Текст книги "Сердце болит…."

«Другие письма» («Сов. секретными» были)

…Трое старых знакомых, ветеранов-чекистов, прочитали мои первые «Письма из 42-го», и «мальчишка сталинградский» получил подарок (в свои 80) не для отдыха на диване – сборник документов НКВД[1]1
  Сталинградская эпопея: материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. – М.: Звонница-МГ, 2000. – 496 с.: ил.


[Закрыть], рассекреченных ФСБ… «Пусть горькая, но правда! – сказали. И добавили: – Будь осторожен! Это – граната!..»

Читайте. И будьте «осторожны».

Годы, годы… Летят

…Сам только видел их. Совсем близко. Ещё живыми.

Прямо через наш посёлок, лавиной идут и идут в сторону Мамай-бугра (так высота 102.0 называлась. Рядом. Главная!). Тяжело шли, груженные оружием. Уверенно! Будто спрашивали: «Ну, где тут у вас фашисты?» С берега поднялись. И нет им конца. Торопятся… Гвардия!

…Дня три уже, как на Базарную, прямо около колонки нашей, вдруг выкатили красноармейцы пушку. Мы облепили её, помогаем… Нас не гонят: войны ещё нет! Так, где-то там, за бугром… Летают, конечно. Но мимо нас, высоко. Красиво!

Развернули это орудие (как из музея, с Гражданской – колёса огромные, деревянные). Задрался высоко, на длинное ведро похожий ствол. Прямо в небо…

Ругаются вдруг, кричат командиры!

Прибежали, показывают куда-то. Сами смотрим: дымит, пылит на самой макушке Мамай…

«Танки! Мать вашу! Огонь!». И как ахнет, как подпрыгнет та, музейная… Нас ветром сдуло.

Почему сегодня вспомнил? И тех ребят – мальчишек почти, как сами. Уже готовых умереть за Родину! Да не все успеют маме написать! Не все решатся самому товарищу Сталину пожаловаться на трусов командиров! Не все скажут правду, даже соседу по окопу перед атакой последней… А те, кто написал, сказал, – вот они – передо мной – архив НКВД.

…2000 год. Документы рассекреченные ФСБ РФ. Уже без грифа «Сов. секретно».

…Как тот первый выстрел, ужас охватил, когда начал читать!

Отчаяния авторов писем. Документы-рапорты. Подслушанные откровения. Признания на допросах пленных и предателей… Ожили, зашевелились…

И все те, конечно (в первый день плена видел). Живой муравейник! Сами немцы и пленные красноармейцы (это было 5 ноября, почти на передовой) безоружные. Бегают, таскают брёвна, доски! Возят машинами, на лошадях. Копают…

Тревога! Паника! Как обезумели – завтра зима! Она хуже войны… в России.

Знаем теперь – пропали многие без вести!

…Нет! Кричат нам, просят: письма-то «живы»! Если не помочь, хоть понять их. Услышать!

Люди ведь. Многие маму звали…

Передано по ВЧ (Теперь – «Всем, всем…»)

…После девяти недель в щели, между Волгой и передовой (железнодорожной линией, забитой эшелонами сгоревшими)… И ещё столько же почти по дорогам в лагерь для «остатков» жителей города – как было понять в свои тринадцать – что же будет с нами, что творится с нашими людьми… Теперь кто они?

Да и остальные «недели» (половина века!). Вроде всё знал, как все – радио, газеты. Сами солдаты не молчали… Но только сегодня открылась великая тайна войны – документы (не остыли!) от особого отдела НКВД фронта, вдруг доступные людям. Всем… Как вскрытие умершего давно близкого! Или как две стороны медали. Хоть и золотой…

«Сов. секретно». Один экземпляр.

«Активист» в ОО НКВД фронта:

Считаю своим долгом – кто воюет в оккупированных местах, каждую ночь переходят группами на сторону германских войск и сдаются в плен.

Командиры это положение скрывают и сообщают – столько-то пропало без вести.

