Текст книги "Двенадцать королей Шарахая"

– Плодотворно ли прошла ваша беседа с сыном пустыни?

– Она прошла… интересно, Толован.

– Интересно, мой повелитель?

– Вот именно. Забрасывая сеть, никогда не знаешь, что попадется. Но если забрасывать ее часто, обязательно поймаешь хоть что-то.

– Надеюсь, в этот раз вам попалось нечто хорошее.

– Выводы делать рано. – Окинув взглядом стол, Ихсан поднялся на ноги. – Слишком рано.

И все же, шагая ко дворцу, он улыбался.

Глава 14

Семь лет назад…

Чеда встала на колени под окошком на втором этаже аптеки и осторожно выглянула между ставнями. Внизу прошли, весело болтая, три женщины в ярких галабиях: изумрудной, шафранной и желтой, как золотарник.

Они приходили каждую неделю, якобы за притираниями для кожи, а на самом деле за раль шанадом, «летним огнем», – вызывавшим видения наркотиком из редкого кундунского цветка.

За четыре года жизни с Дардзадой Чеда повидала в его аптеке много «лекарств», больше того – сама готовила их, долго и нудно. Может, рецепт придумал Дардазада, но своими грезами эти женщины были обязаны ее тяжелому труду.

Из переулка напротив высунулся Эмре, пристроился за ними, вышагивая на полусогнутых ногах, задрав нос и глупо размахивая руками.

Чеда хихикнула, но замерла от страха, когда Эмре дошел до аптеки. Он перестал кривляться, и все же увидь его Дардзада, сразу понял бы, что Чеда что-то задумала.

Она прислушалась. Вот открылась дверь, скрипнула половица – Дардзада вышел из мастерской, и одна из женщин немедленно вывалила на него историю о прекрасной лошади, которую выбрала к двенадцатому дню рождения дочери… Голоса постепенно смолкли – значит, Дардзада отвел постоянных покупательниц в сад на задах аптеки, выпить чашку чая.

Чеда распахнула ставни, выскользнула на карниз, а потом, сделав сальто, приземлилась в уличную пыль так тихо, как смогла. Мгновение, и они с Эмре припустили вниз по улице.

На бегу Чеда отвесила другу подзатыльник.

– Ай! Это за что?

– За то, что ты дурак. Я же сказала не дразнить Дардзаду!

– Я не его дразнил, а тех дамочек. Видела, как они вышагивали? Будто им вся улица кланяться должна!

– Может, и должна.

– Да я не про то! – Эмре отвесил ей подзатыльник в ответ и рванул вперед. Чеда легко догнала его, ущипнула за ухо, и вдвоем, хохоча, они сбежали по каменной лестнице на берег Хадды.

В Шарахай пришла весна, и река набухла во все русло. Если дожди продолжатся, будет много рыбы. Старый Ибрагим сказал, что Хадда даже может выйти из берегов.

«Все на то указывает, – сказал он как-то, рыбача на старом мосту. – Вот увидишь! Ибрагим все помнит!»

Он постучал пальцем по своей широкополой шляпе, пятнистой от пота.

«Ибрагим ведает знаки».

«Какие знаки?» – спросила Чеда, но Ибрагим только поморщился, будто съел маласанский лимон. «Лучше тебе не знать, девонька, лучше не знать».

Они побежали дальше, вдоль берега. В самом центре города река текла среди камней канала, богатые шарахани гуляли по мощеным тротуарам, потягивая розовый лимонад, глядя с мостиков в чистую воду.

Серебряные копья проводили двух несущихся куда-то чумазых детей подозрительными взглядами. Эти взгляды преследовали Чеду с Эмре до самого Горбуна, старинного моста, широкого и короткого. Странно, но шум Желоба, проходившего совсем рядом, сюда едва доносился.

Вскоре высокие дома в четыре-пять этажей уступили место мазанкам и бедняцким лачугам Отмелей.

У реки было шумно: жители облепили берега, стирая белье, на мелководье плескались дети. Цапли вышагивали среди тростника, выискивая илистых прыгунов. Десяток уличных мальчишек и девчонок по щиколотку в воде отрабатывали тал селеш, танец с мечами. Завидев чужаков, они опустили деревяшки, некоторые даже двинулись в сторону берега, но Чеда с Эмре показали на ножи у пояса и промчались мимо, на северо-запад, сквозь весенние крики птиц и всплеск рыбы, выпрыгивающей из воды, сквозь гудение насекомых: все незнакомое для детей, выросших в городе, что пересыхает на десять месяцев в году, будто чужая страна. Похоже ли это на Маласан, где только плюнь – обязательно в какую-нибудь реку попадешь, или на Мирею, где каждую неделю дожди?

