Текст книги "Последний рейс «Фултона»"

– Что же мне делать? Как поймать Алумова?

– Того, кто украл велосипед, теперь не зацепишь – бросил его где-нибудь, а сам в Заволжье пешком вернулся. А за Алумовым, уверен, черный след дальше потянется. Так что займись другими делами, рано или поздно меньшевик опять заявит о себе…

Письмо

Как в воду глядел старый рабочий – в лесах под Никольским появилась новая банда. Верховодил ею сам Алумов.

Несколько дней оперативный отряд Коллегии гонялся за бандой, пока не прижал ее к непроходимому болоту. В перестрелке братья Кирьяновы были убиты, трое кулаков сдались. От них узнали – за день до того, как рабочие нагрянули на хутор, где обитала банда, Алумов ушел в сторону Заволжья. Непонятно было Тихону: повезло главарю или опять кто-то предупредил его?

Сказал о своих подозрениях Резову.

– Может, и предупредили, уж больно часто ему везет. Читай, что о нем пишут, – протянул Иван Алексеевич плотный листок серой бумаги.

Тихон с трудом начал разбирать буквы, выведенные то ли малограмотным, то ли человеком, писавшим левой, непривычной рукой:

«Товарищи. Алумов, которого вы разыскиваете, скрывается у своей сестры Лидии Ефимовны, что живет на разъезде седьмой километр. Сведения верные – сам видел, как ночью Алумов пробирался к ней. Не упустите убийцу! Письмо не подписываю, хотя всей душой с вами».

– Делали мы обыск у сестры. Пусто, – буркнул Тихон.

– Было пусто, а теперь, выходит, там Алумов. Не люблю я такие писульки – без подписи. Но и отмахиваться нельзя, проверить надо…

В дом Алумовой Тихон и трое вооруженных рабочих вошли вечером. Хозяйка – рослая старуха с черными, еще густыми волосами – в одиночестве сидела за самоваром. Съязвила, кривя впалый рот:

– Опять Мишку ищете? Крепко он вам насолил, если успокоиться не можете, к старухе чаще, чем к девкам на свидание, бегаете.

– Давно брата видели? – спросил ее Тихон, приказав рабочим начинать обыск.

– У него своя жизнь, у меня – своя. Незачем нам видеться. – Опорожнив блюдце с запашистым морковным чаем, хозяйка платком утерла пот со лба, вместе со стулом пересела в угол комнаты, где громоздился огромный дубовый шкаф. Сложила полные руки на груди, поджала губы и застыла изваянием, бесстрастно взирая, как рабочие спускаются в погреб, поднимаются на чердак, простукивают стены.

Обыск ничего не дал, надо уходить, но Тихон медлил. Вспомнил, как встретила их Алумова, когда делали первый обыск, – зверем кидалась, хоть связывай. А сейчас с места не тронется. Сидит, будто обыск и не касается ее.

Прошел мимо шкафа раз, другой. И заметил – глаза хозяйки словно отталкивают его от угла, темнеют в затаенном испуге.

– Пересядьте, пожалуйста, – попросил он и увидел: лицо Алумовой перекосилось от ненависти. Не шелохнулась, запоздало делая вид, что не расслышала.

– Прошу вас пересесть. Иначе перенесем вместе со стулом.

– Надорветесь, – злобно процедила хозяйка, нехотя поднялась, теперь уже с явным беспокойством следя за Тихоном.

Открыл створки шкафа. Пахнуло нафталином, тяжелым запахом меха. На плечиках висели длинные платья старухи, пальто с лисьим воротником, какой-то старенький пиджак. Вынул все это, сложил на кровати. Опять подошел к шкафу, простукал заднюю стенку – звук глухой.

Что же так встревожило хозяйку?

Перебрал платья, взял мужской пиджак и спросил удивленно:

– Чей это, Лидия Ефимовна? Ведь вы одна живете.

– Покойного мужа, – не сразу ответила хозяйка, а глаза растерянные, бегающие.

