Текст книги "Спаситель Кремниевой долины. Как я защищал стартапы от бюрократов"

– Будем надеяться, я не облажаюсь.

– Не забегай вперед, – он встал, похлопал меня по спине, и мы вернулись в наше «стойло».

Позже в ту неделю мы отчитывались о том, как выполняются предвыборные обещания, и я сообщил Майку, что увольняюсь. Раньше меня предупреждали, что обычно после такого заявления ты для него все равно что умираешь и никогда больше не сможешь вернуться в его команду. Я проработал в мэрии Майка всего полгода, и он всегда предоставлял мне полную свободу и вместе с тем давал много ответственных заданий. И вот теперь я собираюсь уйти. Конечно, я волновался.

Мой рассказ, казалось, удивил его.

– Заместитель губернатора? Серьезно?

Мне самому вся эта история казалась неправдоподобной, поэтому я нисколько не обиделся. И что еще он мог сказать, когда услышал про мое новое назначение? Останься и трудись в мэрии среди других пятидесяти работников вместо того, чтобы в одиночку управлять одним из крупнейших штатов? Он протянул мне руку, пожелал удачи и посоветовал ничего не испортить.

А вот пресса в Иллинойсе, узнав о моем назначении, повела себя совсем не так милостиво. Чикаго недаром называют «Второй город Америки». Этот город считает себя соперником Нью-Йорка, и хотя его жители пока не заявляют в открытую, что два города равноценны, они к этому очень близки. Конечно, ни один ньюйоркец никакого соперничества по отношению к Чикаго не испытывает. (Каждый раз, когда к нам в Чикаго приезжали люди из Нью-Йорка, было видно их приятное удивление, и не потому, что они не ждали от Чикаго ничего хорошего, просто они вообще не думали об этом городе.) Ту же зависть и ревность к Нью-Йорку испытывает и весь штат Иллинойс, но Чикаго все же – главный соперник. (Газета «Пеория» буквально называла губернатора «Род Чикагович».) Поэтому, когда до всех дошла новость, что двадцатидевятилетний ньюйоркец, не имеющий никакого отношения к Иллинойсу, будет управлять целым штатом, пресса и интересующиеся политикой классы чувствовали себя оскорбленными, возмущенными и сбитыми с толку[17]17
  Хотя, честно говоря, политическая карикатура, изображающая Рода за рулем, а меня на пассажирском сиденье рядом, выглядела довольно смешно.


[Закрыть].

Будь я старше, мудрее, взрослее и опытнее, возможно, мне следовало, почитав отзывы прессы, осознать, что вся эта история до добра не доведет, что моя жизнь и работа в Нью-Йорке чудесны, и остался бы дома.

Но та же самая моя наивность, которая так привлекала Благоевича и его команду, означала также, что я не знал: никто в правительстве штата не предполагает, что я вольюсь в новую для себя среду, начну указывать всем, что делать, и заниматься какой-то серьезной работой. А иногда незнание может уберечь от крупных неприятностей.

9. Людям нужно за кем-то идти

Я засунул голову в конференц-зал, впал в панику и тут же отпрыгнул обратно в коридор. Это был день отчета по бюджету – мы собирались озвучить наш план по устранению дефицита в размере 4,8 млрд долларов. С тех пор как я приземлился в Мидуэй несколько недель назад, над этим планом мы с Джоном Филаном, директором по бюджету, работали дни и ночи напролет, силясь придумать, как закрыть эту огромную дыру без повышения налогов или сокращения расходов на образование, здравоохранение или общественную безопасность[18]18
  Я должен был заметить дурное предзнаменование еще в чикагском аэропорту, когда забирал свой багаж. Мой кофр для одежды был открыт, и костюмы из дисконта «Сенчери 21» мотались туда-сюда по багажной ленте. Надо было собрать их и первым же рейсом вернуться в Нью-Йорк.


[Закрыть].

По правде говоря, я понятия не имел, как составить бюджет штата. Я просто следовал здравому смыслу, использовал любую возможную информацию и работал действительно на износ. (К счастью, в моем кабинете был диванчик – спать на полу довольно неудобно.)

