Текст книги "Евангелие зимы"

Ник крепче сжал мне локоть.

– Заткнись ты!

– Успокоились все! – орал Дастин. – Мы просто пошутили!

– Пошутили? – повторила Джози. – Не смей даже прикасаться ко мне, – сказала она, когда он шагнул к ней.

– Да ладно тебе, – шумно вздохнул Дастин. – Что за фигня?

– Нет, – перебил Марк, – что это за фигня? – Он кивнул на Фейнголда. – Вы от этого кончаете?

– Я, черт возьми, тебе сейчас по-настоящему врежу, если не заткнешься, – пригрозил Ник. – В чем дело? Вы с Эйденом шли отдрочить Фейни или что? Ты поэтому его искал? Я тебя знаю. Я вижу, что ты за птица.

– Как тебе хочется что-нибудь узнать, – саркастически отозвался Марк. – Хочется, а хрен узнаешь.

– Ах ты, педик. – Ник ударил его в живот.

– Хватит! – заорал на Ника Дастин, разжав пальцы.

Я вырвался.

– Успокойтесь! – повторил Дастин, обращаясь ко всем, но мне не требовались его увещевания. Я сомневался, что надаю мощных плюх и вырублю всех врагов. Я никогда еще не дрался, но это было не важно: что-то я сделать мог.

Я пошел на Ника, но он оттолкнул меня в сторону, и я упал возле кровати. Ник снова пнул Марка в живот, но я успел встать и нанести удар. Обернувшись, Ник с разворота сильно двинул мне сбоку в лицо, поднял с пола и снова жестко ударил по голове. Зашатавшись, я повалился на Марка, но его по-прежнему держали за руки, и он не смог меня подхватить. Я съехал по его плечу и рухнул на пол. Девочки завизжали, а я на несколько секунд перестал понимать, где я и что происходит.

Когда я пришел в себя, я лежал на спине. Дастин прижимал Ника к стене. Голова у меня раскалывалась от боли, а Джози с Софи кричали на Андре. Марк подтащил меня к кровати и усадил спиной к ней. Боковым зрением я видел справа свешивающиеся с кровати пальцы Фейнголда. Слева не видел ничего – глаз почти не открывался. В комнате уже находились другие люди, и, хотя разговор становился все громче, превращаясь в гам, обстановка стала спокойнее, чем раньше. Я поглядел на Ника и улыбнулся. Улыбаться было больно, но я не дрогнул. Кровь капала с подбородка на колено.

Джози и Софи присели возле меня на корточки и спрашивали, как я себя чувствую. Я снова улыбнулся.

– Фейнголда-то прикройте, – сказал я.

Марк проворно вскочил на ноги. Софи бросилась ему помогать.

Джози коснулась моего лица, покачала головой и встала.

– Что у тебя вместо мозгов? – спросила она Дастина. Тот отпустил Ника и обернулся.

Ник обошел Дастина и через кровать ткнул пальцем в Марка:

– Я тебя по стенке размажу!

– Никто никого не размажет, – оборвал его Дастин.

– Да пошел ты! – вскинулся Ник. – Сразу хвост поджал, как только твоя девка вошла! А мы ведь как раз о нем говорили…

– Ты оглох? Заткнись! – крикнул Дастин.

Андре схватил Ника за плечо и повел к двери, растолкав собравшихся в коридоре.

– Давай выйдем и поговорим спокойно, – сказал Дастин Джози.

– Не о чем мне с тобой разговаривать, – отрезала она.

Он потянулся к ней, но она ударила его по руке.

– Ну перестань, – заныл он. – Все не так, как тебе показалось, ты должна понять!

