Текст книги "В гостях у Дракулы. Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди (сборник)"

Старик метнул на нее свирепый взгляд, привстал со стула и протянул ко мне руку:

– Позвольте-ка мне взглянуть!

Я уже хотел дать ему кольцо, но старуха сказала:

– Нет! Нет! Не давайте его в руки Пьеру. У него есть свои причуды. Он постоянно все теряет, а ваше кольцо такое красивое!

– Вот ведьма! – зло бросил старик.

Неожиданно старуха снова заговорила, причем явно громче, чем того требовало расстояние между нами:

– Подождите! Я хочу вам рассказать про одно кольцо. – Что-то в ее голосе мне не понравилось. Может быть, на меня воздействовала моя сверхчувствительность, потому что в тот момент я находился на пике нервного напряжения, но мне показалось, что она обращается не ко мне. Украдкой посмотрев по сторонам, я увидел крысиные глазки в куче костей, но за задней стеной глаза исчезли. Однако пока я всматривался, они появились снова. Слово «подождите», брошенное старухой, дало мне отсрочку от нападения, те люди за дощатой стеной снова приникли к земле.

– Когда-то у меня пропало кольцо… изумительное кольцо с бриллиантом, которое принадлежало королеве. Его подарил мне сборщик налогов, он потом перерезал себе горло, когда я дала ему от ворот поворот. Я подумала, что кольцо украдено, и решила, что это дело рук кого-то из слуг, но, проверив всех, кольца так и не нашла. Пришлось вызывать полицию. Они, когда приехали, сказали, что, возможно, кольцо случайно провалилось в канализацию. Мы спустились под землю… я – как была, в роскошном наряде, потому что не доверяла им, думала, что они, если найдут мое прекрасное кольцо, просто не отдадут его мне! С тех пор я уже намного лучше знаю канализацию… и крыс, которые в ней живут! Но я никогда не забуду тот ужас, который испытала при виде их глаз. Это была настоящая стена из сотен, тысяч глаз, которые смотрели на нас из всех темных мест, куда не проникал свет наших факелов. В общем, мы оказались в канализационной трубе под моим домом и там, покопавшись в жидкой грязи, нашли-таки мое кольцо. После чего поднялись на поверхность.

Но, перед тем как покинуть канализационную трубу, мы увидели в ней кое-что еще! Когда мы подходили к лестнице, ведущей наверх, нам навстречу вышли канализационные крысы, только на этот раз то были люди. Они рассказали полицейским, что один их товарищ пошел в сточную трубу и не вернулся. Это произошло совсем недавно, перед самым нашим спуском, так что он не мог далеко уйти, и мы еще могли его спасти. Они очень просили помочь разыскать его, так что мы повернули назад. Меня хотели отговорить, но я твердо решила идти со всеми. Для меня это было лишь способом пощекотать нервы, и к тому же кольцо-то ведь уже лежало у меня в кармане. Отойдя вглубь ходов совсем немного, мы кое-что увидели. Воды здесь было немного, поэтому мы видели все, что лежало на дне: обломки кирпичей, мусор и тому подобное. Там же лежало и это. Он отчаянно боролся за свою жизнь, но их было слишком много! Много времени им не понадобилось. Его кости были еще теплыми, но совершенно голыми. Крысы сожрали даже своих сородичей, которые погибли в том бою, вокруг человеческих костей были разбросаны крысиные. К смерти товарища они (люди) отнеслись спокойно, даже подшучивали над его участью, когда нашли его костяк, хотя всего несколько минут назад стремились помочь ему. Между жизнью и смертью они не делали разницы!

– А сами вы не испугались? – спросил я ее.

– Испугалась? – рассмеялась она. – Чтобы я испугалась? Спросите Пьера. Но тогда я была молода и, видя вокруг бесчисленное множество крысиных глаз, немного забеспокоилась. Но все равно, я шла самой первой! Такой уж у меня характер! Я всегда иду впереди мужчин! Мне нужен только подходящий случай, что проявить это свое качество. А того беднягу съели полностью, на костях не осталось ни куска мяса, хотя никто не слышал ни криков, ни шума!

