Текст книги "Фиолетовое пламя"

Бренда Джойс
Фиолетовое пламя

Пролог

Нью-Йорк, 1 ноября 1873 года

– Рейз! Я так рад, что ты смог прийти!

Рейз Брэг, обворожительно улыбаясь, пожал руку Элберта ван Хорна. Он только что вошел в громадный, с мраморными колоннами холл особняка ван Хорна на Четырнадцатой улице. Потолки высотой в двадцать пять футов украшала замысловатая роспись – крылатые херувимы плыли среди розоватых облаков. Лестница с массивными, из красного дерева и меди перилами, изгибаясь, вела наверх, ступени ее были устланы восточным, алых тонов, прямо-таки королевским ковром. Античные бюсты надменно взирали на Рейза с мраморных пьедесталов, а люстра, величиной с два рояля, мерцала тысячами хрустальных подвесок. Рейз повидал немало роскошно обставленных особняков, но даже он был потрясен.

– Я и сам очень рад, Элберт, вы же знаете, – искренне сказал он.

Элберт ван Хорн финансировал железные дороги еще со времен Гражданской войныnote 11
  Гражданская война в США между буржуазным Севером и рабовладельческим Югом. Конфедерация южных штатов потерпела в этой войне поражение. В апреле года войска северян взяли Ричмонд – столицу Юга. Рабство было отменено, но негры, освобожденные без земли, не получили действительной свободы, равно как и реальных гражданских прав


[Закрыть] и потому был баснословно богат. Он обнял молодого человека, за плечи и повел через просторный холл; пол здесь был выложен черными и белыми мраморными плитками.

– Ну как ты, Рейз?

– Прекрасно, сэр, а вы?

– Да так, тяну помаленьку, – ответил ван Хорн. – Я слышал, ты скоро опять уезжаешь.

– Да, сэр. Боюсь, что тик.

– Мне бы хотелось кое-что обсудить с тобой до твоего отъезда. – Ван Хорн покачал головой. – Рейз, скоро тебе будет тридцать. Ты только что вернулся из Европы и вот – опять уезжаешь. Пора бы тебе остепениться. Создать семью. Пустить корни.

– Вообще-то на этот раз я еду по делам, а не развлекаться. Я вложил деньги в горные разработки в Ванкувере. Мы угробили уйму времени, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Теперь еду туда сам: хочу разобраться, что или кто задерживает работы.

– Думаешь, кто-нибудь ошибся? Это случается, – сказал ван Хорн.

– Возможно, здесь не случайная, а преднамеренная ошибка, – ответил Рейз неожиданно холодно и жестко.

Он был красив: высокий, широкоплечий, гибкий в талии, бронзовый от солнца, с буйными золотыми кудрями и безупречно вылепленным лицом. Однако сейчас все безмятежное обаяние, которое производило столь неотразимое впечатление, исчезло. В его облике вдруг появилось что-то угрожающее.

Они вошли в громадную роскошную гостиную; пол ее был устлан толстыми персидскими коврами, а потолок, как и в холле, украшен фресками. Народу было не слишком много, так как обедали сегодня в узком кругу, – человек двадцать, все в подобающих случаю вечерних туалетах.

Рейз оглядел комнату, кивая знакомым и отыскивая взглядом миссис ван Хорн – добродушную, чрезмерно полную даму.

– Джоселин, как приятно снова увидеть вас! – ласково произнес он, подходя к хозяйке дома и целуя ее руку. – Я вижу, у вас тут некоторые перемены в обстановке. Дом выглядит великолепно.

– Да? Вам и правда так кажется? – с беспокойством спросила Джоселин, покусывая пухлую нижнюю губку и скрестив руки на своем обширном бюсте. – Я не совсем уверена в этом сочетании красных и пурпурных тонов. У вас такой хороший вкус, Рейз. Скажите, как, на ваш взгляд, они сочетаются?

– Такое сочетание существует исключительно для королей и их королев, миледи, – улыбнулся он, отвешивая ей шутливый поклон.

Миссис ван Хорн рассмеялась.

Таддеус Паркер, земельный магнат и добрый приятель Рейза, крепко пожал ему руку:

– Рад видеть тебя, мой мальчик. Я уже наслышан о твоих отчаянных выходках. Облазил все скалы в Альпах? Рейз усмехнулся:

– Это действительно называется скалолазанием, Тед. Это просто спорт.

