Текст книги "Сокровище семи звезд"

Глава VII
Обокраденный путешественник

Ночь прошла без происшествий. Поскольку сама мисс Трелони сегодня не присматривала за отцом, мы с доктором Винчестером удвоили бдительность. Сиделки и миссис Грант исправно несли дежурство, а детективы заглядывали в комнату каждую четверть часа. Всю ночь пациент оставался в трансе. Выглядел он вполне здоровым; грудь едва заметно вздымалась от дыхания, ровного и легкого, как у младенца. Но он ни разу не пошевелился и во всем, кроме дыхания, походил на мраморную статую. Мы с доктором Винчестером сидели у постели больного в респираторах – и до чего же они раздражали в ту невыносимо жаркую ночь! Где-то между полуночью и тремя часами утра меня охватила безотчетная тревога и в душу вновь заполз смутный страх, за последние ночи уже ставший привычным. Но серый рассвет, проникший в щели по краям штор, принес невыразимое облегчение, и вскоре везде установилась атмосфера спокойствия. На протяжении всей жаркой ночи я вслушивался в звуки, раздававшиеся в доме, почти до боли в ушах, как будто связанных с моим встревоженным мозгом неким сверхчувствительным нервом. Каждый вздох сиделки или шорох ее платья, каждый тихий шаг полисмена, совершавшего обход, каждая следующая секунда напряженного бдения настораживали все сильнее. Похоже, подобное же чувство испытывали все в доме: время от времени сверху доносились беспокойные шаги, а внизу не раз открывали и закрывали окно. Но с наступлением рассвета все это прекратилось и кругом воцарилась сонная тишина. Когда сестра Дорис пришла сменить миссис Грант, доктор Винчестер отправился домой. Мне показалось, он был несколько разочарован или даже раздосадован тем, что в ходе его долгого ночного дежурства не произошло ничего необычного.

В восемь утра к нам присоединилась мисс Трелони, и я не только обрадовался, но и премного удивился, увидев, какую пользу принес ей сон. Лицо у нее словно светилось, как в день нашей первой встречи и во время речной прогулки. На щеках даже появился слабый румянец, хотя они по-прежнему выглядели очень бледными по контрасту с черными бровями и алыми губами. Теперь, когда к ней вернулись силы, девушка, казалось, преисполнилась еще большей нежности к больному отцу. Ласковая забота, с какой она убрала волосы с его лба и поправила подушки, тронула меня до глубины души.

Многочасовое дежурство изрядно утомило меня, и теперь, когда мисс Трелони заступила на пост, я мог идти отсыпаться. Выйдя из комнаты, я прищурил воспаленные глаза от яркого утреннего света, и на меня разом навалилась вся усталость бессонной ночи.

Я хорошо выспался и после обеда решил наведаться в свои комнаты на Джермин-стрит. Спустившись в холл, я увидел на пороге дома весьма настойчивого посетителя. За старшего слугу был некто Моррис, бывший «подсобник», которого после массового исхода прислуги временно перевели на должность дворецкого. Незнакомец говорил довольно громко, так что мне не составило труда понять причину его возмущения. Слуга держался и отвечал почтительно, но непоколебимо стоял у высокой двойной двери, преграждая путь. Первые же слова незнакомца, которые я услышал, в известной мере прояснили ситуацию:

– Все это прекрасно, но поймите же вы, наконец: мне очень нужно увидеться с мистером Трелони! Какой толк повторять, что это невозможно, когда я говорю, что это необходимо? Вы от меня отделались раз, другой – но сколько же можно?! Я пришел в девять – вы сказали, что хозяин еще спит и его нельзя беспокоить, так как ему нездоровится. Я явился в двенадцать – вы снова сказали, что он еще не проснулся. Я попросил доложить обо мне кому-нибудь из его родни – вы ответили, что мисс Трелони тоже еще не встала. Теперь я прихожу в три пополудни, а вы мне сообщаете, что хозяин до сих пор в постели и все еще спит. Где мисс Трелони? «Она занята, и ее нельзя беспокоить!» Так вот, ее нужно побеспокоить! Ее или кого-нибудь другого! Я здесь по важному делу, касающемуся самого мистера Трелони, и прибыл я из таких краев, где слуги всегда начинают со слова «нет». Только на сей раз «нет» меня решительно не устраивает! За три года я вдоволь настоялся в ожидании у домов и шатров, куда попасть сложнее, чем в гробницу, и где люди бездушнее мумий. Говорю вам, я уже сыт этим по горло! Когда я возвращаюсь в Англию и обнаруживаю, что дверь моего работодателя для меня закрыта, причем все с теми же отговорками, я просто выхожу из себя. Мистер Трелони что, приказал не пускать меня на порог?