Сказав это, она жутко рассмеялась таким кудахтающим смехом, которого мне не приходилось ни слышать, ни видеть ранее. Одна великая поэтесса так описывает пение своей героини: «Не знаю я, что большее блаженство – видеть, как она поет, иль слышать!»[10]10
  Из стихотворения английской поэтессы Элизабет Барретт Браунинг «Леди Джеральдина».


[Закрыть]

Так же (кроме блаженства) можно было сказать о самой старухе, ибо не знаю я, что было отвратительнее: ее грубый, злой и довольный сатанинский смех либо ужасный черный квадрат губ, растянутых в плотоядный оскал, напоминающий античную театральную маску, и сверкание нескольких желтых зубов, торчащих из бесформенных десен. По этому ликующему хохоту и улыбке я понял, так же ясно, как если бы мне об этом было громогласно сказано, что участь моя решена и убийцы только поджидают удобного момента, чтобы напасть. В словах старухи я услышал команды, посылаемые ее сообщникам: «Ждите! – как будто приказывала им она. – Еще не время. Первый удар за мной. Дайте мне оружие, и я уж своего не упущу! Ему не спастись! Надо все провернуть по-тихому, так, чтобы он не кричал. Остальное доделают крысы!»

Становилось все темнее, была уже почти ночь. Я еще раз осмотрел лачугу, ничего не изменилось. Тот же окровавленный топор в углу, кучи грязи и глаза, следящие за мной из груды костей и из щелей в задней стене.

Пьер делал вид, что старательно набивает трубку, теперь он чиркнул спичкой и стал ее раскуривать. Старуха сказала:

– Надо же, как быстро потемнело! Пьер, сердце мое, зажги свет!

Пьер встал и с зажженной спичкой направился к лампе, висевшей у входа в лачугу. В лампе был отражатель, поэтому все вокруг сразу осветилось. Было очевидно, что эту лампу зажигали, когда здесь происходила сортировка вещей.

– Да не эту лампу, идиот! Вон ту! Фонарь! – закричала старуха.

Он тут же задул фитиль и направился в левый угол лачуги, бормоча:

– Хорошо, хорошо, мама, сейчас найду.

В темноте, наступившей после внезапной вспышки яркого света, раздался голос старухи:

– Фонарь… Фонарь… Свет фонаря нам, беднягам, милее всего. Фонари сослужили хорошую службу во время революции. Фонари – лучшие друзья нищих, которые кормятся на свалке. Фонари помогают, когда ничего другого не остается.

Не успела она договорить, как раздался какой-то треск, вся лачуга пошатнулась и послышался звук, как будто по крыше протащили что-то тяжелое.

И снова я прочитал послание, скрытое в ее словах: «Пусть кто-то из вас залезет на крышу с удавкой и задушит его, когда он будет выходить, если у нас не получится все обтяпать внутри».

Посмотрев на вход, я на фоне пылающего предзакатного неба увидел свисающий конец веревки. Теперь я действительно был обложен со всех сторон!

Для того чтобы найти фонарь, Пьеру не потребовалось много времени. В темноте я держал глаза в направлении старухи, и когда Пьер чиркнул спичкой, я увидел, что женщина подобрала с земли непонятно каким образом оказавшийся там длинный острый нож или кинжал и спрятала его в складках одежды. Это оружие было похоже на один из тех острых как бритва ножей, которыми пользуются мясники для разделки туш.

Загорелся фонарь.

– Пьер, неси его сюда, – сказала она. – Поставь напротив двери, чтобы мы все могли любоваться им. Видите, как красиво! Он отгоняет от нас ночь! Так-то лучше будет.

Лучше для нее и ее сообщников! Теперь свет падал мне прямо в лицо, но и Пьер, и сама старуха, которые сидели по обе стороны от меня, оставались в тени.

Я почувствовал, что приближается время развязки. Однако понимал, что сигнал к началу будет подавать старуха, поэтому не спускал с нее глаз.

