Текст книги "Рижский бальзам на русскую душу"

– «Ну и почерк у вас!»

   Автор текста пояснил, что в настоящее время осваивается, предложенный Семеном Михайловичем метод неотрывного письма, заключающийся в том, чтобы буквы одного слова соединялись между собой.

– Не знаю, не знаю,– сказал директор,– я могу показать последнее заявление Семена Михайловича на командировку, принесенное на подпись, которое блещет каллиграфией. Виктор Иванович открыл папку и стал перебирать бумаги, ища нужное заявление.

– Хотите посмотреть?  – спросил он.

– Я верю, – предупредительно согласился с директором Михаил и попросил закрыть папку.

    Ему не нужны были доказательства и очные ставки. Он получил еще один жизненный  урок, о котором не собирался дискутировать с директором и, тем более, с шефом, предоставляя им право думать о нем все, что заблагорассудится.

    Возникшая мысль написать заявление об уходе неотрывным письмом канула в прошлое. Уходить следовало достойно, написав слова четким чертежным шрифтом, каким выполнялись чертежи, чтобы буковки, наклоненные в одну сторону, выглядели ровными, одна к одной. С написанным заявлением Михаил вновь появился в кабинете шефа. Сема несколько раз прочитал заявление, подпер подбородок рукой и сказал:

– Вы теряете интересную работу. Не думаю, чтобы какой-нибудь исследовательский центр в Латвии ждет вас. Ну, найдете вы место в отделе проектного института. Устроит ли оно вас? Перед тем, как я поставлю резолюцию, у вас есть еще время для размышлений. Ваш решающий шаг может быть опрометчивым.

    Раздумья, на которые тратится достаточно многое время перед принятием решения, остались позади. Сомнения у Михаила улетучились после несостоявшегося заседания партбюро. Выступать с предложениями и задавать вопросы следовало ранее. Он ждал резолюции, какой бы она не была, не имеющая принципиального значения. Разумеется, ни один достойный, исследовательский институт не ждал его в Риге. Оставалось приехать в Латвию безработным, с висящей на груди табличкой:» Согласен на любую работу»,– и согласиться с первым, попавшимся предложением. Лишь спустя два года после адаптации, в течение которых покажешь и раскроешь свои возможности,  начав болеть за местную футбольную, хоккейную или баскетбольную команду, можно ждать более лестных предложений. Пауза затянулась. Михаил не реагировал на слова руководителя. Сема взял ручку, пододвинул поближе заявление и сделал росчерк: «Возражаю», и расписался. Михаил внимательно изучил написанное, произнес вслух резолюцию: – «возражаю»,– и пошел к секретарше, чтобы передать заявление по инстанции.

    В конце дня его позвали в дирекцию, чтобы вручить приказ об увольнении, а вместе с ним и заявление с резолюцией директора, разрешающее выезд следующим днем в Москву.

– Вам разрешен выезд в Москву,– сказала секретарша.      Она весело рассмеялась, вручая заявление с резолюцией, разрешающей выезд в Москву. Резолюция о разрешении выехать в Москву показалась ему забавной.

– Причем тут Москва?– спросил Михаил. – Ах, да, – миролюбиво сказал он, вспомнив о заявлении, написанном несколько дней назад с просьбой выехать из Научного Городка в столицу. – Я просил разрешения выехать на один день в Москву из Научного Городка и моя просьба удовлетворена. Спасибо.

  Такие поездки в Москву, осуществляемые в один день без оформления командировки, практиковались в институте. Бумага потеряла смысл, но директор, ставя резолюцию об увольнении, решил позабавиться и достиг цели. Михаилу предложили расписаться в приказе об увольнении и вручили копию. Сотруднику предоставлялось право уволиться и одновременно поехать в Москву. Добрый директор разрешал поездку и в Ригу, и в Москву, и куда угодно. Глаза Михаил заблестели. Почему бы не посмеяться вместе с секретаршей. В институте любят смеяться. Его беззвучный смех, в том числе и над собой, перерос в надрывный никому не нужный гомерический смех.

