запирала дверь кабинета, а он вдруг увидел табличку на двери: «Прохорова Елена Андреевна» и облегченно вздохнул: если бы не эта табличка, он бы так и не узнал, как к ней обращаться.

– Лена, а ты где живешь? – спросил он.

– Меня зовут Жанна, – ответила она с улыбкой, повергшей Игнатьева в ужас. – Елена Андреевна будет работать завтра. Табличку с моей фамилией просто не успели повесить.

– Ты… извини, – забормотал Игнатьев, чувствуя, как загорелись его уши. – Я… в самом деле… глупость какая-то…

Он ждал чего угодно: обиды, презрения, насмешки, а она вдруг прыснула искренне и весело.

– Хорошо, что у нас появился повод познакомиться.

Они выходили из поликлиники под строгим взором охранника, на которого Жанна не обратила никакого внимания.

– Мне на автобус, – сказала она.

– У меня машина.

– Это здорово. А можно мы в магазин заедем?

– Ужин для семьи?

Она остановилась, повернулась к нему и подняла голову, заглядывая в глаза Игнатьева.

– Я живу одна.

Этой ночью Игнатьев в свою квартирку так и не вернулся…

* * *

Ласковая рука коснулась его плеча, нежный голос прожурчал в ухо: «Поднимите, пожалуйста, спинку кресла, самолет готовится к посадке».

Игнатьев проснулся и огляделся. Слева ворочался сосед, точно так же разбуженный стюардессой. Глаза у него были заплывшие и красные, лицо изрядно помято. Видно Эрман все же злоупотребил своим «снотворным». Пробормотав что-то неразборчиво, он поднял кресло, защелкнул пряжку ремня безопасности и мгновенно захрапел вновь. Лишь когда шасси самолета покатились по бетону посадочной полосы, он пробудился окончательно, откашлялся и хрипло прокомментировал:

– На этот раз опять пронесло.

В зале прилета Эрман побежал дожидаться разгрузки багажа, забыв попрощаться, на что Игнатьев не обиделся. Он вышел на площадь, и к нему тут же подбежал местный таксист-бомбила – чернявый парень среднего роста с хитрыми цыганскими глазами.

– Такси! Куда ехать?

– За сколько до центра докатишь?

– Ну, как обычно, по тарифу, – уверенно отвечал бомбила. – Штуку. Рублей, конечно.

Это было по-божески, и торговаться Игнатьев не стал. «Тойота» у бомбилы была с правым рулем, Игнатьев устроился на заднем сиденье, наискось от водителя.

– По делам или так? – деликатно завел беседу бомбила, намереваясь развлечь то ли самого себя, то ли пассажира.

– «Так» – это как? – поинтересовался Игнатьев.

– Ну, на отдых, например, или к родственникам, – резонно объяснил бомбила.

– Тогда, скажем, на экскурсию, – сказал Игнатьев. – Родственниками здесь пока не обзавелся. Но и по делам тоже. Тут у вас, я знаю, крабы в банках на каждом углу, как картошка, продаются.

– Ну, это я не знаю, – засомневался бомбила. – Достать-то всегда, конечно, можно, но чтобы как картошка – такого давно нет.

– Жаль, – с сожалением вздохнул Игнатьев.

– В первый раз тут?

– В первый, в первый, – небрежно ответил Игнатьев. – Скажи-ка, брат, я слышал, тут у вас автомобильный базар знатный есть. Его еще не прикрыли?

– Да кто ж его прикроет? – удивился бомбила. – Где был, там и есть, с него же полгорода кормится. А ты что, тачку хочешь взять? Могу посоветовать, если надо. Тебе крутую какую-нибудь?

– Да бог с тобой, зачем мне крутую. Мне чтобы просто ездила.

– Так возьми мою! – воскликнул бомбила. – Она пятидесяти тысяч не прошла, летает как ласточка.

– Нет, брат, твоей не надо. Не люблю я правого руля.

– Ну, как хочешь. А по бабкам на что рассчитываешь?

– Да штуки на две-три зеленых.