Чеде никто не верил, но на самом деле она не хотела бы там жить. Пустыня в ее крови. Ей смешно было даже подумать о том, чтоб уехать.

– Чего? – спросил Эмре, глядя на нее, как на чокнутую.

– Чего?

– Ты сейчас начала смеяться просто так.

– Ну и что? – ответила она, улыбаясь. – А ты на бычью задницу похож, но я же ничего не говорю!

Эмре попытался ткнуть ее в плечо, но Чеда увернулась и ускакала от него. Так, крича и пытаясь достать друг друга, мешая рыбакам, они вырвались на окраину.

– Вон там! – прошептал Эмре, показывая пальцем на кусты с яркими оранжевыми цветами.

Несколько дней назад они спрятали там туго набитые сумки и заложили их пирамидкой из камней.

Накинув свою сумку, Чеда почувствовала, как предвкушение щекочет внутри. Они набрали припасов на несколько дней, хотя собирались вернуться к утру.

На краю пустыни Эмре спросил:

– Ты точно уверена?

Чеда прищурилась на солнце, на сверкающую реку.

– Конечно, уверена.

– Зачем твоя мама ходила к цветущим садам?

Эмре хитрил. Он давно хотел узнать, но дождался, пока они не оказались на полпути к садам. Это сработало – теперь нечестно было бы молчать.

– За цветами.

– Это я знаю. Но почему?

Чеда не удивилась, что он догадался про цветы. Зачем еще туда ходить? Но ей стало стыдно, что она так мало знает про маму.

Конечно, однажды Айя рассказала бы ей и про лепестки, и зачем она их собирала, просто ее поймали раньше. Несколько месяцев назад Чеда спросила Дардзаду.

Это была ошибка.

Он начал орать, стоило ей заикнуться об этом, а когда она спросила снова, побил ее и запер в комнате, чтоб подумала о своем поведении. Держал взаперти до следующего вечера, на хлебе и воде, ворча, что если Короли поймают, то Чеде и этого не видать.

После такого она зареклась спрашивать, но «воспитание» Дардзады не могло затушить пылающий внутри огонь. Наоборот.

Она слишком долго тянула.

Несколько недель они с Эмре планировали эту вылазку: как незаметно сбежать из дома, что взять с собой. Только одно Чеда не продумала: что скажет Дардзаде, когда вернется. Она знала – он разозлится, будет просто вне себя, но ей ведь уже тринадцать. Она докажет ему, что принадлежит сама себе – он не сможет больше прятать ее от мира. И мир от нее.

– Иногда она давала мне лепестки, – сказала Чеда, прыгая по круглым речным камням. – И ела сама.

Эмре попытался прыгнуть за ней, но поскользнулся и шлепнулся в воду, подвернув ногу.

– Когда? – спросил он, шипя и хромая, но делая вид, что ничего не случилось.

– На праздники. Но не те, что заставляют праздновать Короли, а дни богов, которые отмечают кочевники.

– Но зачем давать тебе то, что Короли любят больше всего на свете? – Эмре догнал Чеду на камнях у изгиба реки, где у скалистого берега грустила, как надгробный камень, одинокая, всеми забытая башня. – Зачем вы ели цветы? Их же едят только Девы.

На этот вопрос Чеда пыталась ответить себе давно, еще до маминой смерти. Но мама никогда не рассказывала.

– Наверное, она собирала их и давала мне, потому что Короли запретили так делать. Она всю жизнь делала то, что запрещали Короли.

– Она была из Воинства?

– Нет, – быстро сказала. Чеда. – Она говорила, что Воинство слишком жестокое. Ей было с ними не по пути.

– Но если она хотела убить Королей…

– Я не знаю, что она хотела с ними сделать.

– Но если они убили ее…

– Знаю. Но, может, она попалась им случайно. Может, она хотела что-то у них украсть.

Эмре нахмурился.

– Ты сама-то в это веришь?

