Текст книги "А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2"

* * *

В отличие от агрессивных цивилизаций скотоводов-кочевников, славяне с древних времен, хотя и занимались скотоводством, но вероятно, одними из первых стали культивировать земледелие, не оставляли охоту и рыбную ловлю, с глубокой древности на Руси занимались собиранием меда.

Плодородная земля, пронизанная плотной паутиной рек, богатых рыбой и служащих одновременно водными транспортными артериями, – такова картина Древней Руси. В. О. Ключевский писал по этому поводу, что никакая другая особенность нашей страны «не оказала такого разностороннего, глубокого и вместе с тем столь заметного действия на жизнь нашего народа, как эта речная сеть европейской равнины». Эти же природные особенности определяли способ самоорганизации древних славян. Л. А. Тихомиров писал: «У нас “брели врозь”, куда кто хотел – небольшими семьями. Хотя они и разрастались на новом месте, но и там все желающие уходили врозь. Посему у нас главную силу получил отец семьи, домовладыка, а не родовой патриарх. В свою очередь эти домовладыки, сходясь из разных мест на новой территории, естественно сплачивались в общину, которая столь же характерна для русского племени, как “задруга” для сербского». Вот та социальная основа, на которой выросло и окрепло русское соборное начало.

Идея соборности, развитая Хомяковым, может быть определена как свободное устремление к единству на основе служения абсолютным нравственным ценностям. Она является краеугольным камнем восточно-христианской государственности, утрата ее становится причиной системного кризиса государственности и приводит Россию в состояние смуты. Еще на заре христианской государственности на Руси отход княжеской власти от действительного ее предназначения – служения народу и его нравственным идеалам, чрезмерное увлечение взаимным соперничеством стали причиной народного охлаждения к княжеской власти, ослабления ее харизматической доминанты, равнодушия к ней и нежелания исполнять ее волю. Иначе говоря, ко времени нашествия Батыя не только нарушилось единство Руси, но и произошел разрыв между властью князя и народом. Налицо были признаки системного кризиса государственности.

Набатным сигналом, возвещавшим о возможном развитии системного кризиса православно-монархической государственности, являлось убийство наследника престола, которое потенциально освобождало место на царском троне для всякого искателя приключений.

Убийство Святополком Окаянным первых христианских князей – страстотерпцев Бориса и Глеба – не стало началом общегосударственного системного кризиса, и князю Ярославу удалось сохранить Русь от разгула братоубийственного беспредела. Злодейское убиение великого князя Андрея Боголюбского также могло стать сигналом к разгулу беззакония. Такое положение действительно сложилось в Боголюбове и Владимире, но не распространилось на всю Русь. Слабость единого социально-политического центра оказалась спасительной в ту пору, поэтому системный кризис приобрел характер смутного времени для всего государства лишь в результате многолетней кровопролитной борьбы за власть между удельными князьями, завершившейся иноземным татаро-монгольским нашествием.

В результате татаро-монгольского нашествия не только города с их дружинами, но культурное наследие Древней Руси в основном было уничтожено. Нарушились многочисленные связи Руси с Западом и Востоком, затруднилось общение с Византией; пошатнулись основы древней русской жизни. Не менее тяжелыми последствиями золотоордынского ига для Руси были потери нравственные. Беспрерывные набеги разрушали нравственный климат социальной жизни общества.

Князья губят один другого в Орде, распространяются разбои, утрачивается вера, возрождаются старые языческие суеверия.

Всякое столкновение цивилизаций на поле мировых баталий таит в себе противостояние мировоззренческих систем или мировых религий. В этом плане первая русская смута, результатом которой стало татаро-монгольское иго, в силу своей исторической продолжительности являет собой исключение, связанное с тем, что начинала развиваться она при противостоянии раннего, еще не окончательно укрепившегося православного христианства на Руси с восточным язычеством Великой степи. А преодолевалось смутное время в новом противостоянии: укрепляющейся православно-монархической государственности с исламской цивилизацией.

Полное освобождение от татаро-монгольского ига завершилось во время знаменитого стояния на Угре при Иване III, однако в своем окончательном виде теоретические религиозно-нравственные представления, что власть царя – это власть подвижника церкви, основанная на воплощении народного идеала как хранителя церковного благочестия и святоотеческих традиций, окончательно утвердились на Руси только при его внуке. Политический смысл реформ Иоанна Грозного сводился к созданию нового института управления и нового служилого сословия, чуждого старых, удельных традиций. Царь строит новый институт власти на новом месте, из новых людей. Одно из политических последствий опричнины – консолидация распыленного ранее мелкого и среднего дворянства, наделяемого землями главным образом царской волей, и превращение этого сословия в реальную политическую силу и опору царского самодержавия.