– А по мне – так это просто способ покончить жизнь самоубийством.

– Сходство только в остроте ощущений, – хмыкнул Рейз, – но я не собираюсь сводить счеты с жизнью, у меня еще слишком много неосуществленных планов.

– Слава Богу, ты родился под счастливой звездой, – заметил Паркер. – А то ведь хватило бы и одного падения. Знаешь, Рейз, большинство людей отдали бы все за твое везение.

Рейз слегка приподнял бровь:

– В делах, в картах или с женщинами? Паркер расхохотался:

– И в том, и в другом, и в третьем!

– А как там Элизабет? – спросил Рейз. – И девочки? В последний раз, когда видел их обеих, я чуть не потерял сердце дважды.

Паркер просиял:

– Элизабет чувствует себя прекрасно, спасибо, а девчонки, разумеется, прослышали, что ты в городе, и ждут не дождутся встречи с тобой.

Дочери Паркера, тринадцати и пятнадцати лет, были на самом деле довольно невзрачны, поклонники вовсе не падали у их ног.

– Завтра загляну, – пообещал Рейз. – Я привез им кое-что из Парижа.

– Ты их портишь, – мягко пожурил его Паркер. Рейз широко улыбнулся, при этом на щеках у него появились две глубокие ямочки.

– Ну разве можно не баловать таких девушек? Именно так он и думал. Рейз кивнул стальному магнату, текстильному королю, издателю нью-йоркской «Ивнинг пост» и известному адвокату Брэдли Мартину и его жене Корнелии. Он уже направился было к ней, когда что-то твердое ударило его по руке. По силе удара Рейз понял, что это палка старой миссис Андерсон. Обернулся, улыбаясь, и получил еще один удар. Маленькая седовласая старушка просто метала громы и молнии:

– Вы заявились сюда и болтаете с кем попало, со всеми, кроме меня, вы, негодник!

Рейз взял ее сухую лапку с громадным изумрудом на пальце и галантно поднес к губам.

– Я слишком неповоротлив для вас, Беатрис, вы же знаете.

Она нахмурилась:

– Вы уже неделю не заглядываете ко мне, молодой человек!

– Я заходил вчера, помните? – сказал Рейз мягко, по-прежнему держа ее за руку. Грозная старушка была когда-то супругой известного банкира и несравненной хозяйкой дома. А потому с ней до сих пор считались и приглашали на все светские рауты, хотя некоторые находили, что вдова уже впала в маразм. – Ну как, по вкусу ли вам пришелся швейцарский шоколад, который я вам привез?

Ее выцветшие голубые глаза неожиданно вспыхнули.

– И даже очень! В следующий раз привези мне две коробки, а не одну!

Он не мог сдержать улыбки:

– Беатрис, неужели вы успели съесть всю коробку? Быть того не может!

– Конечно, нет, – обиженно фыркнула миссис Андерсон.

Он провел пальцем по ее шали – еще один подарок от него. Шаль была из тончайшего шелка, ярко-зеленого, переливчатого, никак не подходившего к ее бледно-голубому платью.

– Я вижу, вам понравилась шаль? Старая дама смягчилась:

– Она восхитительна, Рейз. Я надеваю ее каждый день. Но в другой раз, когда поедешь за границу, ты должен взять меня с собой. Тогда я смогу сама покупать себе шали и сладости. Я так давно не была в Европе! Я ведь, знаешь, не молодею.

Миссис Андерсон было далеко за восемьдесят.

– Это долгое, трудное путешествие, – тихо, без улыбки проговорил Рейз. – Когда я приезжаю в Лондон, целую неделю не могу оправиться. Кошмарная поездка.

– Хм-м-м… – Она поджала губы. – Да, я помню, это очень длинное путешествие. Пожалуй, для меня, в моем возрасте, это уж слишком.

– Вы только скажите, что мне привезти вам в следующий раз, Беатрис, и я все сделаю.

– Ты славный мальчик. – Старушка потрепала его по щеке.

– Благодарю вас. – Он озорно блеснул своими синими глазами и подмигнул ей. – Я сам это знаю. Она снова ударила его по руке тростью:

– Гордыня до добра не доведет!