Сегодня, глядя на большинство стартаперов, я ловлю себя на мысли: знают ли эти люди на самом деле, что делают? Но тут же вспоминаю свою жизнь в Иллинойсе и говорю себе: если у них достаточно храбрости, профессиональной этики и креативности, ничто не помешает им добиться успеха.

Я еще не успел встретиться с большинством директоров государственных учреждений. Даже не знал толком их имен, хотя они наверняка много читали обо мне в последние несколько недель. И сейчас я решил собрать их всех вместе, чтобы дать обзор бюджета и обрисовать планы на будущее.

Первое, что я подумал, засунув голову в конференц-зал: Господи. Сколько же здесь взрослых. Внезапно я перестал быть заместителем губернатора и даже бывшим сотрудником сенатора и мэра Нью-Йорка. Я снова стал мальчишкой, пробравшимся на Демократическую конвенцию 1992 года через восемь часов после чистки бассейнов в пляжном клубе. Просто иди и расскажи им, что предстоит сделать, приказал разум моим ногам.

Я вошел в зал, сел во главе стола, улыбнулся и представился. Все улыбнулись в ответ. И этого было достаточно. Я говорил о бюджете, приводя аргументы, о наших будущих действиях, и все слушали очень внимательно, жадно впитывая информацию. Как оказалось, до этого дня никому не пришло в голову собрать их всех вместе. Они попросту жили без лидера. Возможно, двадцатидевятилетний парень из Нью-Йорка, по их мнению, не то чтобы идеально подходил на эту роль, но по крайней мере оказался тем, кто готов вести за собой.

Я очень быстро понял, что большинство людей действительно предпочитают, чтобы сложные решения за них принимал кто-то другой – и нес ответственность, если решение окажется неверным. Да, они сильно старше, у них больше опыта и квалификации, чем у тебя, но, если ты отвечаешь на их звонки и электронные письма, выказываешь искреннюю заинтересованность их работой, не возражаешь против того, чтобы принимать решения и нести ответственность, они не только отнесутся к тебе хорошо, большинство будут счастливо слушаться тебя и выполнять любые твои указания! А если ты вдобавок не следуешь известной традиции «сваливать все на подчиненных», а, наоборот, защищаешь их от дурной политики, мнимых авторитетов и прочих неоднозначных личностей, они пойдут за тобой куда угодно. Эта необходимость в лидере особенно остро проявилась в следующие несколько месяцев, причем двумя тревожными событиями. Первым была телефонная конференция. Однажды утром я находился у Рода – он предпочитал работать дома. («Работать» означало болтовню по телефону, просмотр спортивных телеканалов, чтение длиннейших биографий Наполеона, подготовку к пробежке, затем пробежку, растяжку после пробежки и как минимум полуторачасовой душ после этого.)

Род был в ярости. Его тесть, олдермен, большой босс и покровитель, Дик Мелл только что прислал письмо по поводу сбора средств. Политики собирают средства – в этом нет ничего особенного. Но Мелл в письме заметил, что губернатор должен стать главной фигурой фандрайзинга, его «лицом», что показалось бы вполне естественным каждому, кто прочитал письмо. Но Рода, видимо, не поставили в известность. Он узнал это только что из письма Мелла. И если мы с вами восприняли бы такую перспективу как некое незначительное обременение, Род отнесся к словам тестя так, будто его, свежеиспеченного победителя на выборах губернатора пятого по величине штата Америки, все еще считают марионеткой, которая должна петь и танцевать, когда ее дергают за веревочки.

В общем, Род совершенно обезумел. Нес какой-то бред. Орал и визжал. Обещал вообще прикрыть эту историю со сбором средств, чтобы показать Меллу, кто здесь главный – кажется, это единственное, что имело значение. В обычный день на все это можно было закрыть глаза, ведь Род вообще особо не утруждал себя управлением штатом. Но этот день был необычный. Собственно, я приехал затем, чтобы убедиться, что Род присоединится к телефонной конференции, в которой должны участвовать восемь губернаторов и секретарь Департамента национальной безопасности Том Ридж. Прошло всего полтора года с теракта 11 сентября, и напряженность по-прежнему оставалась высокой. Федеральное правительство проводило серию тренингов, во время которых прорабатывались роли и поведение во время потенциальной террористической атаки. Каждые несколько месяцев группа губернаторов получала приглашение на такой тренинг. Всех снабжали информацией, которую следовало изучить и решить, какими должны быть действия, следует ли объявить чрезвычайное положение и мобилизовать национальную гвардию. Телефонная конференция продолжалась обычно полчаса. Я слышал, что Род по другому телефону, визжа, требует у Криса Келли, чтобы тот велел каждому спонсору бойкотировать мероприятие Мелла. До конференции оставалось двадцать минут. Род только что порвал письмо Мелла на мелкие кусочки и сбросил их с лестницы. До конференции оставалось десять минут. Род метался где-то на нижнем этаже, громко хлопая дверьми. (Конечно, сидеть в одиночестве в его спальне мне было неловко, но все же это гораздо лучше, чем находиться рядом на расстоянии менее трех метров.)