Мужчина умолк и нервно вытер пот со лба.

– Прошу прощения, сэр, если я вас обидел, выполняя свои обязанности, – отвечал слуга вежливым тоном. – Но я человек подневольный: что велено, то и делаю. Если вам будет угодно оставить записку, я передам ее мисс Трелони. И если вы оставите свой адрес, она свяжется с вами, коли сочтет нужным.

Последовавший ответ изобличал в незнакомце человека добросердечного и справедливого:

– Любезный, лично вас я ни в чем не виню – и прошу прощения, если задел ваши чувства. Даже в гневе нельзя забывать о справедливости. Но на моем месте любой разгневался бы. Время не терпит. Нельзя терять ни часа – ни минуты! А я уже шесть часов томлюсь в ожидании, нимало не сомневаясь, что ваш хозяин разгневается стократ сильнее, когда узнает, сколько времени было потрачено попусту. Да он согласился бы хоть тысячу раз прервать самый свой сладкий сон, только бы увидеться со мной сейчас же – пока еще не поздно! О господи! До чего же ужасно, когда после стольких трудностей, успешно тобой преодоленных, вся твоя работа в последний момент идет насмарку потому лишь, что тебя не пускает в дверь туповатый лакей! Есть в доме кто-нибудь с головой на плечах? Или хотя бы с должными полномочиями, пускай и без головы? Я бы живо убедил его, что вашего хозяина необходимо разбудить, даже если он так же далек от яви, как Семеро Спящих…

В искренности этого человека сомневаться не приходилось, равно как и в том, что дело у него срочное и важное – во всяком случае, с его точки зрения. Я подошел к двери и произнес:

– Моррис, доложите мисс Трелони, что этот господин желает с ней увидеться. Если же она сейчас занята, попросите миссис Грант передать ей это.

– Слушаюсь, сэр! – с видимым облегчением произнес слуга и поспешил прочь.

Я провел незнакомца через холл в небольшую гостиную.

– Вы секретарь? – спросил он, пока мы шли.

– Нет, я друг мисс Трелони. Меня зовут Росс.

– Благодарю вас за участие, мистер Росс! Меня зовут Корбек. Я дал бы вам свою визитную карточку, но там, откуда я прибыл, визитными карточками не пользуются. А даже если бы у меня таковые имелись, полагаю, вчера вечером я лишился бы и их тоже…

Он осекся, словно спохватившись, что сказал лишнее. Потом мы оба хранили молчание, и я украдкой разглядывал гостя. Невысокий крепкий мужчина, загорелый до цвета кофейного зерна; возможно, склонный к полноте, но сейчас исхудалый. Глубокие морщины на его лице и шее определенно появились не только от времени и условий жизни: судя по всему, местами кожа стала дряблой и обвисшей еще и оттого, что мышцы и жировая прослойка под ней усохли. Шея была сплошь изрезана замысловатой сетью морщин и складок и до черноты опалена жгучим солнцем пустыни. И Ближний Восток, и тропики, и пустыня окрашивают кожу загаром – но всяк своим цветом, и опытный глаз легко отличает один от другого: оливковую смуглость Востока, буро-красную медь тропиков, темный загар пустыни, словно навсегда въевшийся в кожу. Голова у мистера Корбека была крупная, с лохматыми темно-рыжими волосами и большими залысинами на висках, превосходный лоб, высокий и широкий, с резко выраженными фронтальными синусами (если прибегнуть к терминам физиогномики). Прямоугольные очертания лба свидетельствовали о развитом логическом мышлении, а мешки под глазами – о способности к языкам. Короткий широкий нос говорил об энергичном характере; тяжелая челюсть и квадратный подбородок, явственно угадывавшийся даже под густой неухоженной бородой, выдавали натуру волевую и решительную.

«Подходящий человек для жизни в пустыне!» – подумал я, глядя на него.