Понял Тихон – находки этого пиджака и боялась Алумова, потому и к шкафу пересела. Проверил карманы, во внутреннем нащупал сложенный вчетверо листок. Старуха подалась вперед, словно хотела вырвать его из рук, но спохватилась, замерла.

Тихон подошел к окну, прочитал:

«Дорогая сестрица! Когда получишь это письмо, я буду уже далеко. Оставаться в родных местах мне никак больше нельзя. Чекисты буквально наступали на пятки, арестованы все, у кого я мог остановиться. Сначала подамся в Финляндию, а там видно будет. Может, еще и встретимся, не думаю, что большевики долго продержатся у власти. После неудачи мятежа мне стало ясно, что собственными силами Россию от большевистской заразы не вылечишь. Нужно начинать из-за границы, идти на Советы с американцами, французами, англичанами. С самим дьяволом, если он тоже ненавидит большевиков. Только на этом пути нас будет ждать победа, и я верю в нее. Извини за волнения, которые я невольно причинил тебе. Если и встретимся, то в новой, освобожденной России. Целую, твой Михаил».

– Кто вам передал это письмо?

– Я не знаю этого человека, – оправдывалась хозяйка. – Отдал и сразу ушел. Сказал только, что здесь проездом.

– Когда это было?

– Позавчера. Молодой человек в штатском, но очень похож на офицера. Появился и исчез, я его и разглядеть-то как следует не успела. Наказывал – письмо сожгите. А я пожалела, сунула в пиджак, который Михаил оставил у меня как-то. На память о нем спрятала, а вон как вышло…

В кабинете Резова Тихона дожидался Лобов.

– Ну что? Опять Алумов ушел?

Тихон молча протянул письмо, чекист и Резов склонились над ним.

– Всё, смотался бандит. Такого мерзавца выпустили, – расстраивался Тихон.

Иван Резов в сомнении поскреб щеку.

– Странное бегство. Алумов – такой враг, что десятерых стоит. И вдруг за границу бежит.

– Ничего странного. Земля у него под ногами горела, понял – не сегодня завтра словим его.

Лобов свое мнение при себе оставил, письмо забрал в Губчека.

Думал Тихон – больше не услышит об Алумове, исчез меньшевик из Заволжья, но спустя месяц в Коллегии опять говорили о нем…

Особняк

Иван Резов, побывав в Заволжских мастерских, зашел в кабинет к Тихону, рассказал:

– Столяр Дронов поймал меня в цехе. У них в Росове в собственном особняке проживает отставной царский генерал Валов. Старый уже, поэтому его и не тронули. Но вот что интересно – в мятеж генерала дома не было, куда-то отлучался. А после мятежа опять объявился как ни в чем не бывало. И в это же время у него прислуга пропала, генерал говорит – она к родственникам в Углич уехала.

– Почему же Дронов раньше молчал, в Коллегию не пришел?

– Дронов обо всем этом только что узнал от своей жены – генерал взял ее в домработницы. Она же сказала, что в доме генерала появились гости. Одеты обыкновенно, а друг друга по-военному называют: прапорщик, поручик, капитан. Но это еще не все – раньше генерала навещали монахи из святой обители. Чуешь, куда дорожка тянется? Больше того – в дом приходил человек, которого генерал называл Алумовым.

– Алумов уехал отсюда, вы же сами читали письмо, – напомнил Тихон.

– Ну, читал.

– Значит, он у генерала раньше был.

– Если бы так. То-то и оно, что Валов с этим гостем позавчера разговаривал.

Тихон с недоверием уставился на Резова.

– Выходит…

– Выходит, обвел Алумов вокруг пальца и сестру-старуху, и нас. Ее успокоил, что братец в безопасности, а нам внушил, что его нет в Заволжье. По правде говоря, я и после письма сомневался, что он удрал отсюда, Алумов – организатор, это враг не случайный, не временный. Он своим путем пойдет до конца. А ума и изворотливости ему не занимать.