Безусловная заслуга Ивана Грозного состоит в развитии им местного самоуправления, фундаментальной основы всякой формы подлинного народовластия и законодательном формировании им особого института – земского собора, который заменил и княжеские съезды, и народное вече и завершил организационное оформление русской православно-монархической (самодержавной) государственности, ставшей наследницей государственности византийского типа. Со времени Иоанна Грозного земские соборы становятся неотъемлемым институтом жизни и управления на русской земле.

Безусловно, не всякая единоличная власть есть власть самодержавная. Диктатор может воплощать в себе все институты власти, но это не монарх-самодержец. Власть римского цезаря, соединявшая в себе власти всех республиканских магистров, равно как и неограниченная власть короля, не есть власть самодержавная, поскольку она не признает для себя никаких высших обязательных начал и, не отделяя себя от государства, приписывает ему и себе всемогущество. Точно так же восточная деспотия не есть самодержавная монархия. Положение деспота определяется его личным успехом, хотя в деспотии право признается не за силой, как в абсолютизме, но рабская покорность заменяет служение нравственному абсолюту, ибо только в самодержавной монархии единоличная власть получает значение верховной, подчиненной высшему нравственному абсолюту. В самодержавии монархическое начало означает смирение перед Промыслом Божиим. Только выражением силы этого самодовлеющего нравственного подвига – служением нравственному закону – власть самодержавного монарха является верховной. Власть царя – это власть подвижника Церкви, основанная на воплощении народного идеала как хранителя церковного благочестия и святоотеческих традиций. Через это власть самодержца становится властью не самого человека, а нравственного идеала, который не может быть понят без проникновения в учение Православия. Власть самодержавного монарха невозможна без признания народом ее божественного происхождения.

Царь выражает не волю народа, а его православное миросозерцание и, следовательно, олицетворяет ту высшую силу, которая создала этот идеал. Поэтому без единства христианского нравственного идеала у монарха и народа не может быть самодержавной монархии. Подчиняя себя царской воле, народ не превращается, как в восточной деспотии, в покорного раба человеческой личности. Подчинение монарху-самодержцу, говорил профессор М. Зызыкин, не есть подчинение силе, гению человека, как бывает при диктатуре, не есть подчинение слепой силе рока, как в деспотии, а подчинение себя тому, кто призван быть проводником благодати и носителем нравственного подвига. Сам термин «самодержавие» был введен в государственно-политическую практику византийским императором Юстинианом Великим, при котором православная государственность в Византии обрела свою завершенную нравственную и социально-правовую форму.

Как политик и государственный деятель, Иоанн Грозный не только реализовал на практике и теоретически обосновал царскую самодержавную власть в России, но оставил теорию монархического права. Он дал учение о целях самодержавной власти, об ее основах и пределах.

Все европейские соседи, по мнению Иоанна, «суть представители власти безбожной, руководимой не божественными повелениями, а человеческими страстями: все они рабы тлена и похоти». Переводя это на современный социально-политический язык, надо сказать, что действительно в Западной Европе, вследствие культурного ренессанса и утверждения эпохи гуманизма, изменились мировоззренческие ориентиры и политические лидеры вынуждены были учитывать прежде всего эти настроения своих граждан и особенности их новых этических предпочтений, а не руководствоваться единым для всего народа нравственным законом. Грозный царь еще тогда осудил демократический принцип народовластия, который двумя веками позже обоготворил Ж.-Ж. Руссо. В отличие от авторов современных демократических теорий, Иоанн Грозный видел в принципе непорочной, не поврежденной грехом воли человека преклонение перед плотскими страстями, противопоставлял ему смирение перед Промыслом Божиим.

Грозный царь созывал земские соборы из всех чинов Московского государства и для принятия законов, и для решения важнейших государственных вопросов. Он не признавал за подданными приоритета политических прав в отношении к царю – власти богоустановленной, земский собор не был альтернативой власти монарха. Верховной властью была его царская власть, освященная церковью и крепкая верностью православной святоотеческой традиции.