– В принципе, подобрать можно, – уверенно сказал бомбила. – Года два прокатаешься без проблем, а дальше – уж как получится.

– Дальше мне не надо, я так далеко не заглядываю.

– Тогда сделаем! Так мы сейчас прямо на базар?

– Нет, – покачал головой Игнатьев. – Вначале давай в центр, к горпочтамту, мне надо письмишко кинуть, бабки получить, потом перекушу немного. А ты через часок, если не будешь занят, там же меня и подхватишь.

– Сделаем! – с воодушевлением воскликнул бомбила и поджал педаль газа.

Они уже въехали в границы города, и Игнатьев с отчетливым ностальгическим чувством смотрел по сторонам. Когда-то, много лет назад, он полюбил этот город, едва узнав. Город нравился ему старыми узкими улочками, сбегавшими к морю под наклоном, который после короткого дождя или первых заморозков не под силу одолеть никакому автомобилю с облысевшими покрышками: в такие адреса местные таксисты ездить категорически отказывались. Он нравился Игнатьеву откровенностью стихий – палящим летним зноем и зимними бурями, засыпавшими улицы снегом под крыши домов; постоянным терпким запахом океана, обилием и дешевизной морских деликатесов на каждом углу. Наконец, город был приятен людьми – спокойными и доброжелательными, а также тем, что именно здесь он встретил Жанну.

– Может, тебя в гостиницу отвезти? – предложил водитель. – Ты тут, вообще, надолго?

– Гостиница мне ни к чему, – ответил Игнатьев. – Я у родственников остановлюсь. Зачем деньги зря тратить?

– У тебя здесь родственники?

– Дальние. Но на пару дней перекантоваться пустят. А больше мне не надо. Возьму тачку и обратно в Россию.

– Ну, смотри, как хочешь…

Тойота подкатила к дверям почтамта, и Игнатьев расплатился.

– Так, значит, через час? – пожелал уточнить бомбила.

Игнатьев поглядел на свои часы, переведенные на местное время в аэропорте.

– Сейчас четверть первого. Значит, пятнадцать минут второго я буду здесь стоять. Только не обессудь: если тебя не будет, тут же беру другую тачку. У меня время – деньги.

– Все будет нормально, – заверил бомбила и укатил.

На почтамте Игнатьеву делать было нечего. Тем не менее он зашел туда на несколько минут, потолкался, осмотрел площадь сквозь широкие окна второго этажа и, убедившись, что таксист действительно уехал, отправился в «Золотой лотос», располагавшийся на соседней улочке. Номер он получил безо всяких проблем, как и ожидал: сезон наплыва покупателей дешевого автомобильного старья из Японии, доставляемого регулярными паромами, миновал месяц назад, осенние циклоны остановили бизнес, океан часто штормило, и город готовился к наступлению зимы.

Он оставался в номере совсем недолго – только бросил сумку с вещами и наскоро умылся. Заперев номер, ключ взял с собой, предварительно отделив его от здоровенной желтой гостиничной бульбы. Побродив по кварталам, сплошь состоящим – как и положено центру уважающего себя торгового города – из магазинов и магазинчиков, маленьких баров, забегаловок и многочисленных киосков, Игнатьев без труда разыскал то, что ему было нужно: мастерскую по изготовлению ключей, где в его присутствии за пять минут сделали дубликат гостиничного, а также магазин всяческого ширпотреба, на одном из стеллажей которого покупателям предлагался широчайший выбор ножей китайского производства, самых разных размеров и назначения. Тут Игнатьев задержался подольше, тщательно выбирая покупку. Перепробовав с десяток изделий под взглядом измученного дотошным покупателем продавца, он остановил свой выбор на складном ножике, размер и внешний вид которого не должен был вызывать возражений даже у наиболее подозрительных милиционеров. Обычный ножик с очень острым лезвием длиной семьдесят пять миллиметров, равно пригодный для разделки колбасы и точки карандашей. В сложенном состоянии ножик полностью прятался в ладони, имел стопор и плавные выступы по бокам рукоятки, помогающие зафиксировать охват. А самое главное, он легко открывался пальцами одной руки и так же легко закрывался нажатием на выступ стопорной пластины.