Держа в руках обе бумаги, Михаил вышел из приемной. По коридору навстречу ему шагал Виталий Соловьев.

– Отойдем в укромное местечко,– предложил он и, оставшись наедине, сказал,– я присутствовал при беседе директора с Семой и Ярославом Дементьевичем, состоявшейся в первой половине дня в конференц-зале. Разговор шел о тебе. Директор высказался, что тебе предоставили приют и кров. Он согласен выделить новую, улучшенную квартиру при переезде твоей семьи в Научный Городок. Ему не понятно, чего ты хочешь? Ведь от добра – добра не ищут! Виктор Иванович не доволен, что ты покидаешь институт. Филиала он не собирался открывать и выразился, что не позволит тебе барствовать в Риге.

– Разве я еду барствовать, а не работать?– спросил Михаил.

– Не зацикливайся на частностях,– остановил Виталий друга.– Я передаю то, что слышал. Во время разговора Сема подлил масла в огонь. Он рассказал, как ты долго смеялся над директором, веселясь над его знанием английского языка, употребившим  два сказуемых am and isв предложении с одним подлежащим I. Следом шеф перешел к следующему пункту обвинения, объявив, что по твоему мнению приказы директора, затрагивающие интересы сотрудников, издаваются во время их отпуска или командировок, которые иногда похожи на азиатские штучки. Закончил речь он еще одним обвинением, заявив, что из-за пристрастия директора к овощам, ты как-то обозвал его кроликом. Директор воспринял произносимые слова за истину. Было видно, как к его горлу подступает ком, мешающий дыханию. Естественно, что у директора появилось желание поскорее расправиться с обидчиком. Сравнить Виктора Ивановича с кроликом было наивысшей наглостью. Пусть он не царь зверей, но хищник, а не кролик или козлик.

– Я не называл Виктора Ивановича кроликом.

– Кто это может подтвердить, а главное доказать, что ты не верблюд?  Кто собирается тебя слушать?

– Что есть, то есть,– согласился Михаил,– я присутствовал в тот момент, когда директора назвали кроликом. В тот день мы с Семой сидели и пили чай, обсуждая результаты  последней командировки. Сема собирался ехать к Виктору Ивановичу домой, чтобы в домашней обстановке отчитаться о затянувшейся командировке, плавно перешедшей в экспедицию. Одновременно, ему хотелось порадовать уважаемого господина директора среднеазиатскими дарами природы, а именно зеленью, фруктами и овощами.

– Директору многое не надо,– говорил Сема, небрежно махнув рукой,–  привези кролику больше овощей и он будет доволен. Везти овощи из Душанбе для меня, не под силу,–  вздохнул он, – я их  купил в местном овощном магазине. Виноград и дыня находятся в приличном состоянии, а вот редиска  на прилавке овощного павильона уже выглядела вялой. Придя домой, пришлось поработать над ней. Я каждую редиску реанимировал, протирая маслом, и теперь она выглядит удобоваримой. Для любимого директора мне ничего не жалко. Перед каждым из нас стоят свои задачи. Мы барахтаемся в лаборатории, а директор, как мол в гавани, оберегает наше водное пространство. Я приглашаю вас, Михаил Валерьянович, поехать со мной в гости к директору. Поможете нести вещевой мешок с овощами. Я, естественно, согласился. Овощи к столу директора оказались, как нельзя, кстати. Жена Виктора Ивановича, готовя блюдо, высказалась, что к салату ей не пришлось добавлять масло. Мы привезли особую, недавно выведенную редиску,– заверил я, играя роль знатока Средней Азии, – Грибы маслята названы по причине их маслянистости. По аналогии с ними, новый сорт редиски назван масляным.

Шеф понимающе кивнул головой. Иного не могло и быть. Мы с ним не один год выступаем одной командой.