Рейз только усмехнулся.

Ван Хорн подошел к ним с очаровательной блондинкой.

– Вы знакомы с моей племянницей, Рейз? – спросил он. – Это Патриция Дарнинг. Быть может, вы встречались с ее мужем в Лондоне?

Рейз повернулся к белокурой красавице, взял ее руку и чуть коснулся губами.

– Нет, не думаю, что я имел удовольствие встречаться с мистером Дарнингом. Но я знаком с его прелестной женой, – добавил он, и на щеках вновь появились ямочки, – а потому смею утверждать, что этому господину невероятно повезло.

Патриция не сводила с него глаз.

– Благодарю вас. Я слышала, вы только что вернулись из Европы? – спросила она любезно.

– Да. Альпы, Париж, Лондон.

– Чудесно!

Рейз заговорил с ван Хорном:

– Кстати, когда я был в Англии у своего брата, я заехал на конный завод в Девоне и купил там жеребчика и двух племенных кобыл. Кобылы проверенные, но, Элберт, – глаза Рейза вспыхнули, – жеребец просто великолепен. Прирожденный победитель.

– Может, расскажешь мне обо вcем этом поподробнее завтра в клубе? Позавтракаем вместе?

Лицо Рейза просияло ослепительной улыбкой.

– Прекрасно! А заодно обсудим то дело, о котором вы говорили раньше.

Ван Хорн согласился и отошел, затерявшись среди гостей.

– Мне не удалось встретиться с тобой сегодня, – сказала Патриция, предусмотрительно понизив голос. – Я заходила к тебе в отель, прождала около часа, Рейз, но ты так и не появился.

– Мне очень жаль, Триш, но я был на важном заседании.

Он улыбнулся, оглядывая комнату. Убедившись, что никто не обращает на них внимания, Рейз взглянул на нее пылко, с надеждой и обещанием. Легкая улыбка тронула его изящно очерченный рот; рука коснулась талии Патриции, большой палец ласково поглаживал атлас платья. Он наклонился ближе:

– Мы еще можем восполнить упущенное, не правда ли?

Речь его выдавала выходца из западного Техаса – она была тягучей, одновременно мягкой, словно шелк, и жесткой, как наждачная бумага.

– Встретимся наверху, в голубой комнате для гостей, через полчаса, – шепнула Патриция, отходя от него.

Рейз еще секунду смотрел ей вслед. Он помнил, каким безумным было их последнее свидание. Однако теперь Патриция стала намекать, что не прочь развестись со своим мужем, Дарнингом. Она начала также расспрашивать Рейза о его брате Нике, который, хотя и был на четверть индейцем, как и Рейз, являлся лордом Шелтоном, герцогом Драгморским.

То, что его мать, Миранда Брэг, была дочерью покойного лорда Шелтона, не составляло тайны, однако Рейз никогда не упоминал об этом. Он не мог понять, как Патриция все проведала, но, очевидно, она предприняла некоторое расследование. А когда женщина начинает выведывать и вынюхивать, это означает, что у нее на вас серьезные виды.

Рейз решил, что нужно положить конец ее интригам, сказав правду. Он еще не готов к спокойной, оседлой жизни; и вряд ли это случится в ближайшие десять лет – по меньшей мере. Не то чтобы он был против брака, нет. Когда-нибудь он встретит достойную женщину и обзаведется семьей, так же как сделал отец, встретившись с его матерью. Но день этот еще очень далек, а пока что весь мир открыт для него. После Канады Рейз собирался отплыть в Китай на торговом клипере, акции которого недавно приобрел. В конце концов, он ведь никогда не был на Востоке.

Рейз не мог преодолеть чувство легкой жалости к Патриции, хотя ни разу не давал ей никаких обещаний. И к тому же она не свободна. И отчего это все женщины хотели женить его на себе? Даже замужние. А уж что говорить о незамужних! С давних пор, еще до того как он заработал свой первый миллион, они, похоже, начинали воображать себя рядом с ним у алтаря, стоило им только взглянуть на него.

Рейз учтиво побеседовал с гостями ван Хорна, успел с каждым перекинуться словечком, но ровно через тридцать минут он вошел в голубую комнату для гостей и закрыл за собой тяжелую, красного дерева, дверь. Патриция ждала его. Выражение ее лица не могло бы обмануть ни одного мужчину. Рейз крепко прижал ее к себе.

