Текст книги "Тайфун приходит с востока"

Ордер на однокомнатную квартиру ждал его по возвращении. Игнатьев отнесся к известию совершенно равнодушно и даже испытал короткое побуждение отказаться. Но потом передумал. Открывалась новая страница его жизни, и о всех предыдущих следовало поскорее забыть. Он так и сделал. Вернее, попытался сделать. Прошлое не уходило из памяти, несмотря ни на какие усилия. Оно возвращалось в снах, приходило в алкогольном тумане или обрушивалось вовсе без повода, заставляя Игнатьева до боли стискивать челюсти и сжимать кулаки.

Через старых знакомых в Морском он уже знал, что мужем Жанны стал Малецкий, ее старый приятель, ныне – преуспевающий, удачливый бизнесмен. Что они жили в ближнем пригороде в огромном красивом особняке, что Жанна на вид вполне счастлива и довольна. Вот про ее ребенка Игнатьеву отчего-то не рассказали. Может, пожалели его чувства, а может, просто не сочли известие достойным внимания…

Спустя полтора года Игнатьев уволился из органов по выслуге лет, к великому огорчению своих непосредственных начальников. С поправочными «боевыми» коэффициентами выслуги у него начитывалось аж двадцать один год, хотя прослужил он всего шестнадцать. Но пенсия для одинокого тридцатисемилетнего человека получилась вполне приличной. Тем более что этот человек исключительно на пенсию жить вовсе не собирался. Игнатьев уходил не на пустое место. Через месяц после завершения оформления пенсионных документов он уже работал в отделе безопасности крупной фирмы со смешанным капиталом. Одно время он порывался съездить в Морской, но постепенно желание это таяло, а потом исчезло почти совсем. Игнатьев никогда не одобрял безнадежные предприятия…

* * *

В настоящий момент направлений поиска у Игнатьева было фактически только два: деревня, куда спрятал ее Малецкий, и двоюродная сестра Жанны – единственная ее близкая родственница в Морском. Сестру звали Раиса, в прежнее время она работала в бухгалтерии крабового завода, хотя за прошедшие годы многое могло перемениться. Игнатьев решил начать по порядку. Деревня, точнее, поселок Ягодный, находился всего в двадцати километрах от городского центра – уютное загородное местечко в долине посреди покрытых лесом сопок. Несмотря на близость к городу, популярностью у новой городской элиты поселок не пользовался: они предпочитали строиться поближе к океанскому берегу, на плоских холмах, с которых открывался прекрасный вид на бескрайнюю водную гладь. Образовавшееся там элитное поселение имело намерения превратиться в настоящий город и называлось гордым именем «Каравелла». Не попавшие в ранг городской элиты жители Морского называли поселок, а также его население, несколько иначе – «Коровяки», делая ударение на последнем слоге.

Тем не менее в силу этой причины Ягодное оставалось вотчиной горожан, использующих землю прежде всего в качестве садов и огородов для получения прибавка свежих овощей и фруктов к семейному столу. Такое положение, впрочем, не могло оставаться постоянным. Все большее количество участков из огородов превращались в строительные площадки под современные коттеджи – не высший класс, конечно, но и не дощатые курятники советского времени.

Все эти сведения, помимо многого иного, Игнатьев узнал от Малецкого, которого подробнейшим образом допрашивал в течение нескольких часов. В одном из подобных коттеджей, принадлежащем приятелю Малецкого, который последние два года безвылазно трудился где-то за границей, скрывалась Жанна с дочерью. Малецкий клялся, что узнать об этом не мог абсолютно никто: пообещав приятелю присматривать за домом, он бывал там считаные разы и приезжал туда всегда без шофера. Соседей он совершенно не знает, а они не знают ни его, ни Жанну, да и встречаться лицом к лицу с соседями почти не приходится: заборы кругом, если в магазин – то в соседний поселок за три километра только на машине. Машина, кстати, у Жанны тоже не засвеченная, записана все на того же приятеля…

Все это Игнатьеву показалось полнейшей чушью. Вытащить на свет божий все связи Малецкого, как теперешние, так и прошлые, при некотором умении большого труда не составит. Тем более с такими возможностями, которыми обладали его враги. Некоторую надежду оставляло лишь молчание Жанны. Попади она в руки бандитов, Малецкому давно бы уже диктовали условия сдачи.