– Вещи следует называть своими именами.– высказался Виталий.– С некоторых пор ты перестал числиться членом команды и превратился в шахматную фигуру в партии, разыгрываемой  шефом и директором. Твои дни пребывания в институте сочтены. Разыгрывая гамбит, Сема пожертвовал тобой, как пешкой, чтобы обезопасить свои позиции и подтолкнуть Виктора Ивановича к определенным действиям. Мне его ходы понятны.  Подписав заявление об уходе, он открестился от тебя и ему ничего не остается, как выстроить грамотную защиту. У него развито чувство самосохранения и понятно, что он, пользуясь старым испытанным приемом, выдает свои за твои мысли. Очень удобно высказать Виктору Ивановичу от другого лица то, что думаешь о нем сам. Не будет же директор перепроверять правдивость произнесенных слов. Легче воспринять их поток за чистую монету. Наш разговор в конференц–зале не затрагивал присутствующих персон и потому никто из присутствующих не собирался прерывать Сему. В конце разговора Ярослав Дементьевич вступился за тебя, сказав, что зря руководители ополчились против сотрудника, который является и прекрасным специалистом, и хорошим человеком. В подтверждение своих слов, он высказал Семе, что на протяжении многих лет ты плодотворно работал в его лаборатории, а директору, увлекающемуся нумизматикой, напомнил, что именно ты, а никто другой, привез ему монетку достоинством в два сантима, выпущенную в 1937 году. Именно ее ему не хватало для полного комплекта монет, выпущенных в Латвии.

– Причем здесь, монетка в два сантима?–  удивился Михаил.

– Притом,– ответил Виталий,– другой человек прошел бы мимо, а ты в нужную минуту вспомнил о заботах директора и привез ему два сантима, что похвально.

 Вечером Михаил в одиночестве заканчивал на кухне ужин. Он прошел в комнату, остановился у окна, открыл его и вгляделся в стоящий напротив безлюдный в это время стадион. Желтые фонари на столбах, стоящих вдоль дороги, бледно освещали асфальтированное полотно. Из надвигающейся темноты подул ветер. Михаил сел на постель и оглядел знакомые книжные полки, разбитый  шифоньер, стол с вертящимся стулом и стоящие посреди комнаты два венских стула. Вещи спартанской обстановки не представляли особой ценности. Нечто подобное стояло и в рижской однокомнатной квартире молодого человека, с которым Михаил обменялся квартирами. Парень из Риги  оказался сговорчивым и они, оба молодых человека, быстро договорились, что осуществляя обмен, не будут заказывать контейнеры для перевозки вещей и оставят существующую мебель в квартирах, чтобы без сожаления в дальнейшем заменить ее на новую. После ужина Михаил занялся уборкой, начав ее с кухни. В полиэтиленовый мешок полетели пустые бутылки. Вслед за ними без разбора с приподнятой клеенки последовали остатки пищи вместе с белой бумагой, имеющей следы от жирных пятен. Полупустой мешок перетащился в комнату, где продолжилось его заполнение. Закончив большое дело, Михаил присел в крутящееся кресло. Покрутился, не имея желание что-либо предпринимать еще. Можно было поднять валяющуюся на полу бумагу или кусок выглядывающего из-под дивана журнала, переставить стул в угол и еще раз взглянуть на лежащие внутри книжной полки черновики статей, когда-то имевшие важность, от которых, казалось, зависела дальнейшая жизнь. Оставляемые вещи, утварь и клочки бумаги, как и вся квартира, больше не имели ценности.