Наконец я спустился вниз, нашел его и сказал:

– Послушайте. Нам необходимо присоединиться к общему звонку.

– Какому еще звонку?

– Что значит – какому звонку? Я говорю про тренинг с Томом Риджем. Иначе зачем я сюда пришел?

– Я не буду в этом участвовать.

– Конечно, будете. Это секретарь Департамента нацбезопасности. И еще восемь губернаторов. У вас нет выбора.

Он мрачно взглянул на меня:

– Вот ты с ними и разговаривай.

Я посмотрел на время на своем «Блэкберри». Оставалось всего три минуты.

– Но я не могу. Это тренинг для губернаторов, не для их сотрудников.

– У меня есть дела поважнее.

– Какие? Кричать из-за письма от олдермена по поводу фандрайзинга?

– Да!

До звонка оставалось две минуты.

– Я не могу. Я не губернатор. За меня никто не голосовал.

– И что с того. Я не буду разговаривать, – и он вышел из комнаты.

Часы на телефоне показывали 10.31. Я подключился к конференции. Хотел объяснить, что у Рода срочное дело и он не может участвовать. Но все уже началось. Выступал Ридж. И это была не просто неформальная беседа, а запланированный военный тренинг. Ридж описывал ситуацию, а затем обращался к губернаторам с вопросом об объявлении чрезвычайного положения. Он называл штаты один за другим, и голоса губернаторов отвечали «Да».

– Губернатор Благоевич?

Черт. Начни я объяснять, что случилось, получится настоящий конфуз. К тому же ситуация, описанная Риджем, была действительно чрезвычайная – пусть даже и смоделированная. Я заговорил, немного понизив голос, хотя в этом и не было особой необходимости. Голос Рода и правда был ниже моего, но суть сейчас заключалась не в этом.

– Губернатор Благоевич?

– Да. Я объявляю чрезвычайное положение.

Оставшуюся часть разговора я не помню. У меня камень упал с души, никто не спросил: «А это еще кто?» – когда я заговорил. Больше мне не нужно было высказываться, и, когда конференция закончилась, я отправился на поиски Рода – сказать, что все прошло хорошо. Я слышал, что он на кухне кричит на кого-то по телефону. Он не заметил меня. Путь был свободен. Я вышел через переднюю дверь, сел в машину и поехал в офис. Это был мой первый побег из резиденции Благоевича.

Спустя несколько месяцев мы пережили законодательную сессию, утвердили бюджет и теперь занимались тщательным изучением законопроектов. Рассмотрение законопроектов – трудоемкий процесс: каждый из них нужно проанализировать с точки зрения политической, юридической и финансовой. После этого я собрал всю команду, мы рассмотрели плюсы и минусы каждого законопроекта, и на основе обсуждения я сформировал для Рода рекомендации: что, на мой взгляд, лучше сделать – подписать законопроект или наложить на него вето. Как правило, законодательная власть рассматривает до четырехсот законопроектов за одну сессию. Большинство из них совершенно бессмысленны – что-то вроде: «Официальной амфибией штата принята лягушка», – но около сотни действительно могут иметь общественно-политическое значение. Кроме того, у каждого законопроекта есть срок действия, и, если, например, на него не наложили вето в течение шестидесяти дней, он автоматически становится законом.