– Не ослышалась ли Дронова? – все еще сомневался Тихон.

– Вряд ли. Убийства и грабежи не прекращаются, банды рядом кружат, выжидают чего-то. Думаю, на новый мятеж надеются. И Алумов тут как тут. Такая вот кадриль… Ну, что будем с генералом делать?

– Слежку за домом они быстро заметят.

– Согласен. Наверное, и прежняя домработница не случайно пропала.

– Послать в Росово отряд и захватить всех, кого застанем у генерала.

– С Лобовым бы посоветоваться, так его в Губчека нет, я уже звонил.

– Он бы то же самое посоветовал. А иначе и гости упорхнут, и генерал с ними.

– Быть по-твоему. Но с условием – я с отрядом иду. Договорился с Дроновым, он обещал помочь. Знаю, где его дом, так что пригожусь. А командуй сам. Когда выйдем?

– Днем генерала врасплох не застанешь… Пожалуй, лучше всего в сумерках, вечером…

И только зашло солнце – отряд направился в Росово. Остановились в кустарнике возле крайней избы, Резов и Тихон зашли к Дроновым, попросили хозяйку проводить отряд к дому генерала.

– Ох, боюсь я, боюсь, – запричитала она. – Убьют они меня!..

Дронов прикрикнул на жену – она заплакала.

– Ладно, вы нам только посоветуйте, как лучше проникнуть в особняк, – сказал Тихон.

Хозяйка немного успокоилась, взяла карандаш и стала коряво рисовать, где и что в доме генерала расположено.

– Вот коридор… Сюда двери – там генерал в кабинете спит. Это – по-ихнему гостиная, тута гости спят. И еще комнатка в сад окном. За стенкой зала – в нее меня не пускали. Я подглядела – там одна пыль, какие-то ящики и стружка на полу. Сюда – кухня, тоже окном в сад…

Неожиданно хозяйка прошептала:

– А в кухне-то окно едва держится!

– Как это? – не понял Тихон.

– Шпингалеты отвалились. Чуток дерни – они и вылезут! Я сама шурупы пальцами запихивала…

Резов и Тихон переглянулись.

– Ну, спасибо. Пожалуй, это окошечко нам сгодится, – поблагодарил хозяйку Тихон.

– Ой, парень! Чуть не забыла – там возле плиты помойное ведро стоит, и под окном на лавке ведро с водой!.. Не задень, шуму будет – весь дом всполошишь…

– Я с вами пойду! – решил Дронов. – Знаю я, где это окно, не найти вам без меня.

– Куда тебе, старому, по чужим садам лазить?! – всплеснула руками жена.

– Молчи, старуха! Ничего ты в политике не смыслишь! – начал одеваться Дронов.

Тихон предупредил рабочих из отряда, что возможна перестрелка.

– Я проведу так, что не заметят. Только не шуметь… Ну, с богом, – наспех перекрестился Дронов.

Запущенным садом подошли к особняку генерала – кирпичному дому с обвалившейся штукатуркой, со слепыми, зашторенными окнами. Окружили его, вслушались в тишину.

Вспомнилось Тихону, как почти год назад отряд Лобова вот так же подкрадывался к губернаторскому особняку; как после ограбления кассы Заволжских мастерских красногвардейцы окружали дачу на берегу Волги; как совсем недавно чекисты и рабочие из оперативного отряда проникли в монастырь, где скрывался загадочный иеромонах Варлаам.

И вот Тихон проводит операцию самостоятельно. Опыт есть, но все ли учел в новой обстановке? Правильно ли расставил людей? Дорого будет стоить ошибка: платить за него придется жизнью товарищей, которые ждут его приказа.

Пригибая головы, Тихон, Резов и Дронов проскочили вдоль стены к окну кухни. Тихон осторожно нажал на створку рамы – она скрипнула, плавно подалась. Надавил посильнее – створка отошла в сторону. Прислушались – в доме ни звука.