  При переезде у человека меняется судьба. Характер меняется даже тогда, когда переезжаешь в другую комнату. Вот почему многие любят делать перестановку в квартире. Раскройте окна, замените шторы и занавески, переставьте мебель и вы почувствуете, как вокруг вдруг стало просторнее и светлее. Перестановки делаются не для того, чтобы избавиться от  старой мебели. Выяснение вопроса: нравится вам мебель или нет?  – отходит на второй план. Перемены прежде всего необходимы для изменения обстановки и извлечения под громоздкими шкафами пыли и грязи, накопившиеся за долгие годы.  Не важно, что после перестановки, мебель встанет так, как стояла когда-то. Все равно цель будет достигнута, поскольку перед хозяевами предстанут  обновленные предметы. Главное, что изменится атмосфера. Замена мебели, а тем более переезд, нечто большее, чем перестановка. При переезде может измениться и человек. Михаил подошел к окну и открыл его настежь. Воздуха не хватало. Пришлось пройти на кухню и открыть там окно, чтобы создать сквозняк. Пусть ветер врывается в помещение и поскорее выветрит дух жильца. Переступи порог и отрезок жизни, связанный с этой квартирой, канет в прошлое. За порогом начинается новая жизнь. Рига, где живет Катя, его половинка, ждет. Эпопея, связанная с проживанием и работой в Научном Городке заканчивается, безвозвратно уходя в прошлое. В будущем можно приехать сюда в командировку, встретиться с друзьями, поделиться впечатлениями, вспомнить прошлое и помечтать о будущем, но возвратиться в прошлое невозможно. Если и появится желание приехать в Научный Городок, то Михаил будет выглядеть совершенно  другим человеком.

КОМАНДИРОВКА

  Договор с институтом по поставке изобретенных аэраторов и наблюдению за их работой позволил Михаилу выехать в командировку в Научный Городок. Интересно было, обосновавшись в Риге, посмотреть, как живут друзья, да и себя хотелось показать. Ранним утром поезд прибыл в Москву на знакомый Рижский вокзал. Письмо, полученное накануне, свидетельствовало о переезде  Виталия Соловьева в Москву. На конверте стоял обратный адрес. Логично было искать друга в московской квартире, сдаваемой в аренду уже многие годы. Михаил вытащил помятый старый конверт с пятикопеечной маркой, говорящий  многое о владельце. Письмо могло и не дойти до адресата, так как цены поменялись и стоимость отправки корреспонденции, исчисляемая ранее в копейках, превратилась в рубли. Виталию на эти изменения было глубоко наплевать. Его интересовало другое:дойдет до адресата в переходный период его писанина? Письмо, как ни странно, дошло и, стало быть, вскрыто получателем.  В нем вначале следовало приветствие и коротко рассказывалось о здоровье и жизни, а затем, как полагается, шли добрые пожелания. Далее кратко описывалась, что Виталием создано акционерное общество  и теперь у него возникли далеко идущие планы и желание дальнейшего сотрудничества. Длинный перечень химикатов и металлоизделий, предлагаемый для реализации, призывал к совместной работе. Виталия следовало посетить хотя бы по причине дружеского расположения, не говоря уже о загадочном перечне продукции, изложенном на двух листах.

  Перед Рождеством стояли морозы, что было не удивительно для Москвы. Не по сезону одетый в спортивную куртку, рассчитанную на балтийские зимы, Михаил вышел из вагона и, поеживаясь, нырнул в ближайший подъезд вокзала. На звонок телефона никто не отозвался. Чтобы сориентироваться и получить новейшую информацию, ничего не оставалось, как ехать на Курский вокзал и далее по знакомому маршруту автобусом в Научный Городок. В начале обеденного перерыва Михаил шел, соображая, идти ему в институт или в общежитие, месту давнего проживания семьи Соловьевых. Второй вариант выглядел более привлекательным. На звонок вышла подпоясанная передником Ксюша и  радостно приветствовала нежданного гостя. За перегородкой, отделяющей коридор от комнаты, в ожидании обеда на тахте – кровати отдыхал уставший от работы Виталий. С возгласом:

– О-о-о! Какие люди! – он поднял руку, приподнялся, демонстрируя желание встать, но передумал и рухнул назад на диван.

  Все-таки ему пришлось привстать, чтобы пожать руку. Дрема покинула его.

– Ксюша!– засуетившись, прокричал он.

– Я ставлю чай,– донеслось из рядом расположенной кухни, дверь в которую была открыта.– Сядем в кухне или накрыть в комнате? – спросила она.

   Комнатная квартира, именуемая в народе полуторкой, позволяла переговариваться чуть повышенным голосом  с любого места.