* * *

Не реформы Иоанна Грозного создали условия, при которых разразилась смута XVII века. При его сыне Феодоре Московия росла, крепла и усиливала свое международное влияние. Как один из признаков этого – установление патриаршества. Однако убийство в Угличе наследника престола вызвало в народе крайнее недовольство и брожения. Идея самозванства вытекала почти сама собою из тех обстоятельств, в которых находилась Московская Русь. Подобную авантюру, в силу своей враждебности Московии, не могли не поддержать польский король, литовский канцлер, папский нунций и, разумеется, Орден иезуитов. На Руси вновь настало смутное время. Это был классический пример развития системного кризиса российской государственности, где в течение жизни одного поколения страна пережила все основные стадии падения в бездну беззакония и братоубийства и стремительный взлет к нравственным основам человеческого бытия.

Важнейшим опорным пунктом сопротивления иноверцам и иноплеменникам стала знаменитая Троице-Сергиева лавра. Обложенная врагами, она представляла тогда спасительный оазис посреди областей, охваченных изменой, разбоем и мятежом. Как удивительно повторяется история: та же лавра, из которой вышло на Куликово поле народное ополчение в 1380 году, в начале XVII века стала последним оплотом Православия и самодержавия на Руси. Безуспешная осада Троице-Сергиевой лавры поставила под угрозу успех всего предприятия «самозванства» и вынудила вмешаться в эту интригу непосредственно польского короля.

Великий Земский Собор 1613 года, восстановивший законность на Руси, – не акт случайного стечения обстоятельств, а закономерный шаг обращения в кризисной ситуации к русским соборным традициям, выраженный в восстановлении института земского собора как формы высшего правового авторитета, как особой поземельно-сословной формы народного представительства, которая, в отличие от альтернативной партийно-политической формы проявления социальной активности граждан, приводит к согласованию интересов всех членов общества, а не к крайней политической его поляризации.

* * *

Однако во время реформ Петра земские соборы, обеспечивавшие реальное единение царя с народом, были упразднены. Непосредственное обращение народных учреждений или отдельных лиц к императорской власти было строго зарегламентировано. Устранение Петром соборных традиций лишало верховную власть сакральной составляющей, вновь сделало ее не объектом народного почитания, а целью борьбы политических партий и дворцовых интриг, закулисные решения проводились в жизнь силой дворянской гвардии.

Петербург воспитал и взрастил в своем чреве враждебных русской соборной традиции либеральную интеллигенцию и чиновничью бюрократию – главных разрушителей исторической России. В результате реформаторской деятельности Петра I Россия пережила все беды, предшествовавшие смутному времени: кровь, террор, религиозные и гражданские войны, убийство наследника престола, гонения на христиан, разграбление Отечества. Однако в сравнении со смутным временем XVII века, его польско-литовским иезуитско-католическим пленением и разорением Руси, а тем более со временем варварского татаро-монгольского ига, отбросившего Россию на несколько столетий назад, «революционная перестройка» Петра и иноземное протестантское нашествие XVIII века носили внешне мирный характер и не принесли столько страданий русской земле, а в чем-то даже послужили делу просвещения в России.

Особенность смутного времени XVIII века, протекавшего в протестантской духовной агрессии, состояло в том, что петербургский бюрократически-полицейский режим не только не воспитывал русское национальное самосознание, а наоборот, всячески подрывал и усыплял его. Это равным образом можно отнести и к народу, и к аристократии. Хотя причины такого охлаждения были разные: народ был придавлен тяжелым бременем крепостничества, а петербургская бюрократия и интеллигенция потому и отвергала русскую идею, что высшие слои петербургского общества были заражены антинациональным чувством.

Петербург, построенный на заболоченных берегах Невы в архитектурном стиле, заимствованном в Западной Европе, укоренил в Российской империи иноземные традиции. В результате реформ Петра образовался культурный разрыв между европеизированным высшим классом и народной массой, ставший причиной отчуждения народа от своего царя, в результате чего социальная напряженность в Российской империи была доведена до крайности. Этот разрыв поддерживался и усиливался иноземными браками императорского дома, ставшими после петровских реформ устойчивой традицией. Одним из последствий социальной поляризации России явилось возникновение в просвещенном слое различных социальных движений: народничество, анархизм, – так или иначе ставящих своей целью уничтожение традиционной власти.

Конечно, в русском народе продолжала жить вера в «доброго царя-батюшку». Монархический принцип велик и силен только духовно-нравственным единством, если же оно не поддерживается, то в народе неизбежно зарождаются сомнения в законности такой формы верховной власти.