Мисс Трелони появилась в самом скором времени. При виде ее мистер Корбек, казалось, несколько удивился. Но его раздражение и возбуждение еще не вполне улеглись, и их хватило, чтобы спрятать за ними столь несущественную и чисто поверхностную эмоцию. Однако, когда девушка заговорила, он так и впился в нее взглядом, и я мысленно отметил, что надо бы при первой возможности выяснить причину его удивления.

Мисс Трелони начала с извинений, которые заметно поумерили недовольство гостя:

– Прошу прощения, сэр. Разумеется, будь мой отец здоров, вам не пришлось бы ждать. II не сиди я подле него, я без промедления приняла бы вас еще в первый ваш приход. А теперь не будете ли вы столь любезны объяснить, что за срочное дело привело вас сюда?

Мистер Корбек, заметно смешавшись, бросил взгляд на меня. Мисс Трелони тотчас продолжила:

– У меня нет никаких секретов от мистера Росса. Он пользуется полным моим доверием и всячески помогает мне в моих нынешних несчастливых обстоятельствах. Едва ли вы представляете, в каком тяжелом состоянии находится мой отец. Вот уже три дня он не приходит в себя, не проявляет никаких признаков сознания, и я пребываю в ужасной тревоге за него. К несчастью, я почти ничего не знаю о своем отце и о его жизни. Я переехала к нему всего год назад и ведать не ведаю о его делах. Не знаю даже, честно говоря, кто вы такой и что вас с ним связывает.

Последние слова девушка сопроводила извиняющейся улыбкой – самой обычной улыбкой, но вместе с тем невыразимо милой, – как бы давая понять, что она и сама находит свою неосведомленность абсурдной.

Несколько долгих секунд гость пристально смотрел на нее, а потом, собравшись с духом и словно бы проникшись к нам доверием, решительно заговорил:

– Я Юджин Корбек. Магистр искусств, доктор юриспруденции и магистр хирургии Кембриджского университета, доктор литературы Оксфордского университета, доктор наук и доктор лингвистики Лондонского университета, доктор философии Берлинского университета, доктор восточных языков Парижского университета. У меня есть и другие звания, более или менее почетные, но я не стану утомлять вас их перечислением. Все ученые степени, мною названные, полагаю, дают мне право войти в покои мистера Трелони. В молодости – к счастью для своего пытливого ума, но в ущерб своему карману – я увлекся египтологией. Не иначе меня укусил какой-то ядовитый скарабей, ибо увлечение это оказалось чрезвычайно сильным. Я занялся поисками древних гробниц, умудрялся кое-как сводить концы с концами и познавал разные премудрости, какие не вычитаешь в книгах. Я был совсем на мели, когда повстречал вашего отца, проводившего кое-какие исследования на собственные средства, и с тех пор все мои денежные потребности всегда исправно удовлетворялись. Он – истинный меценат; ни один страстный египтолог и мечтать не может о лучшем покровителе!

Он говорил с чувством, и мисс Трелони порозовела от удовольствия, услышав похвалу в адрес отца. Однако я не мог не отметить, что мистер Корбек словно бы нарочно тянет время. По всей вероятности, он таким образом хотел прощупать почву, понять, насколько можно доверять двум незнакомцам, сидевшим перед ним. Было заметно, что мало-помалу его речь становится все более откровенной. Впоследствии, размышляя об этом и оценивая сказанное мистером Корбеком, я пришел к выводу, что он счел нас людьми, вполне достойными доверия.

– Я возглавлял несколько экспедиций в Египет, снаряженных вашим отцом, и для меня всегда было огромным удовольствием работать на него. Многие из своих сокровищ – а среди них есть редчайшие артефакты! – мистер Трелони приобрел через меня: они были либо обнаружены в ходе наших раскопок, либо куплены мной в какой-нибудь антикварной лавке, либо… либо… добыты иным способом. Ваш отец, мисс Трелони, обладает необычайно глубокими познаниями. Когда он задается целью разыскать какую-нибудь ценную вещь, о существовании которой (если она сохранилась доныне) ему стало известно, он будет гоняться за ней по всему свету, пока не заполучит в собственность. В последнее время я как раз занимался подобными розысками.

Мистер Корбек умолк, да так резко, словно кто-то захлопнул ему рот, дернув за незримую веревочку. Мы выжидательно смотрели на него. После долгой паузы он снова заговорил – уже более осторожно, как будто желал предупредить любые наши вопросы.