– Не особенно, но правды я не знаю. И, наверное, никогда не узнаю.

Эмре помедлил.

– Тогда… – начал он тихо, но уверенно. – Почему ты не перестанешь?

Чеда взглянула на него, как на сумасшедшего.

– Потому что они убили ее.

– Я знаю. Но люди каждый день умирают.

Чеда остановилась как вкопанная, глядя ему в лицо.

– Уходи. Мне не нужна твоя помощь, сама справлюсь.

– Нет, – ответил он. – Я хочу с тобой.

– Ты же сказал, чтоб я перестала!

– Нет, не сказал. – Эмре посмотрел на нее удивленно и напуганно. – Просто…

– Просто что?

Эмре не ответил, глядя куда-то за ее плечо, дернул подбородком, мол, «там».

Чеда обернулась и увидела над краем берега любопытную волчью морду. Волчонок подошел ближе, настороженно глядя на них, и – Риа милостивая! – он был белый. С серой мордочкой и серыми пятнами на холке, но – белый. Чеда никогда раньше не видела таких волков.

Эмре подобрал камень и хотел бросить в волчонка, но она удержала его руку.

– Нет!

– Они же шелудивые какие-то.

– Они красивые. – Чеда достала из сумки кусок окорока, украденного из кладовки Дардзады.

– Не корми их.

– Почему? – спросила она, бросив мясо на берег. Вот, привлеченный запахом, появился еще один гривистый волк, на этот раз обычного рыжеватого цвета, с темной гривой и такой же темной мордой. Еще один волк и еще, пока их не стало восемь. То были взрослые, высотой с Чеду, и хотя ей всегда нравились гривистые волки – она считала их благородными созданиями, – Чеда почувствовала, как ослабели руки и ноги, застучали зубы.

Она не испугалась – разве что чуть-чуть. Это чувство было сродни благоговению.

Ко взрослым присоединились еще два волчонка, Чеде по пояс. Эмре потянулся за ножом, но она прошипела:

– Не надо, Эмре. Они умные.

Один из волков явно хотел спрыгнуть: бегал вдоль берега, поглядывая на камни. Другой схватил кусок окорока и принялся жевать, дергая головой, как собака. Остальные, встопорщив загривки, наблюдали за двумя беззащитными человеческими детенышами, не решаясь нападать первыми. Только белому волчонку люди были не интересны: он куснул взрослого волка за лапу, сперва легонько, затем сильнее, пока тот не обернулся и не хватанул его за морду.

Волчонок развернулся и убежал, а взрослый вдруг, странно взвизгнув, погнался за ним. Понемногу стая разошлась, остался лишь один волк – тот, что хотел спрыгнуть: мрачный зверь, весь в шрамах. Но вот он рыкнул на людей, обнажив клыки, и убежал за своими.

– Зря мы взяли только ножи, – тихо сказал Эмре.

– Ага, а с саблями мы бы целую стаю порубили, что ли?

– Все лучше, чем эта ковырялка. – Эмре поднял нож, глядя на него так, будто только что сообразил, какой он короткий. – Боги, это что сейчас было?

– Не знаю, но, кажется, Бакхи нам улыбается. Давай не будем его разочаровывать. – Чеда вновь двинулась в путь, но Эмре схватил ее за руку.

– Мы не готовы.

– Я готова.

Она вырвалась и пошла дальше. Шагов Эмре не слышно было, и на мгновение она подумала, что лучше, наверное, вернуться, но вот захрустела позади галька. Чеда обрадовалась – она мечтала увидеть цветущие сады, но не хотела любоваться ими одна.

Они шли вдоль берега долго, все дальше углубляясь в пустыню. Полдень давно прошел, но от жары защищал прохладный ветерок с реки, а когда становилось совсем невмоготу, можно было окунуться, напиться как следует.

Наконец показалась развилка – безымянный ручеек, впадающий в Хадду. Чеда выбрала пойти вдоль него – так легче подобраться к садам.

Через несколько часов они наконец пришли на место.

– Где остановимся? – спросил Эмре.

– Там. – Чеда указала на тамарисковое дерево вдали. – Они уже близко, залезем и посмотрим.

Тамариск высился поодаль от ручья, так что прежде чем отправиться к нему, они напились и доверху наполнили мехи. Чеда отдала Эмре сумку и быстро взобралась на дерево, торчащее над янтарными песками.