Я сидел у себя в кабинете в Томпсоновском центре и смотрел на реку Чикаго. Род не носил с собой мобильный телефон, и я позвонил ему на домашний. (Он почти всегда находился дома, так что отсутствие у него мобильника особых проблем не создавало.) Во время законодательной сессии и при обсуждении бюджета он провел некоторое время в офисе, но потом стал появляться там все реже и реже.

– Род, послушайте. Вам нужно приехать в офис. У нас дедлайны по целой куче законопроектов, надо решать, что с ними делать.

– Я занят.

Интересно, чем? Так я подумал, но, естественно, не сказал.

– Род, примерно у двадцати законопроектов дедлайн уже на этой неделе. Может быть, разберемся хотя бы с ними?

– Мне нужно ехать к Рокко.

Рокко – это был его личный портной. Почему губернатор встречается с портным только в собственные рабочие часы, почему нельзя попросить Рокко подъехать в офис или еще как-то вписать встречу с ним в рабочий график – все это оставалось неясным.

– Может быть, заедете по дороге к Рокко? Или на обратном пути?

– Слушай, мне надо выбрать ткани для трех новых костюмов. Это надолго.

И тут я все понял. Эти двадцать или около того законопроектов, конечно, важны, но их нельзя назвать спорными. Род в принципе не интересовался работой своей администрации. Если наши решения не попадут в новости, он все равно о них ничего не узнает. А если мы напортачим, ему будет кого обвинить, так что сейчас у него нет ни малейшей причины брать на себя хоть какую-то ответственность[19]19
  Взять, к примеру, историю с экстренной контрацепцией. Некоторые фармацевты в Иллинойсе отказывались заполнять рецепты на подобные препараты, и мы издали распоряжение, запрещающее им такую практику. Неудивительно, что это решение левые встретили на ура. И когда нам позвонили из «Дейли Шоу» с пожеланием выпустить сюжет на эту тему, мы были счастливы вывести на сцену Рода – ведь он такой обаятельный, а в этом случае еще и герой. Но мы не узнали заранее, что Роду ничего не известно о юмористической направленности этой передачи. И поняли это слишком поздно, когда, слушая заковыристые вопросы корреспондента, он начал все сильнее и сильнее волноваться. В итоге мишенью для насмешек стал сам Род, а не «правые» фармацевты, как предполагалось. Спустя несколько недель Род усугубил ситуацию, объявив, что в его неудачном выступлении виновата команда, которая неправильно его ориентировала. В этом случае он был прав, но, поскольку Род никогда не брал на себя ответственность ни за что, теперь он выглядел, как тот мальчик, который кричит: «Волк, волк!» – и его поведение казалось еще более глупым. Хотя все же не таким глупым в сравнении с тем случаем, когда, выступая в школе перед третьеклассниками, он произнес ударную фразу: «Настоящему парню нужны железные яйца!»


[Закрыть].

– И что же вы собираетесь делать?

– Разберись с этим сам. Я очень занят.

Семь лет спустя я давал свидетельские показания на первом суде по обвинению Рода во взяточничестве. Тогда кто-то решил проверить, действительны ли те законы, которые я четыре года назад утверждал без Рода. И да, они оказались действительными: я пользовался заверенной факсимильной подписью.

Иногда я ездил вместе с ним к Рокко – если чувствовал, что вопрос спорный и без санкции Рода никак не обойтись. (Не то чтобы я подстилал себе соломки на случай, если мое решение общественность и пресса сочтут неверным. Дело в том, что в голове Рода восприятие и реальность диаметрально поменялись местами; реальность ничего для него не значила, тогда как восприятие и реакция других имели принципиальное значение независимо от того, о чем шла речь.) Вполне логичный взгляд на мир для человека, который под словом «работа» понимал только одно: победить на выборах и подготовиться к тому, чтобы снова победить спустя четыре года.

В то первое лето в Иллинойсе у меня в голове постоянно крутилась одна и та же мысль: Черт побери. Мы проехали полстраны для того, чтобы я здесь работал на парня, который в буквальном смысле вообще не приходит в свой офис. И что мне теперь делать? [20]20
  Однажды я спросил Лона, может ли Род в принципе нормально работать? Лон, шеф администрации Рода, руководитель его избирательной кампании и сосед по комнате во времена учебы в юридической школе, только рассмеялся в ответ.