Пощелкав несколько раз, Игнатьев оплатил покупку и вышел из магазина. До назначенной встречи с таксистом оставалось минут двадцать, это время он потратил на то, чтобы приобрести дешевенький мобильный телефон, а потом просто бродил в окрестностях центральной площади, пробуждая в памяти забытые ощущения и картины. Правая рука его в кармане куртки открывала ножик, закрывала и снова открывала, обретая необходимый автоматизм движений в обращении с только что приобретенным оружием. К сожалению, нынешние правила авиаперелета не позволяли Игнатьеву прихватить с собой что-нибудь из личного арсенала, включая совершенно безобидные с виду, но острые предметы. Новый ножик в принципе был вполне хорош, просто к нему следовало как можно скорее привыкнуть.

Когда он подошел к почтамту, знакомая «тойота» стояла на том же месте, где час назад высадила Игнатьева. Высматривая в потоке горожан клиента, водитель озирался на тротуаре и, когда увидел Игнатьева, явно обрадовался, махнул ему рукой и предупредительно распахнул заднюю дверцу.

– Слушай, друг, я такой классный вариант для тебя нашел! – возбужденно заговорил он, едва Игнатьев уселся в салон. – «Хонда» девяносто девятого, с левым рулем, как тебе нравится, электроподъемники стекол и все другие навороты. На три с половиной штуки потянешь?

– Плачу не больше трех, – флегматично сообщил Игнатьев. – Электроподъемники пусть на память себе оставит. Остальные полштуки мне и самому понадобятся.

– Да? – водитель совсем не огорчился. – Ладно, может, удастся скинуть. Короче, сам договариваться будешь.

– Давай, рули на автомобильный базар, там разберемся, – скомандовал Игнатьев.

– Зачем на базар? – воскликнул бомбила. – «Хонда» в гараже стоит тут, недалеко, всего пять минут ходу!

– Слушай, дорогой, что ты мне мозги паришь? – недовольно сказал Игнатьев. – Я тебе на базар заказывал меня отвезти, а не в гости к твоему корешу. Если не нравится, могу прямо сейчас вылезти.

– Да в чем проблема? – бомбила сделал вид, что обиделся. – На базар – так на базар! Я же как лучше хотел…

Бомбила был излишне суетлив. Радости, что получил клиента, тут было маловато. Он явно нервничал и старался это скрыть. Поэтому, устраиваясь на прежнее место на заднем сидении слева, Игнатьев вытащил из кармана куртки ножик, спрятав его в ладони. «Тойота» сорвалась с места и запетляла по узким улицам.

– Вообще далеко этот базар? – безмятежно спросил Игнатьев.

– Не, всего полчаса, и мы на месте, – ответил бомбила.

Это был второй звонок, и посущественнее. Автомобильная толкучка располагалась рядом с железнодорожным вокзалом, ходу туда было вдвое меньше. Чтобы окончательно увериться в подозрениях, Игнатьеву понадобилось еще пару минут, когда он увидел, что «тойота» свернула не к вокзалу, а в сторону ближайшего пригорода. Игнатьев чуть сдвинулся на сиденье, чтобы без помех посматривать в зеркало заднего вида, и очень скоро обнаружил неотступно следующую за ними темно-синюю иномарку. Стало ясно, что развязки ожидать теперь недолго, чему Игнатьев очень огорчился. Надо же такое невезенье: налететь на «разгонщиков» в первый час пребывания в городе! Он прикинул варианты: церемониться с ним, скорее всего, не будут – потенциальная жертва хорошо запомнила бомбилу в лицо, может запомнить и номера «тойоты», рисковать тут ни к чему. Самое надежное – пристукнуть приезжего лоха, которого в городе никто не знает и не ждет, и выкинуть тело где-нибудь в лесопосадках. Даже если вскорости и обнаружат, концов никаких. Плохо, плохо это… Игнатьев шевельнул пальцами, и нож открылся со щелчком, совершенно неслышным в гуле мотора. Интересно, как это начнется? Больше всего Игнатьеву не хотелось, чтобы бомбила попытался отключить его с помощью какого-нибудь баллончика с нервно-паралитическим газом. Нет, пожалуй, этого не произойдет, в тесном объеме кабины одинаково рискуют надышаться оба.