У меня не было никакого оружия, но я знал, что мне нужно делать. В первую же секунду я схвачу мясницкий топор, который стоит в углу, и попробую пробиться к выходу с его помощью. По крайней мере, я заберу с собой на тот свет нескольких негодяев. Я украдкой взглянул в угол, нужно было точно определить положение топора, чтобы не терять ни секунды, когда дойдет до дела.

Боже милостивый! Топор исчез! Я обомлел. Однако самой горестной для меня была мысль не о собственной участи, а о том, что из-за меня будет страдать Элис. Посчитает ли она, что я решил покинуть ее (тот, кто любит или когда-либо любил, поймет горечь этой мысли), или же будет продолжать любить меня еще долго после того, как я без следа исчезну с этого света, ее жизнь превратится в горестную муку, наполненную разочарованием и отчаянием. Страх за судьбу Элис влил в меня силы, вдохнул мужество противостоять злодеям.

Мне кажется, что себя я ничем не выдал. Старая карга следила за мной, как кошка за мышью, и держала руку в складках одежды, сжимая, как я догадывался, длинный страшный кинжал. Наверняка, если бы она заметила, что я пришел в волнение, она бы тут же набросилась на меня как тигрица, чтобы воспользоваться моментом моего замешательства.

Я снова посмотрел в ночь и увидел новую причину для беспокойства. Прямо напротив входа в хибару и по сторонам появились какие-то темные силуэты. Они были неподвижны, но я понимал, что они внимательно следят и готовы в любой миг сорваться с места, чтобы наброситься на меня. Теперь путь был отрезан и с этой стороны.

Вновь осмотрелся кругом. В моменты наивысшего возбуждения и опасности мозг начинает работать очень быстро, и чувства, напрямую подчиненные мозгу, обостряются чрезвычайно. В тот миг я ощутил это. Мне хватило доли секунды, чтобы понять обстановку и оценить ситуацию. Я понял, что топор вытащили, проделав небольшую дыру в гнилой доске. Надо же, до какой степени гнилыми должны быть стены в этом доме, чтобы можно было выломать кусок, не произведя при этом ни малейшего шума!

Лачуга оказалась просто-напросто ловушкой, окруженной со всех сторон. На крыше меня поджидал душитель с веревкой на тот случай, если мне удастся спастись от кинжала старой ведьмы. Перед входом затаились головорезы, за задней стеной залегли убийцы (я видел их глаза через щели в стене, когда последний раз смотрел в ту сторону), дожидающиеся сигнала, чтобы вскочить и наброситься.

Чему быть, того не миновать, подумал я. Как будто просто так слегка повернулся в сторону, на самом деле подыскивая точку опоры для правой ноги, и в следующую секунду вскочил, наклонил голову, защищая ее руками, и подобно рыцарям, которых на бой вдохновляли прекрасные дамы, выкрикнул имя Элис и бросился напролом сквозь заднюю стену лачуги.

Несмотря на то что Пьер и старуха пристально следили за мной, мой решительный поступок застал их врасплох. Пробивая плечом гнилые доски, я заметил, как старуха вскочила на ноги, и услышал, как она зарычала от гнева. Моя нога опустилась на что-то движущееся, отпрыгнув, я понял, что прошелся по спине одного из залегших в засаде мужчин, смотревшего через щели в стене. Гвозди и обломки деревяшек меня немного оцарапали, но в остальном я был невредим. За стеной оказался холм, и, задыхаясь, я бросился вверх. Позади раздался глухой грохот, как будто обрушилась вся хибара.

Подъем на холм оказался кошмарным. Хоть он и не был высоким, его склон был почти отвесным, так что с каждым шагом из-под моих ног вываливались огромные глыбы свалявшегося мусора и золы. В воздух летела пыль, которая душила и заставляла меня кашлять, меня чуть не стошнило от зловония, но я чувствовал, что от того, поднимусь я на холм или нет, зависит моя жизнь, поэтому продолжал изо всех сил карабкаться. Секунды казались часами, но несколько мгновений, выигранные с самого начала, в сочетании с молодостью и силой дали мне большое преимущество, и хоть несколько темных фигур совершенно безмолвно (что было страшнее любого крика и ругани) бросились вслед за мной, я очень быстро достиг вершины. С тех пор мне доводилось подниматься на вершину Везувия, и когда я карабкался вверх по крутому склону в облаках серных испарений, эта ужасная ночь в окрестностях Монружа вспомнилась мне так отчетливо, что я чуть не лишился чувств.