– Я не вправе рассказывать о своей миссии – ни куда я ездил, ни зачем, вообще ничего. Все сведения такого рода остаются в тайне между мной и мистером Трелони. Я поклялся хранить полное молчание.

Он сделал паузу, и на лице его появилось смущенное выражение.

– Мисс Трелони, уверены ли вы, что ваш отец не в состоянии принять меня сегодня? – внезапно спросил он.

В глазах девушки мелькнуло удивление, но спустя миг она встала и промолвила тоном, исполненным одновременно достоинства и любезности:

– Пойдемте со мной, мистер Корбек. сами посмотрите!

Она направилась к комнате отца, наш гость последовал за ней, а я замкнул шествие.

Мистер Корбек вошел в покои больного с уверенностью человека, уже не раз здесь бывавшего. По бессознательному поведению людей всегда можно безошибочно определить, находятся они в привычной или же новой для них обстановке. Несмотря на страстное желание увидеть своего влиятельного друга, мистер Корбек сначала окинул взглядом комнату, явно ему хорошо знакомую, и лишь потом перевел свое внимание на постель, где лежал больной. Я пристально наблюдал за гостем, чувствуя, что он способен пролить свет на странное дело, в которое мы оказались вовлечены.

Не то чтобы я сомневался в нем. Он определенно был человеком кристальной честности, но именно этого качества нам сейчас и надлежало опасаться. Неколебимо верный своим обязательствам, он будет хранить тайну до конца, если сочтет это своим долгом. Однако здесь имел место случай по меньшей мере нерядовой, который требовал более широкого, чем обычно, понимания границ конфиденциальности. Для нас неведение означало беспомощность. Узнав что-нибудь о прошлом мистера Трелони, мы смогли бы хоть сколько-нибудь прояснить обстоятельства, предшествовавшие нападению, а значит, найти способ вернуть пациента в чувство. Возможно, часть древних артефактов все-таки нужно вынести из комнаты… Мысли мои снова начинали блуждать. Встряхнувшись, я принялся наблюдать за мистером Корбеком. Он смотрел на своего друга, ныне столь беспомощного, с выражением бесконечной жалости на загорелом, изрезанном морщинами лице. Черты мистера Трелони сохраняли суровость даже во сне, но почему-то от этого он выглядел лишь еще беззащитнее. Когда видишь в таком состоянии человека слабого или заурядного, особого волнения не испытываешь, но этот целеустремленный, властный мужчина, погруженный в беспробудный сон, являл собой поистине душераздирающее зрелище, подобный величественной руине. Мы все уже привыкли к плачевному виду пациента, но я заметил, что сейчас, в присутствии постороннего, чувство горестного сострадания с новой силой охватило мисс Трелони, как, впрочем, и меня. Лицо мистера Корбека стало жестким; выражение жалости бесследно исчезло, сменившись мрачной непреклонностью, не сулившей ничего хорошего тому, кто сокрушил силу столь могучую. Уже секунду спустя его черты приняли выражение твердой решимости: казалось, теперь он направил всю свою неукротимую энергию на некую вполне определенную цель. Мистер Корбек обвел нас взором и, задержав его на сиделке Кеннеди, приподнял брови. Заметив это, сиделка, в свою очередь, вопросительно посмотрела на мисс Трелони, которая ответила ей быстрым выразительным взглядом. Поняв все без слов, сиделка тихо вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Сначала мистер Корбек повернулся ко мне, движимый естественным желанием сильного мужчины говорить не с женщиной, а с равным себе, но потом, вспомнив о долге вежливости, обратился к мисс Трелони:

– Расскажите мне все по порядку. Как все началось и когда.

Мисс Трелони просительно посмотрела на меня, и я тут же пустился в детальный рассказ о произошедших событиях. Пока я говорил, наш гость ни разу не пошевелился, но его бронзовое лицо постепенно приобрело, образно говоря, стальное выражение. Когда под конец я поведал о визите мистера Марвина и о доверенности, ему выданной, мистер Корбек несколько оживился. А когда я, заметив его интерес, более подробно описал условия, оговоренные в доверительной бумаге, он воскликнул:

– Прекрасно! Теперь я понимаю, в чем состоит мой долг!

У меня упало сердце. Подобная фраза, произнесенная в такую минуту, казалось, лишала нас всякой надежды прояснить дело.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, сразу же осознав, что вопрос прозвучал по-детски беспомощно.