Он не ошибся. «Тойота» начала замедлять ход и съезжать на обочину. Момент бомбила выбрал удачный: кроме синей иномарки, позади машин на дороге видно не было.

– Движок троит, зараза, – пожаловался бомбила. – Опять колпачок со свечи соскочил. Сейчас, поправлю, две секунды всего делов-то…

Теперь Игнатьев точно знал, что произойдет, и ждал почти спокойно. Ему не оставили никакого выбора, следовательно, время сомнений миновало. Машины остановились, синяя – бампером в бампер «тойоты». Двое выскочили из синей, подскочили к «тойоте» и одновременно рванули задние дверцы. Тот, что справа, сразу полез на свободное место, но чтобы добраться до Игнатьева, ему нужно было не менее трех секунд. Бандит слева наклонил к Игнатьеву свирепо скорченную рожу, наставил пистолет, но произнести ничего не успел. Игнатьев, даже не повернув головы, воткнул лезвие ножа ему в лицо, мгновенно выдернул и, развернув кисть, нанес точно такой же удар второму, одновременно выхватывая из обессилевшей руки первого пистолет, что получилось удивительно легко.

Первый – что был слева, рухнул у колеса с жалобным всхлипом-стоном. Второй, успевший перенести центр тяжести своего тела в салон, беззвучно повалился на сиденье. Толчком ноги Игнатьев вывалил бесчувственное тело на обочину. Водитель эти несколько секунд пребывал в полной неподвижности за рулем и лишь когда ощутил лезвие ножа на своем горле, дернулся и всхрапнул, как запаленный жеребец.

– Кто послал? Кому откат собирался отдавать? – свистящим шепотом спрашивал Игнатьев. – Кто в вашей банде командует? Говори быстро, у меня времени нет.

– Не убивай, брат, я не хотел, – заскрипел голосовыми связками бомбила. – Богом клянусь! Мне приказали.

– Кто? Фамилия. Адрес.

Возможно, бомбила рассчитывал соврать и оторваться по-легкому, но ощутив саднящую боль разреза на горле и теплую дорожку крови, убегающую под воротник, сдался.

– Это Гарик придумал – вон он, у колеса лежит. Я, честно, не хотел. Он меня на бабки подставил, я ему должен, только поэтому не мог отказаться. Второго не знаю, его погоняло Скворец, он у Гарика в шестерках.

– Кто еще о вашем хапке был в курсе?

– Никто, клянусь! – бомбила истово перекрестился свободной рукой. – Я пришел домой, а там Гарик – должок требует. А я просто сказал, что клиента должен подобрать, чтобы отвезти на автопомойку. На рынок, то есть. Гарик сказал: если возьмем три штуки, с меня должок спишут. Я все честно говорю, гражданин начальник. Мамой клянусь!

Некоторое время Игнатьев колебался. Бомбила, несомненно, рассказал лишь ничтожную часть правды, а скорее всего, просто врал. Бизнес у них с Гариком и Скворцом наверняка совместный, но времени для дознания у Игнатьева не было, да и убивать его не хотелось.

– Ключи! – коротко приказал он.

– Сейчас… Не убивай, брат!

Брелок с ключами мелко звенел в его трясущейся руке.

– Вылезай! Дружков своих грузи в салон. Если дернешься, завалю сразу! – Игнатьев сунул ему под нос трофейный пистолет. – Убежать не успеешь, даже не надейся.

Для нападения на приезжего лоха бомбила с дружками выбрал совершенно пустынную дорогу. Возможно даже, она оканчивалась никому не нужным тупиком, и это сейчас играло на руку Игнатьеву.