– Привет, Триш, – пробормотал он, и рот его нашел ее губы – сладостно, ласково, чувственно. С жадностью впившись в ее рот – страсть уже завладела им целиком, – он то тесно приникал к ней, жестко и горячо, то гибко и быстро раскачивался взад и вперед. Патриция застонала. Он взял в ладони ее маленькие груди, поглаживая их.

– О Рейз, Рейз… – выдохнула Патриция, не помня себя, пальцами зарываясь в его густые, выгоревшие на солнце волосы.

– Да, да, любовь моя, сейчас, – хрипло пробормотал он.

Платье ее было до полу, по последней парижской моде, с роскошным турнюром, на кринолине, бесконечно досаждавшем Рейзу в подобных случаях. Он ловко, не раздумывая, вскинул подол до талии. Рука его тотчас же устремилась к бедрам, искусно лаская гладкую кожу ног, скользя все выше, к чудесной округлой выпуклости между ними. Патриция бессильно откинулась на дверь. Он быстро нашел разрез в ее коротеньких шелковых панталонах и дальше, за ним, – влажное, теплое лоно, осторожно поглаживая, плавно, настойчиво проникая повсюду. Женщина вздрогнула и застонала.

Он поцеловал ее нежно, едва касаясь, чуть щекоча и возбуждая. Язык его дразнил и мучил.

– Давай, любовь моя, давай, взлетай к звездам, – шептал он глухо, страстно.

Патриция вся выгнулась и вскрикнула – еще и еще.

– Любовь моя, – шепнул Рейз, мгновенно расстегивая брюки. Набухшая, упругая плоть вырвалась наружу; он подогнул колени и вошел в нее. Она задохнулась. У него тоже перехватило дыхание.

Обхватив его ногами, опираясь спиной о дверь, она взлетала в такт его движениям, сильным, ритмичным, чувствуя на своей шее жар его щеки.

– Рейз! – вскрикнула Патриция. – Мне кажется… о!.. – Она всхлипнула.

Рейз тоже вскрикнул – хрипло, гортанно, – судорожными толчками изливая в нее поток горячего семени.

Когда дыхание вернулось к ним и они привели себя в порядок, Рейз нежно сжал ее талию.

– Радость моя, – прошептал он. – Теперь давай спустимся, пока нас не хватились.

Патриция взглянула на него с бесконечным обожанием.

Двадцать минут спустя они сидели за сверкающим хрусталем обеденным столом, застеленным белоснежной льняной скатертью, среди роскоши, достойной Ротшильда. Разговор вскоре перешел на излюбленную всеми скандальную тему – дело Вудхел.

Виктория Вудхел и ее сестра издавали еженедельник экстремистского женского движения, которое защищало, кроме всего прочего, право женщин любить кого и когда им заблагорассудится. Недавно Виктория Вудхел обвинила Генри Уорда Бичера, лидера «Национальной ассоциации борьбы женщин за избирательное право», в любовной связи с Элизабет Тилтон, женой реформистского издателя. Вудхел ни много ни мало обозвала Бичера лицемером и трусом за то, что тот не поддерживает свободную любовь публично. В ответ «Национальная ассоциация» порвала отношения с сестрами Вудхел. Они были арестованы за выпуск непристойной литературы. Теперь газеты наперебой кричали об этом скандале, стремясь удовлетворить жажду публики посмаковать крохотные обрывки сплетен, которые смогли надергать репортеры.

– Я лично считаю, что Вудхел виновна, – заявила Корнелия Мартин. – Подумайте! Печатать в своей жалкой газетенке статейки о свободной любви – это же возмутительно!

– Вся эта газетка возмутительна, – поддержал ван Хорн. – Ратовать за свободную любовь! Бог мой, это же подрыв всех устоев!

Рейз при этих словах не мог сдержать улыбки.

– Мне кажется, свободная любовь – довольно-таки интересная идея, – пробормотал он небрежно.

Патриция, вспыхнув, взглянула на него. Кое-кто из мужчин хмыкнул.

– Держите ваши отвратительные взгляды при себе, молодой человек, – прошипела Беатрис Андерсон.

Рейз в ответ на ее сердитый взгляд шутливо подмигнул.