Патальин П. И., ППС-222, военнослужащему Михееву А., Тихоокеанский флот:

…Наше понятие фронта было совершенно неверно. Говорить подробно – сам знаешь.

Рыба гниёт с головы… Начальство смотрит, как бы набить утробу. Есть такой мл. политрук Рябец… как заберётся в блиндаж, так его не видно, даже по естественным надобностям не выходит. А отсюда ясно, что делать подчинённым.

Моё решение – молчать, но если удастся, то напишу тов. Сталину.

Коваленко Р. Н., ППС-1874, матери Коваленко Е. Г. в КазССР:

…Много народа перебито, трупы лежат на земле. Жутко смотреть, и немцы, и наши лежат, бедняги… Хоть бы похоронили! Танки ездят по людям, как по дровам. Я считаю, человека, которого ранили в руку или ногу, счастливым.

Красноармеец Плотников, 49-я СД:

…Мы воевать не способны. Никакой нашей победы не будет. Немцы под Сталинградом не окружены, то, что говорят, – ложь!

Начальник связи 809-го СП 304-й СД капитан Бакшаев:

…Я бьюсь, чтобы с этой группировкой противника не получилось то, что получилось под Харьковом с 16-й армией.

Видите, немцы в окружении, а им шоколад забрасывают, а мы не в окружении, сидим на сухарях.

Красноармеец 680-го СП 169-й СД Пономаренко:

…Сейчас зима и мороз, а вот подождите, летом немцы всех нас потопят в Волге. Сейчас не поймёшь, кто в окружении, не то немцы, не то мы?

Только факты. Горькие…

Казакевич В. М., зам. нач. ОО НКВД ЮЗФ, – Абакумову В. С., зам. наркома ВД СССР:

В частях, особенно в период боевых действий, исключительно плохо организовано питание личного состава, снабжение водой…

22 и 23.10.42 в 123-м СП 62-й СД питание бойцов состояло из 300–400 граммов хлеба.

В 648-м АП РГК, в 1-м дивизионе личному составу 21 и 22.10 пища выдавалась только один раз. Личный состав начал кушать сырое мясо, в результате отмечены случаи желудочных заболеваний.

Вследствие плохого питания и истощения бойцов в 587-м и 692-м СП 242-й СД зарегистрировано 23 смертельных случая. В 62-й СД отмечено 9 смертельных случаев.

Врачебными комиссиями установлено, что смерть наступила от истощения и переутомления организма.

Несмотря на наличие сигналов, ни командование армии (66-я армия), ни командование фронта (Ерёменко) не приняли должных мер.

Проинформирован Военный совет.

Сообщения НКВД СССР Л. П. Берии и В. А. Абакумову. 64-я армия. 4 сентября (из писем комсостава):

Карамолиев В. П. из ППС-1705 в Узб. ССР, г. Фергана, ул. М. Горького, 22, Удиловой Т. В.

…В августе 1942 г. на нас наступали 68 фашистских танков, они наводили на трусов ужас, и заячья душонка… командира и комиссара части не выдержала. Они скрылись с поля боя… Я пригласил комбата Овчаренко, предложил принять командование, а сам взял на себя комиссарство…

Люди не дрогнули. За 5 дней 12 атак танков были отбиты… Мы полностью сохранили своих людей…

Голодов, ППС-758 ОБС в Саратовскую обл., Красный Кут, ул. Кладбищенская, 1, Голодовой Е.

Немецкие самолеты обстреливают наши войска и мирное население в тылу. Они летают низко, как хозяева, а наших почему-то нет, а если появляются, то очень редко, а когда надо, их нет.