В сравнении с бомбилой каждый из гангстеров весил немало, но страх удваивает силы, и с работой тот справился быстро.

– Не убивай, брат, – снова попросил он жалобно.

– Открой багажник!

Водитель повиновался, лицо его побелело, глаза округлились от ужаса.

– А теперь полезай, если долго жить хочешь.

Игнатьев захлопнул и запер багажник, потом приподнял капот и вырвал центральный провод, зашвырнув его далеко в придорожные посадки. Сумеет выбраться из багажника бомбила без помощи или нет, Игнатьева не интересовало. Скорее всего, сумеет, если достанет сил сломать фиксаторы заднего сиденья. Но повозиться ему придется. Два часа форы Игнатьеву точно обеспечено, а большего и не надо. Ключи синей иномарки – это была «мицубиси» с тем же ненавистным Игнатьеву правым рулем – торчали в замке зажигания. Теперь Игнатьев не сомневался, что поступил совершенно правильно. Тратить на него много времени налетчики были не намерены. Вырубить его готовились прямо в «тойоте», и, видимо, очень быстро. Интересно, все же как? Вряд ли стали б открывать пальбу да пачкать салон. Удавкой или какой-нибудь свинчаткой по башке? Жаль, не обыскал поганцев… Но обдумывать далее возможные варианты Игнатьев не стал. Развернул «мицубиси» и понесся к городу.

Машину он бросил за несколько кварталов от рынка, оставив ключи в замке. Он очень рассчитывал, что какой-нибудь местный мелкий жулик соблазнится предложением взять то, что лежит явно плохо. Если Игнатьева начнут искать друзья сильно обиженных им бандитов (а такое вовсе не исключалось), они пойдут прежде всего по следу угнанной машины и потратят впустую немало времени. Второй свой трофей – пистолет – он оставлять не стал. Приобретение оказалось весьма кстати: оружием Игнатьев хотел обзавестись в первую очередь, хотя точного плана на этот счет изначально не имел. Нет худа без добра: приобретение ствола обошлось бы минимум в тысячу зеленых, которые теперь удалось сэкономить.

Прежде чем покинуть машину, Игнатьев тщательно стер отпечатки пальцев и осмотрел пистолет. Это был совершенно новенький с виду «Вальтер Полицайпистоле» калибра 7,65 миллиметров с чистым стволом и полной обоймой. Еще один патрон – восьмой – находился в патроннике. Ребята церемониться с лохом явно не собирались и готовились к наезду серьезно. Выходит, могли все же пулю в голову вкатить. Серийный номер на затворе оказался несточенным, что давало основание надеяться, что пистолет не украден с какого-нибудь секретного ведомственного склада и в деле еще ни разу не побывал. Скорее всего, «вальтер» был изготовлен в Южной Корее и прибыл оттуда контрабандой на рыболовном судне по заказу местных «братков».

Вытащив обойму и патрон, Игнатьев пощелкал курком и обнаружил дефект, довольно типичный для оружия этой системы: предохранитель отнюдь не полностью гарантировал от случайного выстрела. При поднятом флажке спусковой крючок с усилием, но продавливался вплоть до завершающего щелчка. Что ж, дефект не фатальный, иногда даже полезный, следовало только о нем не забывать.

Автомобильная толкучка жила своей обычной жизнью. Сотни машин самых разных моделей и расцветок выстроились рядами в ожидании покупателей, съезжающихся сюда со всех концов страны, от Новороссийска до Калининграда. И хотя сезон самой бойкой торговли миновал, покупателей и сейчас хватало. Большинство машин попали сюда непосредственно из трюмов грузовых судов, с регулярностью рейсовых транспортов сновавших между Морским и портами Японии, и номерных знаков, естественно, не имели. Игнатьеву это не подходило. Побродив по рядам, он остановился возле серой «хонды» с левым расположением руля и местными номерами. В салоне сидел человек средних лет в очках с унылым лицом. Сидел, видимо, долго, его степень уныния была пропорциональна проведенному на рынке времени. Игнатьев обошел пару раз вокруг машины и определил причину печали. «Хонда» явно побывала по крайней мере в одной серьезной переделке. Левое крыло хоть и было тщательно выправлено и закрашено, но своего прошлого спрятать никак не могло.