Я попытался встать и вмешаться, но меня одолевала слабость, голова кружилась, а Дастин уже обошел меня. Джози пятилась от него по комнате, а он не отставал, умоляя ее не брать в голову. Наконец поднявшись на ноги и увидев в зеркале заплывший глаз и окровавленный рот, я понял, что быстро это не заживет, но не знал, стоило оно того или нет. Два парня и девушка начали одевать Фейнголда. Я кашлянул. Незнакомая девушка подошла ко мне с влажным полотенцем и осторожно приложила его к лицу. Она была ниже меня ростом, прическа у нее напоминала губку, и мне захотелось зарыться в нее лицом и уснуть. Но меня еще потряхивало от аддерола и адреналина – пульс не успевал за скоростью мыслей, мелькавших в голове.

Джози вдруг взяла меня под руку.

– Хочешь, уйдем отсюда?

– Зачем кому-то уходить? – спросил Дастин откуда-то сбоку.

– Тебе уж точно надо отвалить! – сказала «губка».

– Еще чего, никуда я не пойду! Все нормально, пошли веселиться!

– Погляди вокруг, – сказал я. – Где что нормально?

Он двинулся на меня, но Марк его перехватил. Подошли еще двое парней и оттащили Дастина.

Софи остановилась перед Дастином и наставила палец ему в лицо.

– Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты, – произнесла она.

Она подошла ко мне, и я, положив руки на плечи Софи и Джози, поплелся к двери. Они окликнули Марка, и мы вчетвером протиснулись через ставший тесным от сбежавшихся гостей коридор к выходу. Марк перекинулся парой слов с несколькими парнями из команды по плаванию и отправил их приглядывать за Фейнголдом. Прихватив свои куртки и пакет замороженного горошка для моей расквашенной физиономии, мы вышли на крыльцо, где не без некоторой простительной показухи я изобразил тяжело пострадавшего и попросил сигарету на дорожку. Все протянули мне свои пачки.

В машине Джози и Софи твердили, что мне надо ехать домой, но я не хотел. Когда они наконец сдались, Марк сказал, что может отвезти нас на пляж, где прошлым летом тренировался спасать утопающих. Я напомнил, что вечеринку необязательно заканчивать так рано (из меня еще не выветрились спиртное и таблетки).

– Хотите, встретим рассвет? – предложил я. – Я никогда не видел рассвета. Черт возьми, мы же живем, на берегу океана… Суперское начало года. – Я бросил в рот викодин и откинулся на спинку сиденья, предоставив остальным обсуждать идею.

Вскоре мы уже были на берегу. Марк выключил фары и въехал в тень придорожной парковки. Мы быстро прошли по аллее мимо темных, тихих домов и оказались на пляже. Ревел прибой, задувал ледяной ветер. Накануне было полнолуние, и, хотя луна висела в неизмеримой вышине, пляж освещало бледное сияние. Молочно-белесые волны накатывали на песок. Мы шли в нескольких футах от линии прибоя, чтобы не привлекать внимания тех, кто мог проехать по дороге. Шум океана заглушал любые разговоры, к тому же было слишком холодно, чтобы разговаривать. Джози взяла меня под руку и прижалась ко мне. Ее тонкая рука сжала мою через куртку и повела по плотному песку. Я видел только одним глазом, меня мотало между болью и бредом, и ее поддержка не столько помогала мне идти, сколько заставляла оставаться в сознании.

Наконец мы дошли до спасательной станции, и Марк подлез под пандус у неширокого крыльца. Я заглянул внутрь через окно. Комната была достаточно большой, чтобы вместить пару стульев, узкий стол и несколько надувных лодок и досок для серфинга. Марк вылез из-под пандуса с ключом и отпер дверь. Мы были рады убраться с холода – внутри хотя бы не было ветра. Потопав, чтобы ощутить замерзшие ноги, я вынул из внутреннего кармана бутылочку «Мидори» и пустил ее по кругу. Липкая сладость показалась отвратительной, зато внутри стало тепло.

Ветер нашел лазейки в щелях хлипкого домишки и тоненько посвистывал в углах.

– Как дом скрипит, – сказала Софи. – У меня ощущение, что мы в лодке.