На востоке она заметила белые паруса каравана, идущего в неизвестный порт. Пусть Чеда не желала покидать пустыню, покататься с караваном ей всегда хотелось: отважно идти сквозь Шангази, встречая удивительные вещи, о которых она раньше только читала. На севере в дрожащем от жара воздухе темнело какое-то пятно, рядом еще одно: цветущие сады.

По пальцам побежали мурашки. Вот оно, место, которое она столько раз представляла. Похоже ли оно на цветочные сады ее фантазий? Чеду переполняли противоречивые чувства: страшно было увидеть адишары, но и радостно тоже – она наконец дошла.

Спускаясь с тамариска, она заметила плоский камень, оплетенный корнями. Камень был размером с две ее ладони, весь покрыт сложными узорами.

– Что это? – спросил Эмре.

– Не знаю. – Чеда присела на корточки, попыталась высвободить камень, но ничего не вышло.

Ну и ладно. Нужно было спешить.

На закате, когда солнце разбросало шафранные пятна по облачному западному небу, они взошли на пологую дюну и увидели рощицу, а за ней, в отдалении, еще одну – словно кто-то начертил на песке прерывистую линию.

Идти до рощицы было дольше, чем казалось. Под деревьями залегали глубокие черные тени, сплетались в причудливые узоры. Маленькие существа порхали между ветвей, как колибри. Вот несколько подлетели поближе, и Чеда узнала их. Ачал. Жесткокрылы – жуки с большой палец размером: панцири черные с радужным отливом, фиолетовые крылья с ладонь, загнутые жвалы, темно-красные, будто на них запеклась кровь, – признак ядовитой твари.

Жуки заинтересовались гостями, окружили их. Один опустился на руку Чеды и глубоко вонзил жвала. Чеда вскрикнула от страха и боли, попыталась прихлопнуть его, но тот уже улетел. Зато на его место нацелился второй.

Чеда отмахнулась от него, рядом вскрикнул от боли Эмре. Они попытались бежать, но жуков становилось все больше – целое облако поднялось с веток и загородило им путь.

Чеда обернулась, надеясь увидеть выход… и взгляд ее упал на труп.

Иссохшая туша антилопы лежала в тени адишар, Чеда ясно различала черную полоску, бегущую по ее хребту, белый живот, загнутые рога. Нижние ветви крепко обвились вокруг трупа, будто это дерево задушило несчастную антилопу.

Отступая от жесткокрылов, Чеда заметила еще одну тушу, покрытую жуками будто живым ковром, и еще одну.

– Стой! – крикнула она. Боги, только бы не умереть вот так, только б не стать домом для жесткокрылов, падалью, в которую они отложат яйца. – Они гонят нас к деревьям!

Эмре в ужасе оглянулся, но непонятно было, слышит он или нет.

Он попытался заслониться сумкой, и несколько жуков действительно на нее набросились, но остальные поняли маневр и накинулись на его бедро, ужалили в плечо.

– Что же делать… – Чеда стащила сумку и тоже выставила ее вперед. – Туда!

Она рванула налево, но черная жужжащая туча перегородила ей путь, несколько тварей цапнули за лодыжку, руки горели от укусов.

– Что же…

Она поймала взгляд Эмре. Он тоже боялся, смертельно боялся.

Яд начал действовать: она задышала чаще – даже размахивать рукой, отгоняя жуков, стало больно.

Сколько они еще выдержат?

Эмре, дрожа то ли от яда, то ли от страха, кое-как вытащил из сумки одеяло.

Бросив на Чеду последний отчаянный взгляд, он закутался с ног до головы, прижал сумку к груди и с диким криком рванул назад в пустыню.

Жесткокрылы накинулись на него, путаясь в одеяле, но некоторым удалось пробраться внутрь, и теперь они жалили, жалили Эмре. Почему-то большая их часть устремилась за ним, оставив вокруг Чеды лишь маленькое облачко.

– Отстаньте от него! – закричала Чеда, пытаясь догнать Эмре. – Отстаньте!

Жесткокрылы все кидались на нее, но постепенно отставали: солнце ушло, пустыня начала остывать. Наконец они вновь собрались в плотное облако и вернулись под сень адишар.

Но Эмре было все равно, а может, он и не заметил: все бежал и бежал, не разбирая дороги, крича то ли от боли, то ли от страха.