– Продаете? – спросил Игнатьев, звонко щелкнув ногтем по капоту.

– А зачем же я тут торчу? – буркнул в ответ хозяин не слишком приветливо.

– Тогда рассказывайте, – предложил Игнатьев. – Хвалите свой товар.

– Чего тут хвалить – и так все видно. Машине семь лет, движок работает отлично. Бегать еще будет не один год.

– А зачем тогда продавать?

– Потому что деньги нужны. Да вам-то что! – с раздражением сказал продавец. – Не хотите – не покупайте!

Причина плохого настроения владельца была очевидна: продавать машину ему совсем не хотелось, и это расположило Игнатьева в его пользу. Если Игнатьева начнут всерьез разыскивать – а рано или поздно это произойдет – ищейки обязательно наведаются на базар в поисках покупателя машины с правым рулем. Владелец «хонды» определенно не входил в категорию профессиональных торговцев автомобилями и вряд ли появится на базаре в ближайшее время, что Игнатьева вполне устраивало.

– Хочу, – сказал Игнатьев. – Только давайте посмотрим, как она на ходу.

– Далеко не поеду, – тут же предупредил хозяин. – Бензина лишнего у меня нет.

– И не надо далеко, – успокоил его Игнатьев. – Кружок-другой вокруг базара. Послушаем, как работает движок, не гремит ли подвеска – вот и все.

– Ничего у нее не гремит, – с отчетливой ноткой тоски проговорил хозяин. – Своими руками каждую гайку гладил. Ладно, садись давай.

Подвеска в самом деле не гремела, движок работал мощно и бесшумно, пяти минут хватило, чтобы понять, что машина в полном порядке, поэтому очень скоро Игнатьев попросил притормозить.

– Тачка у тебя нормальная, – сказал он, – теперь вопрос в том, сколько ты за нее хочешь.

– Четыре.

– Я могу только три, – выдвинул свое предложение Игнатьев. – Но прямо сейчас, без оформления. Просто напишешь мне от руки доверенность. Деньги со мной.

– Три – это мало, – сказал хозяин, но довольно неуверенно: ясно было, что немедленное предложение денег его сильно заинтриговало. – Три восемьсот!

– Три с половиной – и по рукам. Больше, честно, не могу.

Хозяин немного подумал, почесал затылок и махнул рукой.

– Ладно, согласен! А почему ты оформить как положено не хочешь?

– У меня времени нет, – искренне объяснил Игнатьев. – Кататься надо прямо сейчас.

– А тебя, того, милиция случайно не разыскивает? – усомнился хозяин, и Игнатьев весело засмеялся.

– А тебе-то какая печаль? Впрочем, не беспокойся, не разыскивает. По крайней мере пока, – и в этом он был тоже совершенно искренен.

Больше сомнений у хозяина не оказалось, и еще через десять минут Игнатьев сделался обладателем леворульной «хонды». Заправив бак машины до верха, он оставил ее на платной стоянке, но не возле отеля, а в двух кварталах.

* * *

В жизни Игнатьева Малецкий появился примерно через полгода после знакомства с Жанной, а в ее жизни он был очень давно: они вместе учились в школе. Игнатьев никогда не относился к нему, как к сопернику. Встречаясь в компаниях, разумеется, он не мог не заметить и не понять отношения Малецкого к Жанне, но ни тревоги, ни ревности у Игнатьева это не вызывало. Он даже по-мужски слегка сочувствовал Малецкому. В то время Малецкий только начинал организовывать свой бизнес, и этот процесс сопровождался бесконечными осечками и провалами, хотя Малецкому всякий раз удавалось избежать окончательного банкротства. Потом дела у него пошли лучше: сказался и приобретенный опыт, и появившиеся связи в краевой администрации – денег на установление добрых отношений с чиновниками Малецкий не жалел.