Первым в открытое окно полез Тихон, за ним – Резов. Старик Дронов на корточках присел под окном.

Прежде чем ступить на лавочку, Тихон отодвинул ведро с водой в сторону, спустился на пол. Следом за ним – Иван Алексеевич.

– Дядя Иван, не пульни в спину…

Мимо плиты, стараясь не задеть невидимое в темноте ведро с помоями, прошли в коридор. Здесь пахло пылью, кошками, табачным перегаром. Слева – там, где была гостиная, – из-за двери доносился храп.

Тихон коленом задел за какой-то угол, видимо за сундук, со скрежетом сдвинул его с места. Справа, где генеральский кабинет, раздался прокуренный бас:

– Вадим Петрович, вы? Черт вас носит…

Тихон, кажется, и дышать перестал, Резов щелкнул взводимым курком.

За дверью звякнули пружины кровати, кто-то зашаркал шлепанцами.

– Теперь мне не уснуть! – недовольно буркнул человек в длинном халате, появившись в прихожей. – Похмелиться, что ли, ходили?

– Угу! – сказал Тихон и рукоятью нагана наотмашь ударил его по голове. Человек в халате охнул, упал навзничь.

Тихон ворвался в заставленную кроватями гостиную выстрелил в потолок и закричал во все горло:

– Дом окружен! Оставаться на местах! Руки вверх!

Очумело хлопая сонными глазами и еще не понимая – происходит это во сне или наяву, гости генерала покорно подняли руки.

И вдруг в соседней комнате с треском распахнулось окно, снаружи особняка звонко ударил винтовочный выстрел. Тихон стремглав бросился туда. С высокого подоконника ему под ноги упал грузный человек в бязевой рубахе, босой.

Лицо показалось Тихону знакомым. Наклонился над трупом – перед ним лежал пристав Зеленцов.

– Что, готов? – заглянул в окно рабочий, выстреливший из засады.

– Обязательно в башку было целить?

– А я не целил, пальнул, да и все…

При обыске в запущенных комнатах, на чердаке, в сараях нашли оружие, пачки документов, деньги.

– Я так думаю: после разгрома в монастыре контра в Заволжье отсюда инструкции получала, – заметил Резов, делая опись обнаруженного.

Тот, кого Тихон наганом ударил в прихожей, был хозяином дома – генералом Валовым. Не сразу пришел он в себя. На вопросы не отвечал – то ли все еще не оправился от удара, то ли решил молчать.

Гости оказались словоохотливей, и предположение Резова подтвердилось – из особняка тянулись связи ко многим оставшимся на свободе мятежникам. И не только в заволжские села, но и в центр города – туда частенько перебирался Зеленцов. О многом мог бы он рассказать.

Тихон еще раз поговорил с женой Дронова. Та стояла на своем: в дом приходил человек, которого Валов называл Алумовым…

Ночью Тихон дозвонился до Губчека, утром Лобов был в Заволжье. Отправив арестованных в центр, чекист остался на собрании заволжских коммунистов. Перед этим в чем-то настойчиво убеждал Ивана Алексеевича. Когда обсудили хозяйственные вопросы, попросил слова:

– Недавно Совет Народных Комиссаров вынес постановление: направить в ВЧК для ее усиления надежных, проверенных коммунистов. И мы, товарищи, обращаемся к вам с просьбой в аппарат обновленной Губчека выделить таких из своей организации…

– Какие будут предложения? – хмуро спросил Резов заволжских большевиков.

– Тут поразмыслить надо.

– На серьезное дело людей посылаем.

– И так после мятежа многих не досчитались…

Иван Резов мрачно поглядывая на Лобова, дал всем высказаться. Потом тяжело вздохнул, поднялся сам.

– Верно здесь говорили: людей нам и самим не хватает, с трудной просьбой обращается к нам Губчека. А помочь надо…

– Не крути, Иван. Выкладывай, что надумал, – бросил Степан Коркин.