– Кофе, я имею в виду еду, лучше подавать в постель,– ответил Виталий тихо, чтобы не услышала жена.

  Его намерения оказались тщетными.

– Ему, конечно, лучше в постель,– огрызнулась Ксения.

   По приближающимся шагам и тарахтению чашек угадывалось приближение хозяйки, появившейся на пороге комнаты, с подносом в руках. Друзья расположились у тахты за журнальным столиком. В дополнение к местным продуктам, коробка конфет и бутылка бальзама, привезенные  из Риги, оказались весьма кстати. После недолгих сборов приступили к обеду, начав с супа. Михаил от первого блюда отказался, сославшись на сытный завтрак, подаваемый в поезде.

   Прозвучал первый тост:

– Со свиданьицем!

   После него Ксения  поспешила на кухню для приготовления закусок. Виталий стал рассказывать, что подал заявление об уходе из института и что перебирается в Москву, чтобы посвятить себя акционерному обществу, в задачу которого входят работы по автоматике. Он не исключал и любые другие направления, касающиеся материальной заинтересованности. На первых порах он развил бурную деятельность, привлекшую внимание налетчиков, нагрянувших в московскую квартиру. Появившаяся в комнате любившая поговорить жена, перебив мужа,  продолжила начатую тему и в подробностях описала, как на прошлой неделе в середине дня к ней ворвались бандиты.

   В пятницу она приехала в Москву чуть раньше мужа, чтобы приготовить ужин, и, закончив приготовления,  на правах секретаря на общественных началах включилась в работу в его фирме.  Позже, окончив работу в Научном Городке, подъехал на выходные дни Виталий и, выпив чаю, улегся на тахту. К концу дня начались несмолкаемые телефонные звонки, продолжавшиеся дотемна. Виталий подключился к переговорам и рассылке важных документов по факсу. Нагревшийся телефонный аппарат замолк лишь поздним вечером.       Субботнее утро следующего дня не предвещало возникновение эксцессов. Утро, как утро.. Позавтракав, Соловьевы занялись делом. Они надеялись сделать крупный бизнес с химреактивами и металлами. Бесконечные телефонные разговоры и посылаемые факсами простыни предлагаемых изделий, нежданно прервались надрывным звонком в дверь. В подъезде слышался звон, продолжавшийся весь период, пока не открывалась дверь. Ксения, находящаяся на кухне, не выпуская из рук ножа, поспешила на лестничную клетку в надежде увидеть подругу, пришедшую поболтать и выпить чашечку кофе. Вышедшая на звонок хозяйка квартиры с ножом в руках, остолбенела. Вместо подруги детства перед ней предстали трое здоровенных детин. Один из них перегородил дорогу, как шкаф, который не обойти, и оттеснил ее, а двое других нагло прошли в квартиру. Нагрянувшие трое накаченных молодых людей объявили, что прибыли по вызову для замены в комнатах дверей и окон. Ничего не понимающего Виталия, втолкнули в свободную комнату. Вошедший боевик объяснил, что по существующей заявке, которой помахал в воздухе, они пришли обмеривать проемы и установить готовые двери, находящиеся в машине. Он встал, закрыв телом дверь, как амбразуру, в то время как другой начал бегать по комнатам. Не успели хозяева сообразить, что к чему, как третий с авторучкой в руках, спрятав блокнот, громко высказался, что заявка ложная и в этой квартире делать им нечего. Двое других налетчиков, моментально потеряв интерес к происходящему, позволили Виталию и Ксении воссоединиться. В самой большой комнате, представляющей гостиную, хозяева, держась за руки и немного приходя в себя, стояли,  раздумывая, что им делать дальше. Хорошо, что в квартире отсутствовали дети, которые испугались бы, встретив непрошеных визитеров. Хорошо, что дети отсутствовали., иначе родители  перепугались бы до смерти не за себя, а за них.Дочь осталась  в Научном Городке на воскресные дни, а сын, перебравшийся в Москву на постоянное жительство, заночевал у друзей, сообщив родителям, что появится только во второй половине дня. Первым пришел в себя грузный Виталий.