– По сути, – продолжал ван Хорн, – эти женщины-борцы – не что иное, как безнравственные, неразборчивые в своих связях развратницы и при этом мужененавистницы. Это совершенно очевидно.

– Совершенно, – согласился Таддеус Паркер.

– Я в общем-то целиком поддерживаю желание женщин иметь право голоса, – вступил в разговор издатель Брэдфорд Эймс. – Но так как они подстрекают людей к бесчинствам, пытаясь уничтожить наши американские порядки, то, боюсь, они никогда не получат этого права.

– Думаете, ее признают виновной? – спросила Патриция, имея в виду Викторию Вудхел.

Последовал оживленный спор, продолжавшийся в течение всего обеда.

Затем дамы перешли в гостиную пить кофе с пирожными, а мужчины устроились в библиотеке, где их ждали коньяк, сигары и карты.

– Я возьму две, – сказал Рейз, крепко зажав в зубах сигару.

В библиотеке стояла почти полная тишина, если не считать приглушенного гула мужских голосов да изредка звона бокалов. Рейз нечаянно подцепил две карты, которые сдающий бросил на лакированную поверхность дубового стола.

Он скинул черный фрак и шелковый галстук. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, обнажая большие сильные руки. Серебристый с голубой вышивкой жилет распахнулся на мощной груди. Он попыхивал сигарой, пристально наблюдая, как ван Хорн берет две карты, Паркер – одну, Эймс – две, а Мартин Брэдли – три.

Библиотека, как и весь особняк ван Хорна, блистала роскошью. Восточный ковер с узорными переплетениями – карминными, бирюзовыми, золотыми. Стены затянуты золотой парчой, шторы – из золотистого бархата. Деревянные панели – красного дерева, мебель – розового, работы знаменитого нью-йоркского мастера Генри Белтера.

– Я объявляю, – медленно проговорил Рейз. Внезапно снаружи в тишину библиотеки ворвался крик. Нечто похожее на «Освободить!».

– Что за чертовщина? – удивился Эймс, подергивая свой длинный ус.

Рейз пожал плечами. Затем послышался звон бьющегося стекла и донесся новый пронзительный крик, в котором уже вполне отчетливо можно было разобрать слова «Свободу женщинам!».

На мгновение все мужчины застыли. Потом Рейз вскочил на ноги и решительно шагнул к двери. Когда он открыл ее, снова послышался грохот и где-то неподалеку высокий, надрывный крик:

– Долой тиранию мужчин!

За ним – другой, на этот раз истерический и явно принадлежавший миссис ван Хорн:

– Уберите ее с моего рояля!

Рейз выбежал из библиотеки раньше остальных и помчался по коридору к гостиной. На пороге резко остановился при виде открывшегося перед ним зрелища и рассмеялся.

Высокая тоненькая девушка, в бесформенном шерстяном платье, в шали и в берете, который наполовину скрывал ее бледное продолговатое лицо, стояла на рояле посреди блиставшей роскошью гостиной, а дамы сгрудились вокруг и испуганно глазели на нее.

– Женщины! – кричала она. – Мы не просто Божьи создания, мы гражданки, находящиеся под защитой закона – под защитой Четырнадцатой поправки. Мы имеем такое же право голосовать, как и получившие свободу негры!

– Снимите ее оттуда! – взывала Джоселин ван Хорн. – Она сломает мой рояль!

– Как она попала сюда? – в бешенстве вопрошал ван Хорн. – Вышвырните ее из моего дома!

В ответ девушка спокойно вытащила из-под шали револьвер. Толпа охнула.

– Не раньше чем я договорю то, что хочу сказать! – крикнула она, яростным взором обводя собравшихся, и продолжала с возрастающим одушевлением:

– Вашим слугам не удастся остановить меня, потому что правда на моей стороне и меня будут слушать.

Девушка потрясла револьвером. Корнелия Мартин взвизгнула. Тед Паркер бросился на непрошеную гостью, но та ловко увернулась. Рейз разглядывал ее оружие. Это был старый пятизарядный «кольт» образца 1840 года или около этого; он сомневался, что из него вообще можно выстрелить, и это немало его забавляло.

