Текст книги "Нарбоннский вепрь. Первая книга трилогии «Наследники Рима» в новой редакции 2017 года"

Глава пятая, в которой появляются нахальные плебеи и зловещие еретики

148-й Год Химеры (1785),

вечер 14 октября, Темисия, Форум, затем дворец Юстинов

Так куда же исчезли принц Варг и кесаревич Эмилий?

Сын нарбоннского герцога и внук императора шли вслед за Круном и Софией. Со стороны могло показаться, будто Варг внимательно слушает рассказы Эмилия об аморийской истории, об Эфире и аватарах, о доблести имперских легионеров, и так далее. Иногда Варг переспрашивал, уточнял, возражал, а когда кесаревич проявлял интерес к жизни галлов, отвечал ему. Был принц, как и прежде, предусмотрительно вежлив, и все попытки кузена Софии Юстины спровоцировать Варга на откровенность неизменно заканчивались ничем. Например, в ответ на прямой вопрос Эмилия, признаёт ли принц Истинную Веру, Варг отвечал, что истинную веру отвергает лишь безумец, а на уточняющий вопрос, считает ли принц аватарианство Истинной Верой, Варг заметил, что, как хороший сын, он всюду следует за отцом, в том числе и в вопросах веры.

Вот так и следовал он за отцом по аллеям Форума, пока внимание его не привлекло диковинное зрелище: справа по ходу аллеи, как раз посредине маленького, едва заметного сквера, возвышался каменный столб, а к столбу были цепями прикованы двое мужчин, один постарше, другой помоложе. Оба были одеты в рваные платья, но не износившиеся от времени, а нарочно шитые из разноцветных лоскутков самой грубой материи, из обрывков проволоки, из шерсти некоего дурно пахнущего зверя, и скрепленные нитками, похожими на паучью сеть. На головах обоих имелось по колпаку самого отвратительного вида с устройствами типа колокольчиков, только эти «колокольчики» не звенели, а при каждом движении голов издавали гнусавые, режущие слух звуки.

Зрелище, более подходящее для какой-нибудь дикарской страны, где людей приносят в жертву кровожадным богам, нежели бравирующей своей цивилизованностью Амории, чрезвычайно заинтересовало Варга, и он спросил у кесаревича Эмилия, кто эти двое, прикованные к столбу.

Эмилий Даласин ответил не сразу. Сперва, как почудилось Варгу, императорский внук лишился дара речи, едва увидев узников. Без сомнения, оба были знакомы кесаревичу, и знакомы лучше, чем тому хотелось бы. Благороднейший Эмилий Даласин смотрел на них взглядом суеверного варвара, встретившегося лицом к лицу с исчадиями преисподней. Не сразу кесаревичу удалось спрятать свои истинные чувства от проницательного взора Варга; принц услышал, как его спутник пробормотал какие-то слова; если бы Варг владел патрисианским сиа, он бы понял следующее: «О, боги!.. Они ещё здесь!».

Чувства, отразившиеся на лице Эмилия Даласина, подогрели интерес Варга, и он повторил свой вопрос.

– Это преступники, – наконец, ответил кесаревич, его голос дрожал от волнения. – Это страшные преступники!

Варг кивнул с едва заметной усмешкой.

– Оно и понятно! Должно быть, крепко согрешили, зачем иначе им тут быть? В чём их вина?

Эмилий Даласин заколебался, размышляя, стоит ли отвечать и не лучше ли сразу увести принца прочь от каменного столба и от этих людей. Затем к нему пришло озарение; он подумал, что правда об этих людях поучительнее умолчания и лжи; он решил, что история узников каменного столба послужит для молодого Варга хорошим уроком на всю оставшуюся жизнь…

О, честный, благородный и наивный Даласин! На самом деле он нисколько не различал многокрасочную игру страстей, бушующих в душе северного варвара! В этот день, в этот тихий вечер, в это обманчивое мгновение коварные боги присудили ему совершить самую страшную ошибку всей его жизни; вернее, то было лишь начало цепи трагических ошибок самых разных, друг на друга непохожих людей… А может быть, дьявол оказался слишком силён?