Следует обратить внимание на то, что начиная с воцарения Павла I в общественном сознании просвещенного слоя империи заметен резкий перелом: промонархические настроения сменяются антимонархическими. Становится модным относиться к верховной власти скептически и иронически, фрондерство становится признаком хорошего тона. Чтобы понять причину этого сдвига, нужно не забывать, что в то время имели право голоса лишь представители дворянского сословия. Другие слои населения были фактически безгласны, «народ безмолвствовал».

Российская культура XVIII – первой половины XIX столетия, в зеркале которой виден образ нашего Отечества и которая определяется термином «золотой век», была дворянской. Народная же культура прочно отгородилась от просвещенного общества и замкнулась в себе. Дворяне, а вслед за ними и все просвещенные массы, со времени царствования Павла I до крушения Российской империи встали в оппозицию к верховной власти.

После реформ Петра переродилась сама психология дворянства, оно в значительной мере утратило веру в Бога, а значит, перестало смотреть на царя как на священную особу. Когда монарх становится нужным лишь для обеспечения порядка, для удержания данных им же привилегий, тогда к нему уже нет любви, коренящейся в религиозном чувстве, его любят лишь те социальные группы, которых устраивает установленный им порядок, и не любят те, которых он не устраивает.

Мемуаристы и историки представили Павла I будущим поколениям как слабоумного и вспыльчивого деспота. Между тем этот «слабоумный» сделал для России за пять лет своего правления больше полезных дел, чем их было за все предыдущее столетие. Однако злодейский заговор прервал реформаторскую деятельность Павла, а последовавшая эпоха великих войн, хотя и способствовала пробуждению народного патриотизма, все же привела к массовому проникновению в просвещенные слои империи разрушительных идей с Запада.

Формально девиз «Православие, Самодержавие, Народность» был произнесен устами графа Уварова во второй половине XIX века, но к тому времени Православие, лишенное своего патриарха, оставалось под властью чиновников от церкви, Самодержавие императорского периода России более правильно было бы назвать западным абсолютизмом, а Народность на деле оказывалась привилегией национальных инородческих окраин.

В основе духовного разложения, экономической разрухи и политической нестабильности Российской империи лежал кризис государственности, который явился следствием кризиса русского национального и религиозного самосознания. Восстановление соборного единства русского народа возможно было лишь в случае, если бы аристократия и вся просвещенная часть общества стремилась восстановить соборное единство с народом. Но представители образованного общества – дворянство, интеллигенция, высшее офицерство, духовенство, государственные служащие и даже высшая придворная знать, включая членов императорского дома, – оказались отделены от простого народа непреодолимой пропастью, и, стоя на позициях как либерализма, так и консерватизма, стали разрушителями русской соборности.

Смутное время XVIII века не завершилось на рубеже XX столетия соборным единением всего русского народа, и доныне не осмыслена губительность для соборного сознания подчинения русской жизни нормам протестантско-потребительской идеологии. Не дана, лишенная идеологических пристрастий, историософская оценка императорской эпохи, и выводы через художественное слово не стали достоянием думающей России.

До сих пор не прекращаются попытки представить Февраль и Октябрь 1917 года роковым стечением случайных обстоятельств. Логика социально-политического анализа императорской эпохи убеждает, что в результате реформ Петра I, ставшего причиной очередного системного кризиса, приведшего к всевластию бюрократии и проведению антинациональной политики, скопились столь непримиримые противоречия, общество было настолько социально поляризовано, что императорская Россия обречена была пройти через революцию.

Основная причина кризиса российской имперской государственности начала XX века состояла в том, что тогда не удалось найти адекватную форму соборного устранения глубочайшей социальной поляризации Российской империи, устранить накопившиеся за многие годы противоречия, примирить народную мечту с практикой имперской государственности. В утрате русскими людьми XX века понимания идеи русской соборности, природы самодержавия и сущности царской власти выразилось главное преступление русской мысли, настолько глубоко проникшее в ее толщу, что оно не изжито и до сих пор.

Если окинуть мысленным взором весь петербургский период, то невольно напрашивается мысль, что тяжелое наследие досталось Николаю II: губительны и непоправимы были последствия того периода развития русской государственности; до предела были накалены противоречия между простым народом, в поте лица добывающем хлеб свой насущный, и чиновничьей бюрократией, интеллигенцией, высшим светом. Глубокая социальная трещина прошла через всю Россию. Насколько ясно понимал это государь? Этот вопрос навсегда останется для нас невыясненным, сокрытым его молчаливо-сдержанной и мистически настроенной загадочной личностью. Во всяком случае Николай II, направляя реформаторскую деятельность в России, старался никого из подданных не обидеть, всех призреть, всем дать мир и покой, всем обеспечить простор творческой инициативы.