– В чем, собственно, дело?– спросил он.

  Его солидная фигура не позволяла усомниться, что он еще не потерял дара речи. Виталий подошел к стоящему у стены креслу и сел, положив ногу на ногу. Обомлевшая Ксения, вращая головой, беспомощно сжимала тесак.

– Положите нож,– постарался успокоить ее один из налетчиков.– С ним много хлопот, а по причине отсутствия навыков правильного обращения, мало будет толку от предмета, находящегося у вас в руках!

  Ксения продолжала стоять с ножом в руках, не собираясь что-либо делать. Никто на нее не собирался нападать, а она тем более, так что о выпадах с ее стороны не могло идти и речи. Второй налетчик скептическим взглядом обвел убранство комнат.

– Меньше было бы непрошеных гостей, если бы вы не увлеклись излишними телефонными разговорами и рассылкой факсов,– сказал он, резюмируя.-Как говорил классик:  много шума из ничего. Пока у вас отсутствуют результаты деятельности, нам следует повременить с установкой в вашей квартире качественных дверей и окон. Придется вам самим заняться убранством комнат, находящихся в непотребном виде.

  Он еще раз скептически обвел взглядом  комнату.

– Мы долгое время сдавали в аренду московскую квартиру. Арендаторы уехали  всего месяц назад, и мы еще не успели обосноваться. Недавно нами был куплен китайский гарнитур из семи предметов, который хранится на даче. Скорее всего,–  с задумчивым видом сказал Виталий,– он там и останется, поскольку большую часть времени мы проводим на природе. Со временем, когда мы основательно обоснуемся в Москве и перевезем с дачи китайский гарнитур  по-видимому понадобятся ваши услуги  по его установке и возникнет необходимость замены окон и дверей. Тогда мы найдем вас сами,– пообещал он. – Вы нас больше не беспокойте своим внезапным появлением.

– Спасибо, мы составили общее впечатление о вас и вашей квартире. Думаю, что вы, в ближайшее время, не разбогатеете. Весь ваш бизнес похож на бла-бла-бла.

  Потоптавшись на месте, они, не прощаясь, направились к входной двери.

– Зря вы так рано уходите. Вы бы могли проехать к нам дачу, где бы рассмотрели китайский гарнитур и ознакомились с матрасами, разостланными из-за отсутствия кроватей на полу в трех комнатах и кучей табуреток и тумбочек, заимствованных из общежития института, где числилась комендантом моя жена ,–  вещал Виталий вдогонку.

    Друзья продолжили празднование. Михаил не остался равнодушен к визиту непрошеных гостей  в московскую квартиру. Его также интересовало дальнейшее развитие событий, могущее разрешить проблему реализации товаров по перечню, присланному ему по почте.

– Сдвинулся с мертвой точки бизнес по продаже металлов и реактивов?– поинтересовался он.