«Хонду» Игнатьев оставил километра за полтора до въезда в поселок. Свернул с шоссе на едва приметную просеку, а потом заехал в кусты, совершенно скрывшие машину от взглядов с дороги. Дальше пошел пешком, миновав маленький стихийный рынок на развилке, со столь же стихийной стоянкой автомашин торгующих и покупающих, и вошел сквозь символически обозначенные ворота в пределы поселка Ягодный.

Искомый участок располагался вправо от главной улицы. Домик и впрямь оказался симпатичным, насколько Игнатьев мог судить, глядя на него через высокий забор из жестяного профиля. Калитка была заперта на внутренний замок. Игнатьев постучал проформы ради, постоял немного и пошел на соседний участок, огражденный обычным деревянным штакетником. Хозяйка в обтягивающих крепкие бедра черных хлопчатобумажных рейтузах кланялась в пояс сорнякам на грядках и Игнатьева заметила, только когда он подошел вплотную. Выпрямилась, держась одной рукой за поясницу, сбросила на землю брезентовые рукавицы, взглянула на чужака без опаски, но и без приязни.

– Здравствуйте, – сказал Игнатьев, – а где соседи ваши, не скажете?

– А вы кто?

На вид ей было что-то около сорока. Загорелое лицо, светлые волосы, округлый подбородок с небольшой ямочкой и загрубевшие от работы ладони.

– Знакомый хозяина. Я здесь по случаю, он просил меня заехать и посмотреть, все ли в порядке. Тут, я знаю, должна женщина жить с ребенком.

– Жила, – ответила хозяйка. – Да я с ней не знакома. Через такой забор не пообщаешься. Видела несколько раз. В последний раз – дня три назад. Они с дочкой как раз уезжали на машине. А потом больше не видела.

– Они одни уезжали?

– Одни. Ворота ей никто не помогал закрыть, она минут пять возилась. А что это ваш знакомый так заволновался? То его год здесь нет, а то уже второй раз проверяющих присылает.

– А в первый кто был? – спросил Игнатьев.

– Паспорт не спрашивала, – женщина сделала неопределенный жест рукой. – Подъехали на машине двое. На следующий день после ее отъезда. Тоже, сказали, знакомые. Спросили и уехали…

– Значит, разминулись, – с сожалением вздохнул Игнатьев. – Жаль. Наверное, это Лешка был… Тоже наш приятель. Вы не вспомните, как они выглядели?

– Того, что за рулем оставался, я не видела. А другой, который спрашивал – примерно лет тридцати. Почти как вы. Только пониже и похудее вас будет, – она вдруг негромко засмеялась. – Брови дужками и такие тоненькие, будто специально выщипывает. Ну что, похож?

– Кто его знает, – пожал плечами Игнатьев, немного польщенный явным комплиментом насчет возраста. На тридцать лет он, конечно же, не тянул. – Я Лешку тоже давно не видел. Может, и выщипывает теперь. Ладно, спасибо вам.

Он повернулся и уловил краем глаза шевеление кустов на участке напротив через узенькую улочку. Словно кто-то, до той поры неподвижно прислушивавшийся к их разговору, поторопился спрятать свое присутствие.

– А там кто живет? – безмятежно показал в ту сторону Игнатьев. – Может, они чего знают?

На лбу женщины сбежались вертикальные морщинки.

– Вы у них и спросите, – сказала она с очевидным неудовольствием к объекту интереса Игнатьева. – Может, и знают.

Она подобрала с земли рукавицы и шагнула к грядке, показывая, что разговор окончен.

– Спасибо, – поблагодарил Игнатьев.

Кусты на участке напротив уже не шевелились. Игнатьев тремя шагами пересек улочку и толкнул калитку. Она оказалась запертой щеколдой изнутри, и, чтобы приподнять запор сквозь узкую щель меж штакетинами, пришлось повозиться. Калитка отворилась, открыв выложенную цементными плитами узкую дорожку меж кустов смородины.

Игнатьев сделал пару шагов, остановился и позвал:

– Хозяин!