Эта гора мусора была одной из самых высоких. Добравшись до вершины, задыхаясь и с бьющимся, как молот, сердцем, с левой стороны от себя я увидел неясный бордовый свет на небе и чуть ближе мерцание огней. Слава Богу! Теперь я мог определить, где нахожусь, и какой дорогой нужно направляться, чтобы выйти к Парижу!

Остановившись на пару секунд, я оглянулся. Мои преследователи были все еще на приличном расстоянии от меня, но продолжали все так же молча и упорно взбираться по склону холма. Внизу было видно все, что осталось от рухнувшей лачуги: куча обломков в туче пыли, вокруг которой суетились призрачные тени. Все было видно хорошо, потому что там кое-где уже показались языки пламени: старые доски и солома, очевидно, загорелись от фонаря. Однако вокруг царила полная тишина! Не было слышно ни звука! Старые негодяи, очевидно, погибли вместе с домом.

Однако у меня не было времени рассмотреть все внимательно, поскольку я заметил, что несколько темных силуэтов бросилось вокруг холма с обеих сторон, чтобы перекрыть мне спуск, собираясь отрезать дорогу к Парижу. Я, не тратя времени на раздумья, бросился направо вниз по склону и успел как раз вовремя, потому что несколько стариков из тех, которые обходили холм с обеих сторон, успели подбежать почти вплотную, и когда я ринулся вперед между двумя огромными кучами мусора, один даже успел нанести удар тем самым страшным топором из лачуги (вряд ли бы здесь было еще одно похожее орудие), и его лезвие просвистело всего в паре дюймов от меня.

Потом последовала действительно страшная погоня. Для меня не составило труда оторваться от нищих, и даже когда к преследованию подключились несколько женщин и мужчин помоложе, я с легкостью обошел и их. Вот только мне было трудно определить дорогу, я даже не мог ориентироваться по свету в небе, поскольку бежал спиной к закату. Я когда-то слышал, что человек, убегая от преследования, неосознанно всегда поворачивает налево, теперь я в этом убедился на своем опыте. Об этом, очевидно, было известно и тем, кто гнался за мной. Преследователи были больше похожи на хищных зверей, чем на людей, и такие тайны поведения жертвы узнавали на своем опыте. После кратковременного, но мощного рывка я хотел на пару секунд остановиться, чтобы перевести дыхание, но заметил впереди два-три темных силуэта, выбегающих из-за холма справа.

Я оказался в положении мухи, угодившей в паутину! Впрочем, ощущение новой опасности придало мне силы, и я как стрела, выпущенная из лука, помчался к следующему повороту направо. Завернув и пробежав пару сотен ярдов, я развернулся налево и почувствовал, что, по крайней мере, мне удалось не попасть в окружение.

Но погоня продолжалась. Вновь послышался неумолимо приближающийся топот хищников, упорно и беспощадно преследующих жертву; по-прежнему никто не произносил ни звука. Теперь, когда уже почти совсем стемнело, холмы стали казаться объемнее, но не такими высокими. Я был на приличном расстоянии от преследователей, поэтому решил, что у меня есть время взобраться на один их холмов и осмотреться.

Какая радость! Я был близок к границе этого мусорного ада. Вдалеке были видны красные огни Парижа, переливающиеся на фоне холмов едва освещенного Монмартра, на которых лишь кое-где горели яркие, как звезды, точки.