Марк прикурил косячок и передал его Софи. Она затянулась и поманила к себе Джози. Они поцеловались, и Джози втянула дым изо рта Софи, затем сама затянулась и подалась ко мне. Ее язык мягко проник в мой рот, и, хотя челюсть ужасно болела, я не отстранился. Дым просачивался наружу, а поцелуй получился долгим, хотя я понял это лишь после того, как он закончился. Софи ухмылялась, а глаза Джози, поднятые на меня, сияли. Мне стало чуть неловко. Я сильно затянулся и, задержав дыхание, наклонился к Марку, поцеловал его и выдохнул как можно быстрее. Он вдохнул и заработал щеками, как кузнечными мехами. Его губы почти не отличались от губ Джози – ну, чуть тоньше и жестче, и он делал это совсем как Джози. Отодвинувшись, он выдохнул мой дым тонкой струйкой из угла рта, улыбнулся и отвел взгляд. Софи и Джози захихикали.

– Да! – протянула Софи.

– Чтоб никого не обделить, – сказал я.

– Не обделить? – Марк засмеялся. – Спасибо за заботу.

Мы обменялись крепким рукопожатием. Марк засмеялся громче и обнял меня за плечи.

– Кроме шуток, спасибо тебе. Иначе ходить бы мне завтра с фингалом. – Он улыбался, и мне показалось, что он снова хочет меня поцеловать.

Комната вдруг накренилась, и я схватился за него, чтобы не упасть.

– Ты чего? – спросил он.

– Да ничего. Воды бы. В горле жжет. – Я сделал еще глоток «Мидори», но это не помогло. Пошатываясь, я дошел до стола у стены и улегся, глядя в окно. Луна стояла еще высоко, но некоторые звезды тоже можно было различить. – Все нормально, не волнуйтесь, – сказал я им.

Джози подошла ко мне.

– Сам с собой разговариваешь? – поддразнила она.

– Не знаю, может, и так. Наверное, это у нас семейное.

Она уселась на стол, скрестив ноги, приподняла мою голову и пододвинулась. Почувствовав затылком ее колени, я улыбнулся. Джози взяла у меня бутылочку, отпила, и мы молча уставились в окно. Она положила руку мне на грудь – полы моей куртки были распахнуты, и принялась нежно ее поглаживать.

– Тебе очень больно? – спросила она наконец.

– Не очень, – соврал я.

– Может, еще обезболивающего?

– Не знаю, – сказал я. – Я вообще не знаю, сколько этого добра я уже сожрал за сегодня. Хоть бы не перебрать.

– А я бы еще одну приняла. Просто так. Я сейчас будто под кайфом, не хочу, чтобы это заканчивалось.

– Слишком много не принимай, ты пила.

– Вау, – засмеялась она. – Неужели заботишься?

– Забочусь. Это же как на льду кататься: весело, прикольно, а потом раз – и проваливаешься в воду.

– И можно умереть.

– Не надо, – попросил я. – Мы, можно сказать, только познакомились.

Джози наклонилась и мягко поцеловала меня в губы.

– Завтра ты будешь как монстр. Ты это понимаешь? Реально страшный.

– Ага, – сказал я. – Но если ты меня еще раз поцелуешь, мне будет все равно.

– Боже мой, – заныла Софи, стоявшая у дальнего окна. – Я вас отсюда слышу, не начинайте!

– Серьезно, чувак, – сказал Марк и закашлялся. Софи похлопала его по спине. – Серьезно, чувак, – прохрипел он снова.

Она засмеялась и затянулась косячком.

Джози улыбнулась.

– Не обращай на них внимания.

– Я ничего, – ответил я. – Мне хорошо.

– Да, – сказала она и взглянула на темные волны далеко от берега. – Мы можем остаться здесь навсегда, вот только замерзнем насмерть.

– Так близко друг к другу не замерзнем, – пообещал я. Мне было радостно это говорить и нравилось, как наши голоса звучат вместе, но у меня возникло странное ощущение, будто говорит кто-то другой, а я прячусь под столом и слушаю этого другого-марионетку, и того меня, который под столом, не покидает предчувствие грядущих бед, словно совсем рядом кто-то или что-то поджидает меня, чтобы все это отнять, и такая развязка неизбежна.