Ответ мистера Корбека усугубил мои опасения:

– Трелони точно знает, что делает. Всеми своими действиями он преследовал определенную цель, и нам нельзя расстраивать его планы. Очевидно, что он ожидал чего-то подобного, вот и постарался принять все необходимые меры предосторожности.

– Не все! – порывисто возразил я. – Чего-то он явно не учел, иначе не лежал бы здесь в таком состоянии!

Невозмутимость мистера Корбека удивила меня. Я ожидал, что он сочтет мое замечание весомым, но оно на него не подействовало – по крайней мере так, как я рассчитывал. Слабая тень улыбки мелькнула на его дочерна загорелом лице, когда он ответил:

– Еще ничего не потеряно! Трелони принял такие меры предосторожности недаром. Несомненно, он и этого ожидал – или как минимум не исключал.

– Знаете ли вы, чего именно он ожидал и с какой стороны? – подала голос мисс Трелони.

– Нет! Ни малейшего понятия не имею. Могу лишь предположить… – Мистер Корбек осекся на полуслове.

– Предположить что? – Девушка говорила сдавленным от волнения голосом, почти страдальческим. Темно-бронзовое лицо нашего гостя вновь посуровело, но отвечал он тоном самым мягким и учтивым:

– Поверьте мне, я бы сделал все возможное, чтобы избавить вас от тревоги. Но, увы, я связан нерушимым обязательством.

– Каким?

– Молчания! – коротко промолвил он, и губы его жестко сомкнулись, точно стальной капкан.

Довольно долго никто из нас не произносил ни слова. Нашим напряженным размышлениям тишина только благоприятствовала; приглушенные звуки повседневной жизни, раздававшиеся где-то в доме и доносившиеся извне, казались назойливыми и неуместными. Первой нарушила молчание мисс Трелони. Глаза ее вдруг засветились надеждой, но, прежде чем заговорить, она сделала над собой заметное усилие, дабы не обнаружить своего волнения.

– Так по какому же срочному делу, сэр, вы хотели увидеться со мной, когда узнали, что мой отец… гм… не в состоянии вас принять? – Она выжидательно воззрилась на гостя, всем своим видом показывая, что уже полностью собралась с мыслями.

Мгновенная перемена, произошедшая в мистере Корбеке, выглядела почти комично. Внезапное изумление, отразившееся на лице, еще секунду назад совершенно бесстрастном и непроницаемом, приводило на память нарочито-гротескную игру мимов. Однако все ощущение комичности мигом пропало, лишь только он, вспомнив о цели своего прихода, заговорил с трагической серьезностью.

– О боже! – Мистер Корбек оторвал руку от спинки кресла и, взмахнув ею, опустил обратно с такой силой, что мы невольно вздрогнули. Сдвинув брови, он продолжил: – Я ведь отвлекся от самого главного! Какая утрата! И именно сейчас! Когда успех столь близок! Трелони лежит здесь беспомощный, а я связан клятвой хранить тайну! И не могу ни шагу ступить, ни даже пальцем шевельнуть без прямого его распоряжения!

– О какой тайне вы говорите? О, скажите же, скажите нам! Я так боюсь за своего дорогого отца! Не грозит ли ему новая беда? Надеюсь, что нет! Всей душой надеюсь! Я совсем извелась от беспокойства и страха! И ваши слова повергают меня в еще более сильное смятение! Не расскажете ли вы хоть что-нибудь, что могло бы умерить мою страшную тревогу и рассеять неизвестность?

Мистер Корбек выпрямился во весь свой невеликий рост и промолвил:

– Увы, я не могу и не вправе что-либо вам рассказывать. Это его тайна. – Он указал в сторону кровати. – Я ведь… я прибыл сюда за его советом, содействием и поддержкой. А он в таком вот состоянии… Но время-то летит! И скоро станет уже слишком поздно!

– О чем вы? О чем? – в безумной тревоге вскричала мисс Трелони, с искаженным мукой лицом. – Ах, скажите же, скажите хоть что-нибудь! Этот страх, этот ужас, эти тайны просто убивают меня!

Мистеру Корбеку стоило большого труда сохранить самообладание.