– Дамы, – кричала девушка, – лишь вопиющая несправедливость могла привести меня сюда сегодня вечером! Я прорвалась к вам, невзирая на мужчин – этих тиранов, стерегущих у ваших дверей, невзирая на эти стены, ставшие для вас тюрьмой, чтобы донести до вас слово свободы! Завтра – день выборов. Я обращаюсь к вам, я заклинаю: идите на избирательные участки! Требуйте свои права! Берите пример с нашего бесстрашного вождя – Сьюзан Энтони…

– Ну, это уж чересчур! – попытался остановить ее ван Хорн. – Предупреждаю: если вы сию же минуту не слезете с рояля – я вызываю полицию!

Рейз все так же с улыбкой наблюдал за происходящим.

Продолговатое лицо девушки не было уже больше нежно-молочным, как слоновая кость, оно пылало.

– Женщины, – продолжала она, не обращая ни малейшего внимания на ван Хорна, – отчего это, стоит нам только выйти замуж, мы перестаем существовать в глазах закона? С этой минуты мужья становятся нашими собственниками. Они забирают наше имущество, лишают нас наших прав, могут наказать нас, побить – взбреди им только в голову такая блажь! Пока мы не замужем и сами владеем своим имуществом, мы вынуждены платить налоги, поддерживая правительство, но это почему-то не дает нам права голоса. Мы должны потребовать его у правительства. Я призываю вас всех – идите завтра на избирательные участки!

– Рейз, сделайте что-нибудь! – отчаянно взывала Джо-селин. – О Боже, я не переживу этого! Я не вынесу! Поборница свободной любви, мужененавистница – и где! – в моем собственном доме!

– Спускайтесь вниз, мадам, – пряча улыбку, вкрадчиво проговорил Рейз, протягивая руку и собираясь вскочить на табурет у рояля.

Она нацелила «кольт» ему в грудь.

– Стойте где стоите! Я не закончила. Я…

Один из лакеев ван Хорна осторожно подкрадывался сзади. Джоселин делала ему отчаянные знаки. Девушка обернулась как раз вовремя. В ту же секунду револьвер выстрелил, – вероятно, по чистой случайности; виновница скандала от неожиданности подпрыгнула, а все собравшиеся отшатнулись.

– Пошлите за полицией! – крикнул ван Хорн, ни к кому конкретно не обращаясь; его жена без сознания осела на пол. – Смотрите! Моя жена в обмороке! Я требую, чтобы эту ненормальную арестовали!

Поборница прав женщин была вне себя от возбуждения. Пряди огненно-рыжих волос вырвались из-под берета, взметнувшись вокруг ее разгоряченного лица.

– Завтра мы все должны пойти к избирательным урнам! Мы обязаны попытаться покончить с тиранией мужчин, этим затянувшимся господством, основанным на силе и власти, но не на справедливости!

– Просто глазам своим не верю! – воскликнул Брэдфорд Эймс.

– Она действительно ненормальная, – пробормотала Патриция.

Голос девушки звучал теперь победно, торжествующе:

– Дело не просто в голосовании! Мы должны освободиться от какого бы то ни было господства! Не позволяйте этим гнусным развратникам пользоваться вашим телом, удовлетворяя свою похоть! Стремитесь к полному, окончательному освобождению! Мы все равны!

Она в неистовстве размахивала руками во все стороны, так что раздалось еще два выстрела, но пули, никого не задев, ушли в потолок.

Рейз снова засмеялся.

– Уж не снится ли нам все это? – спросил Таддеус Паркер.

– Безобразие! – кричал ван Хорн. – Где полиция?

– В жизни не видел ничего подобного. – Рейз улыбнулся Теду. – А я повидал немало, можете мне поверить.

– Мы должны перейти в наступление! – кричала рыжеволосая. – Час настал!

Все, кто был в гостиной, вздрогнули, когда револьвер выстрелил снова и пуля в очередной раз попала в потолок. Рейз покачал головой. Если она не поостережется, не миновать ей беды.

– Кто-нибудь послал за полицией? – спросил Паркер.

– Я только что отправил кучера, – ответил Эймс.

– Мы не должны участвовать в этом постыдном сговоре! – вне себя от возбуждения кричала девушка. – Выходить замуж за мелких деспотов, рожать им детей, вести их хозяйство и согревать их постель – вот что означает этот сговор!