Шумнула раздвигаемая листва, и на дорожку вышел худой мужчина в строительной рабочей куртке и штанах, выбеленных солнцем и стирками почти до естественного цвета образующих ее хлопковых волокон. Его гладкое, не морщинистое, а складчатое, какие бывают у евнухов, лицо Игнатьеву не понравилось вовсе не из-за отсутствия растительности. Игнатьеву не понравилось, что садовод старался не смотреть в глаза собеседника.

– Здравствуйте, я тут знакомых ищу, – торопливо проговорил Игнатьев. – Напротив вас женщина с ребенком, с девочкой… они тут жили. Не знаете, когда приедут?

– Они мне ничего насчет этого не сказали, – ответ прозвучал не то что приветливо, а даже ласково. – Вы проходите.

Игнатьев сначала удивился, а затем насторожился.

– Да нет, что вы, спасибо, – сказал он. – Я тут проездом, ненадолго. Так они не говорили, когда вернутся?

– Да не то чтобы говорили точно, – развел руками хозяин участка. – Но вообще какие-то разговоры были. Чего мы тут с вами на дороге разговариваем?! Вы пройдите в дом, пройдите.

– Да я тороплюсь, меня друзья ждут у базара. Вы только скажите, когда они обещали приехать?

– Друзья, да? – мгновенная перемена в выражении безволосого лица Игнатьева озадачила, а потом насмешила. И еще больше скорость, с которой хозяин принялся выплескивать слова. – Если друзья, тогда – да! Жили они тут, а потом уехали. На прошлой неделе сели в машину и уехали. И все. С тех пор я никого не видел.

– А они ничего вам не? …

– Ничего, да господи! – хозяин нервно соединил ладони перед грудью. – Я их вообще всего пару раз видел. Не разговаривал даже. Вы меня извините, гражданин! У меня срочное дело сейчас. Прямо сейчас. Вы идите, идите…

Он пошел на Игнатьева мелкими шажками, оттесняя гостя к выходу.

– До свидания, – приветливо сказал Игнатьев, закрывая за собой калитку.

Он шел по улочке, не оглядываясь, и не сомневаясь, что человек с лицом евнуха тревожно сверлит взглядом его спину. Игнатьев неторопливо свернул за угол, а потом одним прыжком махнул через хилый забор углового участка, сплошь заросшего диким кустарником, который хозяева не выдирали, видимо, по причине редких посещений. Может, по старости и немощности, но возможно и потому, что эти хозяева сменили личный статус, а вместе с ним и дачные приоритеты, перебравшись в зону Каравеллы-Коровяков, забросив на время родные восемь соток, которые, не смущаясь, топтали босиком в голодраном детстве.

Игнатьев сел, откинувшись спиной на мягко пружинящую массу ветвей, и чуть повозился, выбирая наиболее комфортное положение. Ждать, как он полагал, придется недолго. Так оно и вышло. Минут через двадцать с мягким урчаньем по улочке прополз массивный черный джип. В просвет между ветками Игнатьев хорошо разглядел и крепко запомнил его номер. Стальное сердце мощной машины замерло рядом с калиткой евнуха, затем приглушенно клацнули дверцы. Игнатьев услышал скрежет запора калитки и негромкий, но возбужденный говор нескольких голосов. Смысла он различить не мог, да в том и не было необходимости. Разговор длился всего несколько минут, затем вновь хлопнули дверцы, и джип, не имея никакой возможности немедленно развернуться, отправился дальше по улице, в поисках обратного пути.

Игнатьев выждал еще полчаса – такое время, как он полагал, приезжавшие затратят на осмотр рыночной стоянки и опрос окружающих торговцев. Ничего утешительного, разумеется, никто им не сказать не сможет, тогда они помчатся в Морской, питая слабую надежду настичь искомый объект, и окончательно успокоятся, достигнув пределов города.

С этими мыслями Игнатьев бесшумно прошел вдоль забора до участка евнуха и оказался неприятно удивлен тем, что границы участков разделяла прочная и к тому же колючая проволочная изгородь. Еще минут десять ушло на то, чтобы отогнуть здоровенный гвоздь на столбе, оттянуть проволоку и осторожно пролезть в образовавшееся отверстие, не порвав штанов. Завершив эти действия, Игнатьев понял, что сердит на евнуха гораздо больше, чем то было бы необходимо до начала разговора.