На день рождения Жанны – последний, что они отпраздновали вместе с Игнатьевым – Малецкий приехал на новеньком внедорожнике, с огромным букетом алых роз. Именно тогда Игнатьев впервые почувствовал смутную тревогу и раздражение. На такие букеты его зарплаты со всеми причитающимися надбавками не хватало. Однако раздражение быстро ушло. Малецкий был галантен, вежлив, предупредителен, мил – и не более. Грани, определяющей статус друга семьи, он не только не переступал, но даже близко к ней не приближался.

Формальные семейные отношения у Игнатьева с Жанной были пока не оформлены. Именно пока: Игнатьев ждал со дня на день перевода в Москву и не желал отягощать себя и кадровиков лишними проблемами, связанных со внесением многочисленных поправок в анкетные данные, что неизбежно пришлось бы делать в случае официального бракосочетания. Они решили, что поженятся немедленно после того, как Игнатьев устроится на новом месте, и Жанна приедет к нему окончательно. Именно ожидание переезда было причиной и того, что они с Жанной решили повременить с ребенком, хотя его появления – впервые в жизни – Игнатьев желал с невероятной силой.

Приказ о переводе пришел через две недели после того дня рождения, а еще через неделю Игнатьев был в Москве. Обустройство на новом месте неожиданно затянулось. Заранее обещанную квартиру Игнатьеву никак не выделяли. Полгода он делил с таким же, как он, бедолагой крохотную комнатку офицерского общежития, успокаиваясь клятвенными обещаниями работников жилотдела хозяйственного управления скорейшего и первоочередного решения его жилищного вопроса. В первое время они перезванивались с Жанной чуть не каждый день – если Игнатьев не уезжал в командировку, что случалось весьма нередко. Потом звонки стали реже: всякий раз сообщать об очередной отсрочке Игнатьеву было стыдно. Шли месяцы.

Иногда Жанна к нему приезжала. В последний раз – на ноябрьские праздники. Сожитель Игнатьева благородно освободил жилище на все выходные, отправившись куда-то к друзьям. Они провели вместе четыре замечательных дня, практически не выходя из помещения. Потом Игнатьев посадил ее на самолет и на два месяца уехал в командировку на Северный Кавказ. Память об этих чудных днях согревала его все два месяца. А когда вернулся в Москву и набрал телефон Жанны, она не сняла трубку. Игнатьев здорово обеспокоился. Нет, не возможным изменением отношения Жанны к себе – в ней-то он совершенно не сомневался. Он испугался, что с Жанной что-то случилось.

Глубокой ночью, с учетом временной разницы, позвонил ей в поликлинику и узнал, что месяц назад Жанна уволилась. Куда? Как? Почему? Ответили ему скованным «не знаю» и разорвали связь. Следующие сутки он звонил ей, не переставая, каждый час, прервавшись лишь на то, чтобы сбегать на почту отбить телеграмму. А еще через несколько дней пришло то – последнее – письмо.

«Сереженька, дорогой, прости, – писала Жанна. – Я вышла замуж, так получилось. Бесполезно что-то объяснять, это случилось неожиданно, но теперь это так, и по-другому уже не будет. Я ни о чем не жалею, я всегда буду вспоминать тебя с благодарностью, но будет лучше для нас обоих, если ты не станешь пытаться со мной встретиться. Я верю, что и у тебя все будет хорошо. Ты очень хороший, прости еще раз, если сможешь…»

В тот вечер Игнатьев жутко напился. Пьяный, рвался немедленно лететь в Морской – спасибо, друзья удержали силой. Потом долго искал пистолет, но его тоже спрятали надежно. А утром в общагу за ним, непроспавшимся и нетрезвым, приехала машина и увезла прямо на аэродром – началась очередная кавказская командировка. Пожалуй, это его тогда и спасло. В той командировке он не искал смерти намеренно – нет, он был просто равнодушен к собственной жизни, однако ему невероятно везло, смерть упорно его обходила. За три месяца тяжелейших рейдов он не заработал даже легкого ранения.