Я прикурил сигарету, и мы курили по очереди, слушая гулкие удары прибоя и свист ветра. Я гадал, нельзя ли стереть все события моей жизни до этой минуты, будто в моих силах было вызвать наводнение, которое все смоет, и начать заново. Я воображал, как океан подступает к песчаному пляжу, окружает маленький домик, затапливает окрестные кварталы, вода поднимается, нас подхватывает, и мы возносимся над этим разгулом стихии. Я бы спас по паре самого важного: два косячка, два мартини, двух девушек и двух парней. Мы бы смотрели в окно, как бурлящая мутная вода захватывает все новые территории, и наша лодка трещала бы и стонала, с плеском и брызгами переваливаясь через гребешки волн. Мы бы вывалили за борт весь мусор: домашние полки, набитые барахлом и финтифлюшками, наши компьютеры, нотные листы с произведениями, которые надо разучивать, нашу одежду и школьную форму, всю целиком латынь и наши худшие воспоминания. Что еще нужно, кроме сияния кожи Марка, электрического гудения в губах Джози и прищура Софи, когда она смеется? Когда вода схлынет и все будет смыто, мы сможем подняться из навоза и расцвести. И, может, тогда вырастет что-то новое.

Но наводнения не было. Ждать рассвета мы не стали: в какой-то момент Джози слезла со стола, поцеловала меня в лоб и отошла к остальным. Я задремал, пока они говорили, но вскоре проснулся оттого, что меня тащат на пронизывающий ветер и ведут по пляжу на дорогу. Марк спотыкался, как и все остальные. Я подумал, что он не привык ходить по песку, но его шаги остались нетвердыми и на асфальте. Я закурил, чтобы проснуться, и успел докурить сигарету, прежде чем мы дошли до машины. По дороге домой девочки заснули, а мы с Марком говорили о Фейнголде. Марк не сомневался, что больше ему никто ничего не сделает, но его возмущала обстановка на вечеринке.

– Никто ни за чем не смотрит, – повторял он. – Полный хаос.

На поворотах Марк описывал слишком широкую дугу. От напряжения я не засыпал. Дважды я опускал стекло, чтобы подставить лицо холодному ветру, и Марк делал то же самое. Он высадил девочек у дома Джози, и они, сонно попрощавшись, поплелись по аллее. Мы с Марком почти не разговаривали, пока он выезжал из их района, направляясь в наши края. Когда у подножия холма он свернул, машину вынесло на встречную полосу. Нас ослепили фары, я заорал, но Марк успел вывернуть руль. Мы вылетели на обочину и ткнулись в деревянный щит у пешеходного перехода.

Марк сидел, стиснув руль.

– Вот черт, вот черт, – повторял он.

Мы вылезли, осмотрели машину и поняли, что легко отделались – Марк ехал медленно. Осталось несколько царапин и вмятин, про которые можно что-нибудь наврать. Но Марк все равно схватился за голову, прислонившись к машине.

– Рано или поздно они все узнают, я это чувствую. Встанут со своими недовольными гримасами, воплощенное неодобрение, и будут качать башками, говоря: «М-да, мы знали, что из него ничего не выйдет, вот знали, и все».

– Ты про кого?

– Про родителей.

– Чувак, – сказал я, указывая на свое лицо, – зато ты хоть не выглядишь как я. – Марк засмеялся и всхлипнул. – Нет, серьезно, – продолжал я, – разве они не хотели, чтобы ты развеялся? Мне, конечно, придется что-нибудь наплести насчет разбитой морды, но когда мать узнает, что я веселился в компании друзей, у нее отляжет от сердца.

– Я не о веселье, – сказал он. – Об этом даже речь не идет. Веселье, видишь ли, надо сперва заслужить, как рай после смерти, а я еще не заслужил. Мне сначала надо стать сенатором.