С новыми силами я преодолел несколько последних мусорных куч, которые были значительно меньше предыдущих, и оказался на ровном пространстве. Но даже тогда радоваться было рано. Вокруг царила мрачная темнота, я, очевидно, оказался в одном из тех пустынных и сырых мест, которые располагаются в низинах вокруг крупных городов. Места эти столь унылы и безжизненны, воздух здесь настолько ядовит, что никто, даже безземельная беднота не решается селиться здесь. Глаза уже привыкли к темноте, к тому же я уже покинул лабиринт мусорных куч, поэтому теперь было проще ориентироваться. Конечно, вполне может быть, что это огни Парижа, хоть он и был в нескольких милях отсюда, отражаясь в небе, давали слабый свет. Как бы там ни было, мне было хорошо видно все вокруг.

Впереди была открытая, неприветливая пустошь, монотонный ландшафт которой лишь кое-где оживлялся темными пятнами стоячих болот. Справа вдалеке среди целого роя огней темной горой возвышалась крепость Монружа. А слева на довольно приличном расстоянии сквозь пелену тумана мерцающие в темноте огни указывали на месторасположение Бисетра[11]11
  Бисетр – во время описываемых действий – селение к югу от Парижа с домом умалишенных.


[Закрыть]. Что-то мне подсказало двинуться направо и попытаться добраться до Монружа. Там, по крайней мере, я наконец окажусь в относительной безопасности, и по дороге я мог бы выйти на знакомые места, где бывал ранее. Тут вроде должна быть дорога, соединяющая крепости, кольцом окружающие город.

Я оглянулся. Через холмы на фоне освещенного Парижем неба перебегали темные фигуры, кроме того, справа еще несколько движущихся силуэтов появились между мной и Монружем. Наверняка их целью было отрезать мне дорогу к спасению. Теперь я оказался перед выбором: либо двинуться прямо, либо свернуть налево. Припав к земле, чтобы иметь возможность лучше рассмотреть все вокруг на фоне горизонта, я посмотрел вперед, но не заметил никакого движения. Мне пришло в голову, что, раз мои враги не отрезали путь туда и даже не попытались сделать это, значит, там мне грозит какая-то опасность, поэтому решил двинуться прямо.

Я, конечно, понимал, что это будет отнюдь не приятная прогулка, но действительность оказалась еще хуже. Под ногами чавкала слякоть, я то и дело проваливался по щиколотку в жидкую грязь, которая грозила засосать меня.

Похоже, я спустился в низину, поскольку, оглядевшись, увидел, что поверхность вокруг находится выше, чем там, где стоял я, хотя еще совсем недавно эти места казались плоскими, как стол. Преследователей видно не было. Мне это показалось странным, потому что до сих пор эти ночные тати не отставали, как будто могли идеально видеть в темноте. Каким же я был дураком, что, выходя из дому, решил надеть светлый твидовый походный костюм. Тишина и невозможность видеть врагов при том, что я буквально чувствовал на себе их взгляды, начала все больше и больше угнетать, поэтому, понадеявшись на то, что меня услышит кто-нибудь помимо моих жутких преследователей, я несколько раз крикнул. Никакого ответа не последовало, даже эхо не откликнулось на мои призывы. Какое-то время я простоял неподвижно, уткнувшись взглядом в одну точку. По одной из возвышенностей скользнула темная фигура, потом еще одна и еще. Они были слева и, похоже, хотели перерезать путь вперед.

И вновь я подумал, что в скорости бега им со мной не сравниться, поэтому побежал со всех ног прямо вперед.

Шмяк!

Нога угодила во что-то мягкое и скользкое, и я полетел головой вперед прямо на зловонную лужу стоячей воды. Вода и жидкая грязь, в которые мои руки погрузились по локоть, были до того мерзкими и тошнотворными, что я чуть не лишился чувств. Вдобавок, во время неожиданного падения комья отвратительной жижи полетели мне в лицо, и несколько капель попало в рот, отчего я чуть не задохнулся и закашлялся. Никогда мне не забыть, как я поднимался из этой лужи, вдыхая смрадные испарения, которые призрачным белесым туманом поднимались вокруг. Но хуже всего было то, что с отчаянием загнанного зверя я увидел слева и справа от себя темные фигуры, стремительно несущиеся вперед, чтобы взять меня в кольцо.