Николай Александрович, вероятно, понимал, в чем причина духовного разложения, экономической разрухи и политической нестабильности. Восстановление соборного единства русского народа, идеалов Святой Руси, возможно было лишь в случае, если бы русская аристократия и вся просвещенная часть общества помогала носителю верховной власти прийти к единению с народом. Но образованное общество своими действиями лишь потворствовало разрушительным силам. «Кругом измена, и трусость, и обман», – напишет государь в своем дневнике в роковой миг отречения от престола.

Л. А. Тихомиров, один из горячих сторонников идеи монархической государственности, писал, что еще «в конце XVIII века – начале XIX парламентаризм мог казаться великой идеей, великим открытием политического разума, а потому мог фанатизировать народы, как общенациональный идеал. В настоящее время это невозможно. Парламентаризм обнаружил на практике свою малоценность. Увлекать сколько-нибудь развитые умы он не может. Наше конституционное движение горячо поддерживается только теми, кто заинтересован в нем как в своем классовом орудии господства над страной. Его сторонниками являются адвокаты, журналисты, мелкая интеллигенция, наименее научная часть профессуры, наиболее спекуляторская часть промышленников, то есть все кандидаты в политическую роль. Но нацию в широком смысле столь явно скомпрометированное учреждение уже нигде не может горячо увлекать». Дальнейшее развитие мировой истории показало, что Лев Александрович был большим оптимистом. Современное человечество в основной массе своей продолжает считать этот институт «священной коровой» и непременным атрибутом цивилизации.

Если бы любой царь, король или князь позволил себе совершить тысячную долю тех зол, которые от лица народа творятся народными правительствами, они тотчас же были бы сметены восстанием, а в памяти народов получили бы имена иродов и антихристов. Но беззакония творятся именем народной власти, и народы, загипнотизированные этими словами, поют «аллилуйю» ныне существующему порядку, несмотря на те гигантские расходы, которые из скудных народных кошельков тратятся на бесконечные «демократические» процедуры. Правда, и «народным избранникам» иногда приходится нелегко: в сегодняшней России «законодательную власть» можно разогнать, даже расстрелять на виду у всего изумленного человечества. И что же? Завтра, не испытывая ни малейших угрызений совести, те же депутаты вновь неудержимо рвутся занять парламентское кресло.

Возможен ли спасительный выход из нынешней смуты?

Уникальность советского общества, поглощенного ходом истории, состояла в том, что впервые в истории человечества была сделана столь глобальная попытка практически построить формы социального общежития целиком на основе априорных схем. Сегодня можно сказать, что изначальная слабость этих проектов заключалась, в частности, в игнорировании исторических традиций формирования элементов государственности всех народов России, и особенно русского, его духовно-нравственного идеала. Бесплодность попыток реформаторов управлять процессом заявленного перехода от социализма к капитализму путем указов и постановлений вызвана провалом их стараний «напрямую» использовать чужеродные для российского менталитета и государственности «готовые» западные модели, эффективно сработавшие на другой социально-экономической и политической почве.

Несмотря на очевидные социальные достижения советской эпохи, состояние оккупации продолжалось, в стране царило идеологическое рабство: воинствующее антихристианство и монополия марксистской доктрины. По-прежнему материальные и духовные ресурсы русской земли в размерах, намного превышающих дань времен татаро-монгольского ига, направлялись для подъема и развития кавказских, азиатских и балтийских окраин России. На некогда пустынных землях возведены были прекрасные города, созданы научные и культурные центры; на казачьих землях выросли целые государства для народов, ранее не имевших даже своей письменности, а былые русские города-крепости превращены в их национальные столицы и сегодня становятся очагами новой войны. Все это делалось под видом братской дружбы, а на деле привело к полному обнищанию коренных народов России. Древние русские города, имеющие тысячелетнюю историю, бывшие когда-то хранителями великой культуры, пришли в крайнее запустение и напоминают сегодня чуть ли не послевоенные развалины.