– А если тебя пошлем – согласишься?

– Это как на корову седло надеть…

– То-то и оно, что не всякий туда подойдет… Короче, товарищ Лобов предлагает направить в Губчека Тихона Вагина. Я тут подумал – лучшей кандидатуры нам не найти. Это человек и стойкий, и проверенный…

– Каков Тихон – мы и без тебя знаем, не нахваливай. Ты лучше скажи: не жалко отдавать такого боевого парня? – не удержался Степан Коркин.

– Жалко, Степан, но что поделаешь – нашей чека такие вот и нужны.

– А как же Коллегия без него?

– Мы считаем, что свою работу Коллегия выполнила. Теперь задачу борьбы с контрреволюцией берет на себя Губернская Чрезвычайная Комиссия, усиленная новыми надежными работниками, – ответил Лобов.

– Будем голосовать? – обратился к собравшимся Иван Алексеевич.

– И так все ясно – Тихон самый подходящий, – выразил общее мнение Степан Коркин.

– Завтра в двенадцать будь в Губчека, – сказал Лобов Тихону после собрания. – Жить будешь там же, в общежитии. Служба такая – в любую минуту могут послать на задание.

– Поди, доволен, что из-под моего надзора выбрался? – сердитым взглядом уколол Резов парня. – Не загордись, чекист.

– Не забуду я твоей науки, дядя Иван. Не подведу.

– В этом я уверен, иначе бы не рекомендовал. А меня забудешь, и не клянись. Появятся новые друзья, новые учителя. Сестру когда последний раз видел?

– Как уехала – больше не встречались. Письмо прислала – на ткацкой фабрике устроилась.

– Давай-ка сегодня уезжай, не мозоль мне глаза. С сестрой повидайся, отдохни. А нам с товарищем Лобовым поговорить надо, – не поднимая головы, протянул Иван Алексеевич тяжелую, с мозолями руку.

Тихон порывисто обнял старика за костлявые плечи и выскочил за дверь. Хорош он будет чекист, если разнюнится…

Собрав в фанерный чемодан самое необходимое, Тихон простился с матерью Сережки Колпина.

– Так я, тетя Катя, и не сдержал своего слова – не поймал Алумова.

– Ты береги себя, – перекрестила его мать Сережки и заплакала.

Прежде чем повернуть к причалу, Тихон в последний раз посмотрел на родительский дом. У калитки, держа за руку сестренку с тонкими соломенными косицами, глядел ему вслед вихрастый мальчишка с облупившимся носом. У крыльца сердитая женщина-погорелка без мыла стирала в корыте белье.

Дом не опустел…

Чекисты

К ткацкой фабрике Тихон подошел к концу смены. Вспомнил, как из гимназии Корсунской арестованные с надеждой смотрели на красный флаг на башне фабрики. Он и сейчас – потрепанный ветром, но не полинявший – полыхал в пасмурном осеннем небе.

Заметил Нину среди таких же молоденьких работниц в косынках, окликнул. Сестра бросилась к нему, не стесняясь, поцеловала при всех.

– Тиша, родненький! Как я соскучилась!

Засмущался Тихон, снял худенькие руки сестры с плеч. А в толпе – смешок:

– Учитесь, девки, у заволжских – сами на шею бросаются, не ждут, когда парни осмелеют.

– Ну вас, языкастые, – отмахнулась Нина. – Это же брат мой. Правда – красивый?

Тихон не знает, куда и глаза деть. И тут заметил – одна из работниц без улыбки, внимательно, будто пытаясь что-то вспомнить, смотрит на него из толпы.

Хотел подойти к девушке, и не успел – она скрылась в толпе.

– Да вы что, знакомы? – удивилась сестра.

– Давно она у вас?

– Маша? С месяц. Говорит – круглая сирота, только что мать похоронила. Живет в бараках. Работящая девчонка, но молчит всю смену, словно и вовсе языка нет. А ты откуда ее знаешь? Рассказывай, Тихоня.