– Это еретики, – нравоучительным тоном ответствовал Эмилий Даласин. – Перед вами, принц, отец и сын Ульпины, самые страшные еретики, каких только знала история новейшего времени. Старший Ульпин, патрис по происхождению, ещё недавно принадлежал к сообществу иереев самого почитаемого у нас Ордена Сфинкса, носил высокий сан куратора, имел право претендовать на пост верховного куратора и мог в положенный год стать понтификом, то есть, главой Святой Курии и всего Священного Содружества, фактически вторым, после Его Божественного Величества, человеком в государстве. А если учесть, что земное божество не обременено у нас обязанностью творить судебную власть, у старшего Ульпина был неплохой шанс стать первым человеком Империи…

– Он этим шансом не воспользовался, – с искренней горечью в голосе продолжал кесаревич Эмилий, – ибо дьявол всецело овладел его душой! Ульпин, знатный патрис, куратор Ордена Сфинкса, стал еретиком. Хуже того, он стал ересиархом, основал свою чудовищную ересь. Какой жуткий финал столь многообещающей жизни!

Ересиарх, полуобернув голову к говорившим, с интересом, как показалось Варгу, прислушивался к словам кесаревича.

– Вы не сказали, Ваше Высочество, в чём заключалась его ересь, – напомнил Варг.

– Ах, да… Ересь настолько глубокая, ужасная и зловещая, настолько самоочевидна, что скрыть её под личиной высокопарных слов о верности Учению Аватаров, как обычно делают еретики в тщетной надежде спасти свои никчёмные жизни, не представляется возможным. О какой же верности Учению можно говорить, когда из последней книги старшего Ульпина прямо следовало, что никаких великих аватаров, богов-посланцев, основавших нашу цивилизацию и вручивших Фортунату своё Учение, вовсе и не существует, и никогда не существовало, а есть только один Бог-Творец, который ни в каких посланцах не нуждается и не нуждался. И что, соответственно, – в голосе Эмилия звучало искренне возмущение, – аватары в императорах не воплощаются (поскольку просто нет их, аватаров), а значит, наши августейшие повелители – никакие не воплощённые боги, а такие же смертные, как и все люди! И что, следовательно, сам великий Фортунат был всего лишь ловким проходимцем, первым сообразившим, какую выгоду можно извлечь из Эфира!

Кесаревич запнулся, поняв, что, по-видимому, сказал лишнее.

– Совершенно справедливо, – вдруг произнёс старик у столба, – сразу видно, что вы, Ваше Высочество, читали мой запрещённый трактат «Основы Свободной Веры». Ай-ай-ай, как нехорошо отпрыску священной династии Фортунатов читать труды злокозненных еретиков!

И старший Ульпин захихикал тихим каркающим смехом, отчего «колокольчики» на его голове пустились в пляс, распространяя вокруг себя гнусавые звуки. Спустя недолгие мгновения, однако, еретик оборвал свой смех и застыл с отрешённым видом. «Он боится спугнуть нас, – понял Варг. – Он хочет, чтобы кесаревич досказал его историю до конца»

– Вы сами видите, принц, – сказал Эмилий Даласин, – этот человек не в себе. Да разве кто в здравом уме станет отрицать божественность Эфира? Разве эта чудесная звезда, этот светоч цивилизации, источник всех благ нашей империи, не является лучшим подтверждением существованию богов-аватаров?! – в праведном гневе воскликнул кесаревич.

– Отнюдь, – живо отозвался старший Ульпин, – Эфир, Ваше Высочество, скорее всего, некий метеор из неизвестного нам вещества, как-то попавший на орбиту нашей планеты, либо, не исключено, космический корабль иной цивилизации, потерпевший там аварию или оставленный пришельцами на орбите Геи до лучших времен. В любом случае мифические боги-аватары никакого отношения к Эфиру не имеют.

– Пойдёмте отсюда, принц, – молвил Эмилий Даласин, – нам ни к чему выслушивать злобные бредни этого злосчастного ересиарха. Дьявол уже всецело овладел его душой и через него искушает нас.

– А я не боюсь козней дьявола, – заявил Варг, – ибо стоек в Истинной Вере! Скажите, Ваше Высочество, им отрубят голову? Или повесят?

– Что вы, принц! Не во власти смертных изгнать дьявола из человеческих душ! Лишь сам Творец и его посланцы, великие аватары, властны над душами. Эти преступники приговорены судом Курии к пожизненному заточению в Обители Обреченных, что в Стимфалии, на нагорье Танат. Это, да будет известно вам, принц, похуже смертной казни, это всё равно что быть похороненным заживо. Еретики закончат своё существование посреди чёрных скал, где днём темно, как ночью, где воздух тяжёл и разрежен, вызывая кошмарные видения, где бушуют эфирные грозы, смущающие разум, где, воистину, Смерть шествует по Жизни! Великие аватары сами определят, когда призвать еретиков на свой суровый суд!

– Тогда зачем они здесь?