Крушение СССР и мирового социалистического лагеря воочию показало всему человечеству, сколь пагубны попытки построения рая на земле без Бога. Восприняв тысячу лет назад христианскую веру от Византийской империи, Русь смогла не только обогатить ее красочными народными традициями древнего язычества, но и создала форму государственной власти, во многом превосходящую византийский имперский институт христианской государственности. После 1917 года в самые трагические десятилетия Россия смогла выстоять только в силу инерции соборно-державных традиций, которые внешние и внутренние враги так и не смогли уничтожить.

Современная наука многие годы развивалась не просто на рационалистической основе, а в атмосфере воинствующего атеизма, хотя при этом все же оставалась связь науки с русской соборной традицией. Если же говорить о реальном, существующем даже в сегодняшнее кризисное время социально-экономическом потенциале России, то он может стать причиной утраты Россией своей геополитической роли, если не будет востребована накопленная инерция русского соборного начала.

В настоящее время осуществляется попытка «силовым» способом внедрить в России конституционную модель, списанную с французской, и насадить американский образ жизни.

Вот уже триста лет на русской земле разномастные оккупанты сменяют друг друга. Россия уже не принадлежит тому народу, который выстрадал, выпестовал и защищал свою Державу от всех внешних и внутренних врагов. Но любые оккупанты далеки от духа, который присущ русской соборной парадигме. Не нужно выдумывать «русскую идею». Она есть, она дана Творцом, выстрадана всей нашей героической историей. Это наша Православная вера и традиции русского правосознания. Если мы хотим спастись сами и спасти свое Отечество, то должны обратиться к Творцу и возродить веру в силу нравственного начала. Чтобы спасти Россию, надо вернуться к отечественной науке, неразрывно связанной с Православием, которая не признается зaпaдными paциoнaлистами и предсказательная сила которой в состоявшихся прогнозах (в отличие от западных) как раз и заключена в православном мироощущении. Достаточно вспомнить К. П. Леонтьева, более ста лет назад предупредившего o трагедии 1917 года, и о Великой Отечественной войне, и об опасности слияния с прогнившим Западом, и об опасности, идущей с Востока, со стороны Китая. «Леонтьевские» предвидения близки пророчествам апостолов, святых отцов и оптинских старцев. В этом наследии источник силы и надежды, питаясь которым можем удержать Россию от окончательного разрушения, изжить синдромы «духовных эпидемий», развивающихся столетиями, и бездуховной власти или власти ущербного духа.

* * *

Рассматривая историю российской государственности, можно понять, как неоднократно развивалась на Руси эпидемия смутного времени, называемая системным кризисом государственности, который имеет конкретные признаки:

– упадок нравственности в обществе и утрата православной традиции, что приводит к разрушению семьи и других социальных институтов;

– десакрализация верховной власти, утрата уважения к носителю верховной власти, бунты против нее и попытки захвата власти методами политического коварства или применением военной силы;

– превращение страны в арену столкновений противоборствующих партийно-политических и бандитских группировок и, в конечном счете, развязывание гражданской войны;

– экономическое и политическое закабаление страны внешним и внутренним врагом (малый народ – в терминологии И. Шафаревича);

– размывание национальных нравственных идеалов и попытки пересадить на русскую почву чуждые государственные идеи и социально-политические институты.

Преодолевались системные кризисы благодаря восстановлению духовно-нравственных идеалов народной жизни и православных традиций российской государственности, прекращению партийно-политического противостояния, возврату к подлинной законности и традиционным институтам российской государственности, пронизанным духом русской соборности. Окончательный выход из системного кризиса и преодоление смутного времени знаменует собой восстановление национального института подлинного народовластия – земского собора как «гласа всея земли», сформированного на основе поземельно-сословного представительства. Только земский собор соответствует традициям российской государственности, русского правосознания, народному религиозно-нравственному идеалу. Он позволяет эффективно разрешать современные межэтнические, межгрупповые, межсословные противоречия, уравновешивать центростремительные и центробежные тенденции, согласовывать интересы всех земель и сословий, способен остановить разрушительные процессы в государстве, осуществлять эффективное руководство национальной экономикой и позволит России занять достойное место в мировом сообществе.

Сложность состоит в преодолении не только большевистского тоталитарного наследия и западнической беспочвенности, но и в очищении здоровых начал русской державной и политической традиции, искаженных петербургским периодом императорской России. Преодолевать надо одновременно два системных кризиса. Вот почему сегодня жизненно важно вернуться к тем идеям, которые развивали Хомяков, Киреевский, Аксаковы и другие славянофилы, понять, почему они оказались невостребованными в императорской России, использовать их в науке при решении проблем современного кризисного состояния.