Чеда побежала за ним, чувствуя себя маленькой и глупой. Эмре пожертвовал собой ради нее!

– Эмре, стой! – крикнула она. – Жуки улетели!

Она не знала, услышал Эмре или нет: пробежав еще немного, он рухнул ничком, подняв тучу песка. Чеда упала рядом с ним на колени, отбросила одеяло.

На Эмре страшно было смотреть: лицо, руки, ноги – все изранено. Спине досталось не так сильно, но еще немного, и жуки просто убили бы его.

Чеда никогда раньше не видела жесткокрылов, только слышала о них – то ли от Дардзады, то ли от Дауда, того болтливого мальчишки с рынка. Ее раны тоже болели, но куда сильнее болело сердце – будто кто-то сжимал его в кулаке.

Боги, если ей так плохо, то каково сейчас Эмре?

– Эмре?

Он застонал и очнулся, узнал ее.

– Я их отогнал?

Чеда нервно рассмеялась, отбросила волосы с его лица, дала выпить немного воды, а оставшейся промыла раны. Лекарств у них с собой не было, только мазь от солнечных ожогов. Чеда не знала, поможет она или нет, но стоило попытаться. Спасти друга важнее, чем сохранить воду.

Отвести бы его к ручью, но сам идти Эмре не мог.

На пустыню опускалась ночь, звезды высыпали на темное небо, и лишь на западе упорно застыла фиолетовая полоска.

Нужно возвращаться к реке. Там есть вода, там растут коптис и полынь, из них можно сделать примочки.

– Эмре, ты меня слышишь?

Она укутала Эмре в одеяло, привязала мех с водой к его правому запястью, справа оставила открытую сумку – вдруг проголодается.

– Я приведу кого-нибудь, – тихо сказала она.

– Приведи свою маму…

Чеда едва не расплакалась.

– Нет, Эмре. Моя мама умерла.

– Передай ей, что я скучаю…

– Передам, – ответила она и побежала к ручью.

Глава 15

На следующий день после встречи с Османом Чеда заглянула к Эмре и увидела, что он сидит на кровати, пытаясь натянуть сапоги.

– Нет! – рявкнула она. – У тебя опять швы разойдутся!

– Я больше не могу валяться в постели, Чеда.

– Да ты и так постоянно куда-то бегаешь!

Яркий глаз Рии, Эмре такой бледный! И это после недели заливания в себя вонючего зелья Дардзады!

– Ложись. – Чеда надавила на плечи друга, заставляя лечь, и почувствовала, что он весь в холодном поту. Она испугалась, что стало хуже – воспалилась рана или не хватает питья, но, размотав бинты, убедилась, что все заживает как следует.

Выпив воды и отдышавшись, Эмре немного порозовел, однако мрачность его никуда не делась. Что-то мучило его, но то была не телесная боль.

– Что такое, Эмре?

Он судорожно вздохнул, поморщившись.

– Какой сегодня день?

– Деванди. Девятый после Бет За'ир, а что?

Он пожал плечами.

– Просто кажется, что все это было вчера.

– Обычное дело, – ответила Чеда, укрывая его одеялом.

– Чеда… прости меня.

– За что?

– За то, что пришлось за мной идти. Не надо было. Я тебя втянул…

– Мы же всегда друг о друге заботились, помнишь?

– Скорее уж ты всегда заботишься обо мне. – Он ухмыльнулся, притворяясь, что шутит, но Чеда никогда еще не видела у него такого загнанного взгляда.

– Что случилось, Эмре?

Он вздрогнул, покачал головой.

– Просто все еще не могу в себя прийти. А с тобой что? Ты мне не рассказывала, что случилось той ночью.

– Я же сказала, что нашла тебя в канале. Ты не помнишь?

Он снова пожал плечами.

– Кое-что помню. Но что было дальше?

Чеда наконец решилась ему рассказать: о том, как нашла его, об асире, забравшем кочевника… но на отвратительном поцелуе запнулась, сделала вид, что важнее сейчас смазать раны.

Ей не хотелось волновать Эмре, но тот перехватил ее запястье, не давая тронуть израненные ребра.

– Что дальше?

Она не хотела говорить об этом. И все же рассказала, надеясь, что Эмре поделится с ней в ответ. Если не ему доверять, то кому же?