Посуконько Н. И., ППС-1489, штаб дивизии, в г. Ворошилов-Приморский Статьевой М. С.:

…Пехота его нам не страшна. Но он бомбит с воздуха по целому часу. И пускает в бой много танков… просто голову нельзя поднять, а людей набрали, ты сама знаешь каких. Командиру приходится самому идти вперёд… Когда нет авиации противника, мы имеем успех каждый день…

Нефёдов Н. Ф., ППС-1487, 372-й ОСБ, в Пензенскую обл. Шишкиной А. И.:

…Нам говорят, на второй фронт не рассчитывайте и не надейтесь… А у немцев до черта техники. Автоматчики, мотомехпехота, танки, авиация и пр. У них на передовую солдат подбрасывают на машинах, и прямо с машины идут в наступление… Наша пехота совершает броски пешком и в бой подчас вступает усталая, ослабленная. По-моему, в нашей армии много предательства… За несколько дней отбросили нас от Харькова за Ростов, почти к Сталинграду, Черкесску, Майкопу, Краснодару. Возвратить это труднее, чем было удержать!

Русинов В. И., ППС-758, 1-й отдельный стрелковый батальон, в г. Горький, обком ВКП(б), отдел кадров, Русиновой Е. А.:

…Опишу бездарное наше положение.

Наше подразделение в 120 человек было вооружено десятью винтовками, остались в резерве, но попали в окружение танков и чуть не погибли.

Удалось выбраться. Часто посылались в бой с голыми руками. Люди голодные, измученные походом вступают в бой. Вот как мы воюем.

Немец… не считается, по одному человеку бьёт из пушки… После разгрома дивизии меня причислили к пехоте, полевой хлебозавод.

Квасов Г., ППС-1728, 265-й истребительный противотанковый дивизион, в Омскую обл. Квасовой А. Ф.:

…Сегодня весь день авиация немчуры не давала никакого покоя, хоть зарывайся на 1000 метров, а достанет. Наших самолётов не видно было целый день, и это не только сегодня, но и вчера, и будет завтра. Нет никакого сопротивления, что хотят, то и творят с наземными войсками. Как ни маскируй окоп – всё видит. Ой, сколько сегодня на нашем направлении было самолётов, это ужас. Ну где наши самолёты, почему они нам не помогают?

На нашем Котельниковском направлении идут уже больше недели упорные бои с танками и мотопехотой. Их силы превосходят наши в три раза на этом участке.

Одно утешение, когда заговорит «катюша»…

Стоп! Говорю себе. Думаю, а не нарушаю ли права тех людей, авторов писем домой, родным? Тем более что идут они «на публику». Имена, адреса… Неловко как-то…

Но ведь, во-первых, ВЦ не только внимательно изучило каждое письмо. Обязаны! Изъяты явные нарушения – если указаны номера частей – кроме ПП – места расположения и многое другое, что раскрыло бы военную тайну, помогло врагу. Да ещё некоторые мысли (ценные) авторов будут переданы высшему командованию. Значит, уже многие станут участниками важных событий: будут приняты оперативные меры…

Так что мы не первые и не последние их читатели. И архивы НКВД широко разрекламированы теперь. А вы были в курсе тех страшных событий, судеб человеческих. Только вы. Согласны?

Грехи наши «тяжкие»! (Как сон – детство)

Детство раннее можно было бы не «тревожить»… Подумаешь, воробушек юных, как сам, глупых – из рогатки! Попадал – радовался! Гордился перед пацанами, которые помельче…

Кошку затащили чью-то на чердак и в окошко не глядя выбросили с четырехэтажного нашего дома… Потом сломя голову бежали по ступенькам с победным криком, смотреть – правда ли она обязательно на все четыре лапы приземлилась?

Потом изобретали парашюты из «сопливых» своих платочков и повторяли эксперимент…

У нас «взрослых» примеров хватало! Там, за Мечеткой – аэродром учебный. Постоянно трещит самолет, долго… пока кто-нибудь и не выпрыгнет из него.

Мы бы не смогли. Но кошкам-то… не страшно!

…Расколотили подшипник от самоката. Шарики поделили. И – кто выше всех пустит из своей рогатки! Хорошо видно – сверкает, блестит! Помню, как мой залетел выше всех и его поймала ласточка… Они вместе упали нам под ноги…

Вообще-то мы ласточек любили! Даже редко, некоторые только, разбивали гнезда под балконами.