– Наши старания включиться в международный бизнес по купле-продаже материалов, не увенчались успехом,– последовал ответ,– но какой-то опыт нами приобретен. Покувыркались и ладно. Не у всех сразу получается результат. Безрезультатная работа, осуществляемая с утра до ночи, приостановлена и осмысливается. Меня предупреждали, что  с кондачка, как говорится, ничего не получится, и что торговлей, как и проституцией, следует заниматься с четырнадцати лет. Хлесткое выражение о необходимости начинать бизнес с 14 лет, претендующей на аксиому, выглядит спорным, но я не унываю. Основы  финансов  я учил не по учебникам.  Бизнес, укладывающийся в простые схемы, мне знаком с детства. Я знаю, что достаточно приобрести по минимальной цене валюту и сдать ее нуждающимся в долг по максимальной цене или приобрести товар по низкой цене и быстро избавиться  от него с барышом. Как правильно оформить сделку, функция не моя, а бухгалтерии, где сидят профессионалы. В их задачу, входят заботы о бумагах, которые должны быть в полном порядке. Моими учителями были герои, описанные в проштудированных в юности книгах. Теодор Драйзер в романе «Финансист» на примере Фрэнка Алджернона  Каупервуда описал, как совершаются коммерческие авантюры. Больше изучать нечего. На четырнадцатом году жизни, в возрасте, с которого следует начинать  заниматься торговлей, Фрэнк, заручившись поддержкой банковского служащего в лице отца, что обошлось ему в десять процентов от выручки,  приобрел на аукционе семь ящиков кастильского мыла и продал его  бакалейщику с выгодой в тридцать долларов. Подобные сделки, считавшиеся ранее спекуляцией, теперь именуется предприимчивостью. Сейчас, когда я вижу мыло, то есть, когда слышу о выращенных несметных тоннах хлопка, которые некуда деть, или о перепроизводстве цитрусовых, бесславно уничтожаемых бульдозерами, чтобы удержать высокие цены, у меня появляется желание помочь производителям и купить товар за бесценок. Крупных сделок пока совершить не удалось, но мелочи обнадеживают. Для поддержки штанов, когда ресурсы семьи на исходе, я заряжаю караван грузовиков, доставляющих дешевый чай из Москвы в Научный Городок. Этим я занимаюсь в трудные часы жизни. То, что я начал бизнес в зрелом возрасте, меня совсем не смущает. Торговлей мозгами  я занят с раннего возраста.

   Михаил считал, что не существует дешевого чая. Дешевый чай, также  как контрабандные сигареты и паленая водка, связанные с криминалом и личным обогащением, развинчивают государственные интересы и должны резать слух.

    Чтобы узнать подноготную, следовало поучаствовать в одной из операций по продаже чая.

– Когда намечается поход следующего каравана, груженного чаем? – спросил Михаил.– Я бы принял в нем участие.

– Чтобы безбедно просуществовать летом, мой караван должен выйти из Москвы поближе к весне. В мае я перебираюсь на дачу, которая превращается в офис. Там прекрасно. Я могу часами наблюдать, как появляются листочки на кусте смородины или как распускаются цветки роз. Ничего более волшебного мне не приходилось видеть. Летом с садового участка осуществляется руководство акционерным обществом, занимающимся, в основном, автоматическими системами управления.

  Рука Виталия потянулась к бутылке, чтобы налить следующую стопку. К распитию спиртного в рабочее время его жена не осталась равнодушной.

– Остановись,– предложила она,– еще не вечер. После перерыва нужно идти на работу, да и Михаилу следует оставаться в форме. В институт он приехал, как заграничный гость.

– Пригубим еще по одной стопке, и будет  две,– сказал Виталий, разливая содержимое бутылки.

– Сколько бы он не выпил, у него всегда, по подсчетам, шла вторая рюмка,– пояснила Ксения, порывающаяся встрять в разговор. ,. Она, еле сдерживаясь, замолчала, предоставляя мужчинам выговориться, считая, что им есть, что сказать. Ей давно хотелось расспросить, как живет Михаил в Риге, как  устроился и как чувствует себя Катерина, ее подруга, с которой подружилась настолько, что над Ксенией подсмеивались друзья, заприметив, что как только муж уходил из дома на работу, она появлялась на пороге его квартиры. Ей нравилось находиться рядом с Катериной, слушать бесконечные разговоры о Риге, пить кофе и рассуждать, чем дышит институт, в котором работают мужья. Михаил подозревал, что, если надолго оставить их одних, ее и Катю, она станет первой, кто развеет мифы об озере Бисерово и царских кружевницах, вышивающих бисером, и восстановит справедливость.  Впрочем, он ничего не имел против реальностей в общении женщин.

   Обеденный час был на исходе.

– Через десять – пятнадцать минут, заканчивается перерыв, и вам следует поспешить,– сказала Ксюша.

– Мы успеем выпить и закусить,– ответил муж.– Спешить некуда. В институте – безвластие. Виктора Ивановича «уходят», а на место директора – заступает его заместитель по науке. Когда происходит смена власти, до нас никому нет дела. Ничего не случится, если мы немного запоздаем.