Удивительно, как наш мозг начинает работать в секунды наивысшего нервного напряжения, даже когда мыслительная энергия концентрируются на чем-то одном – самом ужасном и требующем немедленного решения вопросе. Мне грозила смертельная опасность, жизнь моя зависела буквально от каждого сделанного мною шага, но странным образом я не мог не удивиться тому непонятному упрямству, с которым эти старики преследовали меня. Их решительность, неизменное молчание и жуткое упорство даже в таких обстоятельствах вызывало во мне наравне со страхом даже некоторое уважение. Какими же они были в расцвете сил? Теперь я понимал, как французской армии удалось одержать победу на мосту Арколе, мог представить, с какими лицами воины старой гвардии по приказу своего императора шли на верную смерть у Ватерлоо! Иногда бывает приятно подумать о подобных героических свершениях, но, к счастью, это не помешало оценить ситуацию, в которой находился сам.

Я понял, что проиграл, врагам удалось обложить меня с трех сторон, они явно загоняли меня в определенном направлении, в левую сторону, где меня поджидала какая-то опасность. Что ж, выбора не было, я побежал в том единственном направлении, которое оставили открытым преследователи. Приходилось передвигаться по дну низины, поскольку преследователи неслись по ее краям. Несмотря на то что вязкая земля затрудняла движения, молодость и физическая тренировка позволили мне не только не дать преследователям приблизиться, но даже увеличить расстояние между ними и мною. Это придало новые силы, открылось второе дыхание. Прямо передо мной было небольшое возвышение. Я взбежал по пологому склону и обнаружил озеро, или скорее огромное болото с мутной водой, на противоположном берегу которого виднелась небольшая, казавшаяся мрачной и совершенно черной запруда. У меня мелькнула мысль, что, если бы только удалось добраться до этой насыпи, то, обретя под ногами твердую почву и некое подобие дороги, я имел бы все шансы на спасение. Посмотрев по сторонам и убедившись, что ни справа, ни слева никого нет, я побежал напрямик, прямо через болото, внимательно глядя под ноги. Передвигаться было нелегко, но, слава Богу, болото было достаточно мелким, чтобы можно было не бояться провалиться в него и застрять. Очень скоро я добрался до запруды и, ликуя, взбежал на земляную насыпь, но там меня ждало новое потрясение. Со всех сторон с земли поднялись темные фигуры и двинулись ко мне, сжимая в руках длинную веревку.

Кольцо замкнулось. Мне уже некуда было бежать, конец был близок.

Оставался последний шанс, которым я и воспользовался. В несколько шагов я пересек насыпь, пробежав между двумя противниками, которые чуть было не схватили меня, и с разбегу бросился в воду с другой стороны запруды.

В любых иных обстоятельствах я бы подумал, что вода здесь слишком грязная и зловонная, но в тот миг она показалась мне такой же приятной, как кристальный источник для изнемогающего от жажды путешественника. Это был путь к спасению!

Преследователи ринулись следом. Если бы веревку держал кто-то один, участь моя была бы решена, потому что он смог бы накинуть ее на меня еще до того, как я отплыл на порядочное расстояние, но, поскольку ее держало множество рук, когда веревка взвилась в воздух и с плеском опустилась на воду, я был уже достаточно далеко. За несколько минут я доплыл до противоположного берега и вышел из воды, освеженный и насколько это было возможно довольный победой.

Оглянувшись, я увидел, что негодяи бросились обегать озеро с обеих сторон. Преследование продолжалось. Снова мне предстояло решить, в какую сторону бежать. Теперь передо мной открылось большое болотистое пространство, очень похожее на то, что я совсем недавно пересек. Углубляться сюда не хотелось, поэтому я на секунду задумался: стоит ли побежать вверх или вниз по насыпи, но тут мне показалось, что я услышал какой-то звук, похожий на удары весел о воду. Я прислушался и закричал.