– Наверное, обознался я…

В ушах Тихона звучали слова, сказанные Машей в то утро, когда выводили из монастыря офицеров-монахов, ее отца: «Так вот какая твоя вера…»

От Лобова он слышал, что на допросе Сафонов признался, как семнадцатого июля, когда «Пчелка» причалила к Волжскому монастырю, на телеге увез староста в лес винтовки, которые Перхуров хотел раздать крестьянам. Сафонов показал чекистам тайник, других дел за ним не числилось.

Видимо, сразу после смерти матери ушла Маша из отцовского дома.

А какая теперь вера у нее, у Маши? Жаль, не удалось поговорить. Но не все потеряно – теперь он знает, где ее искать. И может, одной они стали теперь веры, совпали их дороги?..

Повеселел Тихон от этой мысли. Весь вечер рассказывал сестре, что нового в Заволжье, она – о делах на фабрике.

Вернулся с работы дядя, похвастал:

– Взяли мы фабрику у Карзинкина. Теперь сами себе хозяева. Говорят, он подмахнул акт о сдаче – и глазом не моргнул. А племянник с гонором оказался – внизу добавил: «Не вечно». Только ошибается наследник – не видать ему фабрики как своих ушей.

– Хлопка не хватает. Норскую фабрику закрывают вовсе, а мы в одну смену работаем, – озабоченно произнесла Нина. – Смешиваем с хлопком лен, ткем для красноармейцев миткаль и бязь. Так хлопка еще месяцев на пять хватит, а как потом быть?

– Пока южные районы от беляков не освободим – хлопка не жди. Многие у нас с фабрики на фронт уходят, – сказал и осекся дядя, поймав испуганный взгляд жены.

Понял его Тихон: и ему сейчас бы на фронт. Сестра словно прочитала его мысль, настороженно спросила:

– А ты как, Тиша, в городе очутился?

– Да вот вызвали.

– Зачем?

– Буду в Губчека работать.

– Так ведь опасно! – ахнула Нина.

– Нужная работа, – поддержал его дядя. – Неспокойно в городе…

Эти слова Тихон вспомнил на следующий день, когда подходил к Губернской Чрезвычайной Комиссии. Нельзя допустить, чтобы город опять испытал ужас мятежа. Эти шестнадцать дней – как шестнадцать ран в памяти, которые не зарубцуются, не отболят.

И вот в сопровождении Лобова Тихон входит в кабинет председателя Губчека. Тот поднялся из-за стола, поправил широкий ремень на гимнастерке, пожал Тихону руку.

– Будем знакомы, товарищ Вагин. Садись, поговорим, – сказал он, сильно, по-волжски, окая. – Я слышал, вы в Заволжье крепко покорчевали контрреволюцию. Расскажи-ка о вашей Коллегии…

Как можно короче Тихон сообщил, с чего начала Коллегия, чем занималась. Предгубчека слушал внимательно, чуть покачивая коротко стриженной головой с глубокими залысинами, не сводил с Тихона внимательных усталых глаз.

Лобов понял – парень еще не оправился от волнения, добавил к его рассказу:

– По нашим сведениям, в мятеже участвовало шесть тысяч человек, две действовали в Заволжье. Из них около полутысячи – кадровые офицеры. Коллегия выявила двести активных участников мятежа, изъяла большое количество оружия…

– Да ты, товарищ Тихон, почти готовый чекист, – по-дружески сказал председатель.

– Правда, ему так и не удалось поймать своего заклятого врага – Алумова, – продолжил Лобов. – Но вчера вечером оперативный отряд под командой Ивана Резова арестовал меньшевика в доме сестры на разъезде «седьмой километр».

У Тихона был такой ошарашенный вид, что председатель Губчека, заглянув ему в лицо, громко рассмеялся.

– Расстроился, что не ты арестовал бандита?

– Обидно, – честно признался Тихон. – Два месяца гонялся за ним. Не пойму, как он у сестры оказался? Ведь он же за границу удрал. Значит, вернулся?