На грядках евнуха не было. Его негромкое бормотание доносилось из-за открытой двери веранды. Игнатьев тщательно прислушался: разговор явно телефонный, евнух в доме был один. Дождавшись завершения разговора, Игнатьев неторопливо, но бесшумно взошел через высокое крыльцо на веранду. Хозяин сидел за столом лицом ко входу и при новом появлении гостя сильно вздрогнул.

– Извините, у вас телефон какой системы? – добродушно спросил Игнатьев. – Можно посмотреть?

И, не дожидаясь разрешения, быстрым движением подхватил со стола мобильник.

– Последние звонки, – бормотал он. – Нет, последний мне, видимо, не нужен… вот предпоследний интересней…

Хозяин со складчатым лицом евнуха дернулся было отобрать у захватчика свою собственность, но этого движения Игнатьев старательно ждал. Его большой палец, подкрепленный снизу сжатым кулаком, с силой врезался в солнечное сплетение хозяина. Толчок отшвырнул того на кресло. Пару минут Игнатьеву пришлось ждать, пока хозяин отдышится и вновь обретет способность к общению.

– Кто это был? – спросил Игнатьев. – Говори, тварь, если хочешь жить. У меня мало времени.

Он достал китайский ножик и эффектно, со щелчком, раскрыл его одной рукой. Игнатьев славился умением проводить первичные допросы и намеревался использовать свое умение в полной мере.

– Они… только оставили телефон, – справляясь с одышкой, просипел человек с лицом евнуха. – Я ничего не знаю, они сказали, что я должен позвонить, если кто-то станет спрашивать про соседей… про этих…

– Бабки заплатили? – поинтересовался Игнатьев.

– Нет! – воскликнул хозяин, и было ясно, что он врет.

– Просили позвонить и немного придержать того, кто приедет?

– Ну да… вроде… Я же совершенно не знаю, в чем дело! Они сказали, что ищут… из-за отца, что ли… из-за алиментов, то есть…

От волнения хозяин не мог придумать, как соврать поубедительней. Но что бы он ни сказал, Игнатьеву в принципе было все ясно. Конечно же, ничего хозяину не объясняли. Просто попросили помочь поймать любого, кто спросит о Жанне. За деньги. Человеку с лицом в гладкую складку этого было достаточно, и, дождавшись случая, он с азартом взялся за дело.

– Кого ищут?

– Ее… и ребенка, кого же еще!

– Вот оно что!

Игнатьев ненадолго задумался, поигрывая ножом, с которого не сводил взгляда хозяин.

– Если бы ты просто позвонил, я бы тебя еще как-то понял, – задумчиво продолжил Игнатьев. – Но ты же так старался, бабки обещанные срубить хотел. Уже за это тебя придавить не жалко. А теперь еще мне лапшу на уши вешаешь. Они ведь к тебе пришли, а не к соседке напротив. Почему? Скажешь, случайно?

– Я правду говорю, – заскулил хозяин. – А соседки тогда, может, не было!

Игнатьеву он уже надоел. Ему было ясно, что ничего полезного хозяин рассказать не сможет.

– Телефоны пиши, по которым ты должен был звонить, – приказал Игнатьев. – Имена, фамилии. Быстро! Если ошибешься или соврешь, твоя хибара загорится ярким пламенем. Вполне возможно, что вместе с тобой.

– Они то же самое говорили, – внезапно всхлипнул хозяин, и Игнатьев на секунду испытал легкое чувство смущения.

– Напишешь правильно – никогда меня больше не увидишь, – пообещал он, слегка смягчив тон. – Разборки с твоими друзьями меня не касаются, от меня о тебе они не услышат, это я гарантирую. Но если ты меня собрался немного обмануть – дело другое.

Хозяин протянул листок бумаги.

– Вот три телефона, по которым они велели звонить. Это все, честное слово. А имен я не знаю, велели просто сказать, что звоню из Ягодного.

– Вот теперь я верю, – сказал Игнатьев, пряча в карман листок. – Так и нужно было с самого начала. Мобильник твой тебе в ближайшее время не понадобится? Вижу, что нет. Хотя не думаю, что ты будешь отзванивать своим дружкам и докладывать, что их только что заложил. И все же на всякий случай…

Он секунду подержал аппарат в ладонях, потом скрутил и с хрустом согнул пополам. Из груди хозяина вырвался горестный полувздох-полустон.