– Асир остановил меня. – Ее передернуло. – На нем была корона. И… он заговорил со мной.

– Заговорил с тобой?

– Полежи-ка.

Она сменила его повязки и принесла из своей комнаты мамину книгу, раскрыла перед ним страницу со стихотворением.

 
Смертоносное древо – вот дом для тебя,
Жди – родная рука упокоит, любя.
Над тобою богиня поплачет, скорбя.
Не в тенях ли последний приют для тебя?
 

– Вот это он мне сказал, Эмре. Но откуда он узнал эти слова?

Эмре кое-как сел, стиснув зубы, внимательно всмотрелся в книгу.

– То есть ты слышала, как асир с тобой говорил.

– Да. И произнес эти слова.

– Но ты ведь съела до этого лепесток. Знаешь же, что с ними все выглядит иначе.

Чеда ушам своим не поверила.

– На что ты намекаешь?

– Может, тебе показалось, что ты его слышала. Может, это был…

– Мне не показалось, Эмре. Он от меня был так же близко, как ты сейчас.

– Но ты сказала…

– Ты вообще меня слушаешь?! – Чеда вырвала у него книгу. – Он читал мне эти стихи!

– Ладно, ладно!

Она опустила глаза и поняла, что едва не выдрала страницу. Гнев поднялся внутри черной волной. Испортила мамину книгу!

Чеда осторожно разгладила страницу, мысленно ругая себя последними словами, но вдруг заметила что-то, на что раньше не обращала внимания. Гнев немедленно уступил место любопытству: на сгибе виднелись какие-то пометки, три черточки.

– Чеда, что такое?

– Подожди, – пробормотала она, поспешно листая книгу. Еще четыре пометки на другой странице. Шесть на следующей. Дальше одна, две…

Нет, это не совпадение. Но что они означают? Никакой связи ни друг с другом, ни со стихами.

– Чеда, да что там? – Она выдохнула и указала на пометки. Эмре прищурился. – Айя их оставила?

Чеда хотела вызвериться на него, но понимала, что в ней говорят гнев и тревога. Пометки были сделаны теми же коричневыми чернилами, но другим пером.

– Я не знаю, – ответила Чеда. Времени на загадки уже не осталось. Она спрятала книгу, сложила доспехи в привычный тюк, в другую руку взяла шамшир. – Скоро вернусь.

– Куда ты собралась?

– В Ямы. Нужно размяться.

– Размяться? Да тебя же избили пару дней назад!

– Девять дней.

– И что, все уже зажило?

– Нет, конечно. – Чеда повела плечами, чувствуя, как горят мышцы. – Поэтому теперь самое время.

* * *

Чеда стояла за крепкими деревянными воротами, слушая ритмичный топот на трибунах – словно бой барабанов, требующих кровавой жертвы. Пахло потом и кровью, но сильнее – яростью и страхом. Ими провоняло здесь все: темный туннель за спиной, двери, арена за ними. Чеда коснулась старого дерева кончиками пальцев, прижалась лбом.

– Тааш, направь мой меч. – Выдох влажным облачком осел на внутренней стороне личины.

Перед боем Чеда часто вспоминала мать – как ветер тихонько качал ее тело на виселице, как алели слова, вырезанные Королями на ее ногах и руках:

Блудница.

Лжесвидетельница.

Чеда вспоминала странный символ на мамином лбу. Когда-то ей казалось, что это просто еще одно древнее обвинение, старинное слово, затерявшееся в веках, но теперь она в этом сомневалась. Что, если это еще одна часть головоломки? Мама, книга, асиримы…

Все изменилось. Изменилась Чеда, изменился ее настрой перед боем.

За воротами взревела толпа: значит, противник на арене. По выкрикам Чеда поняла, что драться будет с чужеземцем.

– Чеда.

Она обернулась и увидела Пелама. Между красным халатом и коричневой шапочкой белело изможденное, унылое лицо.

Скрипнули петли, ворота поползли вверх. Пелам кивнул в их сторону.

– Осторожнее с ним. Он много заплатил, чтобы с тобой сразиться.

Чеда кивнула в ответ и шагнула на арену. Жесткие кожаные пластины юбки хлопнули по подживающему синяку на бедре.

Зрители повскакивали с мест, закричали со всех сторон.

– Белая Волчица! – орали они. – Белая Волчица!