«Нельзя, не смейте обижать Божью тварь. Наказание будет!» – говорила мне строго бабушка Саша. Но мы тогда знали одно наказание – ремень отцовский (слава Богу, до войны у всех были отцы. Рядом…). Его и боялись! Но когда вдруг никто не видит! Ведь можно?

…И опять ласточка! Сама виновата… В деревне у родных, в катухе свила гнездо, слепила… И не боялась залетать туда даже при мне! Опять рогатка, камушек и почти в упор (но на лету!). Насмерть…

«Наказание будет!» Вспомнил… Ждал, ждал потом.

…Скоро луки и стрелы появились у меня на вооружении. И пошло дело веселее!

Мама даже книжечку тоненькую мне принесла – как, из чего, какого дерева стрелы делать, сам лук, тетиву, наконечники (для боя и для охоты – тупые). Затрещали кусты и молодые клены в парке… Вооружаемся! Опять соревнования, кто метче – «Ворошиловский стрелок». И чей дальше, выше стрелы пустит… Но опять кошки виноваты были! Пусть не бегают, не прячутся…

А тут еще немец настоящий (они работали на заводе, инженеры – учили наших) шел спокойно к Волге, по центральной аллее парка…

С настоящим (фабричным) большим луком, колчаном стрел… Спортивный костюмчик, шляпка с перышком, брючки в клеточку на пуговичках (под коленками). Ну и наглец! И сразу получил стрелу в одно место…

Кажется, только тогда сбылись слова бабушкины – наказание! Состоялось… Все наше грозное оружие (поголовно!) во всем Нижнем поселке тракторного было «варварски» уничтожено.

Эх, родители!

…Но это быстро, легко пережили мы. Так, отдельные шрамы на теле долго чесались.

Наказание, однако (рано мы успокоились), шло к нам уже настоящее!

И опять немцы…

Война не испугала нас, мальчишек. Даже обрадовала, как сейчас помню, усердно стали взрослеть, не опоздать!

…Рассказал своей глубоко и серьезно верующей половине, православной христианке, об одной выходке дурацкой (это было незадолго до бомбежки) – она сразу, как тогда бабушка моя, строго: «Наказание было?» И напомнила мне мои же рассказы давние… О пережитом на той войне, страданиях, утратах…

…Неужели это все связано? И как? И выходка-то была всего-навсего минутная, случайная…

…Как у меня, у Вальки Голева – одноклассника – была своя старенькая бабушка. Вся в иконах в своей комнатке (у них трехкомнатная квартира была, богато жили, не как все…). Зачем-то, не помню, мы и «вторглись» к ней. И сразу с вопросами (родителей дома не было)! Вдруг заинтересовались – и что он может нам такое сделать? И где он? Это о Боге…

Бабушка (как же ее имя?) спокойно терпела наши кривляния перед иконами, перед ней самой…

Маленькая, беленькая, беззащитная на вид… Так мы и убежали, не получив ответа: наказания не боялись! Хватало вроде уже самой войны!

…Не так давно еду в трамвае, рядом, на переднем сиденье, молодая мама с мальчиком. Увлеченно так пытаются стрекозе, большой голубой красавице, тоненьким стебельком всунуть красненький цветочек… в попу.

Так хотелось сказать им – мальчику: «Ей же больно! Вот вырастешь, станешь «большим», мамочки рядом не окажется, а тебе кто-то большой и сильный будет делать больно… Вспомни стрекозу свою!»

Наверное, я так откровенно смотрел на них, что мама ответила мне тоже взглядом: «Сиди, старый, не приставай к ребенку…»

Мальчик поднялся, потянулся к открытой форточке и выпустил стрекозу…

Смертельно раненную, умирать в полете… вместе с красным цветочком.

Весело мальчику сегодня.

…Надо было сказать то, что думаю о них. Надо было!