– За все надо платить, – наставительно произнес Игнатьев. – Тем более что свои тридцать серебряников ты уже получил, как я понимаю. Ладно, прощай. И помни мои слова!..

* * *

Происшедшее обнадежило Игнатьева. Хотя в непосредственных поисках Жанны он почти не продвинулся, стало ясно, что бочкаревские бандиты ее тоже не нашли. Это само по себе было не так уж плохо. Таким образом, задача Игнатьева значительно упрощалась. Требовалось всего лишь отыскать Жанну первым.

Телефоны, полученные у садовода-предателя, тоже весьма кстати: врага обязательно нужно знать в лицо. Игнатьев этим займется, но чуть позже. Сейчас по плану предстояло нанести визит сестре Жанны. Игнатьев не сомневался, что бандиты там уже побывали. Более того, у квартиры наверняка оставлена засада. Возможно даже, за Раисой ведется постоянное наблюдение. Прослушивание телефона? Такое тоже может быть, цена вопроса достаточно высока, чтобы оправдать подобные хлопоты. Значит, необходимо соблюдать максимум осторожности. Преимуществом Игнатьева было то, что противнику о нем ничего не известно. Садовод вряд ли сообщит о повторном визите. Преимущество временное, но пока его можно использовать в полной мере.

Дом Раисы располагался на улице, круто спускающейся с холма к бухте. Это было двухэтажное кирпичное здание, построенное, наверное, в начале прошлого века каким-нибудь купцом в качестве родового гнезда. Теперь же дом делился на четыре квартиры и, насколько помнил Игнатьев, в представлении рядового российского обывателя тоже довольно просторные. Раиса живет одна, с мужем развелась, детей нет. Игнатьев вызвал в памяти ее лицо с поджатыми губами и навечно запечатленным выражением осуждения окружающего мира. Прежде ее отношения с Жанной были неплохими. А как теперь? Малецкий рассказал, что общались они в последнее время не часто. Она завидовала сестре? Не исключено. Достаточно ли этого для предательства?

Сегодня суббота, значит, Раиса может оказаться дома. Игнатьев проехал по улице, рассматривая припаркованные поблизости машины. В салоне одной из них – светлой «тойоты»-универсала сидели двое. Это и был пост наблюдения. Значит, Раиса по-прежнему проживает здесь. Интересно, они квартиру стерегут или непосредственно Раису? Он свернул в переулок и заглушил двигатель. Улица была весьма немноголюдной, что затрудняло задачу Игнатьева. Попасть в квартиру можно только через подъезд, черный ход в доме отсутствовал. Правда, с противоположной стороны есть пожарная лестница, но чердак наверняка заперт, а грохот шагов по железной крыше переполошит соседей. Этот вариант не годился. Оставалось только ждать развития событий.

Он завел машину, объехал квартал и снова выехал на улицу Раисы, прижавшись к тротуару метрах в ста от машины наблюдателей. Отсюда он видел их, оставаясь незамеченным. Жаль, что подъезд оказался закрыт кустом сирени. Однако Игнатьев рассчитывал узнать о появлении Раисы по реакции ищеек.

Он настроился на долгое ожидание, но ему неожиданно повезло: прошло чуть более получаса, и он увидел Раису. С хозяйственной сумкой в руках она шла по противоположной стороне улицы, направляясь, видимо, к торговому центру. Игнатьев узнал ее сразу, хотя за прошедшие годы Раиса немного погрузнела. В нескольких десятках шагов за ней двигались оба наблюдателя. Игнатьев довольно усмехнулся: топтуны эти оказались необученными или же просто недисциплинированными, оставить дом без наблюдения было их явным просчетом. Подождав, пока «хвост» скроется за углом, Игнатьев вылез из машины и, не мешкая, вбежал в подъезд, заняв позицию перед квартирой Раисы, откуда улица сквозь пыльное стекло межэтажной площадки открывалась как на ладони.

Раиса отсутствовала недолго. Через двенадцать минут Игнатьев увидел и ее, и топтунов. Раиса вошла в подъезд, а топтуны лениво забрались в машину.