– А следопыт?– спросил Михаил.– Он всегда на посту и, затаившись в кустах, с секундомером в руках засекает, когда ты появишься на рабочем месте.

– Его тоже нет. Он уволился из института и перешел работать начальником смены на химкомбинат. На новой работе он   положительно зарекомендовал себя, добившись расположения коллектива. Его уважают. Там, все четко  запрограмировано: пришел утром в восемь, ушел вечером в пять, изготовил положенную продукцию, то есть, выполнил план и получил квартальную премию.

– Время течет,– сказал Михаил,– и многое меняется. Мне пришло сообщение, что ушел Сема. Жаль, что я не сумел приехать проводить его в последний путь. Не успеешь оглянуться, как прожита жизнь.

– Мы постепенно стареем,– сказал Виталий.– Корифеи уходят. За ними незаметно пойдем и мы. Уже начался отсчет нашего поколения. Какими бы мы ни были:хорошими или плохими, злобными или святыми, успели ли что сделать или не успели, все уйдем. Сема ушел первым. При жизни он выглядел одиноким, как бы, живущим в вакууме, без родных и близких. Ты бы видел, сколько сбежалось родственников после его похорон. Кто бы мог подумать! На очереди Виктор Иванович. Дни его сочтены. Директор, привыкший держать институт в руках, долго не протянет. Ему, отлученному от института, замурованному в четырех стенах квартиры дома, не по нутру сидеть без дела.

    Ксении не понравилась затронутая тема и она попробовала направить разговор в другое русло.

– Не заводись,– остановила она мужа.– У тебя все впереди:и работа, и я, и дети. Лучше подумай, что произойдет в институте после смены руководства.

– Там все катится по накатанной дорожке вниз,– ответил муж и стал рассказывать служебную историю.

    Утром в кабинет директора института бодрой походкой вошел заместитель Лев Сидорович, которому разрешалось входить без доклада. Он сел на стул по правую сторону стола и  стал сосредоточенно доставать документы из папки. Виктор Иванович догадывался, о чем пойдет разговор. Во время празднования семидесятилетнего юбилея, вместе с правильными речами о здравии и успехах, ему намекнули о необходимости подготовки кадров для замены. Директор на эти намеки  не прореагировал. Должных кандидатур он не видел или не хотел видеть. С годами намеки превратились в требование. И вот, решающий час настал. Лев Сидорович ознакомил директора с решением Коллегии о снятии его, директора,  с должности и на словах объявил, что в министерстве ждут заявления об уходе по собственному желанию, чтобы назначить заместителя директора, а именно Льва Сидоровича, новым директором. Виктор Иванович давно был согласен подать в отставку, но не видел достойного преемника, способного занять его должность. В первую очередь, это относилось к ставленнику министерства Льву Сидоровичу, преуспевшему в организационной работе. Заместитель не тянул на флагмана науки, но делать было нечего. Виктор Иванович вспомнил своего предыдущего заместителя  по науке Владимира Петровича, перебравшегося в Москву и оказавшегося с годами идеальным руководителем на новом месте. Как жаль, что он покинул Научный Городок!

– Уходит, ну и пусть,– подумал несколько лет назад директор, подписывая его заявление об уходе по собственному желанию. От добра – добра не ищут, прошептал он свою любимую поговорку вслед уходящему соратнику.

   Свой институт он, не колеблясь, доверил бы сейчас покойному  Семену Михайловичу. Правда, всерьез его кандидатуру никто не рассматривал. Знаковую фигуру Невыездного, никогда не выпустили бы за рубеж и, следовательно, не утвердили бы на Коллегии.  Кораблем мог бы управлять Ярослав Дементьевич, но он стар и вдобавок ко всему является слишком  узким ученым, специализировавшим  на хлопке, что снижает его шансы. Больше, в обозримом пространстве подходящих  кандидатур не виделось. Вот и остается передавать правление управленцу Льву Сидоровичу. Однако, мнения его, Виктора Ивановича, никто не спрашивает и приходится писать заявление об уходе.