– Сенаторы как раз знают толк в развлечениях, – возразил я.

– Ха, – ровно произнес Марк. – В нашей семье заведено иначе. Дело прежде всего. Отец считает, пора Ковольским двигать в политику.

– Тогда почему сам не двинет, зачем тебя пихает? Тебе это надо?

– Я не знаю, что мне надо. Я только не хочу никого разочаровывать, пока не разберусь, что мне все же надо.

– Как я тебя понимаю, – сказал я, подумав, сколько раз я слышал эту фразу и что она значит для меня сейчас. Изречение, которое преподносят как правду, а на деле откровенная ложь. Мне хотелось сказать что-нибудь, кроме этой чуши.

Марк теребил подбородок, обхватив себя другой рукой, и глядел в землю. Мне нечем было его подбодрить; я лучше умею принимать удары в лицо, чем вселять надежду. «Да ерунда все это, – хотелось мне сказать. – Возьми себя в руки, чувак, и научись, справляться с ситуацией».

– Поехали отсюда, – сказал я вместо этого. – Только домой меня не вези. Хочу знать, что ты нормально добрался.

Он остался благодарен, а по дороге его благодарность еще возросла, потому что стало ясно, что придется регулировать сход-развал. Ехать было можно, и Марк решил, что починит машину без ведома родителей, но вранья уже накопилось достаточно, и Марк волновался, что половину забудет. Мы подъехали к длинной аллее, огибающей его дом на холме. Марк заехал на газон, не заметив этого, и заглушил двигатель.

– Значит, еще раз: куда мы сегодня ходили?

– Мы ходили ко мне домой. – Я расстегнул куртку и вытащил пакетик. – Хочешь снотворного? Успокоишься и не будешь всю ночь бегать по потолку как сумасшедший.

– У тебя много, – сказал он, забирая у меня с ладони две таблетки.

Одну он проглотил сразу, другую положил в карман и сидел, ожидая, пока подействует, будто затянулся своей травкой. Я улыбнулся и тоже развалился на сиденье. Мне бы пакет со льдом, но в моем распоряжении был только викодин, таблетку которого и я бросил в рот. Я уже готов был прощаться, но мне не хотелось домой, и я некоторое время молча сидел рядом с Марком.

– Тебе пора, – сказал я наконец, но Марк не двинулся с места.

– Слушай, а тебе Джози нравится? – спросил он, чуть приподняв голову. – По-моему, ты ей нравишься.

– Господи, я не знаю. К тому же у нее есть парень.

– Ну да, – сонно засмеялся Марк. Я забеспокоился, но тоже не мог двинуться – тело расслаблялось слишком быстро. – Он уже вчерашний день, – речь Марка немного плыла. – Вот увидишь.

– Ну, я не знаю…

– Я подумал, может, ты гей? – Голос Марка поднялся на последнем слове, будто он задавал вопрос, но я ответил не сразу, потому что не знал как. Я знал, что хочу Джози, но не мог доверять своим желаниям. Отношения с отцом Грегом я никогда не расценивал как секс – мое тело работало по команде. С Джози все было иначе.

Марк съехал набок, уронив голову на подголовник, сонно улыбнулся мне, его рука задела рычаг переключения передач и упала на сиденье рядом со мной. Веки его опускались на глаза и вздрагивали – Марк боролся со сном.

– Так ты того или нет? – спросил он. Сейчас он казался моложе, менее опытным и пресыщенным, чем обычно. Таким я его никогда не видел. Может, наркотики сняли с него броню, или это был поступок, для которого он весь вечер набирался мужества (или я зоркости), но мне показалось, что Марк смотрит на меня с непонятной надеждой.

– Ты нас разве не видел? – спросил я наконец. – Нас с Джози?