Она осторожно поднималась по изрядно выщербленным ступенькам, низко опустив голову, и увидела Игнатьева, лишь едва не ткнувшись ему в грудь. От неожиданности Раиса охнула, может быть, даже приготовилась закричать, но Игнатьев прижал свой палец к ее губам.

– Раиса, не бойся, это я, Сергей. Узнала меня? Давай зайдем в квартиру.

От пережитого волнения она не сразу попала ключом в замочную скважину, а захлопнув дверь, с шумом перевела дух.

– Ну и напугал ты меня! – пожаловалась она. – Так и удар случиться может. Как ты здесь оказался?

– Приехал вот, – ответил Игнатьев.

– По делам?

– Можно и так сказать. А ты как живешь?

– Я-то? – уголки губ Раисы дрогнули в короткой и не слишком веселой усмешке. – Да как все. Нормально. Зарплату теперь платят вовремя, мне хватает. Что еще нужно!

По тону ее было ясно, что на самом деле нужно еще очень многое, да только взять этого многого негде. За прошедшее время она действительно изменилась. Потух вызывающий блеск в глазах, на щеках проступила сеточка тонких морщинок.

– Где сейчас Жанна, ты знаешь? – спросил Игнатьев.

– Не знаю, – быстро ответила она и почему-то с испугом оглянулась по сторонам. – Все ее ищут…

– И эти тоже? – показал Игнатьев на окно.

– Какие эти?

– Там двое в машине сидят. И ходят за тобой по пятам.

– Ходят? – голос ее бессильно упал.

– Ты не бойся, это они из-за Жанны, – неловко попытался успокоить ее Игнатьев. – Тебе совершенно ничего не грозит.

– Откуда ты знаешь! – воскликнула Раиса. – Тебя не было, когда они сюда приходили. Такого мне наговорили – до смерти помнить буду. Сволочь, буржуи проклятые, наделают делов, а людям из-за них жизнь портят!

Последняя фраза, несомненно относилась к Малецкому, и Игнатьев состроил многозначительную гримасу, означающую, что в этом вопросе он с Раисой полностью солидарен.

– Наплевать на буржуев, – сказал он. – Давай лучше про Жанну. Ты расскажи мне все, что знаешь.

– А что рассказывать-то! – вздохнула она. – Рассказывать-то почти нечего. Мы с ней иногда перезванивались по мобильнику. Очень редко. Я даже не знаю, где они с Дашкой находились. Просто говорила, что у них все в порядке. В последний раз она звонила с неделю назад. А теперь ее мобильник молчит.

– А эти когда приходили? – снова кивнул за окно Игнатьев.

– В первый раз недели две назад. Вначале вежливо так расспрашивали: где Жанка, куда уехала, когда вернется. Я отвечала, что мы с ней почти не видимся. Мол, у нее своя жизнь, у меня своя. Это ж так и есть на самом деле… Что нужно у мужа спрашивать, не у меня. Я же не знала, что он уже в бегах. А потом начали угрожать. Что я за родственников отвечать должна.

В этом месте Раиса улыбнулась повеселей.

– Тут я им выдала, – сказала она. – Заорала так, что стекла задрожали. Какие, говорю, они мне родственники! Гусь свинье не товарищ, у меня евреев в родне сроду не было. Пускай сами с ним разбираются.

– Малецкий разве еврей? – машинально спросил Игнатьев.

– Может, и не еврей, – пожала Раиса плечами. – Какая разница! Главное – подействовало, отстали они от меня.

– А второй раз зачем приходили?

– За тем же самым. Спрашивали про Жанку. Только в этот раз уже не бандюганы, а милиционеры. Позавчера они были.

– Вот как! – хмыкнул Игнатьев.

– Да. Эти-то повежливее оказались. Культурно поговорили, потом соседей всех стали опрашивать. Те и подтвердили, что Жанка у меня годами не бывала. Ведь правда же! Особенно после того, как за этого хмыря замуж выскочила. Зря ты, Сергей, так просто уехал, ей-богу, зря. Я же знаю, как она переживала…

– Ладно, проехали, – пробормотал Игнатьев. – Все уже в прошлом.

– Если в прошлом, зачем она тебе сейчас понадобилась?