– Не поверил Резов тому письму. Загонял ты Алумова по Заволжью, все его явки раскрыл. Вот он и надумал у сестры устроиться, а чтобы вы ее дом больше не обыскивали, в Коллегию послал анонимку и свое письмо в пиджак сунул, – объяснил Лобов.

– Выходит, старуха разыграла меня? Уселась у шкафа, будто прикрыть его хотела, я и попался на удочку. Но как Иван Алексеевич догадался?

– Твой список ему помог.

– Какой список?

– Владельцев велосипедов. Помнишь, кто там был?

Тихон перечислил, загибая пальцы на руке.

– Никого не подозреваешь?

– Кого тут подозревать? – удивился Тихон. – С Коркиным на барже были; Кусков, когда кассу ограбили, чуть сам от бандитской пули не погиб; за Пашнина Резов горой; старик Дронов помог нам генерала Валова арестовать.

– Иван Алексеевич узнал от Пашнина, что в тот день, когда у него велосипед пропал, Кусков свой «дукс» в мастерских на ночь оставил. Небывалый случай, хотя с виду ничего подозрительного в этом нет – просто решил человек с работы пешочком пройтись. Однако заинтересовался Резов кассиром, вчера попросил меня в одном спектакле сыграть. Собрали в штабе оперативный отряд, и я объявил, что Губчека стало известно, где скрывается Алумов, как стемнеет, идем его арестовывать. За дощатой стенкой штаба, помнишь, кассир Кусков сидит. Он сразу на велосипед – и на разъезд «седьмой километр». Тут их вместе с Алумовым и взяли.

– Так вот кто всякий раз предупреждал Алумова! – вконец расстроился Тихон. – А вы говорите – готовый чекист. Такого предателя проглядел. Наверное, и кассу ограбили не без его помощи.

– Да, хорошо замаскировался Кусков, в мятеж тишком отсиделся, ничем не выдал себя. Опыт у него большой – еще при царе в Петрограде в охранном отделении служил.

– Так что не расстраивайся, товарищ Тихон, что сразу не разглядел предателя, – успокоил парня председатель Губчека. – Следующий раз будешь бдительней, а нераскрытых врагов в городе еще много, и на твою долю хватит.

До мирного строительства нам еще далеко, – остановился он у карты, утыканной красными флажками.

В сентябре освободили Казань и Симбирск, на очереди Самара. В силе Брестский договор, под немцами Украина. Не дремлют и местные враги. Нашлась карта предполагаемой территории действий Северной Добровольческой армии – огромный район от Архангельска на севере до Самары на юге. А мы – в центре, до Москвы рукой подать, и Колчак под боком. Нам известно – враги и сейчас зарятся на город, им советская власть здесь – как бельмо на глазу. Главная обязанность Губчека – знать каждый их шаг. Поскольку вы с Лобовым – старые знакомые, сработались, отдаю тебя, Тихон, в его полное распоряжение. Как будете использовать парня, товарищ Лобов?

– Новые показания дал поручик Перов. Я надеюсь – офицер согласится сотрудничать с нами. Человек он честный, просто запутался…

– Хотите выпустить его на свободу?

– Да, если разрешите. На случай провала мятежа Перхуров назвал ему несколько явок в городе. Недаром поручик так рискованно пытался получить пропуск. Тихона приставить к офицеру для связи. Кроме того, Тихон знает в лицо Поляровского, который на днях бежал из-под ареста. Возможно, ротмистр прячется где-то в городе…

– Рискованная операция.

– В случае успеха мы сразу выйдем на руководителей контрреволюционного подполья. Риск оправдан.

– Согласен, действуйте. Продолжай, парень, то самое дело, которое начал в Заволжье. Счастливо тебе, чекист! – напутствовал председатель Тихона.

Впереди были бессонные ночи, перестрелки, засады, ранения. Но это уже новая повесть – повесть о чекисте…