[Закрыть]

Мы закончили с рассмотрением законопроектов. Пришло время подумать о бюджете на следующий год и законодательной базе. Пожалуй, лучшее, что дает работа в правительстве, – возможность сгенерировать идею за завтраком и, если у вас есть сила или талант заразить ею всех или же продать ее, уже к обеду воплотить ее в жизнь. А в таком большом штате, как Иллинойс, хорошая идея может повлиять на жизнь миллионов человек. Это одновременно величайший шанс и величайшая ответственность. (Боюсь, в то время я был недостаточно зрелым человеком, чтобы полностью это понимать.)

И мы пытались генерировать новые политические идеи. Школы штата управлялись независимым агентством, которое редко предоставляло отчеты о своей работе и результатах учебы. Может быть, нам стоит ввести губернаторский контроль над школами? Появились новые технологии, позволяющие оплачивать платные дороги, не останавливая машину и даже не замедляя ход. Может быть, убрать все киоски на дорожной системе Иллинойса и заменить новым способом оплаты «Открытая дорога»? В штате сотни тысяч детей живут без медицинской страховки. Как нам найти способ обеспечить им нормальную жизнь?

И тут меня осенило. Я понял, что раньше думал неверно. А именно: «Черт возьми, губернатор демонстрирует полное отсутствие всякого присутствия».

А на самом деле все обстояло так: «Черт возьми, этот парень совсем ни на что не годен. Кто-то должен работать за него».

Ведь если никто не будет говорить нам, что мы можем, а что нет, нам просто придется делать все, что в наших силах.

И мы делали, к большому разочарованию тех представителей политических кругов Иллинойса, кто привык к давно установленному положению вещей. Работать с Родом вместе не получалось, и каждый из нас занимался своим делом: я бежал в офис, чтобы управлять штатом, он же – на пробежку. И все шло путем. До поры до времени.

10. Все это весело, пока ты не в тюрьме

– Где на хрен деньги?

Я не знал, о каких деньгах говорит Рам, но это была вполне обычная фраза в наших с ним разговорах. Ругань, брань, швыряние трубок – тоже ничего непривычного. (В целом это расценивалось как нечто между признанием равноправия и знаком уважения.)

– Какие деньги и на что? – спросил я.

– Два миллиона. Для школы. В моем районе. Род пообещал им эти деньги год назад. И до сих пор крутит динамо. Как же вы меня задолбали, ребята!

В то время Рам Эмануэль был конгрессменом от северо-западной части Чикаго.

Я не знал, о чем он говорит, но пообещал все выяснить и перезвонить. Позже в тот день я спросил Джона Харриса – он тогда был шефом администрации Рода – о гранте, обещанном школе. (Джон занимался грантами, контактами и наймом на работу.)

– Это дела Рода. Мне за такое не платят, – сообщил мне Джон.

Вечером мы с Родом по телефону обсуждали случившийся пиар-кризис.

– Я должен сказать вам, Род, что Рам действительно очень расстроен.

Он рассмеялся:

– Ну и что тут нового?

– Знаю, но это все-таки дело особенное. Он спрашивал про деньги для спортивного оснащения школы в его районе. Сказал, вы давным-давно обещали выделить этот грант.

Род помолчал. Потом сказал:

– Сейчас ничего не получится.

– Почему? – Глупый вопрос. Ответ на него в итоге привел меня в качестве свидетеля на оба заседания суда по обвинению Рода во взяточничестве.

– Потому что он должен мне спонсорские деньги. Его брат обещал мне их тоже давным-давно. Но так и не выполнил обещание.

Брат Рама, Ариа Эмануэль, был легендарный голливудский магнат.

– А какое это отношение имеет к гранту для школы?

Род начал раздражаться.

– Если мы выплатим этот грант, Раму уже ничего от меня не будет нужно. И тогда мы не дождемся никакого спонсорства.

Я молчал. Я мог сказать: «Между этими деньгами и теми нет никакой связи. Вы не имеете права так делать». Но это и без того было очевидно. Род прекрасно знал правила игры. Другое дело, что он их не соблюдал.

– Скажи Раму, пусть сперва переведет пожертвование, – велел мне Род. – И тогда мы выплатим грант.