– Выручать ее надо.

– Это тебя хмырь попросил? – догадалась Раиса. – У самого-то оказалась кишка тонка.

– Да какая разница, – отмахнулся Игнатьев. – Давай так поступим: я тебе номер своего мобильника оставлю, но звонить по нему будешь только в самом крайнем случае. Если ты что-то вдруг узнаешь, переставь свой фикус с этого окошка на соседнее. Я замечу и найду способ с тобой связаться.

– Как у шпионов?

– Точно, как у шпионов, – подтвердил Игнатьев. – Опасные люди Жанну ищут. Да ты и сама знаешь.

– Знаю, – грустно сказала Раиса. – Как не знать.

– Ты в магазин больше не собираешься?

– Да нет, – удивилась она. – А что?

– Нужно увести от подъезда твою охрану. Не хочется мне, чтобы они меня раньше времени увидели.

– Тогда я на базар схожу, – с готовностью проговорила Раиса. – Все равно завтра за картошкой собиралась. Слушай, а может не будешь торопиться, посидишь, пообедаем хотя бы? У меня наливка есть своя, рыбка…

– Обязательно, Рая, – искренне пообещал Игнатьев. – Я бы с удовольствием. Только не сейчас. Сейчас нельзя, вначале дела нужно закончить. А потом – обязательно!..

– Потом – так потом, – вздохнула Раиса. – Ты выходить будешь – дверь захлопни…

Все повторилось в точности. Игнатьев смотрел в окно, как Раиса вышла, а вслед за ней трудолюбиво зашагали оба наблюдателя. Через несколько минут он уже ехал в «Золотой лотос».

* * *

– Уважаемый! – окликнул его портье из-за стойки тоном, в котором как раз уважения не читалось ни капли.

– Да?

– Ключ от номера надо сдавать на ресепшен.

– Куда? – недоуменно переспросил Игнатьев.

– Сюда, в ячейку.

Тощий и белобрысый молодой человек в фирменном красном галстуке и в красной же жилетке смотрел на него строго и неприступно.

– Почему? – осведомился Игнатьев.

– У нас такие правила.

Игнатьев молча стоял, не сводя с него взгляда, и портье слегка стушевался.

– Жильцы часто теряют ключи, если носят их с собой, – в тоне его появились извиняющиеся интонации. – Ими могут воспользоваться посторонние… ну, вы сами понимаете…

– Конечно, – дружелюбно улыбнулся Игнатьев, доставая ключ, прицепленный к пластиковой бульбе. – Я понимаю. Я просто забыл. Извините. Кстати, тут ресторан работает?

– Сейчас технический перерыв, ресторан откроется через сорок минут, – теперь паренек произносил слова просто вежливо.

Впрочем, от намерения воспользоваться услугами ресторана «Золотого лотоса» Игнатьев отказался, решив, что в месте проживания следует оставаться как можно более незаметным. Минимум контактов с персоналом – портье, коридорными, метрдотелями и официантами. Приняв душ и сменив рубашку, он отправился в город, теперь уже сдав ключ от номера.

Небольшой и уютный с первого взгляда ресторанчик отыскался на одной из соседних улиц. Назывался он коротко и безыскусно – «Прибой». Возможно, в расчете на ностальгические чувства курителей прежних советских папирос того же названия. Впрочем, таких ныне оставалось немного. Небольшой холл был отделен от зала решеткой, декорированной темно-зелеными пластиковыми плетьми искусственного винограда. Игнатьев мимоходом заглянул в зал. Пожилая пара у окна, молодая женщина в строгом сером костюме в ожидании заказа за столиком возле решетки и компания из трех парней с брезгливо-усталыми лицами в центре за столом, уставленном бутылками и тарелками. Игнатьев отошел сполоснуть руки в умывальнике, прикрепленном к стене, там где кончалась решетка, отметив, что в этот момент один из парней – довольно хлипкого телосложения, с похотливо отвисшей нижней губой и тоненькими, будто выщипанными бровями – поднялся и раскачивающейся походкой направился к девушке.

Игнатьев оторвал салфетку и принялся тщательно протирать руки. Парень ногой отодвинул стул и уселся напротив девушки.

– Скучаем?

– Обедаем, – невозмутимо ответила она. – Но ваша помощь мне не нужна.