Ответа не последовало, но звук прекратился. Очевидно, что мои враги где-то раздобыли какую-то лодку. Я сделал пару шагов вниз и побежал налево от того места, где прыгнул в воду. Я снова услышал несколько всплесков, тихих и осторожных, какие издают крысы, когда погружаются в воду, только сейчас ныряло нечто намного большее. Посмотрев на озеро, я увидел, что его темную гладь прорезали несколько выступающих над водой голов. Выходит, несколько супостатов тоже решили пересечь озеро вплавь.

К тому же за спиной послышалось быстрое поскрипывание уключин и шлепки весел о воду. Враги не собирались отставать. Что было сил я побежал вперед. Через пару минут остановившись и тяжело дыша, я оглянулся. На берег из воды выползали несколько темных силуэтов. Усилился ветер, и вода покрылась рябью, заволновалась. Мне приходилось очень внимательно всматриваться себе под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть – я понимал, что падение для меня будет равносильно смерти. Еще через какое-то время я оглянулся снова. По дороге на насыпи за мной бежали несколько фигур, но на широкой болотистой равнине их было намного больше. Какую новую опасность это предвещало, я не знал, мог только догадываться. Когда я снова побежал, мне показалось, что я продвигаюсь не по прямой, а все время немного забираю вправо. Я поднял глаза и увидел, что водное пространство стало гораздо шире, чем раньше, насыпь стала намного ниже, и рядом с ней протекал еще один водный поток, на ближнем берегу которого я заметил нескольких преследователей, отделенных от меня болотом. Выходит, я был на острове.

Ситуация, в которой я оказался, была поистине ужасной. Преследователи окружили со всех сторон. Позади я слышал ускоряющийся плеск весел, те, кто греб, словно уже предвкушали близкий конец. Всюду, куда ни посмотри, не было видно ни крыши, ни света. Справа вдалеке что-то темнело, но что это такое, я не мог понять. Чтобы принять решение, как поступать дальше, у меня было не больше секунды. И тогда я спустился с берега и вошел в воду. Загребая изо всех сил руками, я выплыл на середину потока и отдался течению. Проплыв таким образом некоторое расстояние, я дождался, пока на луну наползло темное облако, отчего все вокруг погрузилось в кромешную темноту, снял шляпу, аккуратно положил ее на воду и отпустил. Течение подхватило ее и понесло, я же нырнул и как можно быстрее поплыл под водой направо. Полагаю, под водой я пробыл не менее полминуты и вынырнул очень аккуратно. Обернувшись, я увидел, как моя светло-коричневая шляпа несется по течению. К ней стремительно приближалась старая утлая лодка, в которой на весла налегали два человека. Луна все еще была частично закрыта облаками, но я смог рассмотреть, что в лодке были еще люди. Один из них сжимал в руках тот самый ужасный топор, удара которого мне недавно чудом удалось избежать. Я стал наблюдать, что же будет дальше. Когда они приблизились к шляпе вплотную, этот человек замахнулся и нанес сокрушительный удар. Шляпа исчезла под водой, а человек на лодке полетел вперед головой и чуть не выпал из лодки. Товарищи втащили его обратно, но топора в руках уже не было. Я отвернулся и изо всех сил поплыл к дальнему берегу. До моих ушей донеслось приглушенное «Sacre»[12]12
  «Проклятие!» (фр.)


[Закрыть], что говорило о ярости моих противников, понявших, что их обманули.

Это был первый членораздельный звук, который я услышал за все время погони. Хотя это и было страшное проклятие, не предвещавшее ничего хорошего, я был ему рад, поскольку оно нарушило то безмолвие, больше всего угнетавшее и повергавшее в ужас. Теперь стало понятно, что меня преследуют не призраки, а люди из плоти и крови, такие же, как я, и, значит, у меня есть еще шансы на спасение, хоть я и был один против многих.