– А это для того, – вдруг ответил за кесаревича старший Ульпин, – дабы благочестивый аморийский народ видел, какая кара ждет приспешников диавола. У амореев есть традиция выставлять подобных нам еретиков на Форуме для всеобщего обозрения, приковав цепями к позорному столбу, дабы всякий правоверный аколит Содружества имел возможность плюнуть им в лицо, осмеять, предать проклятию, бросить в них камень.

Сказано это было не без ехидства, причём сказано было на чистейшем галльском языке! Еретик ни в коей мере не производил впечатление человека, готовящегося к своим похоронам. Это был бледный тщедушный старик, по чертам лица которого с трудом можно было уловить знатное патрисианское происхождение. Само лицо казалось маленьким и чем-то напоминало мышиную мордочку. Из-за опухших век слезились крохотные серые глазки, но огонь, бушевавший в них, начисто отбивал желание иронизировать по поводу облика этого старика.

Кесаревич Эмилий, не отличавшийся знанием галльского языка, смутился и негромко спросил у Варга:

– Что говорит этот безумец и злодей?

– Он удивляется, Ваше Высочество, как могло случиться, что его осудили за мысли, – ответил нарбоннский принц.

– Он лжёт и святотатствует! – оскорбленно воскликнул Эмилий Даласин, прожигая старшего Ульпина ненавидящим взглядом. – У нас свободная и цивилизованная страна, у нас не судят за мысли. Как говорили ещё древние римляне, «cogitationis poenam nemo patitur» – «никто не несёт наказание за мысли». Ульпинов, разумеется, судили не за мысли. Их судили, потому что они еретики!

– Понятно, – кивнул Варг, – потому что дьявол овладел их душами. Всякое благочестивое общество, если оно хочет жить и благоденствовать, обязано избавляться от злокозненных еретиков.

Если бы на месте своего благородного кузена была проницательная София Юстина, она бы, без сомнения, уловила оттенок иронии в голосе юного принца. Однако Эмилий Даласин не был столь проницателен, как она, да и казался слишком взволнованным в эту минуту, чтобы делать какие-либо психологические наблюдения.

– Именно, – с одобрением заметил он, – я рад, что вы это понимаете, принц. У нас свободная страна, наше общество цивилизованное, стойкое в Истинной Вере, преданное богам и дарованной богами высшей власти. Мы уважаем права граждан, всех патрисов и плебеев, подданных Божественного императора. У нас нет и быть не может места для таких вот одержимых дьяволом, опасных для общества существ, переставших быть людьми!.. Что ж, завтра утром этих двух злодеев отвезут в Пифон, а оттуда – в Обитель Обреченных. Можно сказать, они уже в прошлом!

Полагая тему закрытой, кесаревич Эмилий решительно взял Варга под руку и повёл к выходу из сквера. Последним, на что обратил внимание принц, была таинственная усмешка на тонких, чуть искривлённых, губах старика.

– Послушайте, Ваше Высочество, – сказал Варг, когда они покинули сквер с позорным столбом, – я нигде не увидел стражи. Разве столь опасных еретиков, как эти самые Ульпины, не полагается стеречь?

Внук императора с искренним недоумением уставился на него, затем, словно вспомнив что-то, выдавил из себя снисходительную улыбку.

– Я и забыл, что вы плохо знакомы с нашими обычаями, принц. Вы правы, еретиков никто не сторожит. Ибо они под надзором Высоких Богов! Никому не придёт в голову помогать еретикам.

– А разве у ереси Ульпинов не было сторонников?

– Сторонники были, разумеется. Жалкая кучка таких же негодяев-отщепенцев, предателей Отечества и Истинной Веры. Но всех их отловили и казнили прежде, а главарей оставили напоследок, для назидания. Повторяю, принц, ни одному аморийцу не придёт в голову освобождать приспешников дьявола и губить тем самым свою бессмертную душу!

«Аморийцу, может быть, и не придёт», – подумал Варг.

– Поглядите вперёд, принц, – сказал Эмилий Даласин. – Я вижу вашего отца и мою кузину. Похоже, у них неприятности! Поспешим!

* * *

– Так, так, какая встреча! Сиятельная София Юстина в обнимку с гориллой-варваром!

Долговязый вожак неряшливо одетой ватаги и его более низкорослые спутники, глумливо усмехаясь, ждали, что ответит им княгиня; от «гориллы-варвара» ответа они не ждали.

Поборов нервную дрожь, дочь первого министра гордо вскинула голову и с неподражаемым достоинством потомка Фортуната произнесла:

– Я всегда подозревала, что вы невежа, гражданин Интелик. И всё же вам придется немедля уступить нам дорогу!