– Не стану вдаваться в подробности, но я понес огромную потерю. Моя миссия, продолжавшаяся три года, увенчалась успехом. Я нашел все, что искал, и даже больше, и привез в Англию в целости и сохранности. Сокровища, бесценные сами по себе, но вдвойне дорогие для того, по чьему желанию и распоряжению я их разыскивал. Я прибыл в Лондон только вчера вечером, а утром, по пробуждении, обнаружил, что мой драгоценный груз похищен. Похищен самым загадочным образом. Ни единая душа в Лондоне не знала о моем приезде. Никто, кроме меня, не знал, что именно лежит в моей потрепанной дорожной сумке. В моем номере лишь одна дверь, которую я перед сном запер изнутри на ключ и на засов. Комната находится на пятом этаже, так что через окно в нее не проникнуть. Вдобавок я самолично закрыл его на щеколду для пущей безопасности. И утром щеколда была все так же задвинута… Однако моя сумка оказалась пустой! Светильники пропали!.. Ну вот, проговорился! По поручению мистера Трелони я отправился в Египет на поиски комплекта древних светильников. С неимоверным трудом, преодолев множество опасностей, я разыскал их все до единого и благополучно доставил в Англию… И на тебе!..

Он отвернулся, чуть не плача. Даже его крепкие нервы сдавали при мысли о пропаже древних артефактов.

Мисс Трелони подошла и положила ладонь на руку мистера Корбека. Я смотрел на нее в изумлении. Казалось, тревога и горе, терзавшие ее, вдруг разом переплавились в решимость. Она вся выпрямилась, глаза сверкали, все ее существо дышало энергией. Даже голос ее, когда она заговорила, звучал твердо и непреклонно. Вне сомнения, мисс Трелони поразительно сильная женщина, чья внутренняя сила проявляется во всей полноте, когда того требуют обстоятельства!

– Нам надо действовать немедленно! Мы должны приложить все усилия, чтобы воля моего отца была исполнена. Мистер Росс, вы юрист. И в доме находится человек, которого вы считаете одним из лучших детективов Лондона. Безусловно, мы можем что-то сделать. И приступить к делу не мешкая!

Ее энтузиазм передался мистеру Корбеку.

– О да! Вы – истинная дочь своего отца! – только и сказал он, но глубокое восхищение девушкой выразилось в пылкой горячности, с которой он пожал ее руку.

Я направился к двери, собираясь привести сержанта Доу, и по одобрительному взгляду Маргарет… мисс Трелони… догадался, что она поняла мое намерение. Я уже взялся за дверную ручку, когда мистер Корбек окликнул меня:

– Погодите минутку, прошу вас! Прежде чем обратиться за помощью к постороннему человеку, нам нужно условиться: он не должен знать, что похищенные светильники были добыты мной в ходе долгих и трудных поисков. От меня – или кого-либо другого – он должен узнать лишь одно: у меня украли мою собственность. Разумеется, несколько ламп мне придется описать – в частности ту, что сделана из чистого золота, ибо я боюсь, как бы вор, не ведая об исторической ценности этой вещи, не переплавил ее, дабы замести следы своего преступления. Я бы заплатил в десять, в двадцать, в сто, в тысячу раз больше стоимости самого золота, лишь бы светильник не был уничтожен. Я расскажу детективу только самое необходимое. А посему, пожалуйста, позвольте мне самому отвечать на все его вопросы, если только, конечно, я не попрошу ответить кого-то из вас.

Мы оба кивнули в знак согласия. Потом меня вдруг осенила одна мысль, и я сказал:

– Кстати, коль скоро дело нужно держать в тайне, хорошо бы предложить детективу заняться расследованием в частном порядке. Если хоть что-нибудь станет известно Скотленд-Ярду, огласки, скорее всего, не избежать, и тут мы будем бессильны. Я поговорю об этом с сержантом Доу, прежде чем он появится здесь. Если по возвращении я ничего не скажу, это будет означать, что он принял предложение.

– Да-да, самое главное – соблюсти секретность, – живо отозвался мистер Корбек. – Я боюсь лишь того, что все светильники – или некоторые из них – будут уничтожены в самое ближайшее время.

К великому моему удивлению, мисс Трелони тотчас произнесла тоном спокойным и убежденным:

– Не будут. Ни один!

Мистер Корбек от изумления даже улыбнулся.

– Да откуда же вы знаете? – вопросил он.

– Не знаю откуда, но знаю – и все, – ответила она еще более загадочно. – Просто чувствую всем своим существом, как будто прожила с этой уверенностью всю жизнь!