– А что так грубо?

– Разве? – удивилась она. – Наверное, вам так показалось. Зато честно.

– Как раз честных я очень люблю, – развязно сказал парень, хлопнув мокрыми губами. – Сам такой. И они меня любят. Честные-то.

– Молодой человек, оставьте меня в покое, пожалуйста, – тихо сказала девушка. Ее голос оставался твердым, но Игнатьев уловил в нем понятное напряжение.

– Опять грубишь, да? – сказал парень с явной угрозой.

Девушка хотела подняться и уйти, но парень удержал ее, цепко ухватив за предплечье. Сквозь прореху в пластиковой листве Игнатьев видел, что хватка оказалась жесткой, девушка сделала слабую попытку освободиться, лицо ее стремительно бледнело. Игнатьев прекрасно знал, что ни в коем случае не должен вмешиваться, он был обязан сколь возможно долго оставаться тихим и незаметным гостем этого города, не влезая ни в какие истории, но остаться в стороне сейчас не находил в себе сил. Может, потому, что кипевшее в душе ожесточение настойчиво требовало выхода. Может, оттого, что женщина показалась ему чем-то похожей на Жанну.

Нет, Игнатьев вовсе не намеревался совершать глупости. Он намеревался уладить конфликт исключительно мирным путем. Торопливой походкой он вошел в зал и приблизился к столику.

– Извини, Леночка, – озабоченно проговорил он, – задержался немного. В последний момент кучу бумажек принесли на подпись.

Девушка молча подняла на него глаза, пока еще не понимая смысла происходящего.

– Это кто? – лениво спросил парень, не взглянув на Игнатьева. – Может, муж?

– Почему это сразу муж? – ласково осведомился Игнатьев. – Мы просто очень хорошие друзья и коллеги.

Парень секунду подумал и принял решение.

– Тогда ты лучше иди, погуляй, мужик. Дай спокойно с девушкой поговорить.

– Как это погуляй? – забеспокоился Игнатьев. – Мы с Леной пообедать тут собрались, покушать…

– Так садись – и кушай, – кивнул парень. – Тебе столиков не хватает? Иди, садись, я тебе по-хорошему советую.

Он всего лишь бросил взгляд на свой столик, и оба его приятеля, с нетерпением ожидавшие этого знака, тут же оказались рядом. Они стояли по бокам Игнатьева, почти вплотную и пристально, но безразлично смотрели на него слегка затуманенными алкоголем глазами.

– Да как же! – возмущенно воскликнул Игнатьев. – Что же это такое?! Вы не правы, молодой человек, вы не должны так себя вести!

– Короче, проводите его… руки помыть, – сказал парень, небрежно кивнув приятелям. – Потом пусть идет гулять.

Игнатьева тут же цепко подхватили под руки и повели из зала. Приятели парня были с крепкими мускулами, вдвоем они без особого усилия почти приподнимали девяносто пять килограммов живого веса Игнатьева над полом. Он старательно изображал неловкое сопротивление, что-то возмущенно бормотал, взывая к чести и совести, но шестерки только сопели и тащили Игнатьева к выходу, что его совершенно не устраивало. Затевать битву на улице в его планы вовсе не входило. Поэтому Игнатьев внезапно воскликнул:

– Мне в туалет! Мне нужно в туалет! – и словно нечаянно, зато очень точно стукнул правому конвоиру твердым каблуком по голени, а когда тот, охнул от боли, выпустил его руку, наступил другому всей тяжестью тела на основание щиколотки.

Мощные захваты конвоиров ослабли, теперь получалось, что Игнатьев сам вел их в направлении мужского сортира, но, справившись с болью, оба решили, что теперь-то именно туда и нужно оттащить строптивого лоха, чтобы как следует его поучить. Втроем в узкую дверь они пролезть, конечно, не могли. Парни просто втолкнули не сопротивляющегося Игнатьева внутрь, а потом полезли туда друг за другом. Вероятно, первый, увидев, как изменилось лицо предполагаемой жертвы, успел почувствовать, что что-то происходит не так, как планировалось. Почувствовать-то успел, а осознать – нет, поскольку уже превратился в безжизненный куль, медленно оседающий на вычищенный до блеска кафель.