От таких слов глумливые гримасы мгновенно сошли с лиц юнцов. В глазах вожака зажёгся гнев, он сделал резкое движение рукой и прошипел:

– Ну уж нет, ваше сиятельство! Сперва вы выслушаете…

– Я ничего не стану слушать здесь и сейчас! – отчеканила София Юстина. – Если вам есть что мне сказать, обратитесь к моему референту и, возможно, он назначит вам время аудиенции. Ну же, прочь с дороги!

И она решительно шагнула навстречу вожаку и его «свите». Низкорослый юнец с бледным как мел лицом, прильнувший к торсу вожака, шепнул ему:

– Ради всех богов, Андрон, уйдём, пока не поздно!

– Ну уж нет! – взревел Андрон, бешено вращая глазами. – Довольно нам, коренным жителям этой страны, лебезить перед пришельцами!

Видя, что вожак не собирается уступать ей дорогу, София Юстина остановилась прямо перед ним и скрестила руки на груди.

– Вы пьяны, гражданин Интелик. Я вижу, вы добиваетесь, чтобы у вашего отца были неприятности. Так я ему их устрою!

– Андрон, ради Творца, уйдём отсюда! – заныл коротышка.

– Обожди, Намоша, я только разогрелся, – прогнусавил вожак и, взмахнув руками, бросил в лицо Софии: – А вы меня не пугайте, ваше сиятельство! Ну, что вы сделаете моему отцу? А? Он делегат от народа, не забывайте! Скоро и я стану делегатом, вот тогда мы с вами и поговорим!

София Юстина презрительно усмехнулась.

– Вы бредите, Интелик. Вы, что же, никогда не смотрелись в зеркало? Ваше место – в зоопарке, а не в Народном Доме!

Лицо Андрона перекосила гримаса ярости. Он отступил на шаг.

– А-а-а!! – вращая зрачками, как помешанный, взревел он. – Глядите, люди! Вот она, наша власть! Эта женщина считает себя всесильной! Она думает, что ей позволено всё! Так нет же, нет! Долой её! Долой Юстинов! Довольно им над нами измываться! До-лой!!

– До-лой! До-лой! До-лой! До-лой! – принялись скандировать юнцы, размахивая руками и наступая на Софию.

Чтобы не оказаться в кольце, ей приходилось пятиться. На прекрасном лице дочери Тита Юстина демонстративное презрение смешивалось с разгорающимся гневом, стыдом и страхом.

– Довольно! – взмахнув рукой, воскликнула она. – Чего вы хотите?

Юнцы тотчас умолкли: то ли сила духа и уверенность в себе этой женщины остановила их, то ли так было задумано их вожаком с самого начала. Он выдавил приторную улыбку и заметил:

– Вот так-то лучше, ваше сиятельство! Вам надлежит прислушиваться к голосу народа, пока народ ещё желает с вами разговаривать.

– Клянусь, вы об этом пожалеете, – прошептала София Юстина.

Внезапно – для него, как видно, не существовало плавных переходов от одного настроения к другому – Андрон Интелик отпрыгнул в сторону и, указывая пальцем на Круна, завопил:

– Глядите, граждане! Вот обезьяна из северных джунглей! В то время как благочестивые подданные Его Божественного Величества испытывают недостаток в самом главном, эта языческая горилла живет в «консульских палатах», вместе с другими себе подобными гориллами, – вот на что тратит деньги трудового народа наше хвалёное правительство!

Крун, пытавшийся остаться бесстрастным наблюдателем, как и подобает чужестранцу, после этих слов не смог сдержать себя. Пока что это был лишь взгляд – но взгляд, устремленный им на вожака, оказался столь страшен, что Андрон Интелик счёл за благо спрятаться за спины своих сторонников и оттуда, из-за спин, прокричать, с торжеством в голосе:

– Ага! Вот кому нравится наше правительство – этой самой варварской горилле! Тьфу на тебя, обезьяна! Позор правительству Юстинов!

– Постойте, герцог, ради Творца, не вмешивайтесь, им только это и нужно! – вскричала София Юстина, но было поздно.

Герцог Крун, этот могучий северный варвар, не привыкший спускать и куда менее обидные оскорбления, рванулся в гущу толпы, разметал юнцов и, прежде чем вожак успел сообразить, сколь быстро изменилась ситуация, – не говоря ни слова, нанёс ему разящий удар своим железным кулаком.

Интелик, лишь казавшийся средоточием физической силы, отлетел в сторону, прямо на аккуратно подстриженный кустарник.

В то же самое мгновение вспыхнул яркий свет, вспыхнул и сразу погас, сделав своё дело.

София Юстина в отчаянии заломила руки.