Хотел бы я никогда не участвовать в таком разговоре! «Тормозить» правительственный грант, чтобы получить спонсорские деньги, – это не просто неэтично, это противозаконно. Три с половиной года Род не заводил со мной подобных разговоров… и вот теперь, не знаю почему, решил открыть карты. Лучше бы он этого не делал. Я поверить не мог, что он так глуп: даже если забыть про этику и законность, именно Рам возглавлял усилия демократов по взятию под контроль палаты представителей. Он был действительно умный парень, по-настоящему крутой. Из тех, кого опасно водить за нос.

Как можно скорее я нажал отбой. Потом сделал глубокий вдох и два телефонных звонка. Сначала набрал Джона Виму. В то время Джон достаточно близко общался и с Родом, и с Рамом. Кроме того, Джон был самым крутым фандрайзером и, как лоббист, отчаянно нуждался в том, чтобы Род вел себя достойно. Меня тревожило, что Род скажет Джону то же самое, что и мне, и заставит Джона вымогать у Рама спонсорские деньги. Джон мгновенно понял, что требование Рода – чистый криминал, и заверил меня: если Род обратится к нему, он ничего не станет делать.

Потом я позвонил Биллу Куинлану, генеральному юрисконсульту Рода.

– Вам необходимо взять под контроль действия своего клиента, – сказал я и передал наш только что состоявшийся с Родом разговор. Куинлан пообещал обо всем позаботиться.

Грант школе одобрили, хотя Джон Харрис – как я предполагаю, по наущению Рода – выдавал его мизерными траншами и настолько редко, так что вряд ли школа испытывала большую благодарность за такое финансирование ее проекта. Думаю, Род и Джон все еще надеялись на получение спонсорских денег от брата Рама. Никаких денег, конечно, не поступило. В ноябре Род был переизбран с двойным перевесом. В декабре я уволился и больше никогда не разговаривал с Родом.

Когда Рода арестовали, попытка вымогательства денег у конгрессмена Эмануэля входила в состав обвинительного акта. Конечно, торговля местами в сенат Обамы привлекла больше всего внимания (именно она и привела Рода к признанию виновным и четырнадцати годами заключения), но, как только я увидел судебное заключение, я сразу понял, что скоро со мной свяжутся федералы.

Действительно, ФБР связалось со мной через несколько недель, чтобы узнать, что случилось[21]21
  Встреча с ФБР состоялась 31 января 2009 года. Федералы вызывали меня в Чикаго, но моя жена Харпер должна была вот-вот родить нашего второго ребенка, Лайла, и уезжать из города я никак не мог. Вечером накануне встречи с ФБР за ужином Харпер сказала мне, что, по ее мнению, Лайл появится на свет раньше срока, как и наша дочь Абигейл. Наутро, пока я, нервничая, одевался, у Харпер отошли воды. Она велела мне все равно ехать на встречу – до больницы еще осталось время. Я отправился в юридическую компанию «Эйкин Гамп», встречу должен был вести мой адвокат и друг Рич Забел, и я объяснил ему, в чем дело. Представители ФБР объяснили мне сразу, что я – только свидетель, что меня ни в чем не обвиняют, но все равно происходящее нагоняло ужас. Потом у меня завибрировал телефон. Звонила Харпер. Она сказала, что, по мнению доктора, нам надо сейчас же ехать в больницу. «Мне нужно уйти», – сообщил я следователям и агентам, собравшимся за столом переговоров. «Что значит надо уйти? Мы прилетели сюда ради вас». Рич поговорил с главным инспектором. Меня отпустили, и в тот же день позже родился Лайл.


[Закрыть]. Я не уверен, что разглагольствования социопата на какую-либо тему во время ночного звонка можно считать преступлением (и два суда с этим согласились, поскольку в обвинительном заключении разговор не фигурировал), но я благодарю Бога за то, что не стал выполнять требование Рода – и что не выкинул этот разговор из головы, повесив трубку. Побеседовав с его адвокатом, который работал в нашем офисе как руководитель департамента этики, я смог предотвратить ужасно глупый поступок. Кроме того, я уберег свою репутацию и, возможно, свободу. Конфликтовать с боссом, особенно слегка (а может, и не слегка) сумасшедшим, как Род Благоевич, – занятие не из приятных. Но выполнять его требования – это гораздо, гораздо хуже.