Только вот вдруг подумал, вспомнил: сам такое проделывал…

Все грешили. И дорого заплатили.

Почти все…

И с ними в разведку? (Или – знай соседа!..)

…Отходили наши части тяжело. В Москву улетело из Сталинграда, теперь знал – спецсообщение особого отдела фронта. Рядовые и командиры, их откровения… почти «соавторы» того документа: злоба, слёзы, страх…

Майор Антонов:

Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное – если бы нашелся такой человек, который приостановил эту бойню. Это был бы гений и вождь.

Начальник Военкниги фронта комиссар Разумовский:

Уезжайте скорее из Сталинграда, я по положению не должен вам это говорить, но вы не представляется, что будет в Сталинграде… Вы бы видели, во что превратили Воронеж и Ростов.

Интендант Фей:

Немцы сейчас вырвали инициативу из наших рук. Не сумели удержаться на Дону… Не удержимся и на Волге.

Капитан Погорелый:

Сколько ни посылаем на фронт техники и живой силы – всё уничтожается.

Если союзники нам не помогут, то мы не удержимся. Нет русского народа, а с нацменами далеко не поедешь… трусы и паникёры.

Красноармеец штабной батареи Кизшин:

Скорей бы в бой, чтобы там ранили, и уехать в госпиталь месяца на три, а там война кончится… В приказе говорится: «Ни шагу назад», а сами бегут первыми.

Красноармеец 8-й роты (21-я армия) Шевченко:

Остаток России в связи с этим приказом отдадут в руки немцев, ибо бойцы с винтовками не устоят против немецких автоматов и миномётов, а отступать назад не дадут заградотряды. Остаётся… поднять руки.

Красноармеец Репин (203-я СД):

Немец забрал почти всю Россию, а наше командование только проснулось.

Правительство устанавливает какие-то ордена Суворова, Кутузова, Невского.

Мл. сержант 46-го АП (21-я армия) Герус:

В случае отступления наших войск дальше на восток… просижу где-то в укрытии, а потом следом за немцами… и таким образом приду к своим.

* * *

…Подкрепления всё уходят мимо нас на запад. Там, уже близко, бой! Не поверил бы никому, если б услышал от кого-то из них такие «откровения».

Мы же все как один были, думаю…

И мы с дедом Мишей.

Была победа! Где она? (И это не дает мне покоя…)

…22 июня 1941 года отец, прощаясь, сказал нам с матерью: «Обломает Гитлер зубы. На границе обломает». И уехал.

Прошел год… Мы с ней сидим в убежище. Рядом – сто шагов – пригородная железная дорога четко режет город от Центра до Тракторного. Один путь забит битком сгоревшими эшелонами.

Почти весь октябрь около нас фронт стоит. Весь бугор за «железкой», выгоревшие частные улицы. Это – они. До самой Волги – наши. Одни трубы торчат.

Неужели это и есть теперь граница СССР… Здесь немцы сломают зубы?

…Дедушка Миша – он всем нам теперь отец – не сдается. И нам не дает: «Не возьмут они Сталинград! Пока Сталин жив…»

Только плачет втихую…

Люди бросали в панике близких, родных, раненых друзей… Мы не могли бросить больную бабушку. Мы выбрали свою судьбу: пока живы, будем вместе.

Вместе и насмотрелись. А прошли годы – и начитались. Кто уцелел. Особенно за последнее время я перечитал столько ваших воспоминаний, дорогие мои солдаты! Как полководцы, все видели, знали. Редакторы помогли (умельцы). Но куда же подевалась ваша правда?

Одинокий, отчаянный Виктор Некрасов в своих «Окопах Сталинграда» успел сказать… Ту самую истину. Но велено было забыть, и его забыли.

Не в ногу шагал, не пел «строевую», как все… И привет!

И это не дает покоя.