– Что вы натворили, герцог! – прошептала она по-галльски. – Это была провокация, чтобы погубить меня, – и вы попались!

– Я не понимаю…

– Посмотрите на него и, может быть, тогда поймете, – с горечью промолвила она.

Крун перевел взгляд на Интелика. У того от удара герцогского кулака текла изо рта кровь, возможно даже, были выбиты зубы, – однако вожак нагло щерился, всем своим довольным видом показывая полную победу над Круном и Софией. Его сторонники многозначительно усмехались. Андрон поднялся на ноги и заметил, указывая на свою рассечённую губу:

– Этот удар вам больно отзовется, ваше сиятельство.

– Вы низкий и порочный человек, Андрон Интелик, – заметила София Юстина. – Что ж, торжествуйте, пока можете. В одном вы правы: у вас есть недостаток в самом главном! В здравом смысле! Какое счастье, что таких, как вы, немного.

– Себя вините, госпожа княгиня, – осклабился Интелик. – Не нужно было спускать северную псину с поводка!

Он сказал это – и увидел, как снова сжались в кулаки пальцы Круна. Интелик проворно отскочил в сторону и приготовился что-то выкрикнуть, как вдруг побледнел лицом, а с толстых губ его вместо оскорблений сорвались слова досады.

– А-а, боишься, сучий потрох! – свирепо ухмыльнулся Крун.

Однако вожак испугался не его.

– Именем моего деда, Божественного Виктора, остановитесь! – прозвучал гневный голос Эмилия Даласина.

Юнцы сбились в жалкую кучку подле своего вожака. Крун услышал, как по рядам их пробежал испуганный шепот: «Фортунат… Кесаревич Эмилий!», а самый маленький юнец, которого вожак называл Намошей, обречённо проныл: «Ну, что я говорил! Теперь мы пропали».

– Что здесь происходит? – жёстко вопросил Эмилий.

– Эти негодяи преградили нам дорогу, – ответила София, – и оскорбили меня. Его светлость, – она особо подчеркнула слова: «его светлость», – вступился за мою честь, и вот…

Эмилий Даласин нахмурил густые брови и обратился к Интелику:

– С каких это пор отпрыски народных избранников позволяют себе угрожать женщине, в чьих жилах течёт кровь Великого Фортуната?

– Вашему Высочеству не о чем беспокоиться, – кланяясь и заискивающе улыбаясь, ответил вожак. – Мы с княгиней всего-навсего беседовали о политике.

Эти слова подразумевали: «Мы беседовали о политике, а политика не ваше дело, кесаревич!».

– Он говорит правду, княгиня?

– Увы, Ваше Высочество, – вздохнула София Юстина, понимавшая всю бесплодность этого дознания, – вот только гражданин Интелик выбрал для дискуссии крайне неудачное время и место!

Вожак торжествующе осклабился.

– Мы уже закончили. Ваше Высочество позволит нам уйти?

Эмилий Даласин медленно кивнул, однако София Юстина вышла вперёд и сказала Андрону Интелику:

– Нет, постойте. Кто-то из ваших фотографировал нас вон из тех кустов. Я требую, чтобы вы засветили пленку – здесь и сейчас!

Интелик сделал большие глаза и прижал руки к груди в знак своей искренности.

– Помилуйте, ваше сиятельство! Я даже не понимаю, о чем вы говорите! Что за пленка, где, какие кусты?..

София стиснула зубы от досады.

– Клянусь кровью Фортуната, вы сильно пожалеете, гражданин, если этот снимок появится в газетах!

Она увидела, что удар достиг цели. Интелик растерялся: ведь София Юстина поклялась священной княжеской клятвой; всякий, нарушивший её, навсегда изгонялся из высшего света. Поэтому аморийские князья, потомки Фортуната, клялись его кровью лишь в самых исключительных случаях.

Однако он сумел побороть свою растерянность, церемонно поклонился кесаревичу и княгине – и поспешил покинуть место баталии. Вместе с ним ушли его люди. Намор Битма, не надеявшийся столь дёшево отделаться, шепнул ему на ухо:

– Что же мы теперь предпримем, Андрон?

– Фото у нас есть, – отозвался Интелик. – И это только начало! Вот увидишь, Намоша, мы заставим поволноваться этих чванливых нобилей.

– А как же её клятва? Юстина достаточно сильна, чтобы уничтожить нас.

Вожак усмехнулся.

– Не трусь, Намоша. Наши друзья не слабее Юстины!

– Ох, – вздохнул семнадцатилетний Намор Битма, явно не обладавший характером своего двадцатидвухлетнего друга и его верой в могущество «друзей».