– Покажи ему!

– Пусть попробует шарахайского клинка!

В первых рядах сидели несколько мужчин и женщин, явно отличающихся от остальных: похваляющиеся драгоценностями, отгоняющие мух метелками конского волоса, разряженные в яркие одежды. Некоторые, желая скрыть свою личность, нацепили покрывала и бурки, украшенные монетками и серебряными колокольчиками, звенящими при каждом движении.

Появление таких зрителей никого не удивляло: крупный турнир привлекал лучших бойцов, а их выступление, в свою очередь, привлекало послов, знать и богатых торговцев. Над ними располагались ряды зрителей попроще, в таубах и куфиях из более дешевых и не таких кричащих тканей, – однако и по ним видно было, что они выложили кругленькую сумму за то, чтобы полюбоваться на бои.

Противником Чеды оказался незнакомый симпатичный каимирец лет на десять ее старше. Он был ненамного выше и хорошо сложен, намазанные маслом мышцы блестели на солнце. Оделся он просто: в кожаную защитную юбку и сандалии. Каимирец не подпрыгивал на месте, не разминался, как многие бойцы, – стоял спокойно. Чеда подумала, что он держится словно князь или сынок какого-нибудь благородного семейства. Такое вполне могло быть: каимирскую знать тянуло в Ямы, как мух на навоз, особенно самых богатеньких и избалованных. Они считали себя аристократами бойцовского мира и, слушая байки об аренах Шарахая, чувствовали, что какие-то оборванцы угрожают их званию. Многие приезжали проверить силу шарахани, думая, что тренировки и происхождение дадут им преимущество. Порой они и правда побеждали, но чаще показывали истинное лицо: лицо напыщенных богатеев, решивших проучить зарвавшихся пустынников. Оказавшись на арене, они быстро понимали, почему шарахани славятся как лучшие бойцы всех Пяти королевств и почему Шарахай ни разу не был завоеван. Выяснялось, что дети пустыни учатся держать саблю раньше, чем ходить.

Это не просто увлечение или дань традиции – скорее, такая же неотъемлемая часть жизни в Шангази, как голод, жажда и жар безжалостного солнца.

Чеда попыталась разглядеть в глазах каимирца жажду боя, но он лишь кивнул ей и обернулся к ложе Османа.

«С этим придется нелегко», – подумала Чеда, слегка подпрыгивая от возбуждения. Она редко ошибалась и очень надеялась, что сейчас опознала достойного противника.

Осман, одетый сегодня в изумрудного цвета халат и вышитый жилет, подошел к краю ложи. Чеда думала, что после разговора на маяке он вызовет ее перед боем и объяснится, но он не вызвал. Оставалось драться и надеяться, что наградой станет рассказ о нанимателе.

Осман взял метелку из конского хвоста, погрузил в бронзовый кувшин, и толпа затихла: слышались только крики из соседних Ям.

– Да поможет вам Бакхи! – провозгласил Осман, окропляя сперва Чеду, потом каимирца водой, взятой из колодца под храмом. Затем хозяин ям кивнул Пеламу и устроился в резном кресле. Толпа взревела громче. Осман обернулся к сидящему рядом аристократу из Обители Королей, частенько приходившему посмотреть на бои.

Мальчики-оруженосцы вышли, неся оружие и щиты. Каимирец выбирал первым: он взял длинный прямой меч вроде тех, которые в ходу у него на родине. Чеда схватила маленький овальный щит размером с тарелку. Похожий, но круглый достался и ее противнику.

В качестве оружия Чеда выбрала шамшир, родной клинок пустыни. Трибуны радостно засмеялись, затопали, воя гривистыми волками. Каимирцу это почему-то понравилось: он не улыбался, но его зеленые глаза зажглись, проснулась жажда битвы.

Он отступил, давая место Пеламу, но как только ударил гонг, ринулся вперед, пытаясь сразу вывести Чеду из равновесия. Не вышло: она увернулась, выставила щит.