…Мои сыновья живыми-здоровыми вернулись домой. Слава Богу – без войны. Обошлось…

Младший очень любил гранаты. Когда провожали, я привез ему на сборный в пакете парочку отборных. «Не надо, нам дадут»! Таким, еще глупеньким ребенком, проводили Вовку в Германию… Через год письмо. Уже командир танка: «Мы стояли лоб в лоб с американцами! Если что, мы бы их «понесли»… (Был такой день на границе ГДР). Что ему написать? Послал вырезку из «Красной звезды»… Один вертолет против сотни танков. Уже были такие. Армия наша – храбрые детишки.

…Случись тогда, в СССР населения не хватило бы снова закрыть… пулеметы.

…Военкоматовские трубы – поля сражений заждались – зовут наших внуков и правнуков. Кого поздоровее… пока.

Боюсь за них…

Еще в школе, из прочитанного сверх программы, как врезалось: у каких-то япошек при Цусиме корабли были быстроходнее, а пушки стреляли дальше. Сорок лет было тому позору.

Теперь вот немцы пожаловали…

…Наши зенитки пукали много и мимо. Одинокие «ястребки» героически сгорали прямо над нами… Это те, на которых нас так радовал и обнадежил сам Валерий Чкалов.

…Но на Сталинград, на Красный (уже шли уличные бои), налетали стайками и наши Илы, штурмовики. Низко, будто с воды, с Волги выскакивали на берег, расстреливали немцев, всю их передовую из пушек, пулеметов, уже маленькие «катюши» на них стояли, по две ракеты под каждым крылом… Шипели, кажется, и белые следы оставались. Немцев сразу не видно и не слышно… Все горит!

…Разворачиваются наши домой. Ширококрылые были первые Илы, неуклюжие на развороте… Там их, почти всех, и расстреливали автоматические зенитки… Клочья летели от штурмовиков.

Дня через два все повторялось

Тех, кто улетел, уцелел, догоняли «мессеры». Будто ждали, сидели за бугром.

…Ревел истошно двигатель… подбитый Ил бросался вверх, пилот прыгал, открывал парашют… Уже над нашей половиной города… И ветерок – к нам. Ура! А немец разворачивался долго, далеко улетел и не спеша – мы давно не дышали – чиркнул по парашюту трассирующими…

Пилотов не расстреливали. «Рыцари!»

…Одно спасенье наше в октябре: «катюши». От них в самом городе, правда, пустые «гнезда», ямы остались. У бабки Сорочихи была, пригодилась. Легко хоронить. Герку Лаптева, талантливого, первого на весь Дворец пионеров художника… положили на дно, к стеночке и обвалили ломом глыбу земли… Пуля шальная ему горло перебила навылет. Воду пил – мимо. А есть не мог совсем, не глотал. Так и умер.

…Сами «катюши» уже были далеко, за Волгой. Новые, надежные. Гудели, немцев пугали. Мы не боялись, высовывались из земли… Вся гора «немецкая», бывало, на дыбы поднималась, до самого неба… А потом… еще один парашют! Наш… Все ждем чуда!

Немецкие снайперы не смотрели в небо– на наши развалины, как в тире. Только шевельнись! Хоть солдат, хоть ребенок… Живые мишени…

И безнаказанно. Как «мессеры».

Такая была война!

…Я насмотрелся на пустое от «наших» сталинградское небо… Теперь не могу смотреть, как торжественно «чужие» скупают «на корню» новейшие наши МиГи и «сушки». Хорошо платят?

А мы говорим: надо бы нам… себе прикупить.

…Совсем недавно. Почти вчера… «пропали» полторы сотни офицеров летчиков-истребителей старейшего российского авиаучилища – Качи. После клятвы на верность Родине, прямо на Мамаевом кургане был уволен из армии весь выпуск… Целый отряд униженных патриотов! Стыд какой! Им, оказывается, не на чем будет летать! И с горючим в стране «напряженка»…

Был я случайным свидетелем, когда последнего начальника училища – генерала – самыми последними словами крыли из Москвы… За то, что его курсанты еще летают.

Мы не капитулировали?