Однако когда пелена молчания была взрезана, тишина наполнилась множеством звуков. Последовал быстрый тихий обмен вопросами и ответами между теми людьми в лодке и на берегу. Я обернулся. Это было непростительной ошибкой, потому что кто-то тут же заметил мое лицо, должно быть, мелькнувшее белым пятном на фоне черной воды, и закричал. В мою сторону немедленно протянулось несколько рук, лодка развернулась и понеслась ко мне. До берега оставалось уже совсем чуть-чуть, но лодка приближалась стремительно. Еще несколько рывков – и я достигну берега, но уже чувствовалось, как качается вода, и я уже ждал удара по голове веслом или каким-либо другим орудием. Если бы тот ужасный топор не пошел на дно, не думаю, что я бы добрался до берега. Уже была слышна брань находившихся в лодке головорезов и тяжелое дыхание их товарищей, которые налегали на весла. Последний отчаянный взмах, и вот я достиг берега. Нельзя было терять ни секунды – прямо за мной на берег вылетела и лодка, и из нее выпрыгнули несколько преследователей. Я взбежал на насыпь и снова помчался налево. Лодку оттолкнули от берега, и она поплыла по течению следом. Заметив это, я понял, что продолжать двигаться по насыпи опасно, поэтому спрыгнул вниз на противоположный от лодки склон, с разгону перебежал через болотистый участок, разбрызгивая во все стороны жидкую грязь, выбежал на открытую равнину и помчался вперед.

За мной последовали не знающие усталости головорезы. Вдалеке я заметил темную массу, которую уже видел раньше, только теперь она казалась ближе и больше. Сердце наполнилось радостью, когда я догадался, что это, должно быть, крепость Бисетра. С новыми силами я устремился к ней. Я слышал, что Париж окружен кольцом крепостей, которые соединяют дороги, специально углубленные в землю, чтобы передвигающиеся по ней защитники города не были видны врагу. Я понимал, что если мне удастся выбежать на такую дорогу, я буду спасен, но в темноте было совершенно невозможно рассмотреть, где она проходит, поэтому я просто бежал вперед, надеясь, что ноги сами выведут меня куда надо.

Вдруг я выбежал на край глубокого рва и увидел ее внизу, по обеим сторонам защищенную канавами с водой и высокими кирпичными стенами.

Из последних сил я бросился к ней. Я спотыкался, падал, но инстинкт самосохранения заставлял меня снова вставать. Мне опять пришла в голову мысль об Элис. Я не хочу бесславно погибнуть от рук озверевших оборванцев и погубить ее жизнь. Я буду бороться до последнего. Забраться на кирпичную стену стоило больших трудов. Карабкаясь по ней, как дикая кошка, я почувствовал, как по лодыжке скользнула чья-то рука. Преодолев стену, я оказался на мощеной дороге. Невдалеке маячил какой-то источник тусклого света. Я слепо ринулся к нему, споткнулся, упал, снова поднялся, покрытый грязью и кровью.

– Halt la![13]13
  Стой! (фр.)


[Закрыть]

Эти слова показались мне голосом ангелов. Свет как будто принял меня в свои ласковые объятия, и я закричал от радости.

– Qui va la?[14]14
  Стой! Кто идет? (фр.)


[Закрыть]

Послышалось бряцание мушкетов, перед глазами блеснула сталь. Я остановился, хоть сзади раздавался топот преследователей.

Еще пара слов на французском, и из ворот выбежал сторожевой отряд. Мне показалось, что я угодил в красно-синий водоворот, все вокруг засверкало, загремело оружием, зазвучали приказания, отдаваемые громкими командирскими голосами. Я, лишившись последних сил, пошатнулся и стал падать, но меня подхватил кто-то из солдат. Я в страхе посмотрел назад и увидел, как множество темных фигур бросилось врассыпную и растворилось в ночи. Потом я, должно быть, потерял сознание. Пришел в себя в комнате охраны. Мне дали бренди, и через некоторое время я уже был в состоянии рассказывать о своих злоключениях. Потом откуда ни возьмись появился комиссар полиции (похоже, все полицейские Парижа имеют такую привычку – появляться совершенно неожиданно, как бы ниоткуда). Он выслушал мою историю очень внимательно, потом наскоро поговорил со старшим офицером охраны. Похоже, они пришли к какому-то соглашению, потому что спросили меня, смогу ли я проследовать за ними.