Он не ответил. Его губы разомкнулись с чуть слышным «пф», щека смялась о подголовник, плечи расслабились. Дыхание, вырывавшееся из приоткрытых губ, оставляло влажное облачко на кожаной обивке. Я никогда еще не видел, как человек засыпает, не видел такой беззащитности.

Мне тоже очень хотелось спать, и я уснул бы даже в таком холоде, но через силу вылез из машины. Бросить Марка было легче легкого, но я не мог это сделать. Ковольски приедут только завтра, но нельзя же, чтобы они нашли сыночка спящим в машине. Я вынул ключи из зажигания, поднял Марка и попытался его разбудить. Он что-то пробормотал, не открывая глаз. Я забросил его руки себе на плечи и потащил к боковому входу. Его ноги скребли по земле.

Он проснулся и спросил, нельзя ли присесть. Я опустил его на крыльцо. Он наклонился к кустам, и его вырвало. Я отвернулся, чтобы не сделать то же самое, но, когда снова посмотрел туда, Марк лежал лицом в луже рвоты. Я быстро перевернул его на спину.

– Вот черт, – пробормотал он.

Его рубашка и брюки промокли от того, что из него вышло, но куртка была расстегнута и осталась относительно чистой. Я стянул с него куртку. Марк не отреагировал, когда я спросил, легче ему или нет, только улыбнулся с закрытыми глазами.

Один из его ключей подошел к боковой двери, и я втащил Марка в темную прихожую, усадив на скамью. Боковой вход, как и у нас в доме, вел на кухню. Я нашел бумажные полотенца и вытер Марка как мог тщательно, однако от одежды все равно отвратительно пахло.

– Марк, – позвал я.

Он крепко спал. Не без труда я стащил с него туфли, затем штаны и рубашку. Я выгреб открытый пакетик с марихуаной из его кармана и сложил одежду в мешок для мусора. Глядя на вытянувшегося на скамейке Марка, легко было убедиться, что он по любым меркам красив той красотой, о которой мы все мечтали. Плечи и грудные мышцы рельефно обрисовывались под футболкой, бугор в плавках здоровенный. Я мог провести ладонью по длинной линии его ножных мышц, мог потрогать где угодно. Я мог сделать с ним что хочу, вылепить из него, как из глины, орудие для любых целей, и во сне Марк робко улыбался, словно ободряя меня. Передо мной распростерся Человек из бронзы с сияющей кожей, и воздух вокруг дрожал от мольбы и желания.

И я решился – провел рукой по его коже, задержав ладонь в паху. Постояв минуту, я убрал руку: во мне ничего не дрогнуло. Я хотел Джози. Я готов снова поцеловать Марка, если это игра, в которой участвуют и девчонки, но мне не хотелось. Мне не нужно было тело Марка, я желал лишь его дружбы. Мы только-только входили в жизнь. Я хотел знать его мнение об этой жизни, хотел познавать мир вместе с Марком. Разве это тоже не род любви, не имеющей ничего общего с сексом, но в которой важно все остальное, объединяющее двоих людей?

Я подхватил Марка под мышки и поволок почти обнаженное тело через кухню и коридор в «берлогу» с огромным плоским телевизором. Уложив Марка на диван, я накрыл его одеялом и сел у дивана, поглядывая на его спокойное во сне лицо. Я не мог ответить Марку тем, чего он от меня, по-моему, ждал, но он был моим другом. Я восхищался им, но не знал, как ему об этом сказать.

Пульт был рядом, и я включил телевизор. Конфетти, фейерверки, концерты, толпы, дергающие головами в такт музыке. Праздник испускал дух в Нью-Йорке, но ночь закончилась не везде, праздновали по всей Америке, и я еще не хотел ложиться спать. Где-то бодрствовала и моя мать, не засыпая, чтобы не пришлось просыпаться, оттягивая наступление завтра с его неизбежным одиночеством, обнимая кого-нибудь своими по-птичьи тонкими руками. Я ничего не имел против. Я надеялся, что вскоре у нас появится тот, на кого можно хоть временно опереться, вспомнив, что жизнь продолжается.