Каимирец не стал сходу махать мечом: вместо этого попер на Чеду, как бык, намереваясь с разбега впечатать ее в стену Ямы. Но Чеда оказалась быстрее: увернулась, заставив его ударить всерьез, наконец. Первые удары – не удары, а так, попытки прощупать ее защиту – она отразила неуклюже, чтобы противник решил, будто она медленнее, чем на самом деле: прикрыла голову в последний момент, едва не пропустила удар в грудь…

Каимирец повелся. Замешкался на мгновение, но Чеде этого хватило: она отбила его меч шамширом, заблокировала щитом щит и полоснула по левому боку. Толпа захлопала, одобрительно взревела. Противник с силой оттолкнул Чеду, но кровь так и хлынула из неглубокого пореза на бедре.

Оружие в Ямах не затачивают как следует, но и тренировочным его назвать нельзя. По правилам бои не обязательно заканчиваются смертью, однако случается и такое. Одно неверное движение, и все – будешь истекать кровью, глядя в синее небо, пока Бакхи не подберет тебя и не отведет к Далеким полям.

Чеда думала, что каимирец рассердится, но он остался спокоен. Даже развеселился.

– Второй раз не выйдет! – Голос у него оказался низкий, с сильным акцентом, но речь звучала разборчиво.

– Посмотрим, – ответила Чеда и ударила сильнее, блокируя ответные атаки щитом. Но вот противник собрался и напал по-настоящему, не давая больше слабины. Чеда подумала, что недооценила его: уверенная стойка, короткие мощные удары, скорость и внимательность – все говорило о том, что перед ней умелый мечник, относящийся к боям со всей серьезностью. Она улыбнулась, но улыбка тут же сползла с лица: за плечом каимирца виднелась ложа Османа. Хозяин ям как раз приветствовал какого-то мужчину с белой как снег кожей, по обычаю расцеловав его в обе щеки.

Чеда изо всех сил врезала каимирцу мечом, отшвырнув на песок. Никакой пользы это не принесло, но она и не собиралась атаковать всерьез: выигрывала время, чтобы рассмотреть гостя.

Миндалевидные глаза и высокие скулы выдавали в нем мирейца, белые волосы, зачесанные в тугой хвост, спадали на синюю шелковую рубашку. Осман, поймав взгляд Чеды, коротко кивнул.

Наниматель. Или его человек. Единственная подсказка, которую Осман, уважающий тайны своих клиентов, согласился ей дать. Теперь Чеда поняла, почему он не рассказал ей обо всем на маяке: этот кивок – единственное предательство, которое он мог себе позволить.

Каимирец обрушился на нее с градом ударов, и в этот раз она не смогла отбить все: меч проткнул ее юбку, достал до кожи. Чеда зашипела, отпрыгнув. Дура, дура!

Зрители болели за нее, но уже не так громко. Конечно, они любили Белую Волчицу, но куда сильнее любили красивые бои и мастерство.

Заметив, что она хромает, каимирец атаковал снова, короткими ударами: голова, ноги – куда угодно, лишь бы заставить ее двигаться.

Стоило ей замешкаться, как он ударил в левое плечо, а затем, клинок в клинок, так, что ее рука онемела и пальцы разжались, выпуская шамшир.

Зрители ахнули. Кто-то захлопал, но большинство защелкали пальцами, показывая, что ждали от нее большего.

Каимирец напал снова, пользуясь преимуществом, но теперь уж Чеда была готова: сделав вид, что нога беспокоит ее куда сильней, чем на самом деле, она заблокировала пару ударов и заметила, что он тоже смотрит на ложу Османа. Надеется что-то получить за выигрыш?

Противник вновь сосредоточился на Чеде, но казался теперь более рассеянным. Его мощный удар сверху вниз она предвидела: отбила его мечом и притворилась, что хочет шагнуть навстречу. Каимирец заглотил наживку и ринулся вперед, но Чеда вовремя перехватила край его щита свободной рукой, взяла свой щит как диск и врезала противнику по макушке.

Под восторженный рев толпы она схватила его щит двумя руками и мощными толчками отогнала каимирца на середину арены. Оглушенный ее напором, он подчинился, и Чеда, ухватившись покрепче, рухнула, утягивая его за собой. Каимирец попытался достать ее клинком, но кончик меча врезался в песок, и сила удара вырвала рукоять из крепкой хватки. Чеда прижала его щит к земле, надеясь обездвижить противника, но тот высвободил руку из ремней и откатился поближе к упавшему мечу.

Чеда попыталась помешать ему. Не вышло: каимирец был слишком быстр – пришлось ей схватить его щит, чтобы не остаться совсем безоружной.