У нее явно не в порядке с головой, подумал Рейз. Неужто она и в самом деле думает, что женщины отвергнут мужчин? Откажутся от брака? Он хмыкнул и шагнул вперед.

Девушка резко обернулась, наставив на него «кольт».

Он разглядел маленький, заостренный подбородок и полные, яркие, решительно сжатые губы.

– Ну-ка спускайтесь, красавица!

– Ни шагу больше! – предупредила она. – Развратник! Ловелас! Деспот!

Рейз вскочил на рояль, уверенный, что у рыжеволосой не осталось зарядов. Позади нее стоял длинный стол красного дерева, уставленный фарфоровыми чашами, восточными вазами и всевозможными изящными безделушками. Она метнулась было туда. Рейз – за ней. Обхватив ее руками за талию, он притянул ее к себе. Тело ее было таким же теплым, нежным и женственным, как и у любой другой. Девушка отчаянно отбивалась. Он хмыкнул.

– Вам следовало бы считать выстрелы, красавица, – сказал он, растягивая слова.

– Свинья – взвизгнула девушка.

Он вовремя упредил свирепый, совсем не женский удар коленом, нацеленный ему в пах. Рейз резко отклонился, и она перескочила с рояля на стол, ступая куда попало, так что драгоценные чаши и вазы со звоном посыпались на пол.

Широкая улыбка озарила красивое лицо Рейза, и он бросился за ней, скользя по полированному дереву. Он что-то опрокинул, стекло звенело и хрустело под ногами. Рыжеволосая завизжала, схватила вазу, стоявшую на краю стола, и угрожающе занесла ее над головой. Рейз кое-как затормозил, высоко вскинув руки. Его синие глаза сверкнули.

– Поставьте вазу, – сказал он вкрадчиво, стараясь говорить как можно мягче.

– Тиран! – крикнула девушка и швырнула вазу.

Он пригнулся. То же сделали ван Хорн и двое других гостей, оказавшиеся на линии огня. Никого не задев, ваза ударилась о стену. Рейз метнулся вперед. Девушка взвизгнула, когда он, приподняв, перекинул ее через плечо, точно она ничего не весила, затем аккуратно спустился на пол. Руки его бесцеремонно, словно лаская, обхватили ее хорошенький задик. Она соскользнула с его плеча и отчаянно рвалась и пиналась; вцепившись ему в волосы, потребовала:

– Пустите меня, мерзавец, животное! Одной рукой перехватив ее запястья, он притянул их к своей груди.

– Что мне с ней делать? – спросил Рейз хозяина дома.

– Передайте ее полицейскому на улице, – распорядился ван Хорн.

Рейз снова перекинул девушку через плечо, вышел из гостиной и двинулся по коридору под взволнованный гул голосов, а его пленница яростно шипела и фыркала:

– Отпустите меня, негодяй!

Он рассмеялся и шагнул на улицу, в ночную тьму.

– А вы обещаете вести себя прилично?

– Да, – выдохнула она. – Пустите.

Он, не в силах удержаться, снова скользнул ладонью по ее крепким, округлым ягодицам. Несмотря на мешковатое платье, не было сомнений, что она великолепно сложена. Возмущенная феминистка замахнулась кулачком, но удар пришелся мимо уха, не задев его, и Рейз бережно, но не спеша, опустил ее на землю, ощущая, как ее тело скользит вдоль него. Рыжеволосая головка в берете оказалась на уровне его подбородка; для женщины она была высокого роста. Секунду они молча смотрели друг на друга.

На улице было темно, но Рейз смутно различил нежное личико, высокие скулы и большие темные глаза. «Эге, да она хорошенькая!» – подумал он с удивлением.

Девушка вгляделась в лицо «деспота», не затененное полями шляпы, заметила его необычайно правильные черты, полные, чувственные губы. Это было самое красивое мужское лицо, какое ей когда-либо доводилось видеть, и от этого она почему-то разозлилась еще больше.

Он улыбнулся.

Она вспыхнула.

– Не беспокойтесь, – прошептал Рейз, крепко обнимая ее за плечи, – я не отдам вас полиции.

Еще на мгновение их взгляды скрестились: его – горячий, ее – холодный как лед. Вдруг она изо всех сил ударила его ногой по голени, Рейз присел, охнув от боли; девушка